— Мы с тобой это знаем, но эти люди видят магию каждый раз, когда случается что-то плохое. Некоторые говорят, что Тэсара прокляла Пенамора в то утро, когда он умер, и что Элиасара предвидела, что он утонет.
— В этом нет никакой логики! Элиасара чуть не утонула.
— Я не верю их глупым слухам, я просто говорю тебе то, что они говорят. Очевидно, в Рёнфине общеизвестно, что вода отвергает ведьму, хотя у них не было никаких ведьм, о которых можно было бы говорить.
— О, ради любви богов! — Гемена покачала головой. — Для людей, которые так презирают магию, они, безусловно, получают болезненное удовольствие от веры в то, что магия пронизывает их жизнь. Не волнуйся, Ирэни. Как ты и сказала, это всего лишь глупые слухи. Разговоры утихнут, как только они узнают суть своего нового правителя.
Ирэни прикусила губу.
— Есть еще кое-что, что тебе следует знать.
— Что?
— Это Савегр. Он был с Тэсарой.
— Когда?
— В ночь перед тем, как Пенамор утонул.
— Проклятье, Ирэни! Я сказала тебе присматривать за ней.
— Что я должна была делать? Спрятаться под ее кроватью? Зарезать его ножом, когда он будет раздеваться?
— Если это то, что нужно, то да! Я сказала тебе делать, что необходимо.
— Прекрасная судьба была бы у меня, если бы я убила галийского принца.
— Кастрировать его было бы достаточно. Кроме того, для тебя это была бы почетная смерть. В конце концов, мы здесь, чтобы отдать жизнь за наш народ.
— Кастрируй его сама, если думаешь, что это ответ.
— Сколько человек знает?
— Вроде никто. Может, галийцы, если они читают ауры.
Гемена постучала пальцами по рукояти меча.
— Возможно, хороший знак, что Тэсара ведет себя осторожно. Здесь есть стыд или недоверие. Может, и то, и другое. Как бы там ни было, мы должны использовать это, чтобы разлучить их.
Ирэни потерла лоб.
— Прости, Гемена. Все произошло так быстро, пока тебя не было, а потом я подумала… значит, она была с ним счастлива, понимаешь? Я не верю, что она когда-либо испытывала эн-ласати раньше. Не как с ним.
— Ирэни, у тебя доброе сердце, но война — не время для сантиментов. Как только все это закончится, мы сможем найти бездумного жениха, чтобы доставить удовольствие Тэсаре тысячей способов. Но Савегр не может вернуться в ее постель. Если он это сделает, мы должны найти способ убрать его.
— Речь идет о принце Галии. Уничтожить его будет непросто. Кроме того, у нас нет доказательств его намерений, хороших или плохих.
— Он мужчина, волшебник и принц. Это все доказательства, которые мне нужны. Зачем ему спать с ней, если не жениться на ней и не забрать себе все три королевства?
— Не все мужчины подлые властолюбцы, Гемена. Некоторые из них могут быть добрыми время от времени. Даже влюбиться. В конце концов, был Карадок. А Кэдмон…
— Он свел Литию с ума.
— Все, что я хочу сказать, это то, что, может, тебе стоит немного понаблюдать за Савегром, прежде чем осуждать его. Он дорожит своей дочерью и щедро относится к своему народу. И всякий раз, когда он видит Тэсару, очевидно… — голос Ирэни затих.
— Что?
— Что это больше, чем просто честолюбие, Гемена. Я думаю, он действительно любит ее.
— Любовь — это слово, которое мужчины используют, чтобы заключить нас в тюрьму.
— О, Гемена.
— На чьей ты стороне, Ирэни? Ты с нами в этом или тоже стала слугой магов?
— Конечно, я с тобой! Я всегда была тобой, и я не разочарую тебя снова. Все, что я хочу сказать, это то, что мы дадим Савегру шанс показать, какой он волшебник.
— Есть только один тип волшебников: гнилой, ненадежный. Такой, который не остановится ни перед чем, пока вся власть не перейдет к нему. Ради нашего блага и всего нашего народа, Савегра не должен больше касаться Тэсары, Ирэни. Если он это сделает, то умрет от твоей руки или от моей.
Глава сорок третья
Гонец
Лорд Херенсен ударил кулаком по столу. Удар эхом отразился карты, чашек и кувшинов. Его лицо покраснело от гнева; вены вздулись на висках. Эолин наполовину ожидала, что из его раздувшихся ноздрей вырвется пламя с дымом.
— Мы слишком долго медлили, — лорд провел сжатым кулаком по лесу. — Нас лишили короля, нас грабят враги. Наш народ когда-то был великим, но теперь мы сломлены и оборваны, прокляты богами за все, что мы сделали и не сделали, брошены на обреченное правление этой женщины, которая ничего не понимает в назначенной ей задаче!
Напряжение охватило Совет. Никто не смел встретиться с обвинительным взглядом лорда или поднять глаза на Королеву.
Эолин держала плечи прямо, растопырив пальцы на дубовом столе. Она не могла простить выходку Херенсена, но понимала его разочарование. Пока они медлили и размышляли, не в силах продвигаться вперед из-за непрекращающегося дождя, пришло известие об ужасной судьбе Селкинсена. Надежное спокойствие Херенсена было утеряно, деталь за жестокой деталью, пока не осталась только эта грубая непроверенная ярость.
— Лорд Херенсен, — начала она.
Он воздел руки и покинул их.
Эолин медленно вдохнула и собралась с мыслями. Она услышала шарканье ног, шорох одежды. Один из мужчин кашлянул.
— Эта новость ничего не меняет, — сказала она, — лишь укрепляет нашу решимость. Мы отправляемся на рассвете, чтобы воспользоваться погодой. Будем надеяться, что боги закончили свой плач. В зависимости от скорости нашего продвижения, мы встретим врага на одном из двух перевалов, рекомендованных Тибальдом. Там мы победим армию Рёнфина и изгоним их из Мойсехена. Семьи Селкинсена будут отомщены.
С этим она отпустила их. Люди не задерживались, а ушли целенаправленно, все, кроме Кори, который взял за привычку оставаться.
Эолин села на ближайший стул. На нее обрушился весь ужас падения Селкинсен. Угрызения совести сжали ее сердце. Она чувствовала ужас всех тех, кто погиб, даже слышала их крики, когда город опустошали.
Ее голова упала на руки.
«О, Адиана. Я давно подвела тебя. Теперь я подвела твой любимый город».