А потом пошёл дождь. Утро начиналось с мелкого колючего дождя — под ним я натягивала задубевшие от ночного заморозка мокрые насквозь сапоги. Потом был дождь в лицо, когда лошади, чавкая копытами и разбрызгивая грязь, неслись по раскисшей дороге. Был ещё дождь стеной, снежный дождь и дождь, висящий в воздухе мелкой взвесью. Последний приходил под вечер, и в промозглом тумане мы развешивали на деревьях гамаки. Свой я прокладывала медвежьей шкурой, заворачивалась в неё, как в кокон, однако сырость пробиралась и туда. От холода я долго не могла заснуть, и искренне не понимала, как всего лишь три дня назад мне могло быть жарко. А ведь жарко точно было и было даже горячо там дома, в нише, а сейчас я просыпалась от того, что вода затекала за шиворот.
— Весь день в Вергене я провела в бане, веришь? — сказала мне Мона, когда мы получили у общего костра по порции кипятка, вяленого мяса и размокшего хлеба.
Накрапывало, небо было обложено беспросветными тучами.
— Что такое баня? — мрачно спросила я.
— Я и сама уже не помню, — эльфийка рассмеялась, натянула рукава кафтана на ладони и, дуя на обжигающее горлышко фляжки, отхлебнула кипятка.
Свою флягу я засунула под куртку, и через грудину в тело просачивалось тепло. Иорвет, получивший точно такой же паёк, как и все остальные, беседовал с Анару, потом подошёл к группе эльфов у костра, сказал что-то, они засмеялись. Видно было, что в походе среди своих Иорвет чувствовал себя как рыба в воде. Внешне он никак не подчёркивал статус командира, однако этого и не требовалось. Скоя’таэли доверяли ему, и если Иорвет был уверен в себе и спокоен, то и они вели себя так, будто ехали на пикник, а не в рейд на запретную территорию, ради которой пару веков непрестанно лилась эльфийская кровь.
С той ночи в Саовину, если не считать сорванного второпях поцелуя за дверью Саскии, мы не виделись с ним наедине. Время, когда можно было допустить разногласия среди эльфов, прошло, и ни малейшего повода усомниться в себе, как в командире, Иорвет не собирался давать никому. Отныне все его действия были направлены на цель. На Дол Блатанна.
За три дня конный отряд в сотню белок достиг Рудных Кряжей — языком протянутому между истоками Понтара и Дыфни отрогу Синих Гор. По хребту проходила граница Долины Понтара и Дол Блатанна. Лагерь устроили в ущелье, и невидимые малые отряды скоя’таэлей патрулировали границу, чтобы шпионы с той стороны не обнаружили лагерь и стекающиеся к нему войска. Горы прикрывали от шпионов магических — ни одна птица не преодолеет каменистые кряжи, облюбованные эриниями.
Последнюю часть пути прошли по дну мелкого ручья. Поверхность воды пузырилась под ливнем, к берегам спускался заросший реликтовый лес. За живые дубы и ели цеплялись ветвями вывернутые с корнями замшелые деревья, которые не смогли упасть в этой тесноте. Под ними в непроходимом подлеске из лещины и жимолости кое-где просвечивали алые грозди дикого шиповника.
Выше по течению ручей разлился по камням, лес поредел, и между деревьями под отвесным склоном горы показались болотного цвета шатры скоя'таэлей. Распряжённых лошадей увели в глубь ущелья — до конца операции они нам не понадобятся. Иорвет ушёл в сторону тента, растянутого между шатрами, мы ждали у сваленных на мокрой траве седельных сумок. Вернулся он в сопровождении Торувьель, которая пряталась под плащом.
— Женщины за ней, мужчины за мной! — перекрикивая шум дождя, скомандовал Иорвет на Старшей Речи и показал в сторону дубравы за шатрами у скальных склонов.
— Нам надо идти за Торувьель, — перевела Мона, я кивнула и промолчала о том, что поняла всё.
Ответить на Старшей Речи я толком не могла, а делиться информацией о том, что я понимала если не всё, то многое, мне не хотелось даже с подругой. Будь мы одни — да. Но остальным эльфам об этом было необязательно знать.
С Моной и десятком эльфиек из нашего отряда мы двинулись в глубь лагеря. Под тентом между шатрами разместили походную кухню, и вокруг костра, обложенного камнями, клубился дым и тянул по поляне. Четверо полуобнажённых эльфов рубили дрова недалеко от костра. Кожа их блестела от дождя. Под навесом на поваленных стволах сидели скоя’таэли, кто-то держал на коленях миску с кашей, кто-то пил чай.
— У нас в шатре найдётся место! — весело крикнул один из них, обращаясь к эльфийкам, идущим рядом со мной.
— А есть ли у вас там воздух? — бросила в ответ одна, и остальные рассмеялись.
— Для тебя я украду весь воздух с этих гор!
Торувьель откинула вход шатра. Глаза тут же защипало от дыма. Пахло отсыревшими мехами и кожей, чем-то кислым, и в душном полумраке, как в бане, не было видно ничего.
— Полог! — крикнули из глубины шатра.
Эльфийки плотно задёрнули ткань и привалили снизу парой булыжников. По всему полу, как сваи, были вбиты в землю жерди, на которых в два яруса висели гамаки. Пол был завален вещами. В центре шатра в выемке между камней дымил костёр.
— Найдите себе место позади очага, — сказала Торувьель.
Мона выбрала пару гамаков один над другим поближе к костру. Потом мы затащили в шатёр седельные сумки, и эльфийка, которая пыталась раздуть огонь на мокрых дровах, ворчливо кричала: «Полог!», потому что пространство тут же заполнялось дымом. Вдоль стенок изнутри был выстроен вал из седельных сумок, поверх разложено оружие в перевязях, и мы пристроили свои сумки и оружие туда же. Я подошла к эльфийке у очага. Она ругалась под нос и махала полой кафтана, ещё более напуская в шатёр дым.
— Давай помогу, — сказала я на всеобщем.
Она нехотя подвинулась. Я выпустила Игни долгой узкой струёй. Передохнула и выпустила опять. Дрова на глазах подсыхали и воспламенялись.
— Твоей руке не горячо? — с интересом спросила она, тоже перейдя на всеобщий.
— Нет, — засмеялась я и повернулась к ней.
Нетипичная для эльфов тяжёлая челюсть и необычайно крупный рот выдавали в ней полукровку, хотя лицо её было по-эльфийскому красивым.
— Лина, — представилась она. — Ты из дворцовых или тех, кто с нами в Серебряные Башни?
Любопытство у неё тоже было непомерно большим.
— Все получат инструкции в своё время, — резко оборвала Торувьель, неслышно подошедшая сзади.
— Да во дворец она, это и так ясно, — беспечно махнула рукой Лина. — Ведьмаки — они же по чудовищам, а единственное чудовище в Дол Блатанна сидит во дворце.
Огонь разгорелся, и постепенно дым вытянуло в круглое отверстие в потолке. Дышать стало легче. Лина сообщила, что своё задание она выполнила и что зверски проголодалась, и ушла, позвав остальных скоя’таэлек. Мона на выходе приглашающе замахала мне. Торувьель придвинулась ближе к огню, протянула руки. Я исподтишка разглядывала её — было в ней что-то притягательное, возбуждающее интерес. Однако я не могла придумать ни малейшего повода для разговора, а сама эльфийка явно была не из тех, кто любит пустопорожние беседы ни о чём. Торувьель заговорила первой.
— Когда-то… — начала она задумчиво. — Когда-то мне было отвратительно даже смотреть на вас, людей. Вы казались человекообразными, карикатурным и жалким подобием нас. От того, как на ваших круглых лицах шевелились губы, как сменялись гримасы, меня тошнило.
— Зачем ты рассказываешь мне это? — спросила я.
— Ты не дослушала, — усмехнулась она. — Я же сижу рядом с тобой, а не блюю в костёр.
Она замолчала и подбросила в огонь пару поленьев. Я выпустила Игни, чтобы помочь огню.
— Мы думали, что стоит вывести dh’oine, как блох с собаки, и всё наладится. Но Dana Meadbh выбрала вас, и в тот день я думала, что умерла. Я не могла понять её, очень долго не могла понять…
— Ты поняла? — прервала я затянувшееся молчание.
Торувьель продолжила, будто не услышала вопроса:
— Была Девушка из леса — она стала нам сестрой. Она была красивой, хотя была человеком. Не знаю, что стало с ней.
Я промолчала, думая о Мильве и о том, что ни за что не скажу Торувьель, что с нею стало, и о том, что простить этого до сих пор не могла.
— Были другие люди — изувеченные калеки, но они тоже были красивыми. Когда мы подыхали, они протянули нам руку помощи, — продолжила эльфийка вполголоса. — И я поняла, что причина моего отвращения была не в dh’oine, она была во мне. Dana отвернулась от нас, потому что мы ненавидели. У нас были и есть причины для ненависти, но Дева Полей не может прийти к тому, кто ненавидит. Даже если он прав.
— Ненависть даёт силы, — сказала я.
Торувьель, помедлив, кивнула.
— А когда ненависть покидает тебя, ты опустошён. Ты больше не знаешь, где правда. Кто друг и кто враг. Кому верить. Мы идём с войной в Дол Блатанна, против своих. И я иду. Знаешь почему?
— Расскажи.
— Я иду за Иорветом, потому что верю, что он перестал ненавидеть, но почему-то у него есть силы… Он смог ужиться с вами. Мы считали его предателем, но предателем всё это время был не он.
— Ты сказала, почему идёшь в Дол Блатанна, — подумав, сказала я. — Но зачем ты туда идёшь?
Торувьель неотрывно смотрела на огонь, и даже в отблесках оранжевого пламени её лицо было бледным.
— За детством, когда всё было понятно, — наконец, ответила она.
Мы помолчали. Торувьель огляделась по сторонам — рядом никого не было — и понизила голос:
— На закате Исенгрим позовёт на встречу, будь неподалёку.
Ткань входа в шатёр откинулась, и костёр опять задымил.
— Полог! — крикнула Торувьель.
У входа рассмеялся звонкий голос, и я узнала голос Верноссиэль. Она прикрыла полог и прошла к своему гамаку недалеко от нас.
— Здесь стало слишком душно! — посмотрев на меня, объявила она на Старшей Речи и принялась отвязывать от стойки гамак.
— Куда ты собралась? — спросила Торувьель, тоже перейдя на Старшую Речь. — Не забывай, что ты под моим началом.
— Я была под твоим началом, пока не прибыл Иорвет, — ответила та, и принялась накидывать в снятый гамак вещи. — Я иду поближе к нему.
— Какая глупость, — проворчала Торувьель. — Под крышей хватило места для всех женщин. Нет смысла ночевать в лесу.
— Я же сказала — здесь воняет, — одновременно с этими словами Верноссиэль очаровательно улыбнулась мне. — А потом, сегодня последняя ночь. Через день мы все можем быть мертвы. В последнюю ночь я хочу согреваться любовью.
Торувьель мельком бросила на меня взгляд. Я же смотрела в костёр, делая вид, что я каменный истукан с острова Пасхи. К сожалению или к счастью, Эйлин была великолепным преподавателем Старшей Речи — несмотря на то, что значение некоторых слов я не знала, но прекрасно смогла достроить их смысл.
— Насколько надо не уважать себя, чтобы бегать за мужчиной! — презрительно бросила Торувьель. — Он не пошёл за тобой, когда ты ушла из Флотзама, на что ты надеешься теперь?
Верноссиэль забросила свёрнутый гамак с вещами за плечо и подошла к нам.
— А ты любишь, чтобы мужчины бегали за тобой, пока ты строишь из себя недотрогу? Тебе нравится сталкивать их лбами и наблюдать, не так ли, Торувьель? Это потому, что любви в тебе нет ни капли, одна ненависть, — едко отпарировала она. — Иорвет не таков и не пойдёт даже за тем, кого любит. Дело для него важнее всего. А я не гордячка вроде тебя, я сама приду к нему.
Она фыркнула, вздёрнула нос и, откинув сапогом в сторону чью-то сумку, направилась к выходу.
— Если бы он тебя любил, он бы пошёл, — тихо произнесла вслед Торувьель.
***
Мона заняла мне место на бревне около костра и всучила в руки миску с остывшей присыпанной пеплом ячневой кашей. Было шумно, эльфы смеялись, перебрасываясь задорными колкостями, и отчаянно флиртовали. Кто-то бренчал на лютне. Первый порыв ярости на Верноссиэль прошёл, второй порыв — срочно найти Иорвета — я переждала, ковыряя ложкой кашу. Не то разговор с Торувьель настроил на философский лад, не то настроение эльфов, радующихся последнему вечеру отдыха, передалось мне, но я приняла то, что не могла изменить, и не собиралась бегать за Иорветом, чтобы оборонять его от бывших возлюбленных. Он справится сам, если захочет, и в этом случае моё вмешательство лишь оскорбит его. А если не захочет, то я унижу себя глупой сценой ревности, но не изменю ничего.
Мы отскребали миски, зачерпывая ложками крупный песок со дна ручья. Вода была ледяной, и по сравнению с ней невесомый дождь казался тёплым. Темнело, я оставила Мону с другими эльфийками на берегу и вернулась под тент.
— Toruviel, vatt’ghern! — у костра из темноты показался Иорвет и, не останавливаясь, прошагал мимо.
Вскочив, Торувьель мотнула мне головой и поспешила вслед. Лагерь растянулся далеко вдоль ручья, мы проходили мимо шатров, из которых слышались голоса, мимо общих костров — таких же, как около нашего с Торувьель шатра. Вокруг одного из костров танцевали.
Огни и музыка остались за спиной, потом и последний шатёр затерялся в темноте. Впереди между деревьями показался свет. Под нависшей скалой горел костёр из сложенных пирамидой дров. Тент, растянутый в ветвях притулившегося к скале дуба, защищал от дождя грубо сколоченные лавки и стол с разложенными бумагами. Свеча горела, и тени двух склонившихся над ней эльфов ложились на каменную стенку за их спинами. Лицо Исенгрима было полускрыто капюшоном плаща, и видно было только нижнюю часть лица и жёсткий абрис губ.
— Bloede arse, Иорвет опять приволок свою dh’oine, — протянул Яевинн. В его светлых глазах плясало свечное пламя.
— Её позвал я, — сказал Исенгрим на всеобщем и в ответ на вопросительный взгляд Яевинна не стал ничего объяснять.
Он приглашающе повёл рукой к лавкам, стянул капюшон. В контрастном свете свечи рельефное лицо эльфа будто выступило из темноты, и только шрам, как каньон, залегал глубокой тенью.
— Я ждал ещё Иолара, — продолжил Исенгрим, обращаясь к Иорвету. — Где он?
Мне показалось, что Иорвет медлил с ответом. Постояв молча, он не спеша сел по левую руку от меня.
— Он ушёл, — сказала Торувьель. — Покинул наш отряд ещё по дороге сюда. Я уже доложила об этом Иорвету.
— Вот как? — Исенгрим приподнял бровь. — Для него было отдельное задание.
— Он оставил четыре десятка лучников и ушёл с одним, — упавшим голосом ответила Торувьель.
— И не сказал куда?
— Нет.
По лицу Яевинна скользнула презрительная усмешка.
— А ведь ты поручался за него, Иорвет, — процедил он, мельком глянув будто бы за одобрением на Исенгрима. — Вот чего стоят твои поручительства.
— Если он ушёл, значит, у него была причина, — глухо ответил Иорвет.
— Предательство — достаточно веская причина?
Торувьель вскинула голову:
— Свободные Эльфы не подчиняются никому и сами решают, как лучше выполнить свой долг!
— Ты защищаешь предателя, Торувьель? Может быть, ты тоже хочешь присоединиться к Свободным Эльфам? — губы Яевинна кривились.
— Может быть! — отрезала она.
— Перейдём к делу, — невозмутимо оборвал Исенгрим и аккуратно расправил между свечой и чернильницей карту.
Это была карта северо-восточной части Дол Блатанна, граничащая с Синими Горами. К горам примыкало плато, которое рогаткой охватывали два рукава реки. Там, где рукава соединялись, виднелась надпись Dyphne. На плато и слева от него на берегу разлившегося притока раскинулся город, который пересекала надпись Airgead Tor — Город Серебряных Башен, столица.
— Завтра к полудню мы перейдём границу, — Исенгрим прикоснулся сухим пером к точке на краю карты по другую сторону Рудных Кряжей. — Оттуда пойдём напрямик.
— Через Чащу Гамадриад? — спросила Торувьель. — Не советую. Как-то мы ходили в чащу на охоту, так эти истерички подняли такой вой, что слышно было в городе, а деревья чуть не забили нас ветвями. Францеска тут же засечёт нас.
— Видать, ты давно не получала сведений из Дол Блатанна, — усмехнулся Иорвет. — Чаща сгорела полсотни лет назад, когда выжигали окрестные леса под поля. Все гамадриады погибли, но ни огонь, ни топор не смогли уничтожить их деревья.
— И что там теперь? — спросила Торувьель и нахмурилась.
— Я бы назвал это Паучьей Чащей, — сказал Исенгрим. — Мы дошли до опушки с Эдваром. По его словам, мёртвый лес заселили арахноморфы, а под руководством небезызвестного вам, — Исенгрим слегка поклонился в сторону Иорвета, — Фиахтны аэп Финварра по тропам разложили рунные камни, которые активируются, если рядом пройдет эльф, человек или краснолюд. Эдвар сказал, что во дворце хранятся камни с точно такими же рунами, которые реагируют на близнеца — так что незваные гости тотчас же будут обнаружены. Поэтому этот лес никто не охраняет.
— Лес охраняет сам себя, — сказал Яевинн, задумчиво глядя в карту. — Разумнее будет его обойти.
— Во-первых, мы потеряем день, — покачал головой Исегрим. — Во-вторых, вокруг поля, нам негде будет скрыться. И в-третьих — у нас есть ведьмак.
Он поднял лицо, и меня, как глыбой, придавило его взглядом.
— За сколько шагов надо почуять камни? — спросила я, стараясь говорить деловито, однако не то от вечернего мокрого холода, не то от осознания грядущей ответственности за весь отряд меня пробил озноб. Под столом к ноге, будто невзначай, прикоснулось колено Иорвета.
Исенгрим пожал плечами.
— Не меньше десятка.
— Отряду в тысячу стрелков придётся идти шаг в шаг за dh’oine, — Яевинн не сдавался. — Слишком медленно!
— Мы пройдём лес к закату, — оборвал Исенгрим. — Ровно, как нам и надо. На берегу Дыфни разделимся. Иорвет, тебе слово.
Из кипы бумаг Исенгрим достал и развернул поверх карты план города. В центре — на плато, которое полностью занимал лабиринт дворцовых стен и строений, стояла подпись Feainne ar Aevon — «Звезда, отраженная в реке», дворец Францески Финдабаир. Параллельными штрихами с завитками на концах были нарисованы водопады, низвергающиеся с гор на плато и с плато в рукава реки.
— После выхода из Чащи Гамадриад на берегу разделимся, — повторил Иорвет и наклонился с пером в руке к плану. — Яевинн с основными силами отрезает казармы…
Город Серебряных Башен делился на три части. Дворец с садом занимал плато и соединялся единственным мостом с той частью города, где жили эльфы. Ниже по течению, со стороны дороги из долины, тянулся вдоль берега район, где расквартировали нильфгаардскую дивизию.
— Нам на руку, что эльфы не пожелали жить рядом с dh’oine, — сказал Иорвет. — Основные силы мы пустим на то, чтобы отрезать чёрных и как можно дольше не выпускать из квартала.
Он нарисовал крестики на улицах со стороны эльфийской части города.
— Это будет твоей задачей, Яевинн, — продолжил Иорвет. — Ты возьмёшь пятьсот моих скоя’таэлей и свой отряд. Командиры всех полусотен предупреждены.
— Это ключевой момент, — сказал Исенгрим. — К рассвету вы должны занять позиции.
— Знаю, — ответил Яевинн, разглядывая карту. — Не в первый раз. Подожжём казармы с тыла и будем простреливать улицы.
— По сведениям Эдвара в городе около полутора тысяч нильфов, — Исенгрим внимательно посмотрел на него.
Яевинн пожал плечами.
— Будет меньше.
— Торувьель ведёт остальных — всех тех, кто пойдёт на дворцовую площадь. Не доставая оружия, вы проходите через город и берёте под контроль мост как раз к тому моменту, когда забьёт Cerbin.
«Ворон», — перевела я и удивлённо посмотрела на Иорвета.
— Это колокол в башне на площади перед дворцом, — пояснил он. — Последний раз в Cerbin била Аэлирэнн.
— То есть, мы созываем жителей и охраняем мост, — кивнула Торувьель. — Кто откроет нам ворота изнутри и что с дворцовой стражей?
— Эдвар сказал, что у него есть доверенное лицо в охране, — ответил Иорвет. — Если это так, то часть стражи перейдёт на нашу сторону ещё до начала переворота. Тайно пробраться на плато из-под водопада, открыть для вас ворота на мост и бить в колокол должен был Иолар. Эльфы с гор незаменимы в делах, требующих скрытности, и непревзойдённые скалолазы.
— Я подумаю, кто заменит его. Будет даже лучше, если Cerbin проснётся в руках того, кто сам из Дол Блатанна, а не чужак, как Иолар, — сказал Исенгрим. — Вам же, Торувьель, надо будет смешаться с толпой — оставшаяся лояльной стража не посмеет напасть на жителей. Самое главное — время. Вскоре после того, как зазвонит колокол, долблатанцы должны быть на площади, а наша операция во дворце завершена. Мы выведем Францеску на парадную лестницу.
Он наклонился к сумке, которая лежала рядом на лавке, достал оттуда звякнувшую пару наручников и выложил на стол. Металл поблескивал синевой.
— И пусть эльфы сделают свой выбор, — он встал. — Иорвет, по дороге в лагерь расскажи ведьмачке задачу во дворце. Яевинн, Торувьель — останьтесь.
***
Мы шли в темноте вдоль скал.
— Есть ли кто рядом? — спросил Иорвет. — Проверь.
Я сосредоточилась.
— Нет.
Шагнула, растворилась в его руках.
— Cáelm, cáelm, — шептал он.
— Почему тебе не страшно?
— Кто сказал? — тихо рассмеялся. — А потом, до сих пор у нас всё получалось.
В полной темноте, под дождём, который мягко ложился на щёки, скатывался по волосам и набухал каплями на кончиках, мы целовались.
— Пойдём, — Иорвет отстранился. — Надо ещё рассказать тебе задачу во дворце.
— Дело важнее всего? — усмехнулась я.
— Да, — ответил он и, помедлив, сказал: — Ты справишься.
«С рунными камнями или с тем, что дело для тебя важнее всего?» — чуть было не спросила я, но вовремя прикусила язык. Худшего момента для такого рода вопросов нельзя было придумать. Это я затесалась в компанию эльфов, большинство из которых едва терпело присутствие дхойне, исключительно ради Иорвета, для него же завтрашняя операция была игрой ва-банк со ставкой величиной в будущее всех скоя’таэлей.
— Рассказывай, — вместо этого произнесла я.
***
Мона внизу тихонько сопела во сне, я выглянула из гамака. Бесшумно выпрыгнула и прокралась к очагу. Костёр еле теплился и шипел от капель, падающих из дыры в потолке. Подбросила поленьев. Злилась, что не спится. Что в дальнем краю шатра кто-то из эльфиек храпит. Что смотрю на пустое место, где раньше висел гамак Верноссиэль.
Игни. Гори всё огнём! Дрова запылали. Так-то лучше.
— Иди спи! — громко зашептала Торувьель, приподняв голову над лежанкой.
— Иду, — проворчала я.
Потянуло сквозняком, и костёр задымил. «Полог», — подумала я, залезая в гамак.
— Полог! — прошипела Торувьель.
Дым снова потянулся к потолку, храп в дальнем краю шатра стих, а по ту сторону очага зашебуршились. Заскрипели натянутые верёвки, и на время наступила тишина, не сразу в которой я распознала приглушённые одеялом всхлипы. По стене шатра проползла тень, послышался тихий голос Торувьель:
— Cáelm, cáelm, — ласково и нараспев успокаивала она, — я же тебе говорила, что не надо было уходить.
Всхлипы перешли в сдавленные рыдания.
— Не плачь, sor’ca, никто не стоит наших слёз, — шептала Торувьель. — Всё пройдёт.
Она сидела у гамака Верноссиэль, пока та не затихла. Тогда уснула и я.