Шумело море. Колыхалось. Далёкое, освобождающее. Если ты — сама боль, то тебе не больно. Смешной факт. Знание о долгом пути на дворцовое крыльцо осталось, но где-то глубоко, под толщей песка на дне. Знание о том, что сначала вывернутые скованные руки удобно уложили на подставку за спиной. Удобно для них, разумеется. Дробили пальцы один за другим. Ломом? Откуда взялся лом в эльфийском дворце? Неважно. Потом, не снимая кровавой наволочки, били в голову. Так мясо отбивают через пакет, чтобы не брызгало. Под наволочкой не лицо, а каша. Галантно свели с лестницы, чтобы ненароком не сломала себе шею, приказ есть приказ. Поддерживали — со сломанными рёбрами не распрямишься. Когда боль заполняет до краёв, ты не можешь остаться собой, ты отдаёшься ей целиком. Ты — это она, она — это ты. И море баюкает и зовёт. Я иду.
Колокольный звон. Бом-м-м! Ропот толпы заглушает море, но оно не уходит, лижет босые ноги. Назойливый слепень кусает щёки, откуда он тут? А, это пощёчины. Неинтересно, я хочу нырнуть.
Ослепило, плеск, и смоченную наволочку грубо завозили по лицу. На горящую грудь текла вода.
— Очнулась, наконец, — сказал Дэвин. — Выводите их.
Двери главного входа медленно поползли в стороны, яркий свет раздвигал гигантские створки. В этом сиянии нас ждали трое. Тёмная расплывчатая фигура склонилась к блистательно голубой и что-то шептала. Голубая кивнула. Я закрыла глаза, чтобы не видеть их, чтобы вернуться к морю.
— Вам же сказали, чтобы они были в сознании, болваны!
— Нам сказали, чтобы без хлопот, — голос Дэвина.
Поволокло из глубины, я забилась, как рыба в сетях: «Нет! Оставьте меня! Отстаньте!»
— Смотри мне в глаза.
Обкатанные волнами кусочки зелёного бутылочного стекла в обрамлении огня. Я вдохнула глубоко, от живота до ключиц — ничего не болело. Магический морфий сработал, и казалось, что анестезия подействовала не только на тело, но и на разум — он так и остался сторонним наблюдателем, равнодушным зрителем, не допущенным к таинству переживаний. Беспристрастный репортёр. Закутанная в тёмный плащ Ида ещё мгновение оценивающе смотрела в глаза, потом повернулась к Иорвету. Он висел на руках стражников. В спину толкнули.
Высокое крыльцо ступенями спускалось на площадь, и с него, как со сцены, было видно всё. У подножия волновалась, растекалась толпа, которая, словно через горловину песочных часов, вливалась в распахнутые на мост ворота. По периметру площади зелёным частоколом стояли свечи кипарисов. Совсем рядом с крыльцом, по левую руку, уходила в небо колокольня, а справа — за площадью, за деревьями и крышами — возвышались горы.
Шум моря не исчез, и даже ропот толпы не заглушил его. Я огляделась — навязчивая морская идея не отпускала, и в просветах за кипарисами увидела воду. Стиснутый в каменном русле канал огибал площадь. Прямо из воды торчали колонны, на которые опирались бесконечные арки, сходящиеся с двух сторон к воротам на мосту. Сразу за аркадой вода срывалась в пропасть, и в арках виднелся далёкий берег с белыми домами. В городе валил чёрный дым.
— Тишина! — Францеска вскинула руки.
Поверх платья она облачилась в королевскую небесно-голубую, как и её глаза, мантию с горностаевой оторочкой и с прорезями для рук. Рядом стоял Филавандрель, уже не в пижаме, а при параде, как подобает советнику королевы. Он стоял ко мне спиной, лицом к народу, и не оборачивался.
Гул голосов затих, остался только фоновый шум. Не моря — водопадов. Мелькнула тень, и Ида вместе с Дэвином присоединилась к королеве. Иорвета вытолкнули ко мне, и мы встали рядом, запачкав кровавыми подошвами девственно чистую мраморную плитку крыльца.
— Я собрала всех вас в связи с чрезвычайными обстоятельствами, — чародейка говорила негромко, но голос эхом, как на вокзале, разносился по площади. — Трагическими обстоятельствами!
Колокол ударил вновь. Францеска, прикрыв глаза, выжидала. В затухающем звоне из-за спины послышалось мерное жестяное раз-два. С крыльца стройной колонной спускались стражники. Я смотрела на Иорвета. Он чуть касался меня локтем и стоял, сгорбившись и глядя в пол. Повязка была пропитана кровью, глаза было не видно за кровоподтёками.
Синхронные удары по голеням, и мы с ним повалились на колени. Это привычно для меня — стоять на коленях перед эльфами. Фиона была бы рада.
— Мы живём в бурное, противоречивое время, — Францеска заговорила опять. — Каждый из нас жаждет стабильности, мира, спокойствия…
С глухим стуком стражники раскачивали и ударяли в дверь колокольни бревно. Остальные цепочкой растягивались вокруг площади.
— Наша жизнь неразрывно связана с Дол Блатанна. Пока жива она — живы мы! Нам передали её наши предки — героические, несгибаемые, которые пролили кровь за то, чтобы у нас, Aen Seidhe, был свой клочок земли…
Я смотрела на Иорвета. Он поднял взгляд, и нет, в нём не было больше азартного огня, не было надежды. Было другое, чего я никогда не видела, и отчего страх пополз по жилам. Было спокойствие. И была смерть. «Иорвет, — шепнула я, разбитые заскорузлые губы не слушались, — Иорвет!»
— В это трудное время, когда только единство может помочь нам, враги не дремлют. Сегодня на нашу землю пришли с войной. На вашу Королеву было совершено покушение, и только чудо…
Бом-м-м! С кипарисов вспорхнули птицы. В верхнем ярусе окон, которые, как Пизанскую башню, опоясывали колокольню, мелькнуло смуглое лицо одного из эльфов Иолара. Он перегнулся через подоконник и всматривался в сторону гор. От стены у окна отскочила стрела стражника, эльф исчез внутри.
— Чудо хранило вашу Королеву! — Францеска молитвенно возвела очи небу.
Расфокусированным взглядом я скользила по беспокойной толпе и видела скоя’таэлей, которые, словно волки среди овец, затесались среди жителей города. Они отличались: луками за спинами, поношенными кафтанами, разномастной, надёрганной тут и там бронёй, тогда как долблатанцы по большей части лишь накинули верхнюю одежду поверх ночного платья. По краю возникло движение и стражники выхватили одного из наших. Толпа отпрянула, сжалась. Под руки скоя’таэля волокли в сторону.
— Они покусились на то, что мы отстояли дорогой ценой! Перед вами зачинщики, — Францеска повела рукой в сторону меня и Иорвета. — Я уверена, что покушение спланировано злой волей — волей той, кто ненавидит эльфов. Волей вот этой дхойне!
Колокол зазвонил вновь — яростно, истошно. За одним ударом следовал другой, голос Францески потонул в чистом серебряном звуке. Когда колокол затих, наступила гробовая тишина, и сверху, с балкона под самой крышей, высунулась тоненькая фигурка.
— Довольно слушать лживую патоку! — Верноссиэль кричала, и крик её отражался от стен. — Посмотрите на себя! Вы предали своих детей, вы предали нас! Мы вернулись, чтобы спросить — как поживает ваша совесть?!
Под колокольней эльфы-стражники бросили бревно, встали рядком и вскинули луки. Посыпались стрелы, они отскакивали от стен, улетали в небо и осыпались на каменные плиты.
— Доченька! — раздался голос из толпы. Сорвался. — Доченька!
К колокольне протолкалась высокая простоволосая эльфийка в наброшенном поверх длинной рубахи зелёном плаще. Стражники опустили луки и кинулись к ней. Толпа нахлынула, обступила эльфийку со всех сторон.
— Маргаритка, всё не так просто, — Филавандрель нагнулся к Францеске. — Я же предупреждал…
— Оставь нытьё для приватных разговоров, — перебила она. — Не ты взял на себя ответственность ради спасения Дол Блатанна.
С вершины колокольни упала и развернулась верёвка, и Верноссиэль соскользнула вниз. Верёвка тотчас втянулась обратно. Эльфийка в зелёном плаще, вырываясь из рук охраны, рванула к колокольне. Завязалась потасовка, стражники не посмели доставать оружие, и, оттесняя их, жители выстроились коридором. Мать и дочь бросились навстречу друг другу. Обнялись. Эльфийка, будто не веря, приглаживала волосы Верноссиэль, по её лицу текли слёзы. «Хитрый Исенгрим. Знал кого назначить на колокол», — подумала я, и внутренности нехорошо заныли. Исенгрим. Что сейчас делали с ним в комнате для допросов? Стражники, расшвыривая жителей, добрались до Верноссиэль, один из них ухватил её за шиворот, другой оттолкнул мать.
— Свободу Иорвету! — завопила Верноссиэль. — Дайте слово Иорвету!
Сверху было видно, как взметнулись её косички, а потом она исчезла. Стражники бросились в погоню. Мелькая голубыми лентами на гетрах, эльфийка выскочила из толпы у самых кипарисов, с кучей брызг прыгнула в канал. Задержалась в арке на обрыве, обернулась, замахала руками: «Я вернусь, мама!» — донёсся крик, и в следующий момент она оттолкнулась обеими ногами и рыбкой нырнула в пропасть.
Толпа зашевелилась, стала напирать, дворцовая охрана щитами оттесняла её от ступеней. Францеска тихо выругалась, каблук раздражённо цокнул по крыльцу. Из гомогенной, перемешанной, масса эльфов расслоилась на два кольца. Внешнее — долблатаннцы, живым щитом обступили ядро из молодёжи, пришлых скоя’таэлей.
— Иорвет, смотри, всё было не зря! — зашептала я, но из горла выдавилось бессвязное шипение.
Иорвет смотрел поверх толпы туда, где с берега с той стороны реки валил дым.
— Они знали, что мы придём, — едва слышно сказал он, — а значит и Яевинна ждали…
Он поморщился и снова вперил взгляд в пол. Пальцы начали оттаивать, будто после обморожения, и вновь наливались болью. Чары Иды отпускали. В глазах поплыли розовые пятна. Стражники полным кольцом охватили площадь и, прижав к груди щиты, наступали на толпу. Что у нас осталось? Ничего. Яевинн попал в засаду, как и мы, и была только горстка скоя'таэлей на площади среди жителей да эльфы Иолара на колокольне, у которых очевидно давным-давно закончились стрелы. Я запрокинула голову к небу. В нём чёрными точками в бледно-красной пелене облаков кружили птицы. Или то были не птицы, а помехи зрения в измученных болью воспалённых глазах?
— Довольно! — вновь зазвучал голос Францески. — Наше сердце болит, но мы не можем нарушить данное слово! Понимая все причины, обращаюсь к вам, ко всем тем, кто пришёл в Дол Блатанна сегодня. Отступитесь! Сдайтесь, пока не стало слишком поздно, пока не пролилась кровь! Кровь эльфов! Мы не хотим этого! Сдайтесь, и Королева будет милостива!
Ропот. Недовольный, недоверчивый. Чёрные движущиеся точки вернулись, и теперь они скользили поверху аркады со стороны гор.
— Вы надеетесь на тех из вас, кто остался в городе. Не надейтесь! Всё кончено! Сложите оружие! В противном случае вы вынудите меня немедленно применить к вашим лидерам высшую меру наказания!
Иорвет отрицательно замотал головой, посылая знак Торувьель и скоя'таэлям на площади. Его тут же повалили на пол. Толпа не дрогнула.
— Что же, да будет так! — Францеска обернулась, палец нацелился в мою грудь.
Двое стражников выволокли меня под руки вперёд.
— Исполняя долг Королевы — долг служения Дол Блатанна, я обвиняю эту человеческую женщину в попытке убийства и в подготовке мятежа! — начала Францеска. — На рассвете вместе с сообщниками она была схвачена в спальне Королевы. Злоумышленница, смутьянка, возмущающая и нарушающая мир, подстрекательница к войне. Как и её покровители, она алчет крови эльфов и понуждает к её пролитию!
— Скоро встретимся, — шёпот за спиной. Иорвет или очередные глюки от вернувшейся боли?
Чёрные точки, как блохи, перепрыгивали с аркады на кипарисы.
— Собранные доказательства указывают, что, втёршись в доверие к бригадам скоя'таэлей и подкупленная врагами Дол Блатанна — разведками Темерии и Редании, она спланировала покушение на Королеву Дол Блатанна, обманными речами убедила скоя'таэлей следовать за собой. Разжигала ненависть между эльфами, разлучёнными непреодолимыми обстоятельствами. Учитывая ранее изложенное и рассмотрев улики…
Всё это время подспудно, где-то в глубине души я считала, что бессмертна. Что можно перезапустить игру и не умирать никогда. Не только в этом мире, но и в том, в прошлом. Пока ты жив, смерть — она про кого-то другого. Я стояла на коленях и осознание смертности — лично моей… оно не ударило, не нахлынуло, оно просто появилось изнутри, будто было там всегда — до отвращения осязаемое: «Ты такая, как все, и надо лишь подождать. Уже недолго. Только не обмочись». «Если ты настоящий воин, то и живёшь так, будто бы уже мёртв», — зазвучал другой голос. Иорвета. Я не была настоящим. Рэя была. Он был. Ждать — нет ничего хуже, и я вновь малодушно отдалась спасительной боли, уже знакомой, выключающей разум. Там не надо ждать, там будет море. Оно будет шуметь, и будет не страшно. Но моря не было, а боль, в которой смерть была желанной, уходила. Ида вспомнила обо мне. Так не вовремя! В глазах стало резко и чётко. Вернулся страх, заполнил до темечка. Ида, зачем? Одно лишь поддерживало — я буду первой и не увижу… С вершины колокольни раздался свист, я задрала голову и заметила одного из эльфов Иолара, который приветственно махал руками в окне. Это увидела и Францеска.
— Отрубите ей голову! — крикнула она.
В живот ударили, я согнулась и сплюнула вязкую кровавую слюну. Позади охнули, руки палача отпустили плечи, громыхнуло, и стражник повалился на пол. Из глаза у него торчала стрела.
***
Площадь была окружена. Плечом к плечу, обнажив мечи и закрывшись щитами, стояли в отливающих чернёным серебром доспехах эльфы Ард Дола. Рагнар, на лбу которого поблёскивал серебряный обод, а через плечо на грудь спускалась толстая коса, отдал команду, эльфы одновременно подняли мечи. Дворцовые стражники, зажатые между жителями и арддолцами, парами упёрлись друг другу в спины, нацелив оружие на чужаков и на своих. Рука об руку с Рагнаром, в накидке из меха мантикоры, перетянутой ремнями перевязей, стоял Иолар. Он опустил лук.
— Прикажи страже убрать оружие, Францеска, — звучно гаркнул через площадь Рагнар. — Мы не хотим крови.
— Маргаритка, у нас нет выхода, — зашептал Филавандрель. — Мы не можем…
— Посмотрим, — ответила она тихо. — А теперь замолчи.
Я обернулась через плечо — Францеска приосанилась. Она была поразительно хороша — настоящая Королева. Ида спряталась за Дэвином. Иорвет, прищурившись и будто не веря, что это взаправду, смотрел, как окружённые воинами, к крыльцу приближались Рагнар из Ард Дола и Иолар из Свободных Эльфов. Глаза заволокло слезами — он опять помог мне, моя любимая фея-крёстная с Синих Гор. Всё это время его эльфы знали, что будет так, что он пойдёт за подмогой, но молчали и не сказали даже Иорвету, который всё равно верил.
— Я приветствую уважаемых гостей из Ард Дола! — Францеска широко развела руками. — Однако не вижу причин, по которым вы уполномочены вмешиваться во внутренние дела нашего государства!
Огромный Рагнар со свитой подошёл. Смотрел прямо.
— Причина есть, — сказал он. — Я, Рагнар, сын Фенлана сына Элдрина, волею владык Аланнэна и Юланнэн прибыл сюда, чтобы сообщить, что ты, Энид ан Глеанна, обвиняешься в преступлении против Ард Дола — в колдовстве и умышленной порче воды с целью мести, и сопроводить тебя в Ард Дол для суда.
— Не самое вежливое заявление, которое можно сделать на моей земле, — усмехнулась Францеска. — Передай, что я буду счастлива обсудить с владыками все недоразумения лично. Очевидно, кто-то оболгал меня.
— Доказательства неопровержимы, — отрезал Рагнар.
— Какими бы ни были доказательства, это не повод встревать в процесс приведения приговора в исполнение! Это не оправдывает убийства!
— Эта дхойне сняла проклятие с воды. Она под защитой Ард Дола. Я не позволю казнить её, как и Иорвета аэп Гленнмаэра — подданного Ард Дола. Его ждёт экстрадиция на родину, — сказал Рагнар, и теперь я любила и его, этого хмурого охотника. Любила Ард Дол со всеми потрохами, с Наиной и владыками, и даже с Фионой. Я готова тысячу раз встать перед ней на колени, лишь бы пронесло, лишь бы всё закончилось хорошо.
— Вот как? — Францеска глянула на меня, и в мозгу вспыхнуло: «Ты ответишь за это!»
— Bloede arse, — хриплый шёпот Иорвета, — чёрные.
— Повторяю последний раз. Слушай меня, Рагнар, сын Фенлана, — заговорила Францеска, и голос её звучал торжествующе. — Даю тебе право уйти немедленно и передать владыкам, что они могут оставить обвинения при себе. Я закрываю глаза на твою наглость, неподобающий тон и убийство одного из моих эльфов. И забери с собой этого варвара с гор! Это моё последнее слово!
Улыбаясь, она смотрела на мост. По нему чёрной, слитной массой шли нильфгаарцы, обступив степенно шагающих конников. Эльфы Рагнара мгновенно ощерились мечами, разорвали оцепление и сплотились вокруг командира у колокольни.
— Вы не самоубийцы, — обратилась к нему Францеска. — Убирайтесь и помните о милосердии Королевы Дол Блатанна!
На площадь чёрным потоком, рассекающим пополам толпу, входила нильфгаардская дивизия. Пронёсся вздох, стон эльфов — за каждым конником волочилось по камням на верёвке тело.
***
Нет чувства хуже и ненавистнее, чем надежда. Обман и надежда — брат и сестра. Она озаряет, а потом бросает тебя изломанного и разрушенного, глумится над тобой. Над тем, что ты поверил.
Толпа расступилась, открыв нам вид на конных нильфгаардцев, которые важно сидели в сёдлах, держа под боками пики. Я смотрела на запылённые, но до сих пор сияющие доспехи эльфа, которого тащили за первой лошадью. Руки были откинуты и длинные тёмные волосы волочились по камням за телом, привязанным за ноги. Лошади остановились.
— Яевинн! — из толпы выскочила и склонилась над эльфом Торувьель. Содрогаясь, припала к груди.
— Так будет с каждым, кто пойдёт против Дол Блатанна, — усиленный, будто рупором, голос Францески прокатился над молчащей площадью.
«Только не это! — за второй лошадью лежало на боку худенькое тело в зелёном кафтане с копной светлых волос. — Нет!» Не сдержавшись, я зарыдала. Слёзы размачивали засохшие раны, из носа потекло: кровь и сопли. «Мона!» — звала я, голоса не было. Иолар неотрывно смотрел на Торувьель, обнимающую Яевинна. Нильфы, как чернила спрута, заполняли площадь.
— Всё кончено! — жёстко произнесла Францеска. — Сложите оружие!
— Мы сложим, если прикажет Исенгрим! — Иорвет поднял голову и с колен свысока смотрел на неё.
— Давайте решим дело миром! — выкрикнул Филавандрель.
Арддолцы ждали. Дверь в колокольню, около которой не осталось стражи, распахнулась, и к Иолару присоединилась его команда. Скоя'таэли Торувьель вышли из толпы и с обнажёнными мечами застыли напротив нильфгаардцев.
— Ты позволишь банде дхойне с юга пролить кровь эльфов? — презрительно бросил Рагнар.
— Я позволю что угодно, лишь бы сохранить статус-кво! — Францеска развернулась к жителям. — Возлюбленные мои, не поддавайтесь! Я приму на себя всю тяжесть выбора. Ради вас! Но сначала приговор относительно этой дхойне будет приведён в исполнение — ибо никто не смеет перечить королевскому слову! Клянусь, любое вмешательство будет расценено, как сигнал к нападению!
Она обернулась к Дэвину, стоящему позади.
— В этот раз доведите дело до конца.
Всё. Финал. Грудь жжёт. Жизнь дхойне на одной чаше весов и всех эльфов на другой. Даже Иолар, арддолцы и все скоя'таэли вместе взятые не пойдут на такую сделку. Я бы сама не пошла. Дхойне преткновения. Ритуальная кровь. Маленькое жертвоприношение, устраивающее обе стороны. Францеска не посмеет обезглавить Иорвета прилюдно, потому что иначе начнётся кровавая баня, однако моей казни достаточно, чтобы показать, кто здесь хозяин.
Я опять впереди, на коленях перед всем народом. Невозможно ни обернуться, ни сказать Иорвету последние слова — те, что я готовила, учила. Распрямившись, задрала нос — будь, как настоящий воин, будто уже мертва. Куртку содрали, и она повисла на запястьях. Рванули рубашку, разорвав ворот. На плечи нажали, пригнули, отведя косу вбок. Из-за пазухи вывалились цепочки. Амулет Саскии, кольцо (прости, Яна!), ведьмачий медальон, роза Аэлирэнн. Роза светилась раскалённым алым. Я задёргалась, замычала. Всё это время на груди жглась она, а не медальон!
— Приговорённая желает сказать последнее слово, — голос Иды. Мягкий, обволакивающий.
Молчание. Я вновь попыталась заговорить.
— Пусть говорит, но недолго, — голос Филавандреля.
— Я гонец, — справившись с едва слушающимися губами и языком, сказала я на всеобщем. — Ида, возьми с моей шеи послание для королевы.
Прохладные пальцы коснулись голых плеч, крохотная раскалённая роза обожгла щёку и исчезла за спиной.
— Возьми, Энид, это тебе, — сказала Ида.
Францеска взяла цепочку, зачарованно глядя на розу. В её руках амулет вспыхнул голубым огнём — таким же, как в подземельях под плато.
— Как красиво… — прошептала она и повернулась к толпе: — Посмотрите, сама Аэлирэнн благословила меня!
Подняв руки, утопающие в кружевах, она осторожно надела цепочку на шею. Роза коснулась груди, вспыхнула и впиталась в белую кожу, как и не было. Францеска вскинула руки, из них разлился голубой свет и затопил площадь.
***
На вершине колокольни, уцепившись лапами за шпиль, сидел исполинский белый ворон. Перья на горле встопорщились, ворон раскрыл клюв и испустил истошный вибрирующий звук. Пелена туч над шпилем, разгоняясь, раскручивалась воронкой и расползалась по небу хвостами тёмных спиралей. Новый гортанный крик. «Вороны каркают и перемещают нас между слоями реальности», — вспомнила я Зоуи на плече у Исенгрима, и тут же под грудь боднули. Иорвет воспользовался заминкой, пока все эльфы смотрели в густеющее над колокольней небо. Я навалилась грудью на подставленное плечо, и Иорвет приподнял меня на ноги.
— Бежим! — прохрипел он.
С каждым криком стремительно темнело, в воздухе появился белёсый туман. Стражники у подножья лестницы и эльфы Рагнара за их спинами казались размытыми. Шаг, другой, ещё один — нужно лишь пересечь крыльцо, преодолеть ступени, там помогут… Ноги подогнулись, я плашмя упала на живот, ударившись подбородком о мраморный пол.
— Яна, вставай! — Иорвет опустился рядом, рана на его рассечённой брови открылась, вдоль носа текла струйка крови.
Щекой прижавшись к плитке, с руками за спиной, на которых болталась куртка, я силилась подтянуть ноги под грудь. Кое-как встала на колени.
— Обопрись! — Иорвет подполз спиной.
Я упала на скованный замок рук, и Иорвет попытался встать. Мои ноги не слушались, будто парализованные, я мешком сползла по его спине и повалилась на камни крыльца.
— Беги! Пожалуйста! — засипела я, с пола увидев, как спохватившиеся стражники идут к нам. — Я не могу.
Эльфы Дэвина даже не спешили, равнодушно наблюдая наше вялое копошение. Пошатываясь, Иорвет встал и загородил меня.
Ворон крикнул ещё раз. В сумеречной темноте туман между стражниками и Иорветом загустился, оформился в фигуры.
— Ида, помогай! — Францеска водила руками, раздвигая темноту.
Ида встала рядом в пятне света, на выставленных вперёд ладонях вспыхнули руны. Темнота наваливалась, не поддавалась. Последние пассы, и сумерки поглотили площадь целиком. Среди нас стояли призрачные воины Аэлирэнн.
Ворон каркнул на прощание, оттолкнулся от шпиля, лязгнув когтями, и взмыл в небо.
***
Стражники попятились от призраков, отступили к Дэвину, который защищал Францеску. Перед остриём его меча стояла девушка в короткой тунике, с луком за плечами — белая и величественная, как ожившая статуя Артемиды.
Аэлирэнн.
Дэвин сделал выпад, меч прошёл сквозь белую грудь. Аэлирэнн рассмеялась серебряным смехом, который я помнила по Шаэрраведду, ладонью взялась за лезвие, вырвала меч из руки Дэвина и отшвырнула в сторону. Тот выхватил кинжал и отступил к Францеске.
— Сегодня у меня не дворец, а заезжий двор на тракте, который кишмя кишит незваными гостями! — Францеска надменно смотрела в лицо Аэлирэнн и совершенно не была рада её видеть. — Возвращайся к мёртвым и не лезь в дела живых!
Перед чародейкой слабо поблескивала плёнка защитного купола, укрывшего её вместе со свитой. Я, наконец, смогла подняться с колен на ноги, мотнула Иорвету головой в сторону Аэлирэнн. Он, помедлив, кивнул. Я привалилась к нему плечом, и мы шаг за шагом направились к дворцовому входу. С другой стороны под локоть меня поддерживал призрак эльфа с волосами, собранными в высокий хвост, с луком за спиной и парой сабель на бёдрах, и его хватка была не по-призрачному крепкой.
— Я — гость званый, — мелодично сказала Аэлирэнн. — Меня позвала ты, Францеска. Позвало проклятие, заточённое в розе, которое ты наложила на себя, чтобы ничего не чувствовать, чтобы заглушить совесть.
— Я помню слёзы на твоих глазах, Маргаритка, — вдруг задумчиво произнёс Филавандрель. — Они были после того… После того, как… Теперь их нет.
— Детский лепет, — насмешливо ответила Францеска. — Среди нас троих единственная чародейка — это я, и мне доподлинно известно, что никаких проклятий я на себя на налагала.
— Значит, его наложили другие, — мягко сказала Аэлирэнн и обвела рукой толпу, в которой среди жителей и скоя’таэлей виднелись белые силуэты эльфов-призраков. — Неприкаянные и изгнанные. Те, кто умирал на болотах и в лесах, проклиная тебя. Те, кто до самого конца бился за нашу свободу.
Мы подошли совсем близко к магическому пузырю, и, если бы не скованные руки, я могла бы дотронуться до Аэлирэнн. Мы больше не убегали, в том не было нужды — театральная постановка с казнями закончилась. Про нас забыли. Прошлое и настоящее в лице двух эльфиек — живой и мёртвой, столкнулись здесь и сейчас за будущее.
— Свободу? — Францеска рассмеялась. — За двести лет в лимбе ты так и не сподобилась повзрослеть, Аэлирэнн. Так и осталась подростком, верящим в идеалы. Свобода — это красивое словцо, которое швыряют направо и налево те, кому нечего терять. Те, кто думает только о себе. А вы подумайте, как взрослые. Подумайте в масштабах государства — о политике, о переговорах с королями и императорами. Никогда и ничего не даётся даром! Подумайте и поблагодарите за ту землю, что появилась у эльфов благодаря мне. Вот это реальность, а не мечты. Если хочешь увидеть радугу — терпи дождь!
— Слова, слова… — Аэлирэнн покачала головой. — За ними прячутся, чтобы скрыть правду. Может быть Aen Seidhe терпели дождь лишь для того, чтобы ты могла носить королевскую тиару, Энид? Сколько жизней ты продала ради короны?
— Ради Дол Блатанна, ради того, чтобы эльфы смогли начать жизнь сначала, я пожертвовала всем! — в глазах Францески разгорался гнев. — И что я получаю взамен? Сопли и слёзы! Я вернула нам Долину Цветов, отнятую у эльфов благодаря тебе, Аэлирэнн. Вот она — правда, и я скажу её в лицо. Ты повела Aen Seidhe на бойню! Из-за тебя погибли тысячи. С твоим именем на губах умирали и умирают два века спустя. Оглянись — мёртвые вокруг тебя. Целое войско! Зачем ты вернулась? Чтобы перевалить свою вину на меня?
— Я вернулась, чтобы искупить вину, — сказала Аэлирэнн. — Я вернулась, чтобы объединить Aen Seidhe. Чтобы эльфы вернулись домой.
Со стороны площади раздался нестройный звон металла о камень. Призрачные воины окружили нильфгаардцев, и те, повинуясь сигналу командира, бросали перед собой мечи и пики. Скоя’таэли отвязывали пленников от лошадей.
— Францеска, уходи! — донёсся крик из толпы, его подхватили.
— Наивные глупцы, и кто будет вместо меня? Кто из вас способен править государством? Вы не смогли управиться даже с собственной жизнью!
Аэлирэнн смотрела в глубь дворца, за открытые двери, и улыбалась так, будто увидела старого знакомого. Приложила руки к груди. Из темноты холла показались двое — тёмная и светлая фигуры. Они медленно приближались. «Жив, Исенгрим жив!» — я легонько толкнула Иорвета плечом, а он смотрел, как призрак Эдвара вёл Исенгрима, который всем весом навалился на белые плечи и едва переставлял ноги.
Бросившись навстречу, Аэлирэнн поцеловала Эдвара в щёку, отчего тот на миг встал столбом, подхватила Исенгрима с другой стороны. Вместе они вышли на крыльцо.
— Править будет законный Король! — торжественно произнёс Эдвар.
***
Толпа живых волновалась, захлёстывала ступени. Дэвин кричал команды, но среди стражи уже не было единства — часть вернулась, но остальные, срывая шлемы, затерялись среди жителей.
— Уходи! — ревела толпа. — Мы хотим перемен! Уходи!
Ярость, уже неприкрытая, перекосила лицо Францески. Между бровей залегла морщина, верхняя губа хищно приподнялась:
— Трусы и предатели! — закричала она долблатанцам. — Я пожертвовала для вас добрым именем. Пожертвовала всем! Посмотрите на сады, которые зацветут весной, оглянитесь на землю, которой у вас не было два столетия!
Защитный пузырь переливался холодным синим пламенем, дрожал.
— Францеска, уходи! — шумели скоя'таэли, им вторили жители.
На лестницу взбежала мать Верноссиэль и закричала:
— Верни нам наших детей!
Из ладоней Францески забили струи голубого огня. Подняв руки, она запрокинула голову:
— Я отдала вам всё, а вы — вы неблагодарные! — её голос разбился на громогласный хор, который звучал одновременно отовсюду.
— Ты не посмеешь применить запрещённую магию против своего народа! — отшатнулся Филавандрель.
— Он отрёкся от меня, я отрекаюсь от него!
Над площадью сгущалось облако — потрескивающее лазурными молниями, зловещее. В толпе завизжали. Белые эльфы Аэлирэнн, арддолцы и скоя'таэли натянули луки, призрачные и настоящие стрелы сгорали при соприкосновении с защитным куполом.
— Горите в аду! — многократно усиленный голос Францески бил в уши.
Облако почернело, из него посыпались молнии, которые у самой земли изогнулись и слепились в одну. Как копьё, электрический разряд пронизал воздух над головами и грохнул в крыльцо. Вспышка, ударная волна опрокинула на спину.
Тишина.
Перекатившись на бок, я увидела, как Ида опустила воздетые руки, шагнула вперёд и склонилась над обожжённым пятном на плитках крыльца в том месте, где миг назад стояла Францеска. Присев на корточки, провела пальцами по золе. Подобрала что-то.
— Твоё кольцо, — она протянула руку Исенгриму и добавила тихо: — Я сделала так, как велело мне сердце.
Дэвин взревел, упал на колени. По его лицу текли слёзы. Слюнув в сторону Исенгрима, он прижал лезвие кинжала под подбородок и недрогнувшей рукой перерезал себе горло. Оставшиеся на крыльце стражники со звоном побросали мечи.
— Да здравствует Король! — закричал Эдвар.
***
Наручники сняли. Я спрятала перебитые ладони под мышками. Колотило. Аэлирэнн обернулась к эльфам на площади.
— Что бы ни произошло, помните — мы единый народ. Мы — Aen Seidhe!
— Aen Seidhe! Народ! Король! — ревела толпа.
Аэлирэнн обернулась к эльфам-призракам на крыльце, обвела рукой своё мёртвое воинство на площади.
— Прощайтесь. Мы уходим, — сказала она. — На этот раз навсегда.
Плотно прижав к себе скрещенные руки и пошатываясь, я бродила по крыльцу. Знобило. У подножия лестницы Айвор целовал девушку из отряда Рагнара. Она сняла шлем, и светлые волосы рассыпались по серебру доспеха. Призраки обнимали живых. Долблатанцы искали родных среди скоя'таэлей. Иорвет сошёл по лестнице и тоже искал — вглядывался в белые лица призраков, в одно за другим. Я опустилась у его ног на ступени, скрючилась. Меня трясло, плечи непроизвольно подёргивались, ноги не держали.
— Будучи мёртвым, я принёс гораздо больше пользы, — задумчиво сказал подошедший Эдвар.
Призраком он почти не отличался от живого себя, лишь платок на шее стал белым.
— Его здесь нет… — произнёс Иорвет.
— Нет, — кивнул Эдвар. — Он там.
Эльф махнул рукой туда, где над тёмными горами светлело, словно начинался рассвет.
— Передай моему отцу… — Иорвет замолчал. — Нет, ничего не передавай.
Эдвар положил руку Иорвету на плечо. Помолчал.
— Я передам, сынок, — сказал он, — я передам.
Лестницу заполонили призраки. День возвращался, и их тела размывались, теряли очертания. Эльфы на площади в молчании склонили головы. Аэлирэнн обняла Исенгрима, повертела головой и, найдя нас, сбежала по ступенькам. Приложив ладонь к щеке Иорвета, заставила посмотреть в глаза. Она ничего не сказала, но избитое, нахмуренное лицо Иорвета будто посветлело. Обернулась ко мне:
— Я знала, что ты выполнишь мою просьбу, Айни, — произнесла она ласково, перейдя на всеобщий. — У меня нет для тебя награды, кроме той, что ты уже нашла…
— Мне не надо, — выговорила я, титаническим усилием заставив зубы не стучать.
— Ты нашла мой меч, береги его, — продолжила Аэлирэнн. — У него есть Предназначение — его следующий хозяин пойдёт с ним в великую битву.
— У меня больше нет времени никого искать, — сказала я, прямо глядя ей в глаза.
Аэлирэнн рассмеялась:
— Мой клинок был тебе верным другом, и будет всё то время, что осталось.
Она взяла Эдвара за руку. Старый эльф с обожанием смотрел на неё.
— Нам пора, — сказала Аэлирэнн.
Призраки уходили. Они отрывались от земли и таяли в воздухе. Сидя на ступеньке, я привалилась к ноге Иорвета, и его пальцы невесомо гладили по волосам. Потом он помог мне встать.
— Я хочу посмотреть на них, — шепнул он и поднял мою левую руку. Выругался сквозь зубы, увидев размозжжёные, болтающиеся красными ошмётками пальцы, и приложил к знаку ладонь.
***
Призраки, которые на площади выглядели совершенно обычными эльфами, разве что белыми, светились, как волшебные фонари в кузнице Айонантаниэла. Они наполнили изнанку мерцанием и возносились, будто ангелы, сквозь черноту к ослепительному свету — над нарисованными горами парил, распустив белые паруса, исполинский корабль. Из-под бушприта, прорезавшего полнеба, смотрела на землю носовая фигура эльфийки с развевающимися волосами. Корма с высоким ютом уходила за горы. Над палубами виднелись пышные кроны фруктовых деревьев. Мы с Иорветом крепко держались за руки и смотрели, как белые силуэты поднимались, становились всё меньше. Как, перегнувшись через борт корабля-сада, к ним приветственно тянули руки эльфы.
— Какое чудо… — прошептала я.
— Последний из Белых Кораблей, который вёзет души тех, кто ушёл, — произнёс белоснежный Иорвет, и в его голосе слышалось благоговение. — Остров Яблонь. Авалон.