Всю ночь снился пустынный аэропорт. Я стояла перед табло с билетом в руках, пытаясь найти в мельтешащих голубых и синих строках название города — того, куда был билет. Но все города были другими, и я не знала, появится ли мой рейс, или билет не тот — неправильный билет. В город, какого не существует.
На границе между сном и явью, уставившись в расплывчатый тёмный потолок, я пыталась вспомнить, как назывался тот город. Это казалось жизненно важным, но вместе с проступающим рисунком каменной кладки воспоминание о пункте назначения ускользало, и билет исчезал из рук.
До полудня я правила и полировала мечи, наточила даже новенький подаренный перочинный ножик. Работа руками заземляла, вытаскивала из сна, который исчез из памяти, но оставил в подвешенном ожидании непонятно чего, когда уже всё равно, что будет — плохое либо не очень, лишь бы оно, наконец, настало. Потом я смотрела в окно, плескалась в медном чану, который занимал половину умывальной комнаты и горделиво стоял на растопыренных львиных ножках. Собрала вещи. Разложила на кровати ярко-синее эльфийское платье, подаренное Эйлин.
С запасами еды и травяного чая, которыми обеспечила заботливая Мона, я могла бы не выходить из комнаты до самого бала и поначалу так и планировала. Но теперь, когда дела были сделаны, а я будто сидела на чемоданах, хотелось отвлечься, побыть среди людей или эльфов, неважно, лишь бы они были живыми.
Хохот я услышала ещё в коридоре. Отодвинула дверь в комнату Моны, приваленную изнутри сумками, и, оглушённая, очутилась в круговерти смеющихся лиц, цветных нарядов, распущенных волос.
— Чего вы ржёте?! Чисто лошади! — возмущённо восклицала Лина, которая стояла перед зеркалом. Юбка карминового платья едва доставала ей до середины голени, а грудь выскакивала из овального декольте, открывающего пупок. — Ну короткое, и что? Зато цвет!
— Задом наперёд… — едва выговаривая от смеха слова, подсказала одна из девушек.
— Ах вон оно что! — Лина встряхнула косами, с достоинством выпятила грудь и расхохоталась. — А мне так больше нравится! Красиво же!
Пол и кровать Моны были уставлены раскрытыми сумками с ворохами одежды. Зеркал в комнате было целых пять — похоже, что обитательницы дворцового госпиталя перетащили их из своих спален.
— По всем знакомым из прошлой жизни пробежалась, мамины сундуки выпотрошила, — Верноссиэль расстёгивала ремни одной из сумок, — выбирайте!
Она подняла на меня лицо, на миг замялась:
— И ты выбирай, — сказала на всеобщем, скользнула взглядом по синему платью, из-под подола которого виднелся носок сапога. — Туфли в том углу.
Мона протолкалась ко мне, повела к окну.
— Вы что, поссорились? — озабоченно спросила она, вглядываясь в моё лицо.
— Нет, всё в порядке, — уверила я, понимая, что хотя ничего и не в порядке, но Мона не должна ни секунды переживать об этом. Я хотела, чтобы она была весёлой, чтобы она была счастлива.
Разулыбавшись, Мона разгладила пояс у меня на талии, поправила ткань на плечах.
— Пойдём, я заплету тебе волосы, — сказала она. — Ты будешь красивая, очень красивая, и всё наладится, вот увидишь!
И оно наладилось — может, и не всё, но настроение точно. Невозможно тосковать, когда вокруг смеются и дурачатся, передают друг другу баночки с румянами и пудрой, устраивают шутливые бои за туфли и кружева и дефилируют перед зеркалами. И я тоже смеялась и дурачилась, отвоевала синие балетки, прославилась искусством макияжа и рисовала эльфийкам выразительные глаза с глубоким и томным взглядом. Верноссиэль попросила сделать ей густую дымчатую обводку век, и в сочетании с чёрными волосами и платьем цвета грозовой тучи образ у неё получился загадочный и роковой. Она одобрительно рассматривала себя в зеркале, потом повернулась ко мне:
— Я хочу поговорить с тобой. Наедине.
Дверь в мою комнату Верноссиэль закрыла на засов, и я, ещё витая в облаке смешливого и бесшабашного настроения, в шутку усомнилась про себя, а точно ли она хочет поговорить или вдруг собирается прибить меня тихо и без свидетелей. Однако эльфийка смогла удивить:
— Прошу прощения за то, что считала тебя такой же дхойне, как и всех. Вы, ведьмаки, из другого теста.
Я кивнула, не зная, чего ожидать дальше, а Верноссиэль, видимо, решила, что тема вежливых вступлений исчерпана, и взяла быка за рога:
— Я знаю, что ты сопровождала Иорвета в Зеррикании, — заявила она.
— Это не секрет, — ответила я, жестом показывая ей на стул, а сама присела на кровать.
— Он мне сказал… — она не двинулась с места и стояла прямо, сцепив пальцы. — Он сказал, что женился там, и поэтому мы больше не можем быть вместе. Даже кольцо показал!
Выпалив эти слова, она развернулась и ушла к окну, что было весьма кстати — кровь жарко прилила к щекам и кончикам ушей.
— И что тебе нужно от меня? — спросила я.
— Ты была с ним… Я не верю слухам про тебя и него, потому что любой, кто в своём уме и знает Иорвета, не поверил бы, что он связался с дхойне, — Верноссиэль, казалось, внимательно разглядывала сад, а я с облегчением выдохнула. — А я его знаю очень хорошо.
Она вернулась, встала передо мной в своём струящемся тёмном платье с оголёнными руками, грациозная и гибкая, как кошка, и вместе с тем прямолинейная, как оглобля. Упёрла кулаки в бёдра и заносчиво задрала нос.
— Расскажи про его жену, я должна знать, какая она!
— Э-э-э… — замямлила я. — Она…
— Она эльфийка? Она красива? — перебила Верноссиэль.
— На все вопросы ответ «да», — ответила я и с тайным злорадством добавила: — И ещё она очень умна.
— Как её зовут?
— Арабелла, — нашлась я, вспомнив историю про благородного пирата, которую рассказывала Иорвету.
Верноссиэль потребовала отчёта, и я, состряпав в уме собирательный образ Хранительницы-эльфийки из всех женщин, встреченных нами в Зеррикании, вдохновенно врала и к концу рассказа чуть было сама не поверила в реальность придуманной жены.
— Она не пошла с вами к Исенгриму?
— Нет, она осталась в Алтинадире.
— Однако же, Иорвет не слишком-то стремится к ней обратно в Зерриканию, — сделала вывод Верноссиэль.
Сдаваться она явно не собиралась.
— Может быть, он хочет привезти её в Дол Блатанна, — с равнодушным видом пожала плечами я.
— Я так не думаю, — эльфийка задорно улыбнулась, доверительно прикоснувшись к моему плечу, и я вновь поразилась её неунывающему нраву и настойчивости. — И сделаю всё, чтобы сегодня он забыл о ней навсегда!
Когда Верноссиэль ушла, то и моё приподнятое настроение куда-то делось, и шутка с зерриканской женой перестала казаться смешной. С другой стороны, и речи быть не могло, чтобы рассказать правду — репутация Иорвета была бы уничтожена, а я отхватила бы порцию ненависти и оскорблений.
Потихоньку вечерело. Я не зажигала свечей, сидела у открытого окна и размышляла, вернётся ли вместе со мной в тот мир приобретённое здесь умение созерцать — смотреть, как медленно темнеет небо, как неподвижны деревья, слышать шорохи и далёкие голоса, чувствовать кожей, как через подоконник в комнату переливается холодный воздух, и просто быть и ощущать. Прошлая жизнь казалась непрестанным барахтаньем в потоке мыслей, из которого лишь изредка удавалось вынырнуть и в краткой паузе увидеть, что над головой горят звёзды.
Голоса приблизились. В тишине сада я слышала их так отчётливо, словно эльфы разговаривали под окном.
— Мне надо было догадаться, куда ты меня ведёшь, — голос Торувьель. — Все просто помешались на этих розах.
— Я хотел последовать вашему обычаю, — ответил Иолар.
— В твоих краях не дарят розы памяти, чтобы доказать любовь?
— Доказать? — по голосу было слышно, что Иолар удивился. — Зачем доказывать, если делишь с кем-то постель, заплетаешь косы, вместе встречаешь весну?
— Любовь вянет, а вместе с ней завянет и роза.
Иолар сказал что-то очень тихо, и Торувьель звонко рассмеялась.
— Ты сам не понимаешь, что говоришь! Твоя любовь — иллюзия, и она развеется, как только ты вернёшься домой. Если я уйду с тобой, то что я буду делать в ваших горных пустынях, когда ты разлюбишь меня?
Тишина, шорох листьев.
— Нет, мне не нужна твоя роза! — воскликнула Торувьель.
— Ты не веришь моим словам, поверь хотя бы цветку.
— Послушай… — я не видела эльфов, но показалось, что тени в беседке слились и изогнулись, будто Торувьель положила руки на плечи Иолара, а он обнял её за талию и притянул к себе. — Забудь меня и забери розу. Я разрушена войной. Я стара и мертва. А ты молод, у тебя впереди вся жизнь…
— Возьми, я не требую ничего взамен. Я уйду, а роза, которая не завянет никогда, останется у тебя. Она скажет правду.
Снова тишина, такая глубокая, что стало слышно далёкое журчание водопадов по ту сторону дворца.
— Я возьму твою розу, но это ничего не изменит, — сказала, наконец, Торувьель. — Будет так — на балу ты пригласишь меня, и мы будем танцевать. Потом пойдём ко мне, и будет последняя ночь. А потом ты уйдёшь в свои края, не оглядываясь… Ты уйдёшь и забудешь обо мне.
Иолар тихо возразил что-то.
— Не перечь и не порти эту ночь. Нам пора.
Эльфы ушли. На чёрные листья упали оранжевые отблески — на верхних этажах дворца зажгли свечи.
***
Коридор был погружён во тьму и пустынен. Подсветив дорогу Игни, я прошла мимо двери в комнату Моны. Эльфийки ушли на бал, и за дверью было мертвенно тихо.
В холле перед парадной лестницей расставили высокие столики с вином и закусками, группками между ними расхаживала разодетая публика. Непроизвольно я поднесла руку к груди и сжала в ладони ведьмачий медальон — я выглядела прекрасно, на все сто или даже на сто двадцать, учитывая элегантное платье Эйлин и сногсшибательно заплетённую Моной косу, и между тем чувствовала себя незваной Золушкой, простолюдинкой на балу аристократов. Понимание Старшей Речи вновь сыграло со мной злую шутку:
— Наверняка она украла платье, — сказала эльфийка, усыпанная жемчугами. — Слышала, что ведьмаки тащат всё, что могут унести.
Её соседка пригубила вино.
— Посмотри на крой. Такого платья не найдёшь в Северных Королевствах. Наверное, кто-то из наших поделился с ней из жалости.
«Валить, срочно валить на все четыре стороны в мой мир! — думала я со злостью, поднимаясь по ступеням. — Туда, где меня ждут».
Чем ближе я подходила к танцевальному залу — тому самому, с портретами, тем больше вокруг было эльфов, и уже слышалась музыка, и тем сильнее росла моя нерешительность. У дверей было не протолкнуться, и, к счастью, меня заметила Лина, выбравшая-таки себе другое платье — тоже красное, но по росту и без декольте, и за руку повела сквозь толпу. Горели свечи: не так много, как в Ард Доле, сказывался режим экономии, однако их было достаточно, чтобы поразиться великолепию этого дворцового зала. Тогда, в ночь переворота, в темноте я заметила лишь портреты, сейчас же в бликах хрусталя роскошных люстр открылся далёкий потолок с фресками и лепным декором, балкон второго яруса с лёгкой решёткой ограждения из золочёных звёзд. В алькове наверху играл оркестр, а по блестящему, полированному воском паркету кружили пары. Вдоль стен толпились, похоже, все эльфы Дол Блатанна. В зале было жарко, гигантские панорамные двери на балкон в сад были распахнуты, и с бокалами в руках там теснилась изящная публика.
Лина покинула меня, и я пробиралась по стеночке, тайно надеясь найти Иорвета и рассматривая танцующих. В центре Исенгрим, одетый в неприметный, но изысканный кафтан, кружил Иду, которая по сравнению с ним казалась яркой райской птицей. Иолар обеими руками оплёл талию Торувьель, она обнимала его за шею, и они, прижавшись и глядя в глаза друг другу, танцевали медленно, не в такт мелодии. Яевинна не было видно. Моны с Роэлем тоже. Я взяла бокал вина — белого, конечно же, и мыслями была наполовину тут, следуя музыке флейт, а наполовину на балу в Ард Доле, когда всё только-только начиналось. Балы — время начала и время конца.
— Бабушка просила напомнить о себе, — к моему бокалу со звоном прикоснулся другой, и Рагнар, подмигнув, пригубил вино.
Он был весь в чёрном — грациозная и изящная гора мышц с выбритыми висками и толстой косой, спускающейся на спину.
— Я помню о своём обещании, но…
— Она будет ждать столько, сколько нужно, — сказал Рагнар и протянул руку. — Танец?
Я положила ладонь ему на плечо, и он увлёк меня в круг танцующих. Он вёл уверенно и деликатно, и на миг я забыла, что он эльф, а я нет, и отдалась течению танца.
— Ты сказал Францеске, — начала я, когда мы проплыли полный круг по залу, — что Иорвета ждёт экстрадиция в Ард Дол…
Рагнар улыбнулся кончиками губ, ладонь крепче прижалась к пояснице, люстры сделали оборот, и зал прокрутился перед глазами. Мы вынырнули из виража и поплыли дальше среди пар.
— Думаю, это не слишком хорошая идея, — ответил он.
— Владыки мудры, — улыбнулась я.
Мы обогнули Торувьель, которая вела Иолара за руку к выходу, потом сияющего Айвора, обнимавшего свою арддолскую зазнобу. Я рыскала глазами по залу, потому что чувствовала, что за мной наблюдают, и в очередном обороте увидела Иорвета, который стоял, привалившись к стене. Его взгляд неотрывно следовал за мной сквозь толпу. Вместо карминового платка, как и на балу в Ард Доле, его отсутствующий глаз скрывала чёрная пиратская повязка, и на миг наши взгляды встретились. Оборот, другой, и вот уже он не смотрит на меня, а рядом с ним стоит Верноссиэль, небрежно держащая в отведённой в сторону руке бокал.
Мы с Рагнаром поклонились друг другу, и выпорхнувшая невесть откуда Мона увела моего кавалера. Я ринулась на балкон, к свежему воздуху.
За спиной грохотали музыка, голоса, смех, а по ту сторону сырой речной прохладой стелилась ночь. Я вдыхала её.
— До сих пор я не выполнил своего обещания, — хрипло сказал низкий голос.
Исенгрим облокотился на парапет рядом со мной.
— Кахве? — спросила я. — Ночью?
— Ночь будет долгой, — ответил он, протянув руку ладонью вверх. — Прошу.
Он не спрашивал разрешения, он повелевал. Прижатая, словно тисками, железной рукой к груди Исенгрима, я следовала за ним в танцевальных па. Насколько танец с Рагнаром был свободным и естественным, настолько в объятиях нового короля я чувствовала себя скованной, несмотря на то, что вёл он безупречно. Пока мы летели по залу, я ловила на себе изумлённые и завистливые взгляды, а в спину между тем неприятно впивались стальные пальцы.
Исенгрим довёл до двери в библиотеку, отпустил мою талию и, отворив створку, практически втолкнул меня внутрь. Плотно закрыл за нами дверь.
— Прошу, — учтиво сказал он, недвусмысленно приказывая следовать за ним.
В бывшем кабинете Францески горели свечи, потрескивал камин. На обитой шёлком стене темнел прямоугольник на месте исчезнувшего ростового портрета королевы. Исчезли безделушки и сервизы, в алькове стулья были сдвинуты вокруг овального стола, на котором остались полупустые бокалы и бумаги. На тумбе по одну сторону бюро появилась небольшая горелка, на которой стояла джезва. По другую сторону — шахматный столик. С противоположных концов доски смотрели друг на друга две одинокие фигуры — белый ферзь и чёрный король.
Исенгрим ухватился за ручки кресла и по паркету, на котором не осталось ни капли крови Эдвара, со скрежетом придвинул тяжёлое кресло ко мне. Я молча села, а он также молча зажёг в основании горелки толстую свечу и аккуратно насыпал в джезву пару ложек кофе из фарфоровой банки.
— В Дол Блатанна я шёл умирать, — заговорил он и долил воды из кувшина. — Я ошибся.
Он обернулся, и я молчала, рассматривая ровное спокойное пламя свечи.
— Когда ждёшь смерть, а вместо этого в руках оказывается жизнь, то не знаешь, что делать, — продолжил он, придвинул ко мне ещё одно кресло и опустился в него.
— Ты недоволен? — спросила я.
Исенгрим усмехнулся. Подспудно я понимала, что вызвал он меня не для того, чтобы посетовать на тяжкую долю. Знала также, что ничего хорошего этот разговор принести не мог, и мне хотелось надерзить ему — за то, что он так и не принял меня. К тому же я была уверена, что вчерашнее ночное заседание командиров Исенгрим устроил не без тайной мысли помешать нам с Иорветом.
— Я жаждал освобождения. Однако есть те, ради кого я должен жить.
Он упруго поднялся с кресла, склонился над горелкой и, расслабленно опёршись на тумбу, следил за кофейной пенкой. Он не спешил, не раскрывал карт раньше времени. Аромат кофе наполнял кабинет.
— Должен признать, что и dh’oine могут удивить, — сказал он после долгого молчания, разлил кофе по чашкам и протянул мне мою. — Тут я ошибся во второй раз.
Он пристально поглядел мне в глаза. Я быстро отпила из наполненной доверху чашечки, чтобы из-за внезапной дрожи в пальцах не расплескать кофе.
— Я не предложил сахар, — заметив манёвр и продолжая сверлить меня взглядом, насмешливо сказал он.
— Не нужно, — ответила я.
— Значит, тут я не ошибся. Как не ошибаюсь и в том, что взаимовыгодный союз между тобой и Иорветом, о котором мы говорили в горах, зашёл слишком далеко.
Что же, вот и первый козырь на столе.
— Куда бы он ни зашёл, это не твоё дело, — ответила я спокойно.
Улыбка не дрогнула на его красивом и страшном лице.
— А вот тут ты ошибаешься, — сказал он. — Вы оба… ошибаетесь.
— До сих пор ошибался только ты, — огрызнулась я.
На руках у меня ещё оставался один единственный козырь.
— Я могу приводить резоны столь долго, что свою ошибку признаешь и ты. Я помню ответ Драйк Кина каждому из нас, — Исенгрим не шевелился и всё так же наблюдал за мной. — Вы рассказали о связавшей вас магии, однако вы рассказали не всё.
Он потянулся, отставил чашку и вновь развернулся ко мне, пришпилив к спинке кресла взглядом, под которым невозможно было даже шевельнуться.
— Мне не нужно признаний, я всё знаю. Молчание порой говорит красноречивее слов. До некоторых пор у нас с Иорветом не было запретных тем для разговоров. До тех пор, пока вместе с тобой он не пришёл в Зерриканию. Теперь такая тема есть — это ты.
— Уверяю, моя персона не заслуживает внимания самого короля, — ядовито сказала я.
— Ошибаешься, и причин такого внимания две.
Он, наконец, отлип от меня взглядом и встал, отчего показалось, что с плеч упал пудовый груз. Отошёл к камину, поворошил кочергой угли.
— Первая причина — будущее Дол Блатанна. Иорветом владеют эмоции, что недопустимо в политике, а между тем именно его план развития государства единственно возможен, если мы хотим выжить.
— Да-да, я уже слышала эту песню. Если я уйду, эльфам будет проще договориться друг с другом…
— Несомненно, — невозмутимо перебил Исенгрим и вернулся в кресло. — Но есть и вторая причина, личная. Я знаю Иорвета очень, очень хорошо. И я не могу допустить, чтобы он повторил путь отца. Он должен найти подругу жизни среди своих.
Лицу стало жарко от распиравшего гнева. Исенгрим был словно зловредная свекровь, которая мечтает выдать своё золотце за девушку подостойнее и не находит ничего лучше, чем портить кровь той, кого выбрал её сын! Я вскочила с кресла и схватила с шахматного столика фигуры.
— Сдаётся мне, ты не замечаешь бревна в своём глазу, — я протянула ферзя и короля Исенгриму. — У ног правителя Дол Блатанна весь женский эльфийский цвет, а он тайно шастает к любимой подруге в школу Юнтай!
— Ты очень наблюдательна, — Исенгрим даже не повысил голос, но я видела, что попала в цель. — Однако…
— Скажи ещё, что «это другое»! — я уже не сдерживалась.
— Это другое! — к моей радости рявкнул он. — Зоуи не человек!
— Но и не эльф, — я вернула фигурки на место и стояла перед ним, больше всего на свете желая уйти.
— Будь мы в Зеррикании, я бы закрыл глаза, — Исенгрим совладал с собой, и говорил веско, повысив голос. — Но здесь, в Дол Блатанна, остаётся причина номер один. Ничего личного, только политика. Ты — как песчинка, попавшая между стёклами, которая царапает и тех и других. Я знаю, что время твоё в этом мире исчерпано, Роза Аэлирэнн ушла. Вашим отношениям конец — сейчас или через несколько дней. Мне важны эти несколько дней, и мне нужен рядом Иорвет. Ради него ты должна покинуть Дол Блатанна. Завтра.
Последние слова звучали приказом. Руки опустились, я упала в кресло. На моего козырного туза у Исенгрима в рукаве был заготовлен джокер.
— Не в твоих интересах рассказывать Иорвету о предмете нашего разговора. Чтобы отпустить тебя, он должен быть уверен, что ты уходишь, потому что таково твоё желание. Ты сделаешь это ради него. Скажи ему, что ты разлюбила его, или что там говорят женщины в таких случаях. Уверен, что ты найдёшь нужные слова, — он покрутил в воздухе ладонью со сложенными в щепотку пальцами. — Когда ты уйдёшь, у меня будет неделя, чтобы подготовить всех несогласных к решению, которое я озвучу на коронации. Ида откроет для тебя портал в любую точку Севера.
— Некуда пока открывать портал, — буркнула я.
В оконных рамах тоненько засвистел ветер, пламя свечей затрепетало в сторону камина, в котором вспыхнули угли.
— Я дам тебе голубя, ты пришлёшь весточку, когда узнаешь, куда ведёт Путь. Я готов помогать тебе всем, чем могу. До самого конца.
Исенгрим улыбнулся примирительно, почти отечески. Он знал, что партия выиграна всухую.
— Мне надо поблагодарить тебя? — сквозь зубы спросила я.
— Необязательно, — ответил он и встал. — Хотя можно было бы. Я сказал, что ты должна уйти завтра, а это значит, что у тебя есть ночь, чтобы попрощаться. Последняя ночь.
***
Исенгрим сопроводил меня из кабинета в библиотеку. Шары светились тускло и таинственно, как и в ночь переворота, но книги молчали. Та магия, что вызвала их к жизни и сделала невидимками отряд стражников, исчезла. Исенгрим, не оглядываясь, ушёл в танцевальный зал и плотно прикрыл за собой дверь. Он как будто догадался, что мне нужно побыть одной, а лучшего места для одиночества, чем эльфийская библиотека, придумать было нельзя. Из-за двери приглушённо слышалась музыка, и я провалилась в свои мысли. Дважды за сегодняшний вечер мне сообщили, что знают Иорвета очень хорошо, и я задумалась, а знаю ли его я.
Склонившись над витриной с пророчеством Итлины, я с подозрением принюхалась. Мне показалось, что тянет запахом тлеющей бумаги, и что ветхие края свитка слегка почернели. «Наверное, запах кофе из кабинета», — решила я и двинулась в глубь стеллажей, тут же забыв о пророчестве и вернувшись к думам.
Верноссиэль с Исенгримом вели счёт знакомству с Иорветом на годы, если не на десятилетия, я же встретилась с ним лишь около полугода назад. Я знала, что Иорвет просчитывает всегда и всё от начала и до конца, а значит, и нашу с ним историю просчитал, исходя из условий задачи: мне надо вернуться, а ему не вляпаться в отношения с дхойне. Следовательно, Исенгрим, как это ни противно было признавать, прав — нет смысла тянуть кота за хвост. Не прав он был в другом. Иорвет отпустит меня не потому, что я разлюбила его, а потому что не переставала любить.
В библиотеку на миг ворвалась громкая музыка, а потом снова стихла. «Последняя ночь», — прошептала я и направилась из глубин стеллажей к освещённому шарами проходу.
Иорвет ждал меня. Смотрел, как я приближалась, а я не спешила и любовалась им, его опасной красотой, как в последний раз. Подошла. Мы неподвижно стояли на расстоянии вытянутой руки, глядя в глаза друг другу. Молчали.
Он протянул руку ладонью вверх.
— Потанцуй со мной, — сказал тихо.
— Балы не для нас с тобой, — я вложила ладонь в его.
— Ерунда.
Скользящие шаги вперёд — в сторону — назад, отзывчивые объятия, разговор без слов. Мимолётная история близости под тихую музыку, доносящуюся из зала. Разошлись, вытянув сцепленные руки.
— Запиши куда-нибудь, что твою зерриканскую жену зовут Арабелла, — сказала я.
— Я уже узнал.
Тесно прижались. Моя ладонь скользнула по руке Иорвета повыше локтя, по плечу, бедром под гладким шёлком я чувствовала внутреннюю сторону его бедра. В сторону — назад, и теперь уже он ворвался в моё пространство, ладонь спустилась ниже талии, и, склонившись, провёл губами от мочки уха по шее. Я обвила его руками и мы танцевали медленно, не в такт мелодии. Не сговариваясь, соединили ладони.
***
Пространство магической изнанки исказилось — нарисованные стены библиотеки растянулись по диагонали, выгнулись, будто косые паруса при свежем бризе, и по ним бежала рябь. До комнаты Иорвета этажом выше танцевального зала было рукой подать, однако мы едва не заблудились в изменяющей конфигурацию конструкции дворца, едва не застряли в схлопывающемся и висящем почти отвесно коридоре, и нырнули в дверь комнаты в тот миг, когда пол и потолок, сморщившись, коснулись друг друга и тут же разошлись и выправились, будто коридор был сшитой из ткани трубой, которая надулась ветром.
Всё ещё держась за руки и запыхавшись от скачек по текстурам, мы ворвались в комнату и в реальный мир. Я щёлкнула пальцами у фитиля свечи, она ровно загорелась — стены, столы и стулья совершенно безмятежно стояли на положенном им месте.
— Что-то происходит, — сказал Иорвет.
Подошёл к окну, и в этот момент неплотно прикрытые створки, задрожав стёклами, распахнулись. Порыв ветра просвистел по комнате, разметал бумаги на столе и погасил свечу.
Ветер исчез, как и не было, а снизу донеслись удивлённые и чем-то восхищённые голоса. Мы перегнулись через подоконник — на балкон бального зала высыпали эльфы.
— Смотрите, вон там, опять! — крикнул кто-то.
Над чёрной рекой, поблёскивающей оранжевыми бликами от огней города, в темноте вспыхивали далёкие белые кольца и расходились по небу, словно круги по воде. Эльфы восторженно сопровождали каждую вспышку криками, и слышался звон бокалов и смех. Круги погасли, ветер поднялся пуще прежнего. Снизу заливисто взвизгнули, захохотали. Юбка шёлкового платья взметнулась. Иорвет, волосы которого трепал ветер, обнял меня одной рукой за плечо, прижал к себе. Мы стояли у окна и смотрели, как ветер сменялся сиянием в небесах, а потом снова был ветер и снова сияние.
— Сопряжение Сфер, — тихо сказал Иорвет.
Где-то на Скеллиге через портал, открытый Аваллак'хом, Цири вошла в башню Tor Gvalch’ca, чтобы остановить Белый Хлад — Белого Драйк Кина, пожирающего миры. Чтобы спасти тех, кого она любит. Сияние ушло с неба, ветер утих. Наступила тишина, вернулась осенняя ночь, и снизу с балкона обратно к танцам потянулись эльфы.
Иорвет развернул меня к себе, я целовала мягкие губы. Медленно, как никогда ещё не делали, мы раздевали друг друга. Не произносили слов — беседовали на языке любви, на котором нельзя соврать. Вели на нём долгий разговор, длиною в ночь. Последнюю ночь.
***
Над рекой поднимался серый рассвет. В бальном зале погасли свечи, с балкона не доносилось ни звука, и только из-под карниза, опоясывающего стену, слышалась голубиная возня и редкое курлыканье. Я сидела у окна, смотрела на воду, подёрнутую у берегов утренним туманом, и пыталась придумать, что сказать Иорвету. Он крепко спал и не заметил, когда я тихонько высвободилась из-под его руки, слезла с кровати и на ощупь оделась в ещё тёмной комнате. Все варианты разговора были похожи на дрянную мыльную оперу, звучали неискренне либо пафосно. Чёртов Исенгрим! И между тем он был прав — в моих интересах сгладить расставание, прикрыть задницу Исенгрима для того, чтобы Иорвет остался жить среди эльфов, не тая обид. За годы партизанства в лесах, за то время, что скоя’таэли провели в союзе с Саскией, Иорвет перерос своего учителя, стал для эльфов надеждой на лучшее, пусть неизведанное и другое, и Исенгрим интуитивно понимал это. Иорвет был нужен Дол Блатанна и желательно с репутацией, не подмоченной интрижками с дхойне.
Из-за гор встало солнце, невидимое с этой стороны дворца. Вода, в которой отразилось васильково-синее небо, замерцала вдали, за тенью от плато, слепяще-оранжевыми бликами. Я повернула голову — Иорвет сидел на постели и рассматривал меня. Потянулся за водой. Потом перебрался на край кровати и спустил ноги на пол. В горле стоял ком, я смотрела на него — голого и уязвимого, совершенно открытого, и не могла выдавить из себя ни слова.
— Говори, — тихо сказал он.
Заготовленные и не раз забракованные фразы застопорились в мозгу, как машины в пробке, и ни одна не годилась, чтобы быть первой. Отвернулась к умиротворяющему виду за окном, подышала.
— Я ухожу, — наконец, сказала я, так и не придумав ничего лучше.
Иорвет встал, подобрал с пола штаны и рубашку.
— Сопряжение Сфер произошло, но местонахождение Эйльхарт до сих пор неизвестно. Нам лучше пока оставаться во дворце — начинается неделя тишины, и мне надо успеть убедить Исенгрима, — сказал он спокойно.
— Тебе лучше остаться во дворце, — подтвердила я, подчеркнув первое слово. — Мне — нет, я выезжаю сегодня к Рудным Кряжам, и оттуда Ида откроет мне портал к Филиппе.
— Я, мне? — переспросил Иорвет, и в его голос проникло раздражение. — Для контрзаклинания, если мне не изменяет память, нужны трое!
— Трое не нужны, нужна кровь троих. Погоди, я всё придумала! — заспешила я, пока не наступил взрыв. — Тебе не надо никуда идти, ты нужен Дол Блатанна! А я тут как гадкий утёнок, который никогда не станет лебедем. Так будет лучше для всех!
— Я когда-нибудь нарушал клятву, Яна? — Иорвет понизил голос, и по выступившим на скулам алым пятнам было видно, что он едва сдерживал гнев.
Из всех возможных вариантов разговора я, похоже, выбрала самый дурацкий, и если бы в поле зрения была бутылка каэдвенской водки, я бы с удовольствием шарахнула себя ею по голове. И вместе с тем вопрос Иорвета неожиданно и красиво поставил всё на свои места. Он никогда не нарушал клятв, а значит не нарушит и той, в которой поклялся не иметь отношений с дхойне.
— Нет, никогда, — ответила я безнадёжно. — Ты обещал помочь с Филиппой и поможешь, дав мне с собой кровь.
— Не может быть и речи!
Прошагав к умывальнику в углу комнаты, он наполнил ладони водой и окатил лицо.
— Роза Шаэрраведда ушла к своему владельцу. Мы видели отблески Сопряжения Сфер, — сказал он, вернувшись и будто остыв. — У нас осталось совсем немного времени вдвоём, и ты уходишь именно сейчас. Что изменилось со вчерашней ночи, почему ты не можешь позволить мне быть рядом оставшееся время?
С волос капала вода, и он утёр лицо полой рубашки.
— Ты принадлежишь другому миру, Иорвет. Ты должен быть среди своих и не должен быть связан по рукам и ногам нашими не-отношениями. Не должен компрометировать себя перед эльфами связью со мной.
Он пристально и с горечью смотрел мне в глаза, и показалось, что на миг в его лице отразилось выражение острой, тщательно скрываемой боли, но губы сложились в усмешку.
— Это ведь не настоящая причина, почему ты уходишь, не так ли? — почти вкрадчиво спросил он.
Любая ложь начинается с умалчивания, так говорила Рея, и теперь настал тот момент, когда я должна была сказать ему правду. Больше шанса не будет.
— Это не причина, а повод, — ответила я и, не выдержав его взгляда, отвернулась к окну. Собралась с духом, посмотрела в лицо. — А причина есть и всегда была одна единственная — я хочу невозможного.
— Я знаю всё о том, чтобы хотеть невозможного, — сказал он. — Вопрос в том, чего именно.
— Я провалила наш договор, Иорвет. С самого начала провалила. Я никогда не ходила по грани, я всегда была далеко за ней, с самого начала… Я хочу сказку. Скверную сказку про любовь со счастливым концом.
Вот и всё, мосты сожжены, пути назад нет.
— Это невозможно, — тихо сказал он.
— Я знаю!
Его слова проткнули насквозь. Я знала, знала всегда, что хоть сколько-нибудь равноценная любовь между нами невозможна, но в глубине души надеялась на что-то. Что эльф переменит мнение? Нарушит клятву? Смешно.
— Почему сейчас? — повторил он.
— Потому что единственный способ слезть с наркотика — прекратить, — твёрдо ответила я.
— Вот как, наркотика?! — переспросил он, заводясь снова. — То, что мы пережили, ты сравниваешь с дозой фисштеха? Или, может, хотя бы афиума?
Каждое его слово гвоздём вбивалось в грудь, и я не понимала, за что он так, ведь я открылась ему.
— Неважно! Я сказала тебе всё, что могу, и даже больше того. Я ухожу, и точка. Так будет лучше и для меня, и для тебя!
— Не надо решать за меня, что мне будет лучше! — в бешенстве воскликнул он.
— Хорошо, так будет лучше для меня! — выкрикнула я. — Теперь доволен?!
Лицо Иорвета вспыхнуло, он шагнул к окну, распахнул створку. Содрал с большого пальца зерриканское кольцо и, размахнувшись, вышвырнул в окно.
— Доволен, — глухо и яростно ответил он. — Как обычно, я невероятно доволен!
Он стремительно прошагал к двери, взялся за ручку и вдруг замер, полуразвернувшись ко мне:
— Поклянись, что решение уйти сегодня — твоё решение.
— Клянусь, — тихо ответила я.
— Будет тебе твоя кровь, — процедил он и с грохотом захлопнул за собой дверь.