Звук был похож на треск, сухой и короткий, — то ли выстрел, то ли хруст ветки. Но этот звук означал совсем другое. Прорыв границы. Лопнула мембрана, разделяющая миры, и кто-то — Елена Михайловна даже знала, кто именно — шагнул сюда, в их мир. Чистый до сегодняшнего утра мир. И он останется чистым, разве не в этом ее предназначение?
Она собиралась быстрее, чем просыпалась. Как и ее муж. Все-таки им повезло найти друг друга!
Они вышли из дома одновременно и, не сговариваясь, перешли на бег. Через пять минут они уже шли через парк к границе. Противотуманные фонари выхватывали все подозрительные кусты и кочки. Но они оказывались всего лишь кустами и кочками. «Ничего, — утешала себя Елена Михайловна, — на границе возьмем след и найдем эту тварь».
Граница занимала небольшой пятачок земли радиусом примерно в полтора метра. Часть границы проходила через клумбу — по случаю осени уже перекопанную и освобожденную от цветов — Елена лично участвовала в ее облагораживании каждый год. Этот не был исключением. На перекопанной земле не оказалось ничего, похожего на следы. Как и на траве, покрытой белесым ковром росы.
— Не может быть, — прошептала Елена Михайловна.
Муж кивнул, и они снова, сантиметр за сантиметром осмотрели всю границу и газон вокруг нее.
— Но я слышала, — снова прошептала Елена Михайловна.
Муж снова кивнул, закрыл глаза и шумно втянул воздух, как большая собака. Елена Михайловна отошла на несколько метров от него и сделала то же самое. У них обоих было острое обоняние, выходящее далеко за границы чувствительности обычного человека к запахам.
Цветочный народ пахнет медом и сладкой цветочной пыльцой, их запах всегда долго держится в воздухе. Так обычно их и выслеживают. Но… парк пах как и должен пахнуть парк в середине осени. Сыростью, мокрой опавшей листвой, начавшей разлагаться, немного плесенью и землей. Ничего особенного.
Они снова медленно прошли вдоль границы, внюхиваясь, вслушиваясь, рассматривая каждый кустик, каждый комок земли. Ни единого следа.
— Не понимаю, — наконец, сказала Елена Михайловна, останавливаясь.
— Я тоже, — сказал муж. — Давай обойдем парк. Где-то должны быть следы.
Елена Михайловна кивнула. Если предположить, что цветочная тварь пересекла границу в прыжке, чтобы не оставлять следов, далеко уйти она все равно смогла бы. Переход оглушает даже их. Тварь могла затаиться в тихом углу парка. Или в беседке. Идти сразу в город, к незнакомым людям не в привычках цветочного народа. В первые дни после перехода они осторожничают, приглядываются, изучают мир. В этот момент их особенно легко взять. К тому же, в местном воздухе слишком много свинца и дыма, а цветочные твари этого не выносят. Так что искать, искать и искать.
Они разделились. Прочесывать территорию Елена Михайловна умела и любила. Она увидела многое, чего не заметили бы обычные люди. Но ни следа того, кого она искала. Она верила себе, своим глазам, своему обонянию. Она знала, что ничего не могла пропустить. И все равно обошла свою половину парка по второму разу.
Муж вышел к границе одновременно с ней.
— Пусто, — сказал он, хотя мог бы и не говорить.
Елена Михайловна вздохнула.
— Я подумал… может быть, это был прорыв с нашей стороны? — спросил муж. — Может быть, кто-то ушел?
— Кто? Ходить через границы умеют только цветочные твари.
На самом деле, охотники тоже могли нырнуть в прореху во время охоты. Но сами открывать границы не могли. Для Елены Михайловны это был единственный непонятный момент в их истории — как охотники расселились по мирам, как узнавали друг друга и передавали знания, если не умели путешествовать? Разве что некоторые умели. Но не она. И она не знала никого, кто умел бы. Может быть, раньше?
— Птица, зверь, — безнадежно сказал муж.
— Воробьи да вороны, — проворчала Елена Михайловна. — Ты же знаешь, это байки. Ни воробьи, ни гагары, ни козодои — никто из них не может нарушить границу.
Муж положил ей руку на плечо, притянул к себе.
— Мы все равно найдем эту тварь. Ты же знаешь.
— Да, — согласилась Елена Михайловна. — Конечно, найдем.
Жаль, что не получилось быстро. Но медленную охоту она тоже любила.