Шемс присела на пол, положив подбородок на край кровати и, затаив дыхание, смотрела, как время от времени подрагивают густые ресницы на совершенно белом лице спящего парня, как чуть заметно поднимается и опускается под одеялом его грудь. Спустя несколько минут девушка осмелилась осторожно прикоснуться ладошкой к его пылающему лбу, а затем как-то невзначай подушечками пальцев стала выводить узоры на его коже.
— Просто отдыхай. Всё позади, ты дома в безопасности. И я рядом, — шептала она, блаженно улыбаясь.
Тиббот хрипло кашлянул во сне и Шемс резко отдёрнула руку, вдруг застыдившись нахлынувшей нежности. Но дымка забытья по-прежнему окутывала его разум, редкое состояние покоя, без чувств, без сновидений.
Нехотя девушка перебралась в кресло, устало откинулась на мягкую спинку и принялась смотреть в потолок, борясь с одолевающей сонливостью.
— Шемс? Это правда ты, а не какой-то странный предсмертный глюк? — Тиббот открыл глаза и попробовал было приподняться, но со стоном рухнул обратно.
— Эй! Ты что такое говоришь? — Шемс стрелой метнулась снова к постели. — Конечно это я, кто же ещё. А ты лежи, лежи, рано тебе ещё вставать.
— Вот это похоже на правду, — Тиббот слабо кивнул и обвёл мутными глазами комнату. — Честно говоря не верится, что я выбрался живым из той передряги. Думал эти твари выпотрошили меня ещё в небе, до того, как швырнули вниз… Веришь, Шемс, в моём боку торчал острый сук… кажется, я напоролся на поваленное дерево, когда катился по склону. Помню, что пытался вытащить его и не смог…
— Не нужно сейчас думать о плохом. Ты согрелся? Хочешь, принесу ещё одеяло?
Тёплый голос Шемс мастерски возвращал его их тревожной паутины мыслей.
— Не нужно, малыш. Ей-богу — всё отлично. У тебя прекрасная постель, теперь я уверен, что это самое уютное место во вселенной. Век бы так лежал себе и тобой любовался. А что произошло там… очевидно оно стоило того, чтобы теперь просто наслаждаться твоим безраздельным вниманием. Ну и немножко почувствовать себя богом — Прометеем.
— Ты явно идёшь на поправку, — личико Шемс порозовело от смущения. — Вот увидишь, мы будем заботиться о тебе не хуже всяких там докторов, только давай без дурацких шуточек. И… и прости меня, Тиббот.
— Нет тут твоей вины. Это наша жизнь, она всегда такая. А вот моему эгоизму похоже не существует предела, раз он заставляет меня радоваться тому, что ты стала частью всего этого.
Лёгкий стук в дверь в миг разрушил приватную атмосферу.
— Это должно быть Лльюэллин, — Шемс с сожалением выпустила ладонь Тиббота и покинула спальню, чтобы встретить его брата.
Она не ошиблась. На пороге действительно оказался он. Шемс собиралась спросить, как прошла встреча с Сатис, но не смогла этого сделать. До сих пор так ни разу лично и не встретив Властвующую во плоти, она научилась воспринимать ту, ну почти, как некую абстрактную фигуру — вроде бы и существует где-то поблизости, а вроде и нет. И тут вот, казалось бы, простой вопрос, а грозил сделать бесплодный зловещий образ куда более реальным.
Впрочем, судя по решительному выражению лица, Лльюэллину было не до Шемс с её сумбурных размышлений.
— Мне бы хотелось побыть с братом наедине.
— Да, конечно, — не сказать, чтобы Шемс сильно обиделась на то что её так нелюбезно выдворяют из собственных покоев, но всё же ощутила небольшой укол своему тщеславию. — Схожу проверю, как там Евгения и Даррель, — сказала она в пустоту, потому что Лльюэллин уже скрылся в спальной, плотно закрыв за собой дверь.
Когда Шемс спустилась вниз, камень-алтарь стоял погасшим, отчего пещера, освещаемая теперь лишь свечами, тонула в неровной полумгле. Темноволосый парень и чернокожая девушка сидели прямо на полу и что-то обсуждали с меланхоличным видом. Завидев Шемс они внезапно умолкли, из чего сам собой напрашивался вывод, что обсуждали они её.
— Эй, это я — Евгения. У нас получилось! — девушка с лицом и телом Ионы нарушила затягивающуюся паузу и поднялась. Её приветливая улыбка, живой и лучистый взгляд наряду с телом казались такими непривычными, неузнаваемыми.
— Тебе придётся поработать над мимикой, иначе и не надейся обдурить Сатис.
— Ты права. Кажется, я совсем позабыла какого это управлять собственным телом, заставлять мышцы лица работать так, чтобы без труда в подходящий момент сострить нужную мину, — Евгения заключила Шемс в объятия. — Какая же ты тёплая. Не представляешь, насколько приятно осязать тепло.
— Там наверху тоже относительный порядок, — решила сообщить Шемс, хоть никто у неё и не спрашивал. — Тиббот понемногу приходит в себя. С ним сейчас Лльюэллин, наверно, шпыняет брата за неосторожность. Этот всегда найдёт к чему придраться. Тибботу сейчас забота нужна, а не вот это вот выслушивание традиционных попрёков.
— Ой-ой-ой, Шемс, — Евгения отстранилась, в её глазах ясно читалось осуждение. — Ситуация становится всё более отчаянной. Ну разве ж здесь место и время для влюблённостей? Не слушаешь меня, так вот спроси родителя.
Шемс отчаянно покраснела, и искоса взглянула на Дарреля, притихшего и мрачного.
Как же неловко она себя ощущала, будто навязывалась с помощью этого злосчастного дневника. Захотелось вырвать тетрадь из узловатых мужских рук, порвать в клочья, а затем сбежать куда-нибудь подальше ото всех. Впрочем, нет, не совсем… Сбегать от Тиббота ей нисколечко не хочется.
— Может пойдём уже отсюда? — вяло предложила она, напрочь отбросив мысль о побеге. — Волнуюсь за Тиббота. Ну разве ж я не права? Лльюэллин когда огорчается, бывает таким страшным…
— Шемс, постой! — взволнованный голос Дарреля дрогнул. Опираясь о ближайший сталагмит, он встал, но будто потеряв дар речи, осёкся и просто смотрел на неё в упрямом молчании, потерянный, опустошённый, протягивая руку, сжимающую дневник.
Искусственная натянутость сквозила в улыбке Евгении, которой она одарила этих двоих.
— Вам непременно нужно побыть вдвоём, так что лучше я поднимусь наверх одна. Да и признаться, сцены душещипательных откровений — это не моё.
Шемс проводила девушку тоскливым взглядом, потом приняла из рук Дарреля мамин дневник, и не зная, что делать дальше просто принялась скрести носком кроссовка рельефный пол пещеры.
— Шемс… — Даррель вновь обрёл дар речи. — Почему не сказала раньше?
— Ну-у-у… я же не знала, как именно ты отреагируешь, может эта новость вызовет у тебя неприязнь. Как-то было вообще не заметно, что ты мечтаешь о ребёнке.
— Так мне даже в голову такое не могло прийти. Не понимаю, как это вообще возможно.
— Ты не знаешь откуда берутся дети?
Он не сводил глаз с её лица, смотрел открыто и выжидательно.
— Мы, завлечённые в пасть преисподней, давно перешли в разряд пропащих людей, утратили смысл жизни, утратили себя… Что мы можем предложить своим детям, кроме идеи жертвенности и вечных страданий? Дети должны рождаться для счастья, а не быть рабами злых сил. Разве кто-то в здравом уме может желать родному человеку такой судьбы. Сатис сама уверяла, что магия дома делает нас не только бессмертными, но и бесплодными.
— Сатис не всесильна. Даже у демонов есть уязвимые места. Её превосходство основывается на магии сокрытия — инкапсуляции. Но магия круга ведь не берётся из ниоткуда… Магия — это энергия, и она требует жертвы. По крайней мере та, что доступна демонам возникает из страданий и смерти.
— Ты откуда знаешь?
— Моя знакомая — практикующий медиум, и она интенсивно изучает области оккультизма.
— Вот как. Не просто жажда чужих страданий, а прямая зависимость от них? Меж тем этот дом хранит грандиозную цельную систему оккультных знаний. Ты же видела нашу библиотеку. Но что в том толку, когда любая форма мысли, любое действие мгновенно становится известно Властвующей. Мы можем лишь слепо повиноваться. Любое проявление самодеятельности неизменно выводит её из себя.
— Это неправда. Теперь Дом на нашей стороне, точнее он не доносит Сатис ничего из того, что может навредить мне. Неожиданно я стала для него… хм… приоритетной ценностью, — Шемс понизила голос до шёпота. — Он говорит, что я похожа на них, что часть меня изначально принадлежит Аду.
— Кто говорит?
— Дом. У него есть тайна, и я не уверена, что имею право о ней рассказывать, — Шемс слегка поёжилась. — Может всё-таки пойдём обратно? Можно заварить чай и заказать к нему сладкого щербета.
Даррель задумчиво кивнул. Выглядел он всё ещё совершенно ошеломлённым и шёл неуверенно пошатываясь, будто медленно выходил из состояния сна.
— Господи, тебя вообще здесь быть не должно. Если бы я только знал… Мне следовало что-то сделать. Что угодно, лишь бы не допустить этого. Теперь всё видится по-другому. А тогда… вместо действительно чего-то важного я погряз в жалких и беспросветных внутренних конфликтах. Само собой разумеется, что в критический момент я оказался слеп и беспомощен.
— Мама иногда рассказывала о тебе. Но тогда это была просто иллюзия, а мне хотелось узнать тебя настоящего. Поэтому я пришла сюда. И я бы сделала это снова…
— Неоправданный риск, к которому тебя, должно быть, подтолкнула Улана. Импульсивно, а не сознательно, и наперекор всякому здравому смыслу. Её загадочное спасение не должно было стать причиной твоих проблем. Разве она не знала, какой смертельной опасности подвергает жизнь собственного ребёнка? Непостижимо, как вообще ей удалось живой покинуть этот дом.
Шемс нахмурилась.
— Это ты сейчас пытаешься всю ответственность свалить на маму?
— Наверно я не так выразился, извини. Сама мысль, что я стал отцом никак не укладывается в голове. Безусловно, ты знала её куда дольше, вероятно, Улана старалась быть хорошей матерью, в меру своих сил.
— Она была лучшей.
Даррель досадливо пожал плечами.
— Спорно, раз умудрилась допустить твоё появление на нашем пороге. И вряд ли что-то сможет меня переубедить. Она не понаслышке знала, что тут за место. Ребёнок во власти демона — это отклонение даже по нашим нормам. Даже для Сатис — это перебор.
— Сегодня мне исполнилось семнадцать. Вернее, уже вчера. И ты, кстати, выглядишь ненамного старше. Знаешь, довольно странно смотреть на парня двадцати с небольшим лет и осознавать, что на самом деле он родился ещё в позапрошлом веке.
Даррель постепенно приходил в себе, ему даже удалось слегка усмехнуться.
— Я родился в Египте 135 лет назад. Даррель Уоллер из Александрии. Мог бы последовать по стопам родителей и стать первоклассным контрабандистом, но судьба сложилась иначе… И у меня есть дочь, о существовании которой до сегодняшнего дня я не имел никакого понятия. С ума сойти, да?
Тёмная кухня встречала их тишиной и привычным фиолетовым светом. За окном стоял густой туман. Шемс решила, что, наверно, таким образом Тихик усиливает защиту, отрубая все лишние порталы.
Добытая из шкафчика упаковка чая Пуэр и две красивые кружки неожиданно добавили уюта и теплоты в характер всего помещения.
— А я выросла в небольшом металлургическом городке. Вернее, это раньше он был металлургическим, а сейчас просто провинциальный город с полусотней тысяч жителей, пылью, неопрятными окраинами и пустым зданием бывшего завода, откуда охотники за металлом и прочим добром давным-давно растащили всё, что по силам. Единственным источником радости в этом унылом месте для меня были тренировки в спортивной секции и наши с мамой регулярные загородные прогулки.
— Мне… мне так жаль. При нашем безумном образе жизни внезапно открывшиеся обстоятельства заставляют чувствовать себя ужасно глупо, ведь я абсолютно ничего о тебе не знаю, какой была твоя жизнь. Я всё пропустил.
— Ну так вот же я, здесь. Сама могу рассказать, если тебе интересно.
Тепло от чая расплывалось по телу, по душе, побуждая к откровенности. Оказалось, так легко, так приятно, когда тебя слушают, просто говорить, выпуская всё скопившееся напряжение.