— Какой саквояжик?
— Вот этот, — показала Таня. — Тут бумаги… доктора Долохова. Фашисты его застрелили…
— Корнея Прокофьевича убили? У-у, гады! Чтоб им свету белого не видеть… Убийцы… — У старухи задрожали губы, гневом запылали глаза.
Лесничиха хорошо знала доктора Долохова и любила его. По просьбе Корнея Прокофьевича она не раз собирала для отряда разные лекарственные травы.
— Да убили… — повторила Таня. — Но остались его бумаги, очень важные бумаги, фашисты за ними гоняются. Поэтому их нужно отнести сейчас же.
— Ну ладно, пойдем…
Тэкля внимательно посмотрела на девочку.
— Э-э, да ты ранена?
— Ага, в руку, да это ничего… Дайте мне напиться…
Лесничиха промыла теплой водой рану, перевязала ее, напоила девочку простоквашей.
— Ну вот, теперь я могу идти, — сказала Таня. Тэкля набросила на плечи большой черный платок, взяла Таню за руку, и они вышли из дому.
Вовсю светила луна, но быстро идти по лесу все равно было невозможно. С болот поднимался и растекался по-над землей, окутывая комли деревьев, молочно-белый туман. Он был такой густой, что в трех шагах впереди ничего не было видно. Лесничихе и Тане приходилось часто останавливаться, чтобы не потерять тропинку, не сбиться с дороги. К счастью, полоса тумана скоро кончилась, и можно было прибавить шагу. Вот тогда-то обе они и услыхали отдаленный собачий лай.
— Погоня! — вскрикнула Таня и остановилась. Остановилась и Тэкля. Прислушались.
— Они уже, кажись, в моей хате, — сказала лесничиха. — Надо бежать быстрей.
Однако не очень-то побежишь ночью по лесу. Началась чаща, ветки больно хлестали по лицу. По пути часто попадались выворотни, в ямах под ними стояла вода. Таня чуть не попала в такую яму. В другой раз она налетела на муравейник. С каждым шагом девочка слабела все больше и больше.
— Ой, тетя Тэкля, — тяжело дыша, остановилась
Таня. — Сил нет… Давайте чуть-чуть передохнем.
«Гав-гав-гав!..» — Собачий лай слышался уже недалеко.
— Слышишь? — вместо ответа спросила лесничиха. — Еще немножко продержись, дочурка, сейчас выберемся из чащи, там будет легче…
«Хоть бы успеть добежать до просеки», — думала Тэкля. Там, она знала, начинаются партизанские посты. Но до просеки оставалось еще добрых полкилометра.
— Не отставай, уже близко, близко, — подбадривала старуха Таню.
Наконец деревья начали редеть, кусты тоже вроде бы расступились; луна, которая спряталась было за облака, осветила большую поляну.
— Ну вот! — с облегчением вздохнула Тэкля. — Выбрались. Как ты держишься еще, Танечка?
Она обернулась и не сразу увидела девочку. Та лежала лицом вниз в высокой сухой траве.
— Что с тобой? Не можешь? — наклонилась над нею старуха.
— Тетя Тэкля… Бегите… оставьте меня… не могу больше… — тихо прошептала Таня.
Лесничиха осторожно взяла девочку на руки и понесла. Но ее старому сердцу трудно было справляться с такой нагрузкой, и она время от времени вынуждена была останавливаться, чтобы передохнуть.
Лай, который было затих, послышался снова совсем рядом.
«Неужто не успеем? Догонят — убьют и меня и ребенка и бумаги заберут… Держись, Тэкля Антоновна, держись… Уже недалече», — шептала про себя лесничиха.
Огромный пес выскочил из-за куста и зубами схватил Тэклю за платок. Она сбросила платок. Пес немного приотстал… А вот и просека. Свет месяца свободно гуляет тут, ничто не мешает ему — ни ветви деревьев, ни туман…
«Та-та-та-та!» — загремело где-то сзади.
«Та-та-та-та!» — отозвалось и впереди.
«Стреляют!» — сообразила лесничиха и остановилась, не зная, что делать. В этот миг кто-то подбежал к ней, сбил ее вместе с Таней с ног и прижал к земле.
— Не шевелитесь, тетя Тэкля, — услышала она голос Степы. И он показался ей таким родным, близким, что старуха то ли от пережитого волнения, то ли от радости заплакала.
Вернувшись в район, Антек сразу направился к военному коменданту майору Брюнеру.
Майор Брюнер, маленький, щуплый человечек лет сорока пяти, всегда чисто выбритый и щегольски одетый, сидел в своем кабинете/и что-то писал. Он велел начальнику полиции подождать, но когда Антек намекнул, что он по срочному делу, касающемуся партизан, майор встревожился и предложил ему сесть.
Больше всего на свете боялся комендант лесных мстителей, и если бы не приказы сверху, требовавшие новых и новых мер против партизан, сидел бы он тихонько, как мышь в норе, не высовывая носа из комендатуры.
Антек рассказал, что недалеко от деревни Ляховцы на них напали партизаны, что капитан Вагнер и двое полицейских погибли, а ему случайно удалось спастись.
Майор Брюнер поверил.
— Поедемте посмотрим, — предложил Антек, зная, что майор ни за что не поедет.
— Нет-нет, мне некогда, — замотал головой комендант.
— Но ведь убитых нужно похоронить, — возразил Антек. Ему хотелось скорее вернуться на то место, где так таинственно исчез саквояжик, но ехать одному не входило в его планы. Полицейские все были в нарядах, и поэтому Антек настаивал, чтобы комендант дал ему своих людей.
— Ладно, ладно, — согласился наконец майор. Он вызвал лейтенанта Штумма и приказал:
— Возьмите десять солдат и езжайте на место нападения. Полицейских похороните там, а капитана привезите сюда.
«Ну вот, как раз то, что мне нужно!» — радостно подумал Антек и попросил лейтенанта захватить с собой овчарку. Пока лейтенант и солдаты готовились к операции, Антек расхаживал по комнате и напряженно думал, куда мог деваться саквояжик. Кто выхватил его из-под самого носа? И слава ученого, о которой он уже всерьез мечтал, и — главное — миллионные прибыли от продажи противотуберкулезного препарата — все, все пошло прахом. Но нет! Антек не из тех, кто сразу опускает руки. Он организует самые широкие поиски тех бумаг.
— Машина готова! — доложил солдат.
— Заводите, сейчас едем.
Не прошло и часа, как Антек, лейтенант Штумм и десять солдат прибыли на место «стычки» с партизанами.
Лейтенант приказал солдатам тут же, на обочине, похоронить убитых полицейских, а сам взял овчарку и повел ее туда, где отдыхал капитан. Собака обнюхала траву и с визгом бросилась в кусты.