Мастиф - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 38

Эпилог

Мастиф пропал. Поначалу многие вздохнули с облегчением. Может, его сверхчеловеки забрали? И черт-то с ними!

Но иногда, очень редко, приносились вести. То там его видели, то здесь. То литровый баллон с кислородом сопрет из хозяйственного магазина в деревне, то дорогущую видеокамеру — из центрального городского универмага. Ходит один, ни с кем не разговаривает, живет, по всей видимости — в лесу. Пару раз вызывали войска, и обшаривали целые районы — но бандит словно сквозь землю проваливался.

И стало забываться страшное имя, многие решили — что он сошел с ума; что решил удалиться от людей. Это только на руку всем. Надо пережить, вздохнуть, плюнуть и забыть. Не было никогда… А за что он там реки крови лил… да мало ли крови течет? Даже сейчас. Взять, например, странную ситуацию с татарами. Или же со братьями-славянами — хохлами да малороссами. Да что там — и свой, русский мужик из узды вышел. За восемь лет, словно грибы из-под дождя, появились сотни странных поселений, десятки областей, где вновь хотел возродиться неистребимый дух. И откуда только это чудное, почти первобытное желание русского мужика — быть хозяином всего? Словно весь мир принадлежит ему одному, сам себе на уме, никого не слушает, все по-своему… Но с этими просто, опыт есть. Вооруженные экспедиции, чересчур прытких — в железо, пусть себе дальше работают. Нельзя, чтобы хлеб и мясо у всех было — да еще за копейки… Пусть Ванька лежит на печи, пьет горькую, надирается и надрывается помаленьку — за то, чтобы продналог или оброк сдать, барщину отработать; а за себя думать не смей! Все уже придумано, и вообще, много таких умников — хозяев, блин, земли русской… А коли захотел землицы — так в Сибири ее множество, осваивай — не хочу.

Но Мастиф глубоко в лесах не сошел с ума и не чурался людей. С болью смотрел он на то, как вновь крепнет власть и государство, развивая вертикали и расширяя параллели. Вновь заработала беспроигрышная феодальная лотерея — таможня. Запели блатные песни на скамейках, появились патрули. Раньше, когда все ходили с оружием — на улице пьяных почти не было. Уж больно легко получить пулю из любого окна, когда идешь по главной дороге, горланя и размахивая автоматом. Мастиф сам снял двоих таких «викингов» — просто так, на всякий случай. Мало что у пьяного в голове, когда на плече «Калашников»? И орать песни в будни под окнами — тоже опасно. Пальнут за милую душу, или гранату бросят. Здороваться надо со всеми, чтобы знать соседей: чужаков, особенно на своей земле, опять же под прицелом подпускали. Даже «налево» сходить опасно. Не дай бог явится разъяренный тесть с гранатометом… Бывало такое — усмехнулся Александр.

Налоговики щеголяли черной влитой формой. Работали без передышек паспортные, регистрационные столы, надрывались центральные управления и всевозможные палаты, записывались акты, фотографировались лица и морды, выправлялись справки, все и вся регистрировалось, учитывалось, проверялось и перепроверялось, кассировалось, облагалось, датировалось, подписывалось, штампировалось, заверялось и подпечатывалось, документировалось, подтверждалось, передавалось и сдавалось, учреждалось, принималось и рассматривалось, дублировалось, ксерокопировалось, актировалось. Формировалось.

Лось — это зверь или суффикс с окончанием?

Мастиф сквозь объектив видеокамеры не спеша рассматривал город, который расстелился между сопками. Гиблое место, суровое. Но и здесь живут люди — несмотря на «полярную» ночь, мокрые морозы под пятьдесят градусов, и холодный, вечный ветер с моря. За два года Мастиф бывал здесь уже восемь раз. Летом, осенью, весной, зимой… Каждый раз — лежал на земле и смотрел, привыкал, осваивался. Время для своего дела он выбрал подходящее. Ненастный август, ночью уже подмерзают лужи, темнеет очень быстро и над городом висит непроницаемая полумгла. Сторожевые вышки по берегу — это для детей. Мастиф мог двигаться по земле почти незаметно, а на дело пойдет под утро, еще в темноте; спустится с сопки, проползет в такт ветру, ни одна душа, даже если очень захочет — не увидит и не поймет. Он уже проверил маршрут. Полтора километра — спуститься с дальней с сопки, два километра под водой, потом дно пойдет резко вверх, старая затопленная баржа, остатки противолодочной сети… Главное — держать азимут.

Трудно идти под водой. Не страшно — жутко. Темень, холод страшный, и кажется, что вот-вот появится оскаленная пасть. Насмотрелся в свое время всякой херни по телевизору… Нет там никаких челюстей. Двести метров мрачной толщи над головой — а дно ровное, песчаное, одно удовольствие. Отцепить бы груз с ног — и всплыть, пока еще не поздно…

Отсюда, с дальней сопки, совсем не видно людей. Два года назад Мастиф пришел сюда — и начал считать. Он считал машины, дома, беспризорный собак, матерей с детьми, прапорщиков хозяйственной службы, молодых лейтенантов, матерых полковников. Подводные лодки тоже считал — поначалу у него запестрило в глазах от такого количества. Целыми днями лежал на каменистой земле и — считал. Сколько сошло на берег, сколько вернулось? Состав экипажа он знал — сто пятьдесят человек. Это на одной лодке. А около города их восемь штук — только атомных (другие Мастифа не интересовали). Три — громадные баржи типа «Касатка», или, как их еще называют за рубежом — «Ураганы»; и еще четыре — «Комсомольцы», хотя Мастиф и не знал точно их серию (только номер проекта — 671); но в свое время эти лодки заменили «Ленинских комсомольцев». Были большие дизельные, но Александр не был уверен, что они с ядерной начинкой, а рисковать не хотел. Ему нужна была лодка с термоядерным оружием — и на ошибку он не имел права. Кроме этого на рейде стояли тральщики, транспортные корабли, пара крейсеров, десяток ракетных катеров. И еще — десятки, если не сотни брошенных лодок, они заняли море едва ли не до горизонта, дожидались своей очереди в утиль. Которые выглядели получше — стояли на якорях, сцепленные друг с другом. Остальные — на боку вдоль берега. Мастиф уже был там, среди брошенного гулкого железа, в мрачном стальном холоде. Но оружия на этих лодках не было. И если быть честным, то атомоходов из них было только двадцать три штуки. Остальные, похоже, дизельные — Мастиф потихоньку начал разбираться в очертаниях боевых кораблей. Была еще одна, которая лежала на стапелях — завод по выпуску боевых машин продолжал работать.

В любом случае это означало по меньшей мере тридцать тысяч человек экипажа. Десятки тысяч механиков, рабочих и обслуги. Семьи, жены, дети. Командование. Охрана. Социальные службы. Просто жители.

Много, много народу. Считай, тысяч триста.

И ведь их кормят, поют, держат в тепле, хотя на этой земле почти ничего не растет, ничего из нее не добывают, а рыболовецких траулеров нигде не видно. Страшный закрытый город, ощетинившийся прожекторами и вышками. Отсюда, издалека, может показаться, что там, под холодной мглой, живут сумасшедшие, занятые каким-то своим, никому не ведомым делом. Как они выжили здесь? Как они вообще могут жить?

Город — монстр, город — убийца.

Только теперь сюда пришел настоящий убийца — и ничто, никто не может его остановить. Они не поняли этого? Это не их вина. Это вина Мастифа. Когда дойдет до дела — только он будет крайним.

— Пора, — решил Александр, не спеша взвалил на плечо рюкзак, и побрел к воде.

Конечно, можно было найти и надеть гидроизолирующий костюм, с подогревом. Ведь Мастиф все еще чувствует — боль, холод, но главное — гнев. Остальное не важно. Дойти, доползти, зубами перегрызть — это он должен.

— Вперед! Вперед, — подгонял он себя, с трудом заползая в стылую воду по пояс, по грудь, а потом и с головой. Главное — с азимута не сбиться.

«Интересно, а меня видят? Может, сонаром засекли? Вон, как зубы скрипят», — Мастиф шел с трудом, толща воды становилась все темней, и как будто более вязкой. Всего два километра. Пройдем. Как раз под утро всплываем…

На самом деле его, конечно, обнаружили. Сначала эхолотом, а затем — сонаром. Уж слишком часто позвякивало железо на теле Мастифа, хотя он обвернул все тряпками — включая чугунный болванки на ногах. Однако даже два кило чугуна, а с ними — оружие, литиевый аккумулятор, баллон с кислородом, клещи, плоскогубцы, газовый ключ четвертого номера, две ножовки по металлу, коловорот и набор ключей (включая нестандартные) — даже этого металла было мало, чтобы радиолокатор подал тревогу.

Мастиф все понимал, шел рваным шагом — пусть головы ломают.

— Раз, — говорил он про себя, и продвигался на тридцать сантиметров.

— Сто семнадцать, — еще тридцать сантиметров.

— Две тысячи двадцать восемь, — почти метр, в час таких метров выходило триста штук.

Медленный спуск — и еще более медленный подъем с глубины. Вот и старая сеть — ржавые канаты толщиной в руку. Нашел почти на ощупь. Скоро — наверх, скоро свет и тепло. Много света и тепла.

Почему полностью наполненного баллона акваланга на глубине в десять метров хватает почти на час, а на сорока метрах — уже на десять минут? Объем тот же — давление разное. Вот и пришлось Мастифу брать с собой «кислородник» с двенадцатью атмосферами — иначе не всплыть. Шипит он, конечно…

Медленно начался путь наверх. Как там, в колодце-воздуховоде. Только под землей хоть видно звездочку-выход. А здесь — тьма, даже не очень понятно вначале — куда идешь? Вверх? Вниз?

И только забрезжило светлое марево, как прямо перед глазами оказался серый борт. Словно гигантское, исполински-огромное животное равнодушно скользит мимо тебя. Размер подводной лодки «Ураган» — сто семьдесят два на двадцать три и на одиннадцать метров. Одиннадцать — это в надводном положении… иначе как туда уберется ракета длиной в шестнадцать метров?

Таких ракет там — ровно двадцать штук. В каждой — еще десять боеголовок.

Мастиф усилием воли заставил себя не всплывать сразу. Сначала долго смотрел через метровую толщу воды, и только потом, когда убедился, что на рубке никого нет — медленно, пластаясь по резине и железу — вылез. До чего же велика дура! Сумасшествие, чистой морской воды сумасшествие! Кому и зачем нужна такая лодка? А холод просто собачий…

— Наверно, она нужна всем нам, — решил Мастиф. — Чтобы согреется.

Конечно, мостков на палубу не было, не положено. Кроме капитанского мостика есть еще много мест в титаново-стальной броне, через которые можно… но не нужно. Наверняка вся обшивка пронизана датчиками. Как они действуют — не понятно, может, срабатывают только на воду, а может — и не только… Если сейчас взрезать голубовато-серый металл — все двери в отсеках заблокируются, а Мастифу очень не хочется их вскрывать, а потом сидеть по горло в ледяной воде и пытаться сделать хоть что-нибудь. Ведь лодку придется утопить, это точно. Глубина здесь небольшая — всего пятьдесят метров, топить в первую очередь надо носовые отсеки, а вообще хорошо бы положить гордость кораблестроения аккуратно на дно, да поднять перископ. Для смеху.

Мастиф проверил бортовой номер лодки. Все совпадает. Позавчера отсюда вышли восемьдесят три человека. Вчера — еще пятьдесят три. Осталось тринадцать. Наверняка там есть офицер — помощник капитана. Этого надо брать живьем. Только как его найти в девятнадцати отсеках?

Честно говоря, ничего точно Мастиф не знал. Все его предприятие было авантюрой. Но он постарался учесть все мелочи. Вот, например — где вахтенный? Чай пить пошел? А вдруг вахтенного на ночь не положено? Или положено — только внутри лодки? А сообщаются матросики по радио… Но днем Мастиф часто видел людей — именно на капитанском мостике.

Он вскрыл плотный целлофан и достал пистолет. Не любил Мастиф пистолеты — но выбирать особо не приходилось. Сойдет и «Гюрьза». Потом он попробовал открутить задвижку люка — бесполезно, заклинено с обратной стороны. Тогда достал из рюкзака молоток, положил на железо перчатки (чтобы звону не было) — и постучал.

Как положено постучал: три точки, три тире, три точки.

Прошло минут пять, прежде чем железный круг дрогнул, пошел против часовой стрелки.

— Гражданин каперанг? — спросил испуганный голос.

— Это я, — философски ответил Мастиф, и «Барракуда» дамасской стали со скрипом отделила голову от тела.

Сразу, не медля — шагнул вниз, точно ухнул в колодец. Не отвлекаясь на ступени и поручни.

Боцман Михаил Васильевич Кузнецов оправдывал и имя, и фамилию. Он был здоров — как медведь, и могуч — как заправский кузнец. Именно он послал вахтенного — посмотреть, кто стучит в борт над головой. Такое уже было раз, когда пьяного капитана выгнала из дома жена. Бывает… Нужно же мужику расслабиться — хоть иногда. Полгода под водой — без водки, без баб, один на один с кучей вонючих остолопов, даже без глотка свежего воздуха. После такого бочку спирта можно выпить в один присест. Это с экипажем командир — строгий и холодный; но если уж поймал искру — держись; динамиту далеко до нашего каперанга…

Свалившегося сверху человека в мокрой одежде боцман принял за вахтенного, которого накрыло волной. А вот кто второй? А это что за мячик с волосами? Неужели голова радиста, старшины Онищенко? И в какой такой шторм ходят волны высотой в пятнадцать метров…?

Мастиф прогремел по железу (рюкзака из рук не выпустил), сразу вскочил — и через долю секунды получил сокрушительный хук слева в челюсть. Боцман принадлежал к той породе людей, которые и в мирное время обладают полезной привычкой: сначала бить (или стрелять) — и только потом спрашивать… Таким ударом младший лейтенант Миша Кузнецов валил профессиональных боксеров в среднем весе. Однако маленького человечка с рюкзаком этот богатырский прием, похоже, нисколько не обескуражил. Мастиф отступил на шаг — и сильно стукнул молотком большого человека в голубых кальсонах — прямо в лоб. Михаилу Васильевичу показалось, что у него выскочили глаза. В голове взорвался красный шар — а потом все исчезло…

Мастиф потрогал рукой челюсть и усмехнулся. Хорошо на флоте здороваются. Не торопясь он распаковался, достал крепкий капроновый шнур, тщательно связал оглушенного. Наверняка офицер — понял Мастиф. Остальные спят в жилом отсеке. Хорошо устроились. Совсем здесь не узко, голову нагибать не приходится, теплый воздух приятно обволакивает окоченевшее тело. Неужели он смог? Даже и не верится…

Мастиф заблокировал рычаг люка на палубу, с мясом вырвал из стены интерком. А стены тут пластиком обиты — под дуб. Сколько же надо в такую бандуру денег вложить? Уму непостижимо. Саша даже поежился от мысли, что эта лодка «висела» бы у него на балансе. А ведь висела!

— Ничего, сейчас спишем, — прорычал Мастиф.