Это только кажется, что с наступлением темноты все живые существа ложатся спать и природа засыпает. На самом деле, происходит смена действующих лиц на сцене театра под названием Природа, или, если хотите, начинается вторая и даже третья смена, и из своих нор и дупел выбираются те, кто опасается заниматься добычей съестного при свете дня.
Но природа не любит пустоты и не позволяет кому-то получить неограниченные преимущества. Если есть те, кто предпочитает собирать корешки и ловить сонных насекомых по ночам, то есть и те, кто умеет охотиться на первых.
Борьба жертвы и хищника — вечный и непреложный закон эволюции, двигатель естественного отбора.
И действительно, как только звёзды окончательно рассыпались сияющими бриллиантами по ночному небу, яркость которых не была смазана городскими огнями, природа вокруг наполнилась движением и шумами.
Летали, стрекоча здоровенные стрекозы, за ними носились не то летучие мыши, не то какие-то другие летяги, которых было не рассмотреть в темноте, но можно было прекрасно расслышать их писк, с помощью которого они ориентировались.
Внизу с шумом и брызгами сползло в воду что-то массивное, и с довольным фырканьем стало бултыхаться в воде.
— Чего встал? — спросил Слава. — Здесь всегда так. Это все безобидные твари. Ну, если, конечно, не будешь доставать вот ту животину, что сейчас решила ванну принять. А так, она вполне спокойная.
— Да так, — Алексей на самом деле был несколько ошарашен, буйствующей вокруг природой. Да, она была в чём-то скромна, не тропические джунгли всё-таки, но неужели на него так повлияло недолгое пребывание в Долине мёртвых? Вроде меньше суток прошло, а такое ощущение, что они там пробыли не меньше месяца.
Плохое место. Нехорошее. Смерть была самой сутью Долины, она витала над ней, она была в ней, даже в манекенах она оставила свою неизгладимую печать, хоть полковник и говорил, что они, возможно, скорее живы, чем мертвы, и даже сохранили какую-то часть разума.
Здесь же всё было иначе и от этого контраста хотелось кричать.
— Даже не вздумай, — строго предупредил Слава, заметив расширенные глаза Плетнёва. — Я понимаю, что ты сейчас испытываешь, но не вздумай. Вдохни. Выдохни. И пошли уже.
А так хотелось закричать. Так громко, чтобы каждая неведомая зверюга здесь поняла, что он жив, жив по-настоящему, а не как обтянутые восковой кожей манекены.
Он выдохнул и вдохнул ещё раз. Всё-таки надо взять себя в руки. Так было правильно, так было рационально. Кто его знает, как отреагирует на проявление эмоций человеком то, что сейчас самозабвенно бултыхается в воде? Нет, не будем пока пугать своими воплями местных обитателей. К тому же сохранялся шанс, что «обезьяны», о которых говорил полковник с Данилой, могли быть поблизости.
Вскочив на бревно, соединившее два берега быстрой реки, они осторожно стали продвигаться вперёд. Ствол был довольно широким, чтобы выглядеть безопасной переправой, но всё равно надо было следить за тем, чтобы нога не соскользнула по сырой старой коре, поросшей мхом, иначе можно было не только громыхнуться в быструю холодную воду, но ещё и разбиться о торчащие из неё валуны.
Под ногой что-то неприятно хрустнуло, но уточнять что именно, не хотелось, скорее всего, это была медлительная улитка, выползшая на бревно полакомиться наростами.
— В прошлый раз, когда здесь был, — вполголоса говорил Слава, — мошкары было до жути! Причём кусачая, никакими репеллентами не спастись. Она даже не кровь пила, а куски кожи выгрызала. По итогу морда красная была, как у целлюлитного помидора!
Вообще, Плетнёву не понравилось то, что его спутник перешёл на тон ниже, будто опасался кого-то побеспокоить. Вон позади мелкотня выглядывает из-за корней и кочек, а значит, по словам напарника, опасаться нечего.
На то чтобы преодолеть сто метров, или чуть более того, ушло гораздо времени, чем ожидал Алексей. Тем более, сто метров, это если бы они шли по прямой, через поляну, а им пришлось её огибать, так как Слава выходить на неё категорически отказался.
Они залегли в лесу на краю поляны и стали её рассматривать.
— Видишь? — спросил Слава.
— Что?
— Камни! — прошептал Слава.
— Ага, — подтвердил Алексей, — что это?
— Остатки стоянки громил. Вон там, — он указал рукой на сложенные в круг камни, — было костровище. А там — стояли их вигвамы.
На поляне помимо костровища лежало несколько брошенных грубо обструганных брёвен и, кажется, кости неизвестного большого животного, более всего похожие на бивни. Всё выглядело брошенным, хотя бивни и были сложены в одну кучу.
— Прямо вигвамы?
— Ну, чумы, — пожал плечами Слава. — Как их не назови, такие конструкции из шкур на каркасе.
— Здесь типа мамонты есть? — спросил Алексей, имея в виду большие загнутые бивни.
— Не мамонты, но что-то вроде того, правда, они южнее бродят обычно, там кормовая база для них лучше, здесь их давно не видели. Наверное, громилы притащили их сюда после очередной кочёвки.
Вячеслав будто о чём-то задумался.
Они встали и, на всякий случай, пригибаясь, стали обходить поляну, при этом Слава значительно оторвался вперёд, да и двигался он гораздо более уверенно, как человек, которому здесь всё знакомо.
Алексей пару раз споткнулся, а когда поднялся и осмотрелся, осознал, что остался совершенно один. В чужом мире, в чужом лесу, среди множества неизвестного зверья. И эта мысль показалась ему до невозможности забавной. Вроде как должен бы испугаться, озадачится поиском направления — благо он приметил пару ярких звёзд на небе, расположение которых зафиксировал в памяти, когда они были на реке — но вместо этого, ситуация ему показалась до идиотизма смешной.
Наверное, так поначалу себя ощущали выжившие после кораблекрушения, оказавшись на необитаемом острове. Ты осознаёшь, что спасся, благодарен богу, радуешься этому факту, а потом до тебя доходит, что это лишь оттягивает неминуемый конец, если ты не соберешь в кулак остатки сил и не займёшься поиском еды и воды. И тебе снова становится смешно. Вот только смех этот совсем не хороший.
Он переключил ПНВ в режим тепловизора и осмотрелся.
То тут, то там шныряли красные силуэты мелких зверьков размером с сурикатов, что-то пробежало по стволу и шмыгнуло в дупло, но тоже небольшое, так что, скорее всего неопасное. Главное, чтобы не ядовитое, и чтобы не плевалось.
А вот среди деревьев было замечено животное уже размером со среднюю собаку, от которой мелкотня сиганула в стороны. Кажется, животное, внешний вид которого оставался для Плетнёва загадкой, принюхался поднимая нос по ветру и, даже посмотрел в сторону человека, но, видимо, решил не связываться и попытать счастья в ловле сурикатов и прочих белок.
Из-за одного из деревьев метрах в двадцати-тридцати выглядывал тепловой контур гораздо больших размеров, чем у той же «собаки». Дальше оставалось только надеяться, что это не выбравшийся на ночной моцион медведь или ещё кто-нибудь сопоставимых размеров.
Стараясь ненароком не наступить на валяющиеся вокруг сухие ветки или заснувшего зверька (а, вдруг, тут есть змеи?!), Алексей сделал несколько осторожных шагов в направлении теплового пятна. Наконец, он убедился, что это человек, снова переключил ПНВ и теперь уже смог разобрать контуры тактического рюкзака и амуниции.
Остальное расстояние Плетнёв преодолел уже более уверенно, собираясь высказать пару «ласковых» слов своему напарнику, так легко свалившему от него без предупреждения.
Слава стоял на одном колене у дерева, возле которого едва ли угадывался холмик, давно уже поросший травой и папоротником. В оголовье холмика, прямо около дерева был воткнут в землю старый проржавевший «калашников», а на нём цепочка с жетоном и крестиком. На самом холмике лежал скромный маленький букет из сорванных цветов.
На алюминиевом овале жетона Алексей смог разобрать только имя: Мария.
— Она не должна была тогда идти с нами, — не оборачиваясь, произнёс Слава. — Была не её смена, да и первая вылазка с её участием была ещё только в планах. Руководство сомневалось, что её можно отправлять, а она рвалась, как сумасшедшая. Ещё бы! Такой случай представился увидеть на практике то, что она знала только в теории. Ставицкий тогда жёстко запил, — в его голосе на удивление не было злости на неизвестного Алексею человека, только печаль, — а она, как никто подходила по уровню знаний, чтобы его заменить. Думаю, что он тогда специально упился, чтобы не идти с нами. Боялся он. Шарахается от переходов, как чёрт от ладана. А она всё знала не хуже него, может, даже лучше. Такого специалиста ещё поискать!
Слава замолчал, продолжая смотреть на жетон, а Плетнёв стоял у него за спиной.
— Я был уверен, что она справится. Я рекомендовал её включить в состав группы. Под мою ответственность, — он протянул руку и потрогал жетон, попробовав стереть с него грязь.
Плетнёв не стал спрашивать, знал ли полковник, куда направится Слава, когда поручал ему сопроводить Алексея, чтобы пополнить запасы воды. Очевидно, что знал.
Он не стал спрашивать, что связывало Славу с Машей. Очевидно, что-то связывало.
Он не стал спрашивать, что произошло. Теперь это уже не важно. Просто один человек будет жить с этим всю оставшуюся жизнь. А другой — нет.
У каждого свои скелеты в шкафу. Пусть там и лежат.
В молчании они провели около могилы ещё несколько минут. Алексей стоял, периодически оглядываясь и высматривая возможную опасность, которая могла бы скрываться в темноте за деревьями.
— Ладно, — Вячеслав поднялся на ноги, отряхнулся, — давай уже сделаем то, зачем нас сюда послали. Вода никогда лишней не бывает. Народ, наверное, уже нас заждался.
Если бы за них так переживали, подумал Алексей, с ними уже попытались бы связаться по рации, но рации молчали.
— Двигаем! — Слава бросил прощальный взгляд на место захоронения.
И как только они развернулись, где-то сбоку, но совсем рядом, раздался треск ломаемой древесины и ухающие звуки, причём, судя по раздающемуся шуму, в темноте скрывалось что-то по-настоящему большое.
Люди сразу присели и стали прислушиваться. Медленно и осторожно сняли с предохранителя автоматы, избегая резких щелчков.
Слава жестом показал, что надо надеть ПНВ, и указал направление, куда смотреть. Вся меланхолия слетела с него в один момент, и он вновь стал сосредоточен и напряжён, готов к бою. Он прислушался к ощущениям, пытаясь определить направление ветра, но, сейчас, как назло, установился полный штиль, что при всех равных, не добавляло им очков к скрытности.
Осторожно переставляя ноги по ковру из упругого мха и павшей хвои, они решили выяснить, кто же это устроил лесоповал посреди ночи.
Алексей жестами спросил, могут ли это быть те самые переростки, встречи с которыми так опасался полковник, и следы пребывания которых они наблюдали на поляне. Определённого ответа он не получил, Слава скривил лицо, мол, чёрт его знает, тут всё что угодно может шляться.
Раздалась очередная порция треска и утробных звуков, в которых, как показалось Алексею, он даже разобрал отдельные слова. Непонятные, естественно, но отдельные звуки вроде как напоминали то, что могло быть словами.
Воображение живо рисовало человекоподобных гигантов двух с половиной, а то и трёх метров ростом, обвешанных бусами из клыков, а в руках у каждого по массивной дубине и каменному топору. При этом мозг упорно воспроизводил картинку, согласно которой у каждого дикаря в носу была продета косточка. От этого становилось одновременно и страшно и смешно.
Тьфу ты! Неужели до сих пор пыльца не отпускает. Глупо было бы помереть из-за того, что тебе всё кажется забавным и распирает на хи-хи.
Кажется, он всё-таки глупо хихикнул. На этот раз Слава это заметил, но лишь покачал головой, мол, угораздило же тебя!
Опять треск. Похоже, что тот, кто шумел за деревьями вовсе и не собирался скрываться, неужели он ничего не боялся? Кто может ничего не бояться? Только тот, кто очень большой или тот, кто уверен, что он тут хозяин.
«Медведь!» — пронеслось в голове. Вот уж не хотелось бы столкнуться с косолапым на месте, где он кормится. Хотя, откуда тут медведи? А может тут они, как раз, и водятся — большие и злобные? Может, медведь и расправился с Марией?
Басовитое хрюканье с подобием слов раздалось совсем рядом и тут люди увидели того, кто создавал этот полуночный переполох.
Да, оно действительно было большим. Из-за деревьев выползло нечто, более всего похожее на огромный, метра три в диаметре мяч, у которого была срезана нижняя треть. Из плоского основания торчала небольшая голова с маленькими ушами (но они такими казались только в сравнении с остальным телом), короткими, но сильными лапами, снабжёнными длинными когтями, приспособленными для рытья и вскрытия трухлявых пней. Относительно длинный хвост был снабжён массивным утолщением, которое, однако, никак не сковывало движение отростка. Сферический панцирь состоял из сочленённых пластин, покрытых редкой щетиной.
Да, такой зверюге действительно особо бояться некого. При таких размерах ему элементарно на всех наплевать.
Животное вновь что-то басовито прогундосило, и теперь Плетнёв убедился, что то, что он принял за слова, было всего лишь игрой его воображения, помноженной на воздействие пыльцы «папоротника». Чёрт, а что было бы, вдохни это гадости полной грудью?! Он потряс головой, приводя себя в порядок.
Слава с облегчением выдохнул.
— Кто это, — перевёл дыхание Алексей.
— А на кого больше похоже?
— Без понятия. На броненосца?
— Ну, так это он и есть. Местная разновидность, — ответил Слава и добавил. — Хотя точно никто не знает, не изучали. Но фактов нападения на людей не зафиксировано, что уже хорошо. Но у громил замечали их панцири. Наверное, охотятся на них.
— Такого, поди, поймай! — усомнился Алексей. — Вон тем набалдашником кого хочешь ушатает.
— Ну, так и громилы, не пигмеи, да и башка у них всё-таки варит гораздо лучше, чем думали поначалу. К тому же мы, я имею в виду людей, тоже охотимся на дичь, гораздо крупнее себя, и ничего. И делали это ещё, когда огнестрела не было и в помине.
Зверюга, кажется, всё-таки учуяла человеческий дух и теперь, помахивая ушами, тупо смотрела в их сторону, медленно шевеля челюстями. Сетчатка меленьких глазок ярко отсвечивала в приборе ночного видения.
— А у этого мозг настолько мелкий, — шёпотом произнёс Слава, — что он вполне может и набросится, если решит, что ему угрожает опасность. Даром, что травоядный.
Слава сделал жест рукой «назад», и они стали пятиться обратно, держа в поле зрения громаду, меланхолично перетирающую челюстями очередную партию корешков, но тоже не выпускающую из вида людей, пока те не скрылись за деревьями.
Вскоре, звуки разрываемой земли и треск трухлявых пней совсем стихли, и они вышли к поляне, на которую, как и до этого, не стали выходить, а предпочли её обойти по кругу, чтобы лишний раз не оставлять на ней свои следы, хотя она и выглядела брошенной.
— Мне не нравится то, что они оставили бивни, — вдруг произнёс Слава, когда они пролезали под очередным упавшим стволом. — Хр@н с ними с брёвнами, их настрогать можно, а вот бивни!..
— Почему? — не понял Алексей.
За воротник насыпалось какой-то трухи, которую он постарался оперативно вытащить. Не хватало ещё, чтобы вместе с ней на кожу попали какие-нибудь жучки или личинки, или вообще муравьи, которые, несмотря на минимальные размеры, могут заставить страдать от боли даже медведя, что уж говорить о человеке, не покрытого густой шерстью с подшёрстком.
— Это хороший строительный материал, — ответил Слава, остановившись и вновь осматривая поляну, где было стойбище местных гуманоидов, — и для производства оружия подходит, зачем его оставлять? А если кто припрётся, другая группа охотников, например, и приберёт к рукам это сокровище? Это же обидно будет, если такая ценность и уплывёт.
— Может, решили не тащить, так как планировали быстро вернуться? Или их что-то спугнуло?
Слава поднял окуляры ПНВ и посмотрел Алексею в глаза.
— Пошли! Пошли, пока ветер дует в нашу сторону, быстрее, — он ускорил шаг.
Вскоре они уже набирали фляжки и пару пластиковых бутылок холодной кристально чистой водой. Внизу по течению уже не кто не плескался, и только любопытные пятнисто-полосатые зверьки украдкой наблюдали за пришельцами.
Алексей ещё раз бросил взгляд на ночное небо, убедился, что звёзды почти не поменяли своего положения. Ну, в принципе, они не так долго и ходили. А если ориентироваться вон на ту блестящую и очень яркую, то можно выйти из леса к холму с мегалитами.
Если это, конечно, не планета, уж больно яркая звёздочка. Хотя, это неважно для столь короткого отрезка времени.
Когда они уже выходили из леса, и за деревьями можно было увидеть холм со скальными выходами, Слава вдруг остановился. Он стоял так, глядя прямо перед собой, и не двигался с места.
Алексей молчал, он просто ждал, когда его товарищ решит двигаться дальше.
— Знаешь, — вдруг произнёс Слава, глядя вдаль — однажды ты поймёшь, что ты не можешь без этого жить. Несмотря на все смерти, потери и риск однажды не вернуться живым и не иметь собственной могилы.
Алексей молчал. Он уже знал ответ.
— Но ты ведь уже это понял, — это был не вопрос — утверждение. Слава сделал глубокий вдох, — Это затягивает. Покруче, чем самая забористая наркота. Даже уничтожение всевозможных африканских банд не сравнится с этим. Но всё-таки подумай прежде, чем в следующий раз соглашаться на предложение полковника. А то вход — рубль, выход — два.
Где-то высоко от порыва ветра зашумели кроны царственных секвой.
— Главное — не пожалей, — неожиданно твёрдо сказал он и двинулся дальше.
А Плетнёв достал свой жетон из-под футболки и с каким-то странным чувством посмотрел на него. Не исключено, что когда-нибудь только он и будет напоминать другим людям, что был такой Алексей Плетнёв, что вот он лежит, похороненный здесь, под еле заметным холмиком, если таковой вообще будет. Возможно, от него только и останется, что один жетон да запись в каком-нибудь служебном журнале.
Он вспомнил о Дмитрии и Александре, что остались в мёртвом городе.
Однако, похоже странники не оставили ему выбора. Он вернул жетон на место и стал догонять напарника.
Когда они вернулись, народ уже разместился внутри мегалитического сооружения, скрывшись за огромными грубо отёсанными камнями, которые скрывали огни от зажжённого на горелках сухого топлива — бойцы разогревали сухпаёк. При этом на подходе их встретил часовой, который появился словно из ниоткуда и, перекинувшись парой фраз с водоносами, пропустил их дальше.
Запасов оставалось ещё на два-три экономного приёма пищи, поэтому, когда Алексей вытащил из рюкзака срезанный Вячеславом плод, трое, в том числе полковник, действительно выразили одобрение, а остальные посмотрели на него примерно с таким же недоверием, как и сам Алексей.
— Давай его сюда! — сказал полковник. — Сейчас, товарищи бойцы, мы отведаем замечательного иноземного фрукта! Или овоща. С классификацией ещё не определились.
Слава сначала подошёл к полковнику и что-то быстро ему сообщил, тот его внимательно выслушал, а потом снайпер отсел чуть поодаль, прислонился к разогретому за день камню спиной и стал смотреть, как полковник нарезает фрукт на куски.
Вернув фляжки с водой и полные пластиковые бутылки, Алексей уселся прямо на землю, подстелив кусок картона, который нашёл в рюкзаке. Вот, хоть убейся, он не помнил, чтобы его брал.
Ещё чуть-чуть и он отрубится, подумал он. Даже есть уже не хотелось так, как хотелось спать. Рюкзак буквально манил его, предлагая сыграть роль подушки. Да и ночь, на удивление, оказалась не такой уж холодной, как он ожидал, скорее даже наоборот, хорошая тёплая летняя ночь. Глаза закрывались сами собой.
Тычок в бок вырвал Алексея из дрёмы, в которую он только-только провалился. На ноже перед самым носом благоухал неидентифицируемым, но приятным ароматом кусок очищенного фрукта и открытая металлическая фляжка, из горлышка которой доносился миндальный запах коньяка.
Оказавшийся как бы невзначай рядом Данила, глядя на огонь горелки, на которой разогревалась порция Алексея, спросил:
— Он ходил на могилу?
Алексей кивнул.
— Всегда ходит, — констатировал Данила.
Плетнёв принял еду и коньяк из рук Данилы.
— Сначала сделай глоток спиртного. Оно там что-то нейтрализует, чтобы тебя сразу не прихватило. Сейчас можно, — ответил он на опасения Алексея, передавая ему фляжку.
По горлу и пищеводу прокатилась горячая волна и упала куда-то на дно желудка, а потом он вонзил зубы в кусок светло-жёлтой мякоти и стал с опаской пережёвывать.
Вкусно, решил он. Очень вкусно. Странно, но вкусно. Может, на Земле и есть какие-то аналоги этого плода, но он их не пробовал. Например, он ни разу не ел манго, поэтому понятия не имел какой он на вкус. А тут да, было вкусно, и что ещё главнее, он сразу почувствовал насыщение. Эта штука, чем бы она ни была, здорово утоляла голод.
— Ну как? — спросил Данила.
— Вкусно, — честно признался Алексей. — Очень. Только ощущаю себя подопытным кроликом.
— Ну, тогда ещё по глоточку, — Данила снова передал Алексею фляжку, подмигнув. — За кроликов! Чисто для медицинских целей.
Сделав ещё глоток, Алексей всё же решил употребить кашу, зря что ли на неё горючку тратили, чтобы разогреть.
Закидывая в рот очередную полную ложку, он решил задать вопрос:
— Может, стоило, его всё-таки довести и допросить?
— Кого?
— Американца.
— Без толку, — стал объяснять Данила, — он бы нам ничего не сказал. Сдох бы, но не сказал. Лепил бы истории, одна краше другой, как ту, что ягоды пригодились бы для изготовления лекарств, что они спасут всё человечество, но по существу мы от него ничего не добились бы.
— То есть?
— То есть, можно было бы его резать на кусочки, всё было бы без толку. Нет, он бы говорил. Много бы говорил. И даже верил бы, что он нам выдаёт всю правду до самого мелкого секретика. Но только это было бы не то, что нам нужно.
— НЛП? — предположил Алексей.
— Типа того, только гораздо круче.
— А у нас такая технология есть?
Данила словно бы не услышал вопрос, поднялся и подошёл к разделанному фрукту. Вернулся ещё с двумя кусками на ноже и один предложил Алексею.
— Казалось бы, какая-то большая шишка, да? — произнёс Данила, разглядывая оставшийся кусок. — Хотя мне фрукт больше всего напоминает не шишку, а яйцо Чужих, прикинь! Смотрел?
Кто же не смотрел? Конечно, смотрел, ещё в детстве.
Походу коньяк начинал действовать, хотя глотки и были совсем уж символическими. Оставалось надеяться, что остатки вещества из пыльцы выветрились из организма, и оно никак не провзаимодействует с алкоголем.
— А чего мы внутрь дольмена не заберёмся? По-моему, удобное место для ночлега, и пролезть можно легко, вон какая дыра в стене, — спросил Алексей у Данилы, указывая пустой ложкой на сложенные коробкой мегалиты.
Последний поёжился и почесал затылок.
— Можно-то можно, только лучше не надо, — ответил он глядя на отверстие в дольмене. — Тут не совсем поймёшь, какой из них просто сложенные камни, а какой далеко не просто камни. Ты, для начала загляни внутрь, только не влезай!
Плетнёв понял, что это своего рода приглашение, и пока он не посмотрит, что там внутри, Данила разговор не продолжит.
Превозмогая усталость, он поднялся и прошёл мимо разложившихся на ночлег бойцов к дольмену. Те, кто ещё не уснул, проводили его любопытными настороженными взглядами. Даже полковник завис с куском «дыни» во рту, сначала посмотрел на Плетнёва, потом перевёл взгляд на Данилу, а когда тот рукой показал, что, мол, всё норм, продолжил поедать фрукт, краем глаза наблюдая за новичком.
Подойдя к большому круглому отверстию, Алексей включил фонарик и наклонился, чтобы заглянуть внутрь, одной рукой при этом он опёрся о камень, который на удивление был даже теплее, чем можно было ожидать.
Луч фонарика осветил внутренности дольмена, от вида которых могло бы затрясти не только нервных и беременных: стены были испещрены неизвестными письменами и рисунками, которые тут же напомнили Алексею то, что они видели в подземном храме с саркофагом. Пол был завален остатками тряпья и костями, многие из которых точно не принадлежали животным. Вон там, в углу пустыми глазницами на Плетнёва уставился почти беззубый и пожелтевший от времени человеческий череп, вон там из под большого глиняного осколка выглядывает тоже череп, вроде как похожий на человеческий, но не совсем. И было похоже, что если копнуть как следует, то, скорее всего, это будут не единственные черепа, которые здесь найдутся.
Мир, который ещё пару минут назад казался Алексею чуть ли не идиллией, быстро утрачивал своё очарование.
В глаза бросилось что-то угловатое и, судя по всему, пластиковое. Больше всего предмет напоминал использованную кассету от полароида. Плетнёв присмотрелся, вроде пустая.
Он вернулся на своё место, где его продолжал ждать Данила.
— Ну как? — поинтересовался он.
— Ничего так. Только это же просто кости.
— А вот теперь самое интересное: откуда здесь кости, мы не знаем. Не исключено, что это результат жертвоприношений. По крайней мере, именно такой вывод напрашивается согласно принципу бритвы Оккама. Только за громилами такой обычай не замечен, да и дольмены они стараются обходить стороной. А ты думал, мы просто из-за укреплений это место выбрали?
Алексей не стал уточнять, что это за бритва такая, но понял, что это что-то вроде наиболее простого и очевидного ответа.
— Мы, — продолжал Данила, — ну не мы конкретно, а вообще, забирались внутрь дольменов, в том числе и этого.
— И что?
— А то, что раз залезли, два залезли… а на третий тот, кто был внутри просто исчез. Вот он был, а вот его нет. Как корова языком.
— Прямо вот на третий раз? — недоверчиво уточнил Плетнёв.
— Ну, не на третий, на четвёртый там или пятый, — отмахнулся Данила, — не суть важно. Важно то, что человек исчез, и до сих пор не появился. Ни живым, ни мёртвым.
— Там череп, — сообщил Алексей.
— Видели — не его, — ответил Данила глядя в траву перед собой. — Это старый череп, очень, — он перевёл озорной взгляд на Алексея. — Так что если хочешь рискнуть, то давай, заодно узнаем, с какой частотой такое происходит.
— Нет уж, вынужден отклонить такое заманчивое предложение, — улыбнулся Алексей и стал устраиваться на ночлег.
— Ладно, ты давай, поспи. Завтра всё закончится.