Первое что я увидел, это нацеленные на нас дула автоматов в руках людей, облачённых в костюмы биологической защиты, и услышал строгий голос из мегафона, который приказал нам бросить оружие, лечь на землю, а руки убрать за голову, скрестив пальцы. По одежде прыгали маленькие красные точки, хотя с такого расстояния промахнулся бы разве что слепой.
Здесь были сумерки. Да, Данила явно что-то напутал со временем. А может, всё дело в свойствах этих непонятных точек перехода. Хотя точками, как я понял, их называют исключительно для удобства. По факту это свое рода складки, а то и дыры пространства-времени, как попытался объяснить мне полковник, но понять принцип которых до конца не мог даже он. Да и «дырка» звучит не очень благозвучно.
Даром, что на Комитет работали лучшие умы, пытаясь воспроизвести эффект перехода искусственным путём, понять принцип и закономерность возникновения точек. Строят какие-то генераторы с реакторами, что-то там рассчитывают и изучают. Почему одни точки стационарны, почем другие появляются и исчезают, а третьи смещаются, подобно магнитным полюсам? Почему большинство известных переходов ведут в миры, плюс-минус похожие на Землю? Где они вообще находятся эти миры? Короче, работали, не покладая рук над разгадкой тайн Вселенной.
Одно время, помню, в интернете любили пораздувать теории заговора на тему адронного коллайдера, который если шарахнет, то, мол, всему живому конец, так как коллайдер этот породит чёрную дыру в центре земли и всё схлопнется к чёрту. А тут, люди работают с вещами, которые, как по мне, покруче всякого коллайдера будут.
Кроме прочего, учёные Комитета, некоторые из которых не всегда знали, на кого в реальности работают, должны были выработать способы противодействия той опасности, что несли странники, ибо особого доверия к ним никто не испытывал, хоть бы они и шатаются между мирами, особо никого не трогая. А столкнуться с оружием, которое может стереть человечество, словно его и не было, очень и очень не хочется.
Ну не знаю, послушать Смирнова, так они там работают с вещами, которые если что могут рвануть так, что в чёрную дыру не только Землю утянет, но и всю Солнечную систему. Копают что-то, в чём сами не разбираются, типа изучают основы мироздания. Тут, чтобы рвануло, никаких странников не надо, сами всё сделаем. По-моему, если кто и угрожает существованию человечества, так это само человечество.
Хотя за всё время наблюдения за странниками те продемонстрировали свои возможности только раз и на ограниченном пространстве, но, видать, это очень впечатлило спецслужбы, которые бросили попытки по захвату хотя бы одного из этих существ и ограничились их сопровождением, когда тем вдруг вздумается пройтись по нашему миру.
Спрашивается, чего ходят? Ещё и людьми притворяются.
Да, кстати, Комитет. Так они называют себя. Насколько понял, название зародилось ещё во времена СССР, когда существовал КГБ. Но учитывая специфику работы, этот комитет был просто Комитетом, но с большой буквы. И понять, о каком из них идёт речь, могли лишь посвящённые.
Горизонтальная структура, связывающая между собой сотрудников органов правопорядка, госбезопасности, министерства обороны, внешней разведки, какие-то организации наёмников, которые работают по всему миру. Комитет как бы был, и его как бы не было.
Финансирование, получаемое за счёт использования левых схем и подставных фирм. От оказания специфических услуг за рубежом и внутри страны. Уловки и секретные статьи госбюджета, о цели которых не знали даже те, кто утверждал этот бюджет. Собственные золотые прииски, доли в банках, номинальные владельцы которых зачастую не догадывались, что являются лишь ширмой и куклами в чужих руках.
Круто, однако, ничего не скажешь.
И да, поступление минералов и драгметаллов извне. Только не таких грязных, какие таскал покойный сталкер-студент, а проверенных, и чистых, как с физической, так и с юридической точки зрения, для чего использовались всё те же прииски и подставные фирмы, зачастую существующие лишь на бумаге.
А вы думаете, почему наши так месторождениями алмазов в Африке заинтересовались?
Как много поступало ресурсов с той стороны, оставалось только догадываться, всё-таки, как я понял, вылазки делаются редко, или по необходимости, как случилось с нами. Хотя то, что произошло с нами, это вообще чёртов форс-мажор, который ни в какие рамки!
Так казалось поначалу. Теперь же мы все озадачены тем, что где-то в недрах организации сидит крот и сливает информацию третьей стороне, идентифицировать которую пока не удаётся. Не исключено, что она в чём-то подобна Комитету. Со своей спецификой, конечно, но всё-таки похожа.
В общем, уровень секретности такой, что если ты начнёшь болтать, тебе никто не поверит. Тебя сделают сумасшедшим. Твоя жизнь изменится так, что родственники и знакомые отвернуться от тебя, считая, что ты сам покатился по наклонной. А потом ты однажды просто уснёшь с непотушенной сигаретой.
Всё на доверии, короче.
И ты вязнешь в этом всём, как муха, зацепившаяся за паутину. Чем больше ты дёргаешься — то есть узнаёшь информации — тем больше увязаешь. Походу, обратного пути уже не было.
Да, Даня, сейчас здесь поздний летний вечер, стрелки часов, должно быть, указывают на восемь вечера или около того. Но оно и не удивительно. В Долине мёртвых, мне в какой-то момент вообще показалось, что я потерял счёт времени, а фокусы, которые вытворяла с моим сознанием и вообще с нами Царица — похоже, прозвище закрепилось за бывшей узницей саркофага — могли ещё как-то повлиять на нас. Вот вообще ни разу не удивлюсь, если завтра нам объявят, что с момента нашего ухода прошло десять лет. Или вообще сто! Хотя нет, точно не сто, вон у них «калаши» в руках, за сто лет придумали что-нибудь новое.
Вокруг стоят вагончики и палатки, накрытые маскировочной сеткой, вышки с прожекторами, свет которых слепил глаза, и территория, огороженная колючей проволокой. Видимо, здесь как раз та самая стационарная точка перехода, которую можно контролировать, не прибегая к услугам таких людей, как Афанасий.
Вот думаю, если бы вы хотели, то могли ведь просто залить бетоном это место и в ус не дуть. Прохода нет, и всё тут. Илия чего-то не понимаю? Или они по какой-то причине не хотят так делать?
За «колючкой» возвышались свои, такие родные сосны, и в воздухе к запаху таёжной хвои примешивались ароматы бензина и солярки. Куда же без них. Ну, понятно, вон стоят грузовики и джипы, а там я вижу ещё БМП.
И запах железной дороги, не сильный, но ветер его доносит. Значит, рядом есть, как минимум, узкоколейка.
Хотелось лежать в сухой траве, и пусть по тебе ползают муравьи и прочие букашки. Пусть жалят, пусть заползают в нос и в уши. Двигаться не хотелось совсем. Странно, вроде бывал в переделках и покруче, что касается перестрелок и вообще, а тут такая усталость навалилась, что давит на тебя тонной свинца. И, признаюсь, потряхивает. Скорее всего, потом это пройдёт, вон народ вроде ничего так себя ощущает, но пока потряхивает.
Как там говорил Данила — резкая смена парадигмы? Не она ли сейчас со мной и происходит. Или это всё из-за изменения гравитации, о которой мне вещал Слава? После степи я действительно ощущал себя тяжелее обычного.
Но разлёживаться нам не дали. Для начала потребовали от каждого назвать имя, фамилию, отчество, дату рождения, номер части или место службы и миссию, в которой мы участвовали. Люди в костюмах биологической защиты обыскали нас, над головой я услышал знакомый треск дозиметра.
Отконвоировали с большую брезентовую палатку, в которой был устроен своеобразный шлюз, и заставили полностью раздеться, сложив одежду и оружие в специальные пластиковые ящики. Подозреваю, шмотки сожгут, чтобы не заморачиваться. С другой стороны, кто их знает, может, обработают так, что ни один микроб не выживет.
Попутно нас снова всех обследовали дозиметром, который, как мне показалось, трещал чуть сильнее, чем должен был бы. Если бы ещё знать, как должно быть, учитывая, что нам ничего не говорили, кроме коротких указаний. Зато попробовал успокоить Толик:
— Не успели набрать критическую дозу. Жить будем.
— Полноценной жизнью-то?
— И детей сможешь настругать, не боись.
Брезентовая палатка оказалась помывочной, вернее, дезинфекционной, в которой нас заставили мыться. Мы стояли под душем из какого-то остро пахнущего медициной раствора, не только падающего на нас сверху по подведённым трубам. Пара человек в защитных костюмах и шлангами в руках омывали нас тугой струёй, которая забиралась в такие места, что сразу вспомнились слова полковника, о том, что нас будут драить как проститутку перед свадьбой.
Хорошо, хоть не обрили. Хотя могли бы. И фиг бы ты, что с этим сделал. Ткнули бы автоматом в брюхо и вперёд с песней! Или могли бы пустить газ по тем же трубам, усыпить и сделать всё что нужно, провести манипуляции с нашими бездвижными телами. Но то, что с нами так не поступили, давало некоторую надежду на то, что нас не считают источником чрезмерной биологической опасности.
Но я был рад и такой возможности помыться. Очень хотелось смыть с себя не только афганскую пыль, и степную пыльцу чужого мира. Очень хотелось избавиться от следов пребывания в Долине смерти, в её мёртвом городе, где кроме пыли и непонятно как существовавших между жизнью и смертью манекенов ничего не было. Только пыль, тлен и мертвецы. Много мертвецов. Я столько сразу никогда не видел. Даже в кинохронике по Второй мировой войне, со всеми её массовыми убийствами в лагерях. Мертвецы, мертвецы, мертвецы. Кругом одни трупы.
И которых, наверняка, становилось с каждым новым посещением этого места всё больше и больше. Город забирал свою дань. Царица требовала очередное сердце. Иначе она просто не могла. Или не хотела, не важно.
Интересно как она там? Скончалась от полученных ранений, или мы лишь нанесли ей временный ущерб? Любой другой бы сразу коньки отбросил от такого переизбытка тяжёлых металлов в своём теле. Утопить её не получилось. Заморить голодом в саркофаге тоже. Может, нам всё-таки повезло?
Вода с дезраствором стекала по волосам, по лицу, по телу и утекала в сливное отверстие на пластиковом полу. Белая пена исчезает в стоке, а перед глазами стояли Дима, Санёк, Данила, студент… И та, что восстала из мертвецов, или вообще не умирала, если судить по царапинам на саркофаге и внутри него. Так, которая за каким-то чёртом пыталась попасть в мой родной мир, при этом заставив меня съесть свои красные ягоды.
А ведь она красива, подумал я. Как ни крути, но она реально красива. Башкой, конечно, тронулась от того приёма, что ей устроил местный люд, но при этом красоты своей не растеряла. И это спустя столько-то лет!
Всё-таки любопытно было бы узнать, какими были жители долины при жизни, на каком языке общались, как вели себя в обычной жизни. Проблема в том, что абсолютное большинство из них погибло в первые секунды катастрофы, а оставшаяся часть превратилась манекенов, которые, конечно, что-то там шепчут, но, кажется, они тоже не в своём уме, как и жертва саркофага, так что добиться от них вменяемого ответа на вопросы, скорее всего, будет невыполнимой задачей.
А может, стоит продолжить гонять контрабандистов по горам? Ловить караваны с оружием и наркотиками, и больше не соглашаться на подобные предложения, буде они поступят? Не вспоминать и не заикаться. И надеяться, что тебе позволят и дальше выполнять свои служебные обязанности и вести обычную жизнь.
Улыбка сама собой расползлась по лицу. Слава был прав. На самом деле, я уже принял решение. И если подумать, то сделал это почти сразу, как принял новую для себя реальность окружающего мира. Да, произошло это не сразу. Да, какое-то время считал, что меня таким замысловатым образом разводят. Хотя, казалось бы, зачем и кому это могло понадобиться.
— Не, я теперь без АСВК или аналогичной пушки вообще никуда не сунусь! — натираясь мылом и фыркая, говорил Слава. — Не-не, даже не уговаривайте! Только крупный калибр! Без него делать вообще нечего! Всё, хватит!
— А ты представил, как будешь таскать БК для неё? Или за тебя кто-то другой будет это делать? — задал резонный вопрос тот, кому громилы камнем перебили руку. Его, как и других, сначала тоже отправили на дезинфекцию, даже слушать ничего не стали, поэтому он кое-как намывал себя одной рукой, а вторая так и болталась, от боли спасал только укол обезболивающего.
— Ничего, Ангдрюха! Своя ноша не тянет! — Слава тщательно намылил голову остро пахнущим шампунем, закрыв глаза и сплёвывая воду. — Нужен хотя бы какой-то минимум. Сколько там в магазине — 5 патронов — четырёх магазинов хватит! Ну, можно ещё россыпью взять.
— А саму бандуру ты потащишь?
— Ты ещё противотанковое прихвати! — пошутил Анатолий.
— А что! — взвился Слава. — Может, и прихвачу! И вообще, пора бы уже подумать, чтобы в проблемных местах, на той стороне нас ожидал транспорт! Джип какой-нибудь, или квадроциклы, на худой конец! Да хоть что-нибудь! И схрон бы не помешал с боеприпасами.
Толик лишь отмахнулся.
— Чую, — возразил он, — мы не скоро ещё куда-нибудь отправимся.
Полковник мылся, молча сидя на раскладном стульчике, так как протез у него изъяли, и тоже отправили на обработку. Рядом к стенке был прислонён алюминиевый костыль. Выглядел полковник крайне уставшим и осунувшимся. Словно постарел сразу на несколько лет. Видно было, что он думал. Думал много и напряжённо.
Я почему-то ожидал, что строгий голос из динамика сейчас нас окрикнет: "Разговорчики!", но нет, ничего такого не было. Нас даже не заставляли ускорится, давая возможность намыться так тщательно, насколько это вообще было возможно. Очиститься от пыли чужих миров.
Если бы ещё дезинфицирующий душ не вызывал это гадское чувство дежавю, которое то и дело напоминало о себе. Словно это уже со мной когда-то было, словно уже стоял я вот также под струями горячей воды и смывал с себя заразу. Реально гадское чувство, никому не пожелаю. Так и свихнуться можно. Впрочем, сейчас оно уже не такое яркое, как было поначалу, особенно в Долине.
«Странники не врут!» — такими были твои последние слова, Даня.
Ну, может быть, и не врут. А я всё-таки постараюсь их обмануть. Попробую выкрутиться. Вдруг именно у меня получится? В крайнем случае, сделаю всё, чтобы прожить остаток жизни так, чтобы не было стыдно. Чтобы было, что оставить после себя.
После помывки рядом с нами вновь поводили дозиметрами, и вроде, остались довольны, и провели через отсек, где сверху и со стен светили ультрафиолетовые лампы.
И вот тут одного из бойцов, того что стал чесаться ещё после ночёвки среди мегалитов, ждал неприятный сюрприз: в лучах ультрафиолета засветилась целая гроздь мелких точек на его спине под левой лопаткой и руке. И, кажется, она еле заметно шевелилась.
Его сразу изолировали и увели в неизвестном направлении, а меня передёрнуло так, что чуть не вырвало.
Толик в задумчивости потёр подбородок и сказал, что такое уже бывало, и у них есть разработанные методы лечения, но карантин теперь может продлиться на неделю дольше. То есть сидеть взаперти предстояло три недели вместо двух.
В раздевалке, где нас ждал чистые комплекты одежды — нижнее бельё и комбинезоны — я ещё долго сидел, накрыв голову полотенцем и чуть не уснул. И только когда уже почти высох естественным образом, стал обтираться и надевать чистую одежду.
Нас было десять. Вернулись семеро. Интересно, такой процент потерь в руководстве считают приемлемым? Что-то мне подсказывает, что без них почти никогда не обходится.
С другой стороны, всё изначально пошло не по плану. Лёгкая прогулка, которой должна была стать слежка и сопровождение странников, не предполагала каких-то чрезмерных мер по её подготовке. Тем более что к тому моменту, как я на это дело подписался, это была не первая такая миссия.
И крот… надо что-то делать с кротом. Иначе как ещё американцы, или кто бы там ни был, вышли на нас и провернули то, что провернули? По факту нас заставили уйти в Долину мёртвых, чтобы попытаться вынести оттуда ягоды.
В очередном отсеке нас заставили помочиться в специальные баночки, и хочешь ты или нет, никого не волновало. Для преодоления трудностей в этом вопросе на столе стояли бутылки с питьевой водой. Ну, или можно было воспользоваться услугами человека в спецкостюме с катетером в руках. Не, лучше напиться воды и подождать.
Заглядывали в уши, в нос, светили в каждый глаз и по итогу выкачали по несколько пробирок крови у каждого. Я даже забеспокоился, когда к игле, торчащей из моей вены, подсоединили пятую по счёту вакуумную пробирку.
— Может, уже хватит? — вырвалось у меня. По-моему, вопрос прозвучал довольно резко.
За широким стеклом маски лицо медика не просматривалось, и из-за балахонистого костюма было непонятно, кто перед тобой: мужчина или женщина.
— Уже почти всё, — раздался звонки и приятный женский голос. — Вам не больно?
Я прислушался к своим ощущениям и понял, что мне реально не больно. Ну, могло быть больнее, как по мне. А у неё золотые руки, стоит признать.
— Как вас зовут? — решился спросить я.
Она отстегнула пробирку с кровью и посмотрела на неё и наклеила штрих-код, дополнительно сделав отметку в свободном поле.
— Анна, — непринуждённо ответила она, — можно Аня.
— Аня, — взмолился я, — когда уже всё это закончится. Вы просто не представляете, как я устал и хочу спать. Вы простите, что сорвался на вас, просто уже сил никаких нет.
— Да собственно всё, — легко ответила она, — сейчас вас отправят в общий бокс под наблюдение, там же вас накормят.
— Спасибо, Аня! — искренне, но несколько артистично ответил я. — Общение с вами — единственное светлое событие за последние несколько дней, учитывая все обстоятельства.
Она словно замерла, словно глядя на меня, но из-за маски выражения её лица я не видел. Ловким движением вытащила иглу из моей вены, протёрла ваткой, смоченной в спирте, и наложила на прокол пластырь.
— Вот теперь точно всё! — торжественно заверила она меня. — Можете проследовать за своими товарищами. Вас накормят и дадут отоспаться столько, сколько влезет.
Признаюсь, мне было приятно, что кровь брала у меня именно она, вообще было хорошо услышать женский голос, тем более, такой приятный на слух. Интересно, она симпатичная?
А потом, я вдруг подумал, что среди тех, кто поливал нас из шлангов, тоже могла быть она и, кажется, покраснел. Казалось бы, не первый раз голым перед девчонкой оказывался, а тут прямо как-то аж смутился. Надеюсь, она не заметила моей реакции.
— Забавное у вас родимо пятно, — услышал я вслед.
Твою же дивизию!
Я быстро ретировался в сторону следующей платки, которую с этой соединял переход в виде целлофановой кишки, натянутой на пластиковые кольца.
И был обед. Или, скорее, ужин. Хороший ужин, комплексный. Тут тебе и салаты на выбор, и первое в виде супа-пюре из спаржи, а кто хочет, тому гороховый или борщ со сметаной. На второе: пюре, отварной рис или греча — это на гарнир. На горячее: котлеты Пожарские, форель и тушёная курица.
Ну и десерт, куда же без него.
Я съел и того, и другого, и третьего. В общем, много. В конце концов, нас никто не ограничивал. К тому же я посчитал, что хороший аппетит — признак здоровья, так зачем скромничать.
Как доплёлся до кровати в другой палатке, уже и не помню и рухнул, как убитый. Подушка с размаху приняла моё лицо, и я тут же забылся настоящим мертвецким сном, а не тем его суррогатом, которым я мучился в Степи.
На этот раз обошлось без сновидений. Вообще без всяких. Абсолютный ноль!
А на следующее утро всё повторилось по новой: осмотр, забор анализов, опрос о самочувствии.
И допрос. Допрос без особого нажима, но тщательный и с указанием всех мелочей, какие ты только мог вспомнить. Допрос проводил человек в форме, но без знаков отличия, который сидел за стеклом, разделяющим две половины очередной палатки, соединённой с нашей пластиковой кишкой.
Несмотря на отсутствие погонов или предъявленного удостоверения, сомневаться в его профессионализме не приходилось. Вопросы были по делу, чёткие, взаимосвязанные. Иногда он пытался поймать меня на противоречиях, задавал неожиданные вопросы, прямо не относящиеся к делу.
Я отвечал так, как чувствовал и что знал, кроме одного. Рассказывать о том, что показали мне странники, я не собирался ни при каких условиях, и даже проверка на полиграфе, которой нас тоже подвергли, ничего не показала. Подозреваю, однако, что это из-за того, что прямой вопрос об этом мне так никто и не задал.
После обеда, Афанасия забрали, переместив в отдельный бокс, так как он почувствовал внезапное резкое недомогание и стал мучиться животом. Кстати, он, как и я, тоже в первый раз попробовали так называемую дыню. Я прислушался к своим ощущениям, но ничего подозрительного не почувствовал. Может, они выпили меньше алкоголя для нейтрализации? А может, подцепили ещё что, не обработав руки перед едой, или вдохнув что-нибудь. Тут остаётся только гадать.
До кучи стал чесаться Толик, покрывшись сыпью, и ближе к ужину его тоже от нас отселили. Хотелось бы понять, где он подцепил эту гадость. И что-то мне подсказывает, что именно в Степи.
И так нас осталось четверо в одной палатке, которая одновременно была нашей палатой: Денис Евгеньевич, Слава, Андрей, тот которому громилы сломали руку выпущенным из пращи камнем, и я.
Полковнику вернули его протез (или другой, не понятно) и он мог спокойно расхаживать по палатке туда-сюда, как ни в чём не бывало, периодически размахивая гантелями, и отжимаясь. Иногда он садился и начинал рисовать по памяти то, с чем мы столкнулись в ходе нашего путешествия. И стоит признать, он довольно точно изобразил манекенов и Царицу, которая получилась у него почти один в один такой, как я её запомнил. Ещё полковник набросал немного изображений её статуй, которые встречались нам по пути и ту церковь с дольменом-алтарём внутри.
Рисунки у него, к слову, позже изъяли, но выдали новый альбом и набор карандашей с ластиком. Кто бы мог подумать, что такой суровый мужик, как Смирнов, окажется человеком, имеющим такие таланты. Да, он ещё в Городе делал зарисовки, но сейчас получив почти неограниченное время и возможности, его рисунки получались особенно выразительными.
Андрюха напротив уже успел разрисовать изначально идеально белый гипс оставшейся после написания рапорта ручкой. Благо руку ему перебили левую, а он был правшой. Да-да, помимо того, что нас изводили допросами, пришлось ещё и на бумаге всё изложить. И чувствую, что не последний раз. Собственно, как и предупреждал полковник.
И снова процедуры, и снова анализы, к которым добавился рентген и снятие энцефалограммы, просветкой ультразвуком и т. д. и т. п. Я по-настоящему опасался того, что меня заставят глотать какой-нибудь шланг с лампочкой, но вроде обошлось. В общем, первая неделя была самой хр@новой, даже телевизор не спасал, тем более, он имел довольно скромный набор телеканалов, и щёлкать кнопками по пульту очень быстро наскучило, и зомбоящик бухтел больше для фона.
Когда я уже почти потерял счёт времени, к нам в палатку, наконец, зашёл человек, на этот раз просто в белом одноразовом балахоне поверх бирюзовой формы медика, с висящим на шее стетоскопом, но уже без защитной маски и респиратора, что могло говорить только об одном: по крайней мере, с нами всё в порядке.
Медиком оказалась молодая девушка, со светло-русыми волосами, забранными на затылке и ярко-серыми глазами, и когда она заговорила, я понял, что это та самая, что брала у меня кровь в самом начале, и та, которая окатывала меня из брандспойта.
— Как самочувствие? — поинтересовалась она, садясь на край свободной кровати. — Денис Евгеньевич?
— Особых проблем не замечено, — ответил полковник, до этого отрабатывавший удары с гантелями в руках. Он опустил их на пол и тоже сел на кровать.
— Как нога? — спросила Аня.
— Пока не отросла, — как мне показалось, гораздо серьёзнее, чем следовало, ответил он. — Фантомные боли беспокоить перестали, — пожал плечами полковник. — Ты лучше расскажи, как там мои парни? Живые?
Аня подложила подушку и откинулась на спинку кровати. Выглядела она спокойной, но было заметно, что она внимательно наблюдает за каждым из нас, словно считывая наше текущее состояние.
— С ними всё хорошо, насколько это вообще может быть в их случае, — улыбнулась она, и от её улыбки повеяло спокойствием и уверенностью. — Лечение проходит успешно и ребята идут на поправку. Намучались с личинками, пока их вытаскивали, но сейчас всё в норме.
— С какими личинками? — не понял я. У меня всё внутри перевернулось, когда вспомнил, как мне заворот насыпалось трухи со старого бревна, под которым я пролезал. Не любил я всяких там личинок и червей.
— Тех, что под ультрафиолетом засветились. И где он успел их подхватить, ума не приложу! — как мне показалось, излишне весело ответила она. — Видимо где-то в Степи. Слава?
— Да вроде всё в норме, — ответил снайпер. — Ничего не болит.
— Я говорила вам не употреблять в пищу ничего, из того, что растёт по ту сторону? — при сохранении внешней дружелюбности её голос приобрёл нотки учителя, который что-то втолковывает туповатому ученику.
— Говорила… говорили, — запнулся Слава и даже потупился. — Ну, так это, я…
— Что это? — прежним тоном перебила его Анна. — Как дети малые, честное слово! У вас, что закончился провиант?
— Было ещё немного… — бубнил Слава.
— Денис Евгеньевич, не ожидала от вас такого, — сменила она собеседника. — При наличии еды, прибегать к местным источникам пищи — крайне неосмотрительно. И теперь двое ваших подчинённых лежат под капельницей с обезвоживанием, вызванным сильнейшей диареей. Учитывая заражение личинками, одному из них не повезло особенно.
— Да мы все ели, — осмелился я подать голос, и тут же в ответ был награждён жёстким взглядом тёмно-серых глаз, из-за чего последующая фраза получилась какой-то скомканной. — Ну, ели… мы же предохранялись, спиртом там.
— Предохраняться, Алексей, вы будете в другом месте и при других обстоятельствах, — ответила, не то в шутку, не то всерьёз. — А употреблять в пищу животные и растительные продукты неземного происхождения согласно регламенту можно только в самом крайнем случае, который в вашей ситуации отсутствовал. Вам повезло, что вы успели дойти до точки перехода.
Последние предложения она произнесла назидательным протокольным тоном, при этом смотрела в сторону полковника, который, сохраняя прямую осанку, всё-таки отвёл глаза под её взглядом. Ничего себе! Полковник и так реагирует на какого-то врача!
— А вы, кстати, как сами? — обратилась она ко мне с прежним добродушием. — Как самочувствие? Ничего не беспокоит? Как спите?
— Самочувствие нормальное, ничего не беспокоит… — чуть не вырвалось «кроме твоих глаз», но я сдержался, — Сплю хорошо, без снов.
— Понятно, — она села, подтянула и обхватила руками колено, добавив, — сны сняться всегда, Алексей, просто мы не всегда их помним.
Потом она спросила, как рука Андрея, дополнительно осмотрела его кожу на предмет сыпи, переключив фонарик в ультрафиолетовый режим, и прощупав пульс. Она стояла хмурилась, но скорее для проформы, так как, судя по всему, ничего подозрительного не обнаружила. К тому же, когда она сводила бровки, получалось это настолько мило, что без улыбки невозможно было смотреть.
— Я рекомендовала продлить карантин ещё на пять дней, чтобы уже точно убедиться, что вас можно выпускать в окружающий мир, — наконец, произнесла она.
— Зачем, если всё нормально? — неосторожно возмутился Слава, за что получил очередную порцию насмешливо-холодного взгляда.
— Затем, что не уверена, что по выходу вы не потащите в рот мухоморы, ведь они такие красивые! — был сдержанный, но язвительный ответ.
Кажется, Слава даже покраснел, в то время как полковник продолжал сидеть молча, не проронив ни единого слова, после того, как ответил на её вопросы в самом начале.
Собираясь уходить, она всё-таки остановилась рядом со мной, словно что-то вспомнила, и взяла мою голову в свои руки, запрокинув её и глядя мне в глаза. Достала фонарик и ещё посветила, приказав мне не моргать.
По-моему, я был готов ослепнуть, лишь бы она не убирала своих тёплых рук от моего лица. Я сидел, поворачивая голову из стороны в сторону по её команде, высовывая на максимум язык, и параллельно ощущал тонкий запах её духов, от которого сердце начинало учащённо колотиться. Или это просто от того, что она стояла так близко? Не знаю.
Завершив мой внезапный осмотр, она попрощалась «До завтра!» и покинула нашу палатку, скрывшись за её откидным пологом.
Значит, завтра она придёт снова … хм… понятно. Приятное ощущение тепла разлилось по всему телу.
Я опустился на кровать, заложив руки под голову и скрестив ноги.
— Кажется, я влюбился, — легко и естественно вырвалось у меня.
— Так! — сразу взбодрился Слава. — Вставай в очередь, перекличка влюблённых каждую неделю в восемь утра!
А полковник лишь покачал головой, раскрывая альбом и принимаясь за очередной рисунок, и, когда спустя минут пятнадцать я встал, чтобы набрать воды из кулера, заметил на альбомном листе портрет Ани, исполненный вполоборота.