Конференц-зал полицейского участка жужжит, как растревоженный улей. С фотографий на большом экране на них смотрят жертвы. Мужчина и подросток уже мертвы, их тела нашли в мусоровозе по частям, третья…
Слава облизывает сухие губы и прячет руки в карманы чёрных джинсов. Внутри неприятно щекочет, требуя действовать или хотя бы двигаться, но он себя сдерживает.
Третья может быть жива. Она и её ещё нерождённый ребёнок.
По полученным данным похищенная была на девятом месяце беременности.
Слава смотрит в светло-карие глаза незнакомой женщины и обещает себе найти её. Хотя бы её.
— Эй, — окликает его кто-то совсем рядом, и Слава отводит взгляд от фотографии. — Ты новенький? Я тебя раньше у нас не видела.
Слава прикидывает, как выглядит со стороны: светло-серая рубашка, чёрные джинсы, такие же кроссовки. Молодой, наивный и готовый внимать словам старших стажёр. Славе двадцать четыре, но наивным он себя не считает.
— В какой-то степени, — увиливает он от ответа, когда молчание затягивается, а немолодая, темноволосая женщина в форме не отступает.
— Тяжело, наверное, смотреть вот на это всё… не стоило им тебя сюда звать.
Слава снова смотрит на экран. Тот сейчас поделён на две части, на одной всё так же изображены лица жертв, на второй же — фотографии с места преступления. То, во что превратились тела отца и сына.
— Всё в порядке. Я сам пришёл.
Он не врёт, ни о том, что его можно считать новеньким здесь, ни о том, что пришёл сюда сам. В этом отделении Слава всего несколько часов и явился сюда именно за этим. За тем, кто виноват в появлении фотографий на экране.
Серия убийств, о которой никто бы так и не узнал, не сунь Слава нос в одно из дел, а потом ещё в одно, и ещё. Не ищи он похожие случаи.
Разные города, разные люди, разное время. Объединяет их лишь жестокий способ убийства и кровное родство. В каждом городе это близкие родственники, живущие вместе, чаще семья.
— Итак, — заявляет главный: грузный с проседью мужчина. Имя вертится на языке, но Слава не может его вспомнить, да и не старается. Само придёт в нужный момент. — У нас есть адрес. Выдвигаемся.
— Я с вами, — заявляет Слава, как только главный оказывается в непосредственной близости от него.
— Конечно-конечно, — ядовито усмехается тот, показывая зубы в хищном оскале. Только на Славу это не производит никакого впечатления, до хищника майор не дотягивает.
— Шиза едёт с нами! — объявляет он на весь конференц-зал и Слава морщится.
Их отдел считают сборищем самоуверенных говнюков с привилегиями и, как правило, не любят. Впрочем, не любят всех, кто приезжает из столицы и лезет в чужие, как им кажется, дела.
— Не боитесь запачкаться? — мелочно уточняет кто-то.
— А вы? — вопросом на вопрос отвечает Слава, прежде чем, подобно камню из рогатки, вылететь из дверей конференц-зала.
У них есть адрес.
Слава впервые так близко.
Захватив из служебной машины бронежилет и пистолет, Слава в последний момент успевает заскочить в полицейский фургон. Цыкает, когда тот срывается с места, едва не впечатывая его в закрытую дверцу.
Улёгшийся у ног кинолога пёс провожает Славу задумчивым взглядом, но даже не делает попытки подняться.
«Бессмысленно» — констатирует он, мельком глянув на собаку в ответ и заняв свободное место.
Машину мотает на каждом повороте, так что бронежилет одевается с трудом, а ругань так и вертится на языке. С которого едва не срывается, когда майор заявляет:
— Внутрь вы с ними не идёте.
Не с «нами», отмечает Слава, а с «ними». Майор двигаться со своего места, похоже, не собирается.
— Ошибаетесь, — Слава показательно перезаряжает пистолет. — Я должен быть там.
Он кивает в сторону окошка, за которым медленно проплывает улица. Похоже, водитель сбросил скорость.
— Послушайте. Я за вас отвечаю, поэтому вы сидите здесь тихо и не высовываетесь. Ребята знают что делать.
— А теперь послушайте меня. Вы даже не представляете, что можете там найти. Поэтому. Я. Иду. Туда.
Слава выделяет каждое слово, давая понять, что не намерен отступать. Он идёт и точка.
— Я с вами или без вас.
— Шиза! — как плевок летит в спину, когда Слава первым шагает на нагретый солнцем асфальт, стоит только фургону остановиться.
Впереди старый, требующий сноса, некогда жёлтый двухэтажный дом, укрытый с нескольких сторон одетыми в зелень деревьями и разросшимися кустами. Длинная трещина уродует осыпающийся краской фасад, двери подъездов гостеприимно открыты, но выглядят, как голодные пасти.
Слава замирает, чувствуя, как сердце в груди разгоняется, отдавая грохотом в ушах. Сколько бы он ни бравировал, сколько бы ни давил, но это всё равно будет третий его выезд. В два первых раза с ним был кто-то из команды, сейчас же…
Он оборачивается, чтобы успеть заметить кивок майора и быстро двинувшегося к ближайшему подъезду кинолога с собакой. Они, видимо, о чём-то договорились внутри фургона, потому что сейчас не звучит ни слова. Ровно до тех пор, пока пёс не доходит до дверного проёма.
Слава щурится, наблюдая за тем, как собака напряжённо замирает на границе света и тьмы, как инстинктивно поджимает хвост и начинает поскуливать.
До боли знакомая и красноречивая реакция. Они пришли по адресу. И самое главное — жертва ещё жива.
Майор ругается сквозь зубы, кинолог отступает, уводя с каждым шагом всё больше успокаивающегося пса, Слава снимает пистолет с предохранителя.
Он ещё какое-то время мнётся, чувствуя, как потеют ладони, и, дождавшись решения майора, следует за командой. Вверх ему не надо, никто не будет держать жертву в старой, насквозь прогнившей квартире с окнами и отвратительной звукоизоляцией.
«Вниз» — решает он, замерев перед раззявленной пастью подвала, к которой, словно каменный язык, ведут несколько ступенек.
Слава включает фонарик, прежде чем окунуться в темноту. И, судя по тому, что рядом тьму разрезает ещё один луч, не все из группы пошли наверх.
Происходящее Славе нравится всё меньше и меньше. Слишком уж… просто.
Они без проблем спускаются по короткому узкому коридору, довольно быстро находят выключатель. Висящие на скрученных проводах голые лампочки, мигнув пару раз, тускло освещают старые, кое-где покосившиеся двери, идущие по потолку проржавевшие трубы и обветшавшие кабели.
«Слишком просто» — соглашается Слава, облекая в мысли неприятное, царапающее ощущение внутри.
Из всего ряда дверей выделяется лишь одна, почти посередине подвала: даже на вид крепкая и совсем новая.
Поймав взгляд полицейского, Слава кивает в её сторону. Он ждёт, что тот воспользуется рацией и вызовет подкрепление. Слава точно знает, что лезть вдвоём опасно. Однако, ни его самого, ни его мнение воспринимать всерьёз, похоже, не собираются. Полицейский даже не тянется к рации, но к цели всё-таки приближается и знакомым жестом указывает пистолетом на дверь.
«Раз, два, — отсчитывает про себя Слава, сжимая пальцы на простой ручке. О том, что дверь может быть заперта, он даже не думает. — Три».
Слава рывком тянет дверь на себя и та распахивается, будто их там ждали.
Хриплый рык вызывает внутри дрожь и щепоть страха. Инстинкты предупреждают об опасности. Слава видит, как мешкает офицер. Всего секунда, но она оказываются решающей.
Выстрела не слышно, но офицера ведёт в сторону. Спасает лишь бронежилет. Два ответных выстрела звучат куда как громче, а следом всё мешается в кучу. Оживает рация, хлопает дверь где-то сверху, рык превращается в скулёж.
К новым выстрелам присоединяется уже и Слава. Только противника укладывает офицер. Именно после его выстрела раздаётся вскрик и мат.
Все звуки превращаются в фоновый шум, стоит только Славе, вслед за офицером, перешагнуть порог. Словно в стоп-кадре взгляд выхватывает вбитый в дальнюю стену крюк, тянущуюся от него к тонким запястьям цепь, хрупкую женскую фигуру в местами порванном, ничуть не скрывающем большой живот, некогда светлом сарафане.
Убедившись, что противник обезврежен, Слава делает шаг к женщине и та, сверкнув глазами, рычит.
— Я не причиню тебе вреда, — обещает Слава, поднимая раскрытую ладонь.
Он прячет пистолет за пояс джинсов, прежде чем сделать ещё шаг.
Цепь звякает, натягиваясь, и Слава понимает, ноги они ей тоже связали. Так чтобы ни шага, ни единой возможности побороться за свою жизнь.
— Ты знаешь, что я не вру, — продолжает он, спокойно встречаясь с женщиной взглядом. Некогда светло-карие радужки сейчас словно полыхают рыжим огнём.
— Что это за хрень?..
Вопрос вынуждает Славу обернуться. Офицер. Застыл соляным столбом, опустив пистолет.
— Делайте свою работу и не мешайте мне делать свою. И найдите чёртовы ключи!
Слава сейчас и сам готов рычать. Всё не на его стороне, абсолютно…
Он замирает, чувствуя, как сердце пропускает удар. Иссиня-чёрная паутинка разбегается по коже, выбирается из-под ткани сарафана на груди, наливается силой. Смерть подбирается всё ближе и ближе.
Слава, не церемонясь, оттягивает ткань на груди, убеждаясь, что там лишь паутинка и нет ни намёка на рану.
— Где? — выдыхает он, снова заглядывая в глаза. На этот раз радужка светло-каряя, вполне человеческая, и нет ни намёка на яркий рыжий всполох. — Куда?..
Рану он находит сам, не дожидаясь ответа: длинная полоса на боку покрытая коркой запёкшейся крови.
Сзади слышатся голоса, похоже, кто-то из группы пришёл. Слава даже не оборачивается. Получив ключ, он полностью сосредотачивается на жертве.
— Всё будет хорошо, — врёт Слава, принимаясь избавлять её от цепей. — Обязательно будет.
— Врёте, — хрипит та и Слава на мгновение прикрывает глаза.
Врёт и они оба это знают. Хорошо уже ничего не будет. Не для неё.
— Защити мою девочку, — просит она, цепляясь за его плечи, когда теряет опору.
— Скорая приехала, — сообщает тот самый офицер. — Помощь нужна?
— Сам справлюсь.
Слава морщится, понимая, что скорая тут не поможет, ничто не поможет сейчас оборотню выжить, слишком далеко всё зашло, слишком…
Он подхватывает её на руки, прикидывая, как будет подниматься по узкому коридорчику, но понимая, что обязан справиться.
— Защити мою девочку, — словно в лихорадке повторяет она. — Пожалуйста…