— Значит, первые координаты были лишь для отвода глаз? — спрашивает Слава, когда Герман сворачивает, оставляя сияющий огнями город в стороне.
— Скорее чтобы ты задумался, — поправляет его тот с усмешкой. — Ты ведь заметил, что они были довольно близко к дому Арины. Они не могли тебя не задеть.
Поджав губы, Слава не отзывается, упрямо продолжая смотреть на сгустившуюся за пределами освещённой трассы темноту. То тут, то там в ней вспыхивают огоньки: окна жилых домов, заправка, кафе…
— Не дуйся, ты же мужчина.
Насмешливо-холодное требование заставляет Славу обернуться. Только тот не смотрит в ответ, уделяя всё внимание дороге.
— Ты действительно вырос смелым и умным, — продолжает меж тем Герман. — Немного слабым, конечно… Но это издержки воспитания женщиной. Ну да ладно, это поправимо. Думаю, мы без проблем от этого избавимся. А с окружением твоим нужно что-то делать…
Слава стискивает зубы, заставляя себя молчать, однако темнота за окном для него сгущается ещё больше, а потом и вовсе превращается в голодную пустоту. Есть только салон автомобиля и они в нём.
— Хотя Руслан с его дочерью хороши, тут никаких нареканий. Я рад, что ты с ними сошёлся. А вот с псинами ты сглупил. Я, конечно, понимаю, это воспитание твоей матери. Женщины любят всё пушистое и маленькое. Видимо и тебя приучила. Вот ты и завёл щенка. Но, честно, лучше собаку заведи.
«Ты совсем больной⁈»
Волна злости поднимается изнутри, обжигая и подсказывая решение.
«Оно единственно верное. Мертвецы не причиняют боли, — подсказывает что-то внутри, царапая острыми коготками горло и подталкивая под локоть. — Ну же».
Слава сжимает кулаки, до боли вгоняя короткие ногти в кожу и заставляя себя успокоиться.
«Мысли трезво, придурок! Он не доберётся до Ани. Вытащишь Богдана, вернёшься, и твоя стая пополнится. А потом вернёшься за Германом. Он должен сесть, а не сдохнуть! Смерть для него слишком лёгкий выход».
— Кстати, как тебе дочь Руслана? Кажется Сабина?
Брошенный на Славу взгляд горит лукавством, вызывая недоумение, которое исчезает, стоит только Герману продолжить.
— Она выросла красавицей. Слышал, вы общаетесь.
— Общаемся, — нехотя соглашается Слава, понимая, что Герман ждёт ответа, а если он и дальше не будет следить нормально за дорогой, то они обязательно куда-нибудь врежутся.
— Так что между вами?
— Мы друзья, друзьями и останемся.
— Присмотрись к ней. Охотникам лучше держаться вместе. Но если вдруг она не в твоём вкусе, то есть и другие достойные охотницы.
— Я не породистый кобель, чтобы устраивать мне вязки, — срывается Слава на злое рычание.
— Ты не оборотень, чтобы говорить о вязках! — на мгновение повышает голос Герман и тут же успокаивается, будто и не было этой вспышки. — Понахватался ты от них знатно… Но ничего, вычистим. Я займусь твоим воспитанием.
Шумно выдохнув и зажмурившись до боли, Слава откидывается на спинку кресла. Злость внутри снова поднимает свою голову, но на этот раз не обжигает, сворачиваясь тлеющим клубком под рёбрами. Будто кобра, ждущая подходящего момента для броска.
— Долго ещё? — выплёвывает Слава не открывая глаз.
— Приехали уже.
Слава распахивает глаза, чтобы тут же натолкнуться взглядом на небольшой дом на деревянном настиле. Его вовсе не было бы видно в темноте не виси над дверью фонарь.
— Люблю, знаешь ли, иногда порыбачить. А теперь отдай мне оружие и выходи, — требует Герман, глуша мотор.
— А у меня нет, — кривит губы в усмешке Слава. — Я решил не пополнять твою коллекцию.
— Ты думаешь, я поверю?
— Так обыщи. Всё равно ничего не найдёшь.
Только переступив порог дома, Слава понимает, что это скорее лодочный домик со вторым жилым этажом. Первый же полностью отдан под лодочный гараж. Слава успевает осмотреться лишь мельком, когда Герман разворачивает его лицом к стене. Ему только и остаётся, что скрипнуть зубами и стерпеть обыск.
«Ты знал, что так будет» — напоминает он себе, разворачиваясь.
— Люблю этот дом за тишину и отличную звукоизоляцию. Идём.
Хлопнув по плечу, Герман подталкивает его к ведущей наверх лестнице.
Слава не понимает о чём тот, пока не открывается дверь в комнату, и он не переступает порог.
— Да вы ебанулись, — потрясённо выдыхает Слава. — Вы реально больные…
— У него был припадок. Так лучше.
«Кому нахрен лучше⁈» — Слава чувствует, как его захлёстывает злость.
Металл наручников приковавших запястье ослабленного болезнью Богдана к изголовью кровати поблёскивает в ярком свете лампы и ещё больше бросается в глаза. Как и бледное, покрытое испариной лицо.
— Герман, ты уверен? — словно продолжая старый разговор, уточняет Леонид, и Слава бросает на него быстрый взгляд.
Тот ничуть не изменился, только под глазами залегли глубокие тени, будто он не высыпается, да волосы чуть отросли, покрывая бритый некогда череп короткой щетинкой. Точно такой же, как и на подбородке, будто Леониду некогда не только спать, но и побриться.
— Я тебе уже говорил и ответ не изменится, — жёстко отзывается Герман, подтверждая, что разговор между ними уже действительно был.
— Пап… — тихо зовёт Богдан и не получает никакого ответа. Герман на него даже не смотрит, будто на кровати и вовсе никого нет.
Вместо него к койке шагает Слава. И только оказавшись в шаге от неё, видит тонкую полоску соли вокруг.
— Вода есть? — интересуется он, перешагивая линию, прежде чем его остановят, и садясь на кровать. Богдан тут же ловит его, сжимая ледяные пальцы на запястье.
— Слав?..
— Всё будет хорошо, — обещает Слава. Разжать чужие пальцы не составляет особого труда. Как и откинуть одеяло. — Я просто посмотрю, хорошо?
«А ещё обработаю» — заканчивает он и оборачивается, чтобы снова потребовать принести воды, но слова так и остаются непроизнесёнными.
В комнате, кроме них двоих, никого не оказывается и Слава понимает, что даже не заметил, когда они вышли.
— Я сейчас. Подожди немного.
Здесь есть всё, чтобы комфортно жить, даже маленькая плита и небольшой холодильник. Рядом с которым Слава и находит несколько бутылок воды.
Стараясь не шуметь, он обходит комнату, обшаривая её не только взглядом, но и руками. Дёргает дверь, что оказывается заперта, заглядывает в каждый угол и проверяет ящики, но не находит ни намека на оружие. Еда, аптечка, мелочёвка и несколько запертых на ключ ящиков стола. Даже столовые приборы отсутствуют.
«Твою мать!»
Выдохнув, Слава возвращается со стаканом воды и аптечкой.
Одного взгляда на бледного Богдана, вновь обессилено откинувшегося на старую подушку, хватает, чтобы понять, увести его отсюда вряд ли удастся.
— Пить будешь? — предлагает Слава, подсовывая Богдану под нос кружку и помогая ему напиться.
— Я ведь обращаюсь, да?..
— Порой это не так плохо как кажется, но нет. Сейчас ты просто умираешь. Лежи смирно.
Задрав подол пропитавшейся потом футболки, Слава осторожно открепляет влажный пластырь, под которым оказывается чуть припухшая и покрасневшая по краям, но чистая рана. Вот только она совсем не заживает, будто время остановилось в тот момент, когда Слава обрабатывал её в прошлый раз.
«Это внутри, а не снаружи… — Слава сглатывает, приклеивая на рану новый, чистый и сухой пластырь. — Демид, ты сейчас мне так нужен… Я не смогу привезти его вовремя».
— Ты займёшь мою комнату? — тихо спрашивает Богдан.
Слава не сразу понимает, о чём тот говорит, а когда понимает…
— И давно ты знаешь?
— Что он меня пристрелит? Как только меня укусили, — Богдан облизывает сухие потрескавшиеся губы. — Я пытался сбежать, когда вы уехали, но ничего не вышло. Я слабак… А слабакам место на кладбище…
Слава щёлкает Богдана по кончику носа, заставляя того вздрогнуть от неожиданности, и ворчит.
— То, что я твой брат, дубина. Никто тебя не пристрелит. Так что?
Он замирает в ожидании, отмечая, как морщится и устало прикрывает глаза Богдан, как отворачивается, будто не желая говорить, но всё-таки отзывается:
— Всегда знал. Отец никогда не скрывал что я второй.
Приходит черёд Славы поджимать губы и отворачиваться.
«Знал, да? Всегда, да?»
— Но ничего мне не сказал, — констатирует Слава и звучит это до странного обижено. — Ладно, хорошо. Ты не знаешь, где твой отец держит тут оружие?
Слава поднимается, снова оглядываясь и прислушиваясь.
За пределами комнаты слышится какой-то шорох, но звукоизоляция тут настолько хорошая, что разобрать что-то не представляется возможным.
— Нет. Знаю только о том, что у них при себе…
— Кстати, — Слава замирает, едва переступив круг из соли. — Протяни ко мне руку. Давай.
— Зачем?..
— Ну?
Богдан подчиняется, приподнявшись и протягивая руку, и та с лёгкостью пересекает барьер, так его и не активировав.
— Прекрасно. Кстати, я так понял, ты готов стать оборотнем, лишь бы выжить? — закидывает он удочку.
— Да, — шёпотом отзывается Богдан, зачёсывая подрагивающими пальцами влажные, грязные волосы назад.
Именно этот момент выбирает Герман, чтобы вернуться.
На лице Леонида настолько крупными буквами написаны недовольство и покорность, что Слава невольно сравнивает того с цепным псом. Вроде бы и опасный, но хозяина будет слушать, как бы не стояли ему поперёк горла отданные тем команды.
— Наигрался в мать Терезу?
— Чего тебе от меня нужно? — устало спрашивает Слава, отмечая появившиеся за поясом пистолеты. Сейчас они их не скрывают, заткнув за ремень спереди.
— Я уже говорил. Ты сам.
— А если серьёзно? Я не собачонка, которую можно водить на поводке. У меня есть своя работа. Так чего тебе нужно, Герман?
— Для начала зови меня отцом.
Слава на это предложение только фыркает.
— Ты должен работать со мной.
— Увольняться с работы не планирую.
— Не переживай на счёт этого. Будешь совмещать. Фёдор всё устроит.
«Федор, да? Ну вы, Фёдор Игнатьевич, и скотина…»
Злость внутри вспыхивает и тут же опадает горячим пеплом.
— Но прежде, ты всё-таки должен очистить свою репутацию. Леонид, приведи его.
Слава будто оказывается в своём недавнем кошмаре. Только вместо беззащитного горла ошейник-удавка впивается в мокрую шкуру, а лапы не связаны, но по полу тянется отчётливый кровавый след.
— Псина всегда следует за своим хозяином. Лишь на это у них мозгов и хватает, если приручить.
Страх скручивает внутренности, одновременно открывая дверь решимости, когда они с Демидом сталкиваются взглядами.
Славе больше не нужно пытаться отсюда выбраться. И уводить Богдана тоже не надо. Они закончат всё здесь.
— И чего ты от меня хочешь?
Во рту пересыхает, но Слава заставляет себя отвернуться от мерцающих рыжим огнём глаз.
— Даю ещё один шанс. Убей его.
— И чем же мне это делать? — насмешничает он, пряча за нахальством поселившуюся за грудиной дрожь. — Голыми руками? Или, может быть, зубами прикажешь, отец?
Последнее слово Слава выплёвывает как особо изощрённое ругательство, однако, судя по растянувшей губы Германа улыбке, тот этого подтекста абсолютно не замечает.
Реальность дробится на куски, воспринимаясь скорее как пазл нежели цельная картинка. Вот удавка впивается в сильную, покрытую мокрым мехом шею Демида перекрывая кислород. Он скалится, хрипит, но не может противостоять. Вот кровавые отпечатки волчьих лап на полу и смазанный след, не красный, скорее бурый. Опасный. Пули были обработаны. Вот застывший ровно напротив Славы Герман: самоуверенный, довольный, будто ему преподнесли долгожданный подарок.
— Так чем? — повторяет Слава, чувствуя, как заполошно бьётся в груди сердце.
Он отступает на шаг назад, чиркает пяткой по полу, однако опустить взгляд и проверить, удалось ли коснуться солевого круга, не может.
— Герман, не глупи, пристрели его сам.
Леонид натягивает импровизированный поводок, затягивая петлю сильнее и заставляя Демида отступать, подбирая заднюю лапу.
— Или давай я сам.
«Ты у меня отсюда живым не выйдешь» — обещает Слава, позволяя злому огню растекаться по венам.
Он переводит взгляд с направленного на загривок Демида ствола пистолета на лицо Леонида и по-звериному усмехается.
«Тебя отсюда только вынесут. Вперёд ногами. Обещаю».
— Ты ведь понимаешь, что тебе лучше больше не предавать нас?
Герман тянется за спину, и Слава напрягается, полностью отдавая ему своё внимание.
«Не предавать? Что ты. Я изначально не с вами».
Слава облизывается, когда Герман протягивает ему пистолет рукоятью вперёд.
— Пообещай оставить Аню в покое, — требует он, встречаясь взглядом с Германом. — Скажи, что не тронешь её.
Герман молчит, а Слава ждёт, не желая прикасаться к пистолету раньше, чем он ответит.
— Пообещай и я его возьму. Аню ты не тронешь.
— Ладно. Убей его и щенка никто не тронет. Никогда. Обещаю.
Рукоять под пальцами кажется обжигающе горячей, словно Слава не пистолет берёт, а угли из костра зачерпывает.
Он отщёлкивает магазин, проверяя наличие патронов, и вопросительно выгибает бровь:
— Серьёзно? Ты предлагаешь его использовать в роли дубинки?
Магазин пуст и на мгновение Славе становится страшно.
— Пуля в стволе, тебе хватит. Я знаю, что ты умеешь метко стрелять.
Вернув магазин на место, Слава оттягивает затвор, проверяя. Пуля действительно оказывается внутри. Одна единственная, которой, по мнению Германа, должно хватить.
«Чёртов параноик!» — костерит Слава.
— Значит одна попытка… Ты слишком хорошего обо мне мнения, — ворчит он.
Глаза Демида больше не горят, позволяя увидеть их настоящий, не окрашенный силой альфы, цвет.
— Демид, — Слава сглатывает, до боли сжимая рукоять пистолета. — Помнишь, о чём мы недавно говорили? Помнишь, о чём мы договорились?
Демид опускает морду, но радужки его глаз снова вспыхивают рыжим огнём.
«Всего один выстрел… Только один».
Слава поднимает пистолет, направляя его на Демида, прямо в гордо поднятую голову.
«Я не промахнусь».
Шумно выдохнув, Слава смотрит сквозь прицел в горящие огнём глаза.
«Он всё прекрасно понимает…»
На секунду смежив веки, Слава стреляет.
Демид опускает голову за мгновение до выстрела. Прижимает уши к макушке, спасая их от пролетевшей мимо пули, и тут же уходит в сторону, стоит лишь удавке ослабнуть.
Вскрик и второй хлопок звучат одновременно. Выпущенная Славой пуля попадает точно в цель, прошивая удерживающую поводок руку Леонида.
Отбросив бесполезный теперь пистолет, Слава чувствует, как мажет по бедру бок Демида, когда тот проскальзывает мимо, и больше на него не отвлекается.
Поднырнуть под руку Германа выходит за мгновение до нового выстрела. Как и ударить, чтобы тот ушёл в потолок.
— Я уже сказал, что они моя стая! — шипит Слава, не позволяя Герману опустить пистолет.
— Мусор, — выплёвывает тот.
Сильные пальцы сжимаются на беззащитной шее, сдавливая гортань.
Герман разворачивает его спиной к Леониду ещё прежде, чем Слава успевает хоть что-то сделать.
— Она тебя испортила так, что только могила исправит!
Понимание что сейчас будет, острой иглой пронзает сознание и Слава отпускает руку, целясь ладонью в лицо. Вот только вырваться из захвата он уже не успевает. Выстрел бьёт по барабанным перепонкам, заставляя сердце сбиться с шага, а в следующий момент шипит Герман, наконец-то отпуская его горло.
До самого Славы боль доходит с опозданием. Ошпаривает бедро, заставляя оступиться.
Инстинкты срабатывают быстрее разума. Слава снова подаётся вперёд, наконец-то выбивая пистолет из ослабленной руки. Только добраться до него сам не успевает.
Новый выстрел звучит совсем рядом, едва вновь не задевая Славу. Он в последний момент успевает отшатнуться в сторону от отлетевшего на пол пистолета.
Леонид снова готовится стрелять, но Слава сокращает расстояние, подныривая под здоровую руку и сбивая прицел.
— Ты труп, — обещает Слава, встречаясь с Леонидом взглядом.
— Ты первый, — скалится тот не желая уступать.
Неизвестно сколько они продолжают этот танец за пистолет. Металлический ствол то упирается в живот, то снова смотрит в пол. Слава не выпускает чужую руку, даже когда металл давит под рёбра, словно стремясь подцепить их, как крючок рыбу.
Выстрел звучит неожиданно, оглушая и заставляя замереть.
Боли нет, но на руки Славы брызжет горячим и он отшатывается, растерянно наблюдая за тем, как Леонид, согнувшись, оседает на пол, а футболка на животе быстро окрашивается алым.
Вскрик за спиной заставляет отвлечься и обернуться.
Демид нависает, сжимая окровавленные клыки на плече Германа и не давая тому добраться до пистолета всего каких-то пару сантиметров.
Пальцы скользят по рукояти чужого пистолета, и Слава поудобней его перехватывает, делая шаг вперёд.
— Ты проиграл, Герман. Отпусти его Демид.
— Хочешь выстрелить? — уточняет Герман, когда Демид, послушно отступив, отбивает пистолет лапой к окну. — Стреляй. Я же знаю, что ты этого хочешь.
— Пап!
Слава вскидывается, только сейчас вспоминая о Богдане.
Растрёпанный, бледный до синевы, с потрескавшимся сухими губами, в порванной и окровавленной у горловины футболке и с металлическим браслетом на запястье. Ослабленный болезнью мальчишка, который, тем не менее, больше не лежит, прячась от холода под одеялом.
— Слав, не убивай… Пожалуйста. Б…брат.
Богдан сглатывает, ловя глазами взгляд Славы, и в карих радужках зарождаются искры жёлтого огня.
«Получилось?..»
— Я не он, — Слава недовольно поджимает губы. — И смерть это слишком легко. Сначала нужно заплатит по счетам. Да Герман? За всех невинных, кого убил, ты ответишь. Демид, проверь Леонида.
Тёмная тень проскальзывает мимо, ощутимо прихрамывая на заднюю лапу и оставляя после себя кровавые следы.
— В тюрьме я долго не пробуду, так что лучше убей. Ты ведь знаешь…
— Посмотрим.
— Он мёртв, — докладывает Демид и Слава морщится на мгновение чуть сильнее сжимая перепачканные в чужой крови пальцы на рукояти. — Я потороплю Сабину, хорошо?
Не дожидаясь разрешения, Демид ныряет рукой в карман, выуживая оттуда мобильник и отступая.
— Поищи у Леонида ключ, а? Богдана бы отстегнуть…
— А ещё найти одежду…
— Найди ключ, перекидывайся и вали, — обривает Става продолжая удерживать Германа на мушке. — И Богдана забери с собой.
— Тебе нужен будет свидетель, — отказывается Богдан, приваливаясь к спинке кровати.
— Прекрасная сыновья любовь, — усмехается Герман, расслабленно прижимаясь спиной к боку кровати. Будто и не смотрит на него сейчас дуло заряженного пистолета. — Любишь, растишь, а в итоге тебя предают и хотят убить.
— Взаимно, отец.
Звякает металл, когда Богдан чуть приподнимает прикованную к спинке руку.
— Набери Риту, — просит Слава устав слушать.
Постепенно все полученные травмы дают о себе знать. Ноет плечо, где под старым пластырем ещё не зажил порез, ворчат рёбра, что приняли на себя несколько ударов, но больше всех болит, пульсируя, бедро, хоть пуля и задела его по касательной. Только вот Демиду наверняка ещё хуже и именно понимание этого заставляет стоять ровно.
К уху прижимается мобильник и гудки в динамике обрываются немного сонным голосом Риты.
«Пора заканчивать», — решает Слава, прежде чем попросить, не давая Рите задать кучу ненужных сейчас вопросов:
— Привет. Я понимаю, что уже поздно и ты уже дома, но… Мне нужно чтобы ты связалась с местной полицией. Маячок я включил, так что шли их прямо сюда. Скажи, что тут труп, удержание заложника и постарайся сделать так, чтобы меня не посадили, хорошо?
Слава отстраняется от трубки, не слушая, что скажет ему Рита.
— Я выйду ещё до суда, — обещает Герман и Слава усмехается, отзываясь:
— Посмотрим.
Свободы Германа он не допустит.