Глава 10
— Я понимаю твои опасения насчёт семьи, но такими темпами мы не то что защитить их не сможем, а, вообще, не доберёмся, — перекрикивая снежную бурю, Ян пытался достучаться до непробиваемого Маркуса. — Не жалеешь себя, так взгляни на состояние лошадей. Все на последнем издыхании. Если продолжим в том же духе, рискуем оставшуюся часть пути добираться на своих двоих.
— Осталось совсем немного, — осипшим голосом пробормотал мечник. На большее он был не способен.
— Ты пел ту же песню два дня назад, — закипал Ян. — Я больше не намерен считаться с твоим эгоистичным мнением. Где это видано, чтобы в такой лютый мороз люди без продыху скакали на протяжении нескольких дней?
Наримец продолжал распаляться, припоминая мечнику прошедшую неделю мучений. Несмотря на то, что по календарю давно числилось лето, о тёплой погоде парни могли только мечтать.
Центральную часть Панпуга покрывали многочисленные горы, что преграждали путь холодным потокам воздуха, сохраняя тепло в низинах. Там люди и строили поселения, в дальнейшем развивая инфраструктуру. Но то место, где по приблизительным подсчётам Яна парни сейчас находились, никак нельзя было отнести к благоприятным для застройки местам. Сплошные белоснежные поля, где граница неба и земли давно стёрлась. Куда ни посмотри — ослепительно белые равнины.
Поначалу, непривыкшему к такой красоте Яну это нравилось. Но чем дольше они оставались заложниками вечной зимы, тем сильнее в нём возрастало желание быстрее покинуть этот непрекращающийся лабиринт без стен и окон. По дороге встречались глухие леса, через которые Ян предлагал добраться до Ассаада, но Маркус категорически отрицал подобные идеи. Время было не на их стороне.
Пронизывающий кости холод не отступал. Тёплая одежда, любезно преподнесенная Маркусом, спасала лишь первое время, и длительное пребывание на морозе без возможности основательно согреться начало брать своё. Мышцы стали терять привычную чувствительность, покалывание в пальцах приходило и уходило с завидной периодичностью.
В очередной раз проклиная всё на свете, Ян молча уставился в сутулую спину мечника. Отметив про себя ненормально сгорбленную позу, в которой нормальному человеку было бы неудобно находиться в седле, Ян подобрался к Маркусу поближе. Грузное тело полностью наклонилось вперёд, но его обладатель по привычке продолжал сжимать в руках конскую гриву. Слегка сжав ладонь приятеля и не дождавшись никакой реакции, Ян озлобленно посмотрел на потерявшего сознание всадника. Маркус храбрился из последних сил, но моральная и физическая усталость взяли своё.
— Веником тебя дери! Никогда, слышишь, больше никогда не буду верить твоим словам! И что мне теперь прикажешь делать? — злобно проворчал в пустоту Ян. — Отныне ты — мой должник. Душу из тебя вытрясу, но долг ты мне вернёшь! Возместишь и моральный ущерб, и мои переживания за твою несносную персону.
Высказав все свои претензии в адрес плохо справляющегося со своей ролью защитника, Ян выудил дорожную карту из внутреннего кармана плаща Маркуса и направился в сторону липовой рощи. Судьба им благоволила. На краю этой рощи должен был располагаться домик лесника, где он собирался остановиться на некоторое время. Ровно до выздоровления Маркуса. Натянув поводья лошадей, наримец сделал толчок шенкелями и наклонился вперёд. Спасение было близко.
Карта не обманула. Войдя в лесок, Башазаг обратил внимание на небольшие зарубки на деревьях. Три зарубки по краям леса, чуть в глубине — две и на подходе к дому — одна. Белый туман скрывал двухэтажный узкий деревянный дом с односкатной крышей. Дымоход из стальной трубы, полуобвалившийся под тяжестью снега козырек над входной дверью, решётчатые окна и кресло-качалка на крыльце.
Спрыгнув с лошади, наримец медленно, боясь быть придавленным, спустил северянина с седла. Взвалив тяжёлое тело на спину, Ян медленно поплёлся к двери и толкнул её ногой. На первом этаже места хватило только для небольшой аккуратной кухоньки с круглым столом, несколькими раскладными стульями и облезлым диваном. Большую часть пространства занимала огромная белокаменная печка. В дальнем углу за деревянной перегородкой скрывалась крутая лестница. Скинув Маркуса на диван, Ян пошёл проверять второй этаж.
Небольшой коридор, заставленный низкими шкафами и коробками, вёл к единственной комнате, пространство которой тускло освещало маленькое окно. Односпальная кровать располагалась вдоль окна, вбирая в себя крохи дневного света. На противоположной стене цветными мелками были выведены мелкие цветочки и лесные зверушки.
Взбив тонкую подушку и расстелив одеяло, Ян спустился вниз за отдыхающим Маркусом. Пыхтя и уронив его пару раз по дороге, наримец всё же донес обмякшее тело до кровати и снял с мечника промёрзшую верхнюю одежду. Укутав его так, чтобы тело нагревалось постепенно, Ян спустился вниз затопить печку и разогреть оставшуюся еду.
На дне котомки нашлись неприхотливые к погодным условиям гречиха, полба и другие крупы, которые, однако, невозможно было взрастить в заснеженной пустоши. Наспех сварганив жиденькую кашу, наримец с ложки покормил медленно приходящего в себя мечника. О недавнем обмороке и переохлаждении говорили только непривычно розоватый оттенок золотистой кожи, небольшая температура и несколько отрешённое состояние. Здоровое тело, закалённое годами изматывающих тренировок и купаний в проруби, теперь возвращало долг своему хозяину.
Отключившись на несколько часов, Маркус беспокойно ворочался во сне, упрямо стаскивая с себя тяжёлое одеяло. Предприняв несколько безрезультатных попыток усмирить друга, чтобы самому тоже нормально отдохнуть на самодельной кровати, сооружённой из подвернувшегося под руку тряпья, Ян, наконец, легонько потряс его за плечо. Выныривая из персональной ловушки сознания, Маркус сморгнул пелену с глаз. Незнакомая обстановка не досаждала, но заставляла неосознанно напрячься.
— Где мы? — как бы невзначай поинтересовался мечник, по возможности изображая отстраненный вид. Задание «не обращать на себя пристальное внимание Яна» успешно провалилось, так хотя бы сохранить лицо являлось делом принципа.
— Какие люди! И первым делом, что ты спрашиваешь после театра одного актёра, — это «где мы»? Ты хоть представляешь, как я беспокоился? — вспылил наримец, совершенно забыв свои же слова: «Пациенту нужен отдых».
— Так где мы?
— Липовый остров. Мы практически не отошли от выстроенного маршрута. Можешь не беспокоиться. И да, пожалуйста, Марскус. Не стоило благодарностей. Ведь товарищи для того и нужны, чтобы помогать друг другу, наставлять на путь истинный и в нужные моменты отговаривать от заведомо плохих идей?
Сарказм лился как из рога изобилия. Помимо ожидаемой злости, к которой северянин привык, добавились противоречивые чувства горечи и обиды. Если бы они так долго не находились вместе, ежедневно деля кров и пропитание, то такая маленькая деталь с лёгкостью могла бы ускользнуть от него.
— Ты знаешь, что сильно выручил меня?
— Знаю, и, тем не менее, я бы хотел услышать это от тебя.
Повернув голову в сторону наримца, Маркус жалобно посмотрел на собеседника, взывая к милосердию. Осознав, что на сей раз этот трюк не пройдёт, мечник набрал в лёгкие воздуха и неровно выдохнул:
— Спасибо, Ян. Я искренне благодарен за твою помощь. Просто это до смешного неловко говорить. Мне мало кто помогал. Скорее, наоборот, многие всячески избегали меня, поэтому, когда дело доходит до таких простых слов, как благодарность или прощение, я теряюсь, — неожиданное, даже для самого Маркуса, откровение нашло своего адресата. — Видимо, ничего уже не поделаешь. Придётся довольствоваться тем, что имеется. Даже если это такой неуклюжий в общении человек, как я.
— Маркус, — обратился к нему по имени Ян, — для этого есть я. Чтобы превратить этого неуклюжего человека в воспитанного и высокоморального. Хотя на счёт последнего я всё же переборщил. Тебе это, действительно, не под силу. Здесь вынужден с тобой согласиться.
— Вот сейчас было обидно, — громко расхохотался Маркус, прежде чем начать задыхаться от надсадного кашля. — Твои слова делают больно. Раз уж нам предстоит нелёгкий путь, давай договоримся. Я помогаю тебе с физической подготовкой, а ты заботишься о моём моральном просвещении. Как ты на это смотришь?
С приятным удивлением посмотрев на полного неуёмного энтузиазма Маркуса, Ян коротко улыбнулся и согласно кивнул. За окном давно стемнело, а внутри разливалось тепло домашнего очага.
* * *
Раннее утро следующего дня встретило парней неизменным однотонным небом, разве что это был грифельно-серый, а не белый цвет. Даже и то солнце решило покинуть их. Данная картинка изрядно раздражала путешественников, но предварительные расчёты о скором достижении пункта назначения не могли не радовать. Маркусу, поистине атлетически сложённому человеку, хватило сомнительной кормёжки и нескольких часов сна в тёплой кровати, чтобы в достаточной мере восполнить утерянную энергию для возобновления поисковой экспедиции.
Однако, хоть мечник не произносил этого слух, отголоски беспокойной ночи залегли тёмными кругами вокруг глаз и надоедливой усталостью, как бы он ни пытался это скрыть. Это не обязательно было произносить вслух. Ян понимал и без слов. Пытаясь придумать достаточно правдоподобную причину для продления отдыха, наримец вспомнил давно воспроизводимые в памяти справочники. Будучи человеком, падким на чудеса природы, он лично хотел убедиться в правдивости книг по редким плодам и отложил выезд ещё на пару часов. И под аккомпанемент пения редких птиц и хруст снега под ногами отправился на поиски сокровища.
«Яблоки — призраки». Так в народе прозвали редкое явление — свойство живой материи проскальзывать сквозь физическую оболочку в виде плода яблони и оставлять после себя прекрасный сосуд для восстанавливающих эликсиров, а затем в короткие сроки точечно распространяться по всему телу, отдавая предпочтение наиболее повреждённым участкам.
Такие живые сосуды не пользовались особой популярностью, потому что по своей природе не могли долго сохранять волшебные свойства, будучи оторванными от дерева — хранителя. Также дело осложнялось тем, что зоны произрастания чудо-фрукта находились в пределах обособленных участков леса на территориях с коротким тёплым и долгим холодным периодами, а под это описание подходили исключительно запустелые долины Панпуга. В иных, комфортных для растительности условиях, хрупким деревьям-хранителям конкуренцию составляли более мощные деревья, которые мгновенно вытесняли хранителей и медленно высасывали из них питательные соки.
Воспользовавшись возможностью воочию увидеть и испытать чудодейственные свойства этих редких даров природы, Ян радостно топал в центр Липового острова. Найти дерево с призрачными плодами оказалось делом нетрудным. Как ни странно, оно всегда оказывалось в середине рощи, боясь остаться с краю и быть выброшенным сородичами. Взглянув на яблоки ближе, Ян понял, почему их называют призрачными. Как и было сказано в книге, внутренняя часть плода отсутствовала, он напоминал фрукт только своей формой. Наружный слой состоял из льдистой толстой корочки, сквозь которую можно было увидеть окружающий мир.
Отверстия для зелья не наблюдалось, ибо плод должен был впитывать магическую жидкость сквозь прозрачную кожуру. Достав из мантии два пузырька восстанавливающих эликсиров, купленных в Древногоре, Ян с выражением сомнения на лице начал медленно поливать яблоко-призрак и наблюдать за процессом впитывания. Поначалу юноша не заметил никаких изменений и решил проверить снег на наличие капель янтарной жидкости, но стоило ему отвлечься от плода, как яблоко начало заметно тяжелеть в руках, приобретая тот же янтарный цвет. И вот через пару минут в руках у юного исследователя красовалось настоящее золотое яблоко из сказок.
— Удивительно, — ошеломлённо прошептал Ян, не веря своим глазам. Рассматривая вполне обычно выглядевшее яблоко с разных сторон, наримец восторженно улыбнулся и слегка потряс им перед лицом. Хоть плод и выглядел настоящим, ощущение сосуда, наполненного жидкостью, не пропало. — Покажу Маркусу. Нет, лучше приведу сюда и покажу, иначе точно подумает, что я сошёл с ума. Хочу увидеть его лицо. Для него даже эффект от обыкновенных растений уже невообразимая магия, а что он скажет о реальном чуде?
Выйдя по протоптанной им самим тропинке к домику лесника, Ян наткнулся на незамеченные ранее следы двух пар ботинок. Ускорив шаг, он быстро дошёл до места ночлега. В пяти метрах от дома к деревьям были привязаны две верховые лошади, тогда как их с Маркусом лошади отдыхали около крыльца дома. Веских причин для паники не было, но гробовая тишина во всём доме без единого признака жизни леденила душу. Тёмные мысли закрались в голову, инстинкты отчаянно били тревогу.
— Маркус, — позвал он неуверенным голосом. Ян прекрасно осознавал, что в таких ситуациях нужно быть максимально осторожным, не выдавать своего присутствия неприятелю, но растущее беспокойство перевешивало чувство самосохранения. Ян осознавал, что не лучшее физическое состояние Маркуса было отчасти и его виной тоже. И сейчас, когда мечник как никогда нуждался в заботе, он оставил его одного.
«Чёртово напускное хвастовство Маркуса, — в который раз отчитывал себя Ян. — Знал, что уйти было не лучшей идеей. К чёрту все чудеса мира, если человека, для которого они предназначались, не будет в живых!»
Сверху послышался истошный, ни к кому не обращённый крик, и Ян помчался по лестнице, перескакивая сразу через три ступеньки.
Тело оцепенело. Мысли путались. Ноги стали ватными. Простояв долгую мучительную минуту, Ян, будучи безоружным, словно в тумане побрёл вперёд. Маленький перочинных нож для срезания трав и диких цветов не мог называться оборонительным оружием. Из-за приоткрытой двери в комнатку, где он утром оставил мечника с огромной стеклянной банкой травяного чая, которым несло за версту, доносился приторный металлический запах. Ян, неуверенно схватившись за ручку двери и прислушиваясь к звукам внутри спальни, заставил себя шагнуть внутрь.
Посреди комнаты стояла крупная фигура, закутанная в грубое покрывало. Справа, в складках покрывала, виднелся кончик острого меча, извилистую гравировку которого Ян узнал бы из тысячи. Волна облегчения прокатилась по телу, расслабляя напряжённые нервы. Ян шагнул было в сторону мечника, как острая дрожь пробежала по телу, предупреждая о возможной опасности.
— Маркус, — опасливо произнёс наримец.
Высокая фигура лениво обернулась вполоборота, растворяясь в полумраке комнаты. Вспышка молнии на мгновение озарила комнату пронизывающим светом, обнажая картину — жуткую для Яна, и закономерную — для Маркуса. Холодная сталь меча в руках северянина была залита кровью. Воздух в комнате все ещё хранил бессмысленные хрипы обидчиков, ставшие для них последними. Стеклянный взгляд карамельных глаз, прежде смотрящий на Яна с заботой и нежностью, хранил в себе тепла не больше, чем на вершине вечных ледников.
Мир Яна содрогнулся, сузился до размеров малой комнаты, не в силах больше ничего воспринимать.
— Ты должен был подойти позже, — елейно произнёс мечник, словно потеряв связь с реальным миром и пребывая в недосягаемом для Яна месте.
Ян не раз замечал за Маркусом странное поведение, но северянин быстро приходил в себя, продолжая раздражать его глупыми шутками и повышенным вниманием. С уходом Сони в нём как будто что-то щёлкнуло, приведя в движение заржавевший механизм. Кратковременные выпадения из реальности стали привычным делом, хоть Маркус это яро отрицал. Ян не давил, тихо наблюдал со стороны, оказывая необходимую поддержку. Время шло, надежда угасала, недосказанность давила невидимым грузом. Связь истончалась.
Переждав бурю, Ян отважился на повторную попытку достучаться до Маркуса, но с каждым разом идти навстречу становилось труднее. Неустанно задаваться вопросами: «Доверяет ли мне человек достаточно, чтобы поделиться мучающими его заботами, разделить их на двоих; раскроет ли постыдные моменты, о которых хотел бы не вспоминать; снимет ли маску, позволив взглянуть на себя настоящего?» — становилось невыносимо.
— Стой, — резкий голос резанул по сердцу. — Не подходи.
Видимо, ответ будет — «Нет».
Маркус небрежно выпустил из рук окровавленный меч, расправляя полы покрывала на всю длину своих рук. Таким образом он старался максимально скрыть неприглядный вид за своей спиной, позабыв, что этот неприглядный вид цепкими руками хватался за жизнь, как за ускользающую соломинку. Хватался за то же покрывало, пачкая пыльные одежды багряным цветом зарева.
— Не смотри. Грязно.
В немой борьбе с самим собой Ян скользнул по лицам навечно умолкших. Это было впервые на памяти юноши, когда он видел мёртвые тела так чётко. Так близко. Но страшнее трупов был факт, что их убийца находился в этой же комнате. Это был человек, которого он знал, но с которым не был знаком.
— Маркус, — Ян не мог отвести взгляда от побелевших кончиков пальцев незнакомцев, которым не суждено было больше увидеть бледные рассветы Панпуга, как бы сильно они этого ни хотели, — приди я позже, исход был бы другим?
— Для них — нет. Для тебя — да.
Сердце тяжело ударило в грудь.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты бы не увидел мерзости, кишащей в этом насквозь прогнившем мире.
Сегодня впервые их миры столкнулись. Ведь смерть всегда будет дышать в спину Мечника.
— Не хочу втягивать тебя в мир, в котором существую я. Ты слишком добр и наивен для этого.
— Не слишком ли много ты на себя берёшь? — осмелев, Ян поднял глаза, полные едва сдерживаемого гнева. — Кто дал тебе право определять, по какому пути я должен следовать? Откуда ты знаешь, что верно для меня, а что нет? Этот необоснованный бред живёт в лишь твоём искажённом сознании, Маркус.
Северянин долгое время стоял неподвижно, не зная, что ответить на оправданное замечание Яна, хоть неосторожно брошенные слова и были сказаны сгоряча. Умом мечник понимал, что наримец прав, но желание отгородить ставшего не чужим для него человека от угроз ослепляло разум.
— Мы обязательно обсудим это, когда представится время и место получше. Тем более, ты же не будешь проводить допрос любимого приятеля, когда он находится в таком состоянии, правда? — тень смутной улыбки пробежала по уставшему лицу мечника.
Сейчас был не лучший момент для разговора по душам, когда свершённые ошибки трупами валялись под ногами.
— Маркус, ты когда-нибудь доверял мне? Хоть немного. Был уверен, что можешь положиться на меня? Ты вечно что-то утаиваешь, не договариваешь. От кого, по-твоему, я должен был узнать о положении в твоей семье? О том, что ты в бегах уже несколько лет и, вообще, не хотел возвращаться домой. Почему я должен был узнать это при таких абсурдных обстоятельствах? Вы оба обманывали меня.
События недельной давности вспыли в голове. Ян старался не поднимать данную тему, так как по поведению Маркуса было видно, что он не был в настроении с кем-либо её обсуждать. Но сейчас, когда долгому терпению пришёл конец, и слова сами собой вылетали из уст, юноша почувствовал облегчение.
— Разве мы не друзья? Ты сам это говорил, — взывал к его разуму Ян, как вдруг болезненная вспышка озарила сознание. Невесело усмехнувшись, Ян взялся за голову, слегка пошатнувшись. — Верно, ты этого не говорил. К чему тогда я, вообще, распинаюсь перед человеком, который не известно, будет ли дальше продолжать со мной путь. Тебе самому есть, что сказать?
Мечник не откликался, неподвижно стоя на одном месте на недоступном для Яна расстоянии. Не предпринимал никаких попыток разрядить быстро накаляющуюся обстановку. Маркус был готов проститься с Яном, но не подозревал, что причиной расставания станет не безразличие Маркуса, а его трепетная забота о наримце.
Если О Де Фоль желал уберечь Яна от таких опасных столкновений, то должен убрать саму причину — себя.
— Отлично. Я буду с тобой ровно до того момента, пока тебе окончательно не станет лучше. В кои-то веки с меня всё и началось. Мной и закончится. Если к тому времени тебе всё так же нечего будет мне сказать, мы вынуждены будет пойти разными путями, — на смену гневу пришло холодное спокойствие. Если худшее должно было свершиться, то оно уже произошло. — Я не умею читать мысли, Маркус, но и у меня есть глаза. Мне не нужно быть ясновидцем, чтобы увидеть, что с тобой не всё в порядке. Вне зависимости, услышал я это от Сони или нет.
— Спасибо за помощь, — прошептал Маркус с глубокой печалью. — Дальше в Ассаад я направлюсь самостоятельно.
— Это ты сделал выбор, не вини меня в будущем, — бросил Ян, прежде чем окончательно скрыться из вида мечника.
* * *
Хоть Ян и бросил гневные слова Маркусу напоследок в Липовом острове, судьба распорядилась иначе. Путешествие в одиночку закончилось, так и не начавшись.
Не стесняясь в выражениях, Ян более точно начал выказывать своё недовольство, выкрикивая неприличны слова, накопленные за последние пару дней. Кто бы ни был заказчиком, Ян уже всем сердцем его ненавидел. Пока его вещички нежились на остывающей кровати одной деревеньки, названия которой он уже не помнил, Ян наслаждался красотами Панпуга с высоты тридцати метров над уровнем озера, будучи привязанным к свисающему над этим самым озером дереву.
Великолепно.
Вломившись ночью к человеку, нашедшему, наконец, пристанище и кровать после недельного путешествия в одиночку, без нормального отдыха, сна и еды, эти крети… крайне невежливые люди вырубили несчастного наримца, находившегося в сонном состоянии, после чего, связав и подвесив на дереве, бросили одного. Не оставив при этом на нём ни царапинки.
— Это что, новый вид издевательств или люди в Панпуге настолько сумасшедшие, что одной смертельной охоты им не хватает, так что и издевательств обыкновенных не ждите? Будь прокляты все северяне… Будьте вы прокляты!
Спустя недолгое перечисление нелестных высказываний в сторону похитителей, что иссякли после трёх слов, Ян с особой любовью вспомнил одного «обожаемого» северянина, что умудрился разозлить его больше, чем похитители, лишившие его хорошего сна. А это было преступлением.
Ещё в далеком Знакае Маркус прилип к нему как банный лист, а, не желая расставаться ни при каких обстоятельствах, и после, казалось бы, возникших вспышек понимания, покинул, пренебрегая чувствами Яна. И не только это раздражало наримца, нет. Последней каплей стало то, что этот самый представитель Панпуга не смог в достаточной мере довериться ему, хотя сам не раз не раздумывая подставлялся вместо Яна. Разве это было разумно? Логично? Защищать и оберегать только ради того, чтобы отпустить?
Ян чувствовал себя странно обманутым.
— Маркус, ты!..
Ян злостно взревел, вскипая пуще прежнего. Вынужденное путешествие в Панпуг, что, наивно, когда-то будоражило Яна, явно проверяло его на стойкость. Сначала он на свою голову «приютил» Маркуса с Соней, добравшись до Зильбера получил наставления отправиться уже в Пантон, по той же причине его «особенности», расстался с Соней, а потом и с Маркусом. Причём в обоих случаях Ян страдал больше, чем те люди, которые покинули его. А тут ещё вишенка на торте — похищение.
Панпуг не прощал слабости своим, чужим — подавно.
— Я… что?..
Голова опустела. Ян ошарашено посмотрел в сторону нетвёрдого голоса. Маркус, полулежащий на дереве, левой рукой вцепился в наримца, а правой — медленно разрезал плетёную верёвку.
— А ты здесь что делаешь? — спросил Ян.
— Да так, тоже решил полюбоваться этим прекрасным видом, как вдруг тебя увидел. Подумал, дай — ка поздороваюсь! — Ян раздражённо закатил глаза, фыркнув так, чтобы «любитель» пейзажей это услышал. Мечник тихо улыбнулся, соскучившись по такому Яну. Недовольному, озлобленному и живому. — Держись крепче.
Натяжение верёвки на животе ослабло, и Башазаг на миг представил, как падает вниз, но мёртвая хватка крепких рук рывком потянула его вверх, ногами ставя на твёрдую землю. Почувствовав в них дрожь, Ян рухнул наземь, руками цепляясь за сухую траву. Сердце отбивало бешеный ритм в ушах.
— Нелегко тебе, наверное, было… найти такой шикарный вид. Мне бы и в голову не пришло принимать такую неудобную позу, чтобы полюбоваться пейзажем. Полагаю, на сегодня с любованием природой покончено? — О Де Фоль неловко почесал затылок, коротко посмеявшись.
Ян исподлобья зыркнул на мечника, готовый в любую секунду кинуться на него и вырвать все его длинные патлы.
— Ты просто невыносим!
***
Обратный путь не особо обрадовал наримца. За несколько километров до деревни над ними прошёлся ливень и очень не вовремя разрушил все дороги. Обувь так и норовила застрять в топкой жиже, от чего всё сложнее становилось взбираться к деревне. Одежда промокла, отчего путь сопровождался частыми чихами хилого наездника. А позади тихо плёлся мечник, лишним вздохом стараясь не раздражать взбешенного наримца, не отошедшего от неприятной ситуации.
Ян злился. Ян сильно злился. Но как бы Ян ни был зол на северянина, в глубине души он был счастлив внезапному появлению Маркуса. Если бы не он, Ян висел бы над забытым озерцом. Юноша крайне сомневался, что какой-нибудь охотник героически спас бы невесть зачем привязанного там парня. Скорее уж наоборот, посмеялся бы и пошёл дальше.
От этого настроение Башазага становилось только сквернее, а постоянное шмыганье носом и вовсе выводило его из себя. В затянутом облаками небе сверкнула первая молния, после чего раскатился рокочущий гром. Крупная капля упала на кончик красного носа. Ян готов был расплакаться или начать безумно кричать.
До острого слуха Маркуса долетали мелкие ругательства, что осадком вины оседали глубоко в его сознании. Маркус вновь встретился с Яном, предварительно подготовившись к разговору, что так долго оттягивал.
Глубоко вздохнув, он набрался смелости и ускорил темп, впервые за долгое время гордо расправляя сутулые плечи и сбрасывая невидимый груз вины. Раз уж Ян ещё не вышвырнул его взашей, значит, не всё потеряно. Поравнявшись с Яном, Маркус неловко прокашлялся, пытаясь собраться с мыслями. Слова никак не находились, язык словно распух и онемел в одночасье. Напускная смелость испарилась, стоило Яну остановиться, выжидающе посмотрев на рыцаря.
Тишина затянулась. Наконец-то, решившись посмотреть на наримца, северянин застыл в оцепенении. Всё происходило так быстро, что Маркус на секунду забыл, что должен был к этому времени уже трижды извиниться. На него смотрела пара ярко горящих льдинисто-синих глаз. Можно было отчётливо видеть, как зрачок расширялся, обволакивая весь глаз в тёмные оттенки. Некогда ровный чёрный кружок утратил прежние чёткие границы, и графитовые язычки втянули в себя синеватые лучики. Тёплые оттенки загорающегося солнца пришли на смену глубокому чёрному цвету.
Угольки глаз разгорались, подобно раскалённой добела лаве, готовые вот-вот вырваться за пределы тесных камер. Глаза наримца таили в себе больше загадок, чем здешние заклинатели могли себе представить. Адамантовый взор пригвоздил мечника.
— Так что, найдутся ли у достопочтенного мистера Маркуса О Де Фоля слова в свою защиту? — свирепо прорычал в сторону друга Ян, переходя в наступление.
— Так ты, на самом деле, маг? — запоздало отреагировал рыцарь, облегчённо выдыхая. Не ему одному придётся давать объяснения.
— И это твои первые слова после расставания?
В ответ Маркус лишь сверкнул в ухмылке белыми зубами. Ночь обещала быть долгой.
* * *
— Признаю, сглупил.
— Сглупил? Полное сокрытие личности, недоверие и решение бросить меня при первой же возможности ты называешь глупостью?
Ночь за окном холодным ветром гнала с улиц последних гуляк. Ян скинул с себя впитавшую вечерний дождь мантию, снял промокшую обувь. Маркус подкинул дров в остывший камин, поставил завариваться травяной чай.
— Хорошо, я совершил ошибку. Непозволительную. Скрыл от тебя, кем являюсь. Это не из-за того, что боялся твоей реакции на мои баснословные богатства. Их даже нам вдвоём за всю жизнь не растратить. Ты же не ограбишь меня после этих слов, правда? — Ян безразлично смотрел на собеседника. План «развеселить наримца» провалился. Видимо, придётся говорить начистоту. — Понимаешь, людям свойственно скрывать то, чего они сторонятся, или что ненавидят. Я не строю из себя великомученика, но я никогда не гордился своим именем.
Прожигая в сердце свою фамилию, рыцарь наблюдал за тем, как деревянные бруски медленно охватывал огонь.
— Раз твоя семья идеальная, это не означает, что и остальные должны быть таковыми.
— Она никогда не была идеальной, — перебил его Ян. Наримец готов был выслушать северянина, но не тогда, когда тот высказывал ошибочные суждения. Если не исправить это сейчас, то потом может быть поздно. — Ничто не идеально. Вопрос в том, как ты к этому относишься, как ты с этим справляешься.
Мечник криво ухмыльнулся.
— Счастливыми глазами не узришь реальности, на которую позорно даже взглянуть. Я рад, что у тебя в жизни всё сложилось, но не надо везде приплетать своё правое мнение, если, кроме белых простыней и физической работенки ничего не видел. В состоянии ли ты понять, что чувствую я или сотни таких же детей, чьи родители дали присягу служить во имя Светлости? Нет.
Яну было обидно.
Да, возможно, его жизнь не была испытанием, но и раем её не назовешь. И он по-своему выживал на предоставленной ему территории — на юго-западе Пансо, в Нариме, где слухи разлетались быстрее звука. В городишке, где высокими амбициями никого не удивить, но мало кто делал хоть шаг в нужном направлении. Место, где чувствуешь потолок возможностей и тихо довольствуешься малым.
Яну было, что возразить, но, придя к подобным умозаключениям, он смиренно хранил молчание. Наримец понимал, что и Маркус отчасти был прав. Он никогда не побывает в шкуре северянина. Не узнает, через что проходят рыцари севера. Не ощутит веса данных Светлостью «привилегий».
Яну было обидно, но он всё ещё желал понять своего друга. Даже если тот считал иначе.
— Великий господин Радигощ О Де Фоль. Только посмотрите на него, какой статный мужчина. Гроза и гордость прибрежных рыцарей северного континента! — начал в нарочито восторженном тоне Маркус. — Военная выправка, выверенные взмахи меча. Точные удары, рассекающие каплю воды точно пополам. Видел бы ты его шествие по центральной площади Комешэха. Подумал бы, что он точно спустившийся с небес бог войны, снизошедший до обыкновенных смертных. Святой Кхайе, как же это смешно.
Уставившись невидящим взглядом на догорающие угольки, Маркус погрузился в свои мысли, вспоминая совсем не радужное детство.
— Дом, который должен быть местом, где все члены семьи могут почувствовать себя раскованно и быть самими собой, и где непременно окажут неоценимую поддержку, было хуже всех видов пыток, которые я только испытал.
Звон железных цепей набатным стоном завывал в ушах Маркуса. Ногу обжигали невидимые стылые пальцы пленников. Северянин скривил лицо, не желая более вспоминать тот жуткий дом.
— Отец часто приводил домой «невыполненную работу». Домашнее задание, как любили выражаться хваленые советнички. И тогда в нашем доме по ночам можно было услышать сдавленный скулёж, доносившийся с подземных этажей и непременно сопровождавшийся хлёсткими ударами прутьев. Клянусь, кровь буквально застывала в жилах, и единственной мыслью в голове было: «Боже, как бы не оказаться на месте этих отступников». Зная отца, я понимал, что это всегда могло стать реальностью.
Мощное тело содрогалась от букета эмоций. Гнев, непонимание, страх, одержимость, неопределённость.
— День за днём повторялось одно и то же. Верные псы отца задерживали человека, выжимали из него все соки, пока бедолага сам не сознавался в том, чего не совершал. Дальше рыцари при полном параде отправлялись в Комешэх докладывать правителю Панпуга о доблестных свершениях, — обернувшись к Яну, Маркус смотрел сквозь него безумным невидящим взглядом. — И знаешь, что самое забавное? Меня просили понять их и простить. Говорили, что это всё издержки работы. Издержки работы, спятившие старики.
Плечи опустились, словно невидимая ноша с небывалой тяжестью давила на Маркуса, прижимая его к земле и не давая сил подняться. Кулаки его сжались так, что костяшки пальцев побелели, до предела натягивая кожу с мелкими порезами.
— Как-то ночью я хотел отрезать себе уши, лишь бы вновь не услышать эти мольбы, крики и протяжный истерический хохот, — стеклянные глаза северянина безумно поблёскивали в ночной темноте. — Что, думаешь, я тоже сумасшедший? Я тоже так думал. Продолжаю думать. После такого перестаёшь верить, что хоть кто-то способен сохранять здравомыслие. Точно не в нашей семье.
Маркус, как и Соня, на себе познал, каково это с ранних лет расти в одиночестве и страхе за свою жизнь. С опаской размышлял, наступит ли момент спокойствия, когда перестанут всюду мерещиться живые трупы.
И каждый раз, как в последний, в тёмных уголках дома маленький мальчик надеялся, что его заберут и спасут. Что с ним поделятся каплей сочувствия, теплоты и понимания. Надеялся, что найдётся однажды человек, кто вызволит его из этих незримых оков и подарит ему свободу.
Но годы шли. Список сомнительных деяний возрастал, забирая с собой иллюзию возврата к чистому началу. Маркус собственными силами пытался держаться за связующие нити души, готовые в любой момент разорваться под натиском сильных ветров перемен. Иногда выходило, иногда не очень.
— Мать, старший брат, — с трудом выныривая из собственного сознания, мечник медленно возвращался к реальности. — Я не мог подвергнуть их опасности, понимаешь? Что бы отец сделал с ними, если бы я отказался от его пути? В итоге, я подчинился и пошёл по стопам отца, став рыцарем. Я сделал это не с целью убивать людей, но хотел спасти их от таких монстров, как мой отец.
Сплетя пальцы в замок, Маркус жадно вглядывался в сизый дымок от камина, наклоняясь к нему ближе и ближе.
— Радигощ стал моим началом и станет моим концом. Он — моя проблема, задача и решение. Я хотел понять, как он мыслит, какие вещи крутятся в его голове, чем он руководствуется. Сначала я выбирал Мастеров из его окружения, чтобы понять, как они поведут себя в той или иной ситуации, узнать, осталось ли в них что-то человеческое. Я сменил трёх Мастеров, прежде чем понял, что этими людьми… нет, этими нелюдями, правит лишь одно — желание власти. Кем бы они ни были, чего бы они ни добились, им этого было мало. Они всё больше утопали в гнусном круговороте крови, лжи и обладания. Я больше не мог это выносить, а кровь так въелась в жёсткую кожу рук, что уже никак не хотела смываться.
Маркус уставился на раскрытые ладони, мелко подрагивавшие на весу.
— И представляешь, — слегка успокоившись, он перевел насмешливый взгляд на Яна, — скитаясь по континентам, я наткнулся на невзрачного мальчишку, напоминавшего меня в юности. Такого решительного, лёгкого на подъём и готового совершать героические поступки, хоть это и смотрелось со стороны весьма глупо. Ты буквально вдохнул в меня жизнь. Напомнил, как бы наивно или по-детски это не звучало, что жизнь — это плод твоих стараний. Это страстные желания, мечты, о которых ты боишься лишний раз сказать не тому человеку. Это нескончаемые падения всё глубже и глубже, пока, наконец, не взлетаешь ввысь. Это также и бесценный опыт, проработка навыков и миллион вещей, которые делают нашу жизнь уникальной и неповторимой.
Ян, с подозрением прищурившись, посмотрел на мечника, проверяя правдивость его слов. Теплота карамельных глаз была ему ответом. Наримец смущённо улыбнулся, пряча вырывающиеся смешки в кулак.
— И я благодарен тебе за это. Я благодарю жизнь за то, что она позволила мне познакомиться с таким волшебным человеком, как ты. Полагаю, волшебным в прямом и переносном смысле, — неловко встав на правое колено и смахнув несуществующую пыль с одежд, мечник прочистил горло. — Это клеймо на всей моей жизни — родиться в семье рыцарей, из-за этого я всегда презирал и ненавидел себя. До недавнего момента. Сейчас я даже рад этому, ибо надеюсь, что в этом качестве смогу сделать что-то стоящее, ценное и поистине значимое.
Голубые глаза напротив сияли твёрдостью характера и лёгкостью души, к которой этот рыцарь так долго стремился.
— Не уверен, достоин ли я сейчас находиться рядом с тобой, но позволь мне и дальше сопровождать тебя в твоих начинаниях. Всех, — глубоко вздохнув и поднесся правую руку к сердцу, Маркус уверенно посмотрел на мага. — Ян Башазаг, удостоите ли вы меня чести стать моим Мастером на рыцарском поприще? Последним по счёту и первым по искренности.