На следующий день я, Володька и майор Гвоздь встретились у Центрального телеграфа. Сюда же должен был подъехать и миллионер Муромцев. Мы зашли в ближайшую подворотню, и Петр Трофимович быстро залез в свой чемодан. Мы с Воробьем подтащили чемодан к телеграфу. И стали ждать Муромцева.
Вдруг куда-то пропали все слова. Мы топтались на месте, не зная, о чем говорить.
— Ты уж, Володька, постарайся Катьку найти, — наконец сказала я. — А заодно и остальных девяносто девять девочек.
— Постараюсь, — буркнул Воробей.
Мы снова замолчали. «Что бы такое еще сказать?» — подумала я.
— Прохладно сегодня.
— Да, — ответил Володька, — прохладно.
— И вчера было не теплее.
— Угу, — согласился он, — не теплее.
— Прощайтесь шустрее, орлы, — подал голос из чемодана майор Гвоздь. — Скоро Муромцев приедет.
Я легонько щелкнула Воробья по носу.
— Чао-какао, парнишка.
— Будь осторожна, Мухина, — глядя в землю, сказал он.
— Я всегда осторожна.
— До свиданья… милое созданье. — Повернувшись, Володька быстро пошел прочь. Я смотрела ему вслед. А он уходил все дальше и дальше.
— Володя! — закричала я, бросившись за ним.
— Что?! — мгновенно обернулся он.
— Ты тоже будь осторожен. Хорошо?
— Хорошо.
Я медленно побрела к чемодану.
— Эмма! — закричал Володька.
— Что?! — мгновенно обернулась я.
— Да так, — замялся он. — Ничего.
— Ну скажи.
— Ты, в общем… это… не выходи замуж за Муромцева.
Вот смехота! Я и не собиралась.
— Не выйду, Воробей, — сказала я. — Он ведь недалекий человек. Только и умеет, что деньги делать. А ты мой лучший друг.
Володька даже покраснел от удовольствия.
— Ты, Мухина, тоже мой лучший друг.
— Ладно, Воробей, иди, а то сейчас и правда Муромцев приедет.
Володька ушел.
А вместо него, на своем серебристом «континентале», подкатил миллионер Муромцев. На этот раз он сам сидел за рулем.
— Добрый день, Эмма, — сказал миллионер, вылезая из машины. — Разрешите за вами поухаживать.
Он открыл багажник, собираясь легким движением руки закинуть туда мой чемодан. Естественно, у него ничего не вышло.
— Ого, — присвистнул он. — У вас там что, кирпичи?
— Какие кирпичи? Купальник да пара платьев.
Муромцев, ухватившись за ручку обеими руками, еле-еле запихал чемодан в багажник.
— Ничего себе купальничек. В нем килограммов девяносто будет.
«Пожалуй, что будет», — мысленно согласилась я с ним, припомнив упитанную фигуру Петра Трофимыча.
Мы сели в «континенталь» и поехали. Но явно не в Шереметьево.
— Разве мы не в аэропорт? — спросила я.
— У меня свой личный аэропорт, — усмехнулся миллионер.
Вскоре мы подъехали к летному полю, на котором стоял красивый белый самолетик с синей полосой. Около него суетился механик.
Муромцев остановил машину.
— Люблю самолеты, — сказал он. — В детстве я собирал разные модели аэропланов. «Тайгер Мот», «Сопвит Кэмел», «Спитфайер»…
К нам подбежал механик.
— Все готово, Илья Ильич. Можете лететь.
— Спасибо, Егор. Возьми, голубчик, в багажнике чемодан и отнеси в кабину.
Механик бросился выполнять приказание. Мы вылезли из машины.
— Ну вот, Эмма, сейчас и полетим, — разминая ноги, произнес миллионер. — Над Польшей, Германией, Бельгией…
— А нас по дороге случайно не собьют? — спросила я. — Ракетой типа «земля-воздух».
— Не собьют. Я приобрел специальный пропуск на пролет через все европейские воздушные границы.
— Илья Ильич, — крикнул механик, — чемодан в кабину не помещается! Может, его веревками к фюзеляжу привязать?
— А не оторвется?
— Да не должен.
— Эмма, — обратился ко мне Муромцев, — давайте оставим чемодан. Все необходимое я вам в Англии куплю.
— Нет, нет, — отказалась я. — Там мои любимые наряды.
— Тогда привязывай, — приказал миллионер механику.
Егор привязал. Мы забрались в крохотную кабинку.
— От винта! — шутливо крикнул Муромцев, хотя никакого винта не было и в помине.
— Есть от винта! — откликнулся Егор и помахал нам рукой. — Счастливого полета!
Самолет взмыл в синее небо.
Когда мы набрали высоту, Муромцев отпустил штурвал и откинулся на спинку кресла.
— Дальше — работа автопилота, — сказал он. — Автопилот рассчитает курс и доставит нас на Гебридские острова… Или все же в Арабские Эмираты полетим?
— Нет, я хочу в старинном замке пожить.
— Хорошо, — сдался миллионер. — Поживем в старинном замке; по правде говоря, я еще и сам там не был. А затем милости прошу к моему шалашу, на берег Персидского залива. Договорились?
— Договорились.
— Вот за этот договор и выпьем. — Он достал из портативного бара бутылку «кока-колы» и разлил пенящуюся жидкость по двум хрустальным бокалам. — За наше счастливое путешествие в эмират Уллаухия.
Мы выпили. А после я принялась за кокосовое мороженое, которое тоже оказалось в баре; а Муромцев, щелкнув золотой зажигалкой, закурил дорогую сигару.
Я облизывала вкусное мороженое со всех сторон.
— Илья Ильич, а правда, что вы самый богатый человек в России?
Миллионер дымил сигарой.
— Правда, Эмма.
— А откуда у вас деньги?
— Заработал честным трудом.
— Разве у нас в России можно честным трудом заработать миллионы долларов?
— А почему бы и нет?.. Во-первых, не надо попусту тратить время. Тайм из мани. Время — деньги. Ну а поначалу, когда у меня еще не было денег, я занимался бартерными сделками. То есть обменом. Ты мне, я тебе. Когда я ходил в детский садик, то менял там спичечные этикетки на значки. В школе менял конфеты на жвачку. В институте — книги на радиодетали. Потом я стал директором маленькой фабрики в городе Большие Грязи. Фабрика выпускала глиняные свистульки для детей. И я начал менять эти свистульки в Марокко на апельсины. Апельсины вез на Украину и менял на сало. Сало менял в Германии на пиво. Пиво менял в Японии на телевизоры… Короче, сделался бизнесменом. А там пошло-поехало. — Он стряхнул пепел за окно самолета. — Я стал уже не менять, а продавать и покупать. Вся хитрость заключается в том, что надо покупать дешево, а продавать дорого. Вот такая арифметика.
— И все на свете можно купить и продать?
— Конечно, — уверенно ответил Муромцев. — То, что нельзя купить за деньги, можно купить за большие деньги.
— И даже лучшего друга можно купить? — победно глянула я на миллионера.
Муромцев задумался.
— Лучшего друга?.. Нет, лучшего друга, пожалуй, купить нельзя. — Он выкинул недокуренную сигару в окно. — Зато его можно продать.
…Мы летели уже второй час.
Внизу стояли малюсенькие домики, ехали малюсенькие машинки, поблескивали подо льдом малюсенькие озера… Я начинала потихоньку клевать носом.
И вдруг самолет сильно тряхнуло…
Я больно ударилась лбом о ветровое стекло. Муромцев, схватив штурвал, потянул его на себя. Но ничего не изменилось.
Самолет тряхнуло еще раз…
И еще…
— Что такое?! — забормотал миллионер, дергая все рычаги подряд. — Ничего не могу понять.
А я, выглянув в окно, сразу все поняла.
Чемодан с майором Гвоздем уже не был привязан к фюзеляжу, а раскачивался на веревке туда-сюда.
— Илья Ильич! — закричала я, показывая пальцем. — Смотрите!
Муромцев посмотрел.
— Ах ты черт! Видно, моя сигара попала на веревку и пережгла ее!
— Что же делать?!
— Надо срочно отвязать и второй конец!
— Ни в коем случае!!
Самолет резко бросило вправо.
— Если мы не освободимся от чемодана, то разобьемся!
Самолет резко бросило влево.
— Давайте сядем!
— Нам не сесть! Чемодан висит ниже шасси! Болтанка становилась все сильнее и сильнее. Самолет уже не летел, а падал. И мы падали вместе с ним.
— Держите, Эмма! — Муромцев протянул мне парашют. — Придется прыгать!
И тут болтанка неожиданно прекратилась. Самолет опять полетел ровно и плавно. Я выглянула в окно и от ужаса закрыла рот руками.
Веревка оборвалась.
И чемодан, кувыркаясь в воздухе, несся к земле.
На душе стало тоскливо-претоскливо. Ай-ай-ай. Бедный майор Гвоздь! Так нелепо погибнуть. Из-за недокуренной сигары. Как бы он сам сказал в таком случае: «Вот так номер, чтоб я помер». Вот ты сейчас и помрешь, бравый майор Гвоздь…
На мои глаза навернулись слезы.
— Он упадет, — заплакала я. — И разобьется.
— Да не печальтесь вы, Эмма, о своем чемодане. — Муромцев закурил новую сигару. — В Лондоне я владею фирмой дорожных принадлежностей. Хотите, я вам десять фирменных чемоданов подарю?
Я ничего не ответила. Впереди показался густой туман.
— Вот и Англия, — бодро сообщил миллионер.
Самолет пошел на снижение.