Не стану описывать, как проходила операция. Скажу лишь, что это было зрелище не для слабонервных. Конечно, вы можете не верить, что я — обыкновенная тринадцатилетняя девочка — сделала сложнейшую операцию на мозге. Да я бы и сама не поверила, если б мне такое сказали. Но, во-первых, мне уже почти четырнадцать; а во-вторых, я делала все так, как говорил профессор Ямамота. Где надо резала, где не надо — не резала… Когда операция закончилась, я без сил опустилась на стул.
— Качать Мухину! — закричал Володька.
Забабашкин, Воробей и медсестра подхватили меня на руки и несколько раз подкинули к потолку. А Хасимота Ямамота даже прослезился от радости.
— Моя может спокойно умирать, — сказал он, хлюпая носом. — Твоя, Эмма-сан, моя заменит.
— Ну что вы, профессор, — чмокнула я старика в щеку. — Вы еще сто лет жить будете. И тысячу операций сделаете.
Ямамота прямо весь засиял после моего поцелуя.
— Эмма-сан, — торжественно произнес он, — моя приглашать твоя в Япония. И назначать главный хирург мой клиника в Токио.
— Нет уж, нет уж, — сказал Харитон. — Мы ее не отпустим. Кто тогда в России с преступностью бороться будет?!
— Вот именно! — поддержал его Володька. — Не отпустим!..
…Спустя два часа профессор Федякин открыл глаза. И первое, что я увидела, а точнее — первое, чего я не увидела — это черных колец вокруг зрачков.
Взгляд Федякина был чист и светел.
— Как вы себя чувствуете, Федор Петрович? — осторожно поинтересовался Харитон Забабашкин.
Вместо ответа профессор закрыл лицо руками. Мы все недоуменно переглянулись. Неужели он все еще болен?..
— Мне стыдно, — сказал Федякин, глядя на нас сквозь растопыренные пальцы. — Я ведь прекрасно помню все, что натворил.
— Не комплексуйте, профессор, — отняла я его руки от лица. — Вы были больны. А теперь вы здоровы.
— С каждым такое может случиться, — прибавил Воробей.
— Но случилось почему-то именно со мной, — вздохнул Федякин. — Я прошу у вас, друзья, прощения. Простите, пожалуйста. В особенности вы, Эмма, простите. Ведь я хотел вынуть из вашей головы мозг. Господи, какой я был идиот.
— Я вас прощаю, — великодушно сказала я.
Взгляд профессора Федякина упал на профессора Ямамота.
— О-о, сам Хасимота Ямамота! — с волнением воскликнул он. — Какая честь для меня, что именно вы делали операцию. Я вам чрезвычайно признателен, коллега.
— Твоя не моя благодарить, а Эмма-сан. Она делать твоя здоровый.
— Как?! — вытаращил глаза Федякин. — Это вы оперировали, Эмма?!
— Да, я, — скромно призналась я.
— Эмма… Эмма… — От нахлынувших чувств он не в силах был говорить.
— Успокойтесь, профессор. — Медсестра подала ему мензурку с успокоительным. — Вам сейчас нельзя волноваться.
Федякин залпом осушил мензурку.
— У меня просто нет слов, Эмма. Вы моя спасительница…
— Пустяки, Федор Петрович, — ответила я. — Вы нам лучше расскажите, что такое частица «ип» и с чем ее едят.
— Да, да, профессор, — спохватился Забабашкин. — Расскажите о частице «ип». Правда ли, что в ней содержится столько энергии, сколько в ста водородных и атомных бомбах, вместе взятых?!
— Какая несусветная дичь! — пожал плечами Федякин.
— Но вы же сами говорили об этом Сатане-младшему, — напомнила я.
— Чего только в голову не придет, когда у тебя мозги набекрень.
У Харитона даже голос охрип.
— Значит, частица «ип» не опасна?!
— Абсолютно, — подтвердил профессор.
— Ну а все-таки, — добивался Забабашкин, — что это такое?
Профессор наморщил свой большой лоб.
— Так сразу и не вспомню. Но даю вам стопроцентную гарантию — никаких взрывчатых веществ частица «ип» в себе не содержит.
— Фу-у… — с облегчением отдувался Харитон.
— А вы, Федор Петрович, случайно не путаете? — спросила я. — Мне об этой частице старуха Грохольская рассказывала. И говорила именно как о взрывчатом веществе.
— Это Ольга Васильевна все перепутала. Когда-то академик Дундуков исследовал одну частицу. Но называлась она не частица «ип», а частица «пи». Иван Иваныч думал, что эта частица содержит в себе заряд, равный заряду ста водородных и атомных бомб, вместе взятых. Но потом, в ходе экспериментов, выяснилось — энергии частицы «пи» едва хватает на батарейку для карманного фонарика. Ее, кстати, и начали использовать в производстве батареек. А над частицей «ип» мы работали с Дундуковым гораздо позже. Уже перед самой смертью Ивана Ивановича.
— Качать Федякина! — закричал Володька.
— Ну что вы, друзья, — смутился профессор. — Меня не качать надо, а отлупить. Такую кашу заварил. Ведь вам еще предстоит поймать преступников, которые воровали рыжих девочек.
— Да, да, — снова спохватился Забабашкин. — Человечество, к счастью, в нашей помощи не нуждается. И нам теперь надо всего лишь обезвредить банду черных колдунов.
— И спасти Катьку, — добавила я.
Харитон обвел взглядом всех присутствующих.
— Какие будут предложения?
— Моя предлагает устроить банкета, — сказал профессор Ямамота, не врубившись, о чем идет речь.
— Банкет от нас никуда не денется, Хасимота-сан, — ответила я. — Слушайте, вот мое предложение,
Все стали слушать.
— Завтра, в десять вечера, все бандиты соберутся в сухом колодце. Мы с Анфисой примерно одного роста, и я, надев ее шмотки, проберусь на их сборище. А когда колдуны начнут приносить Катьку в жертву, спасу ее.
— А как ты ее спасешь? — спросил Володька.
— Сейчас придумаем.
— Нечего тут думать, — сказал Забабашкин. — Я уже придумал. В уголовный розыск на вооружение поступили баллоны с сонным газом. Это последнее изобретение майора Гвоздя. Ты, Эмма, спрячешь баллон под черный плащ, а во время жертвоприношения открутишь вентиль. И все бандиты уснут.
— Так ведь и мы с Катькой уснем.
— Ну и спите на здоровье. Газ совершенно безвредный.
— Клевый планчик, — одобрил Воробей.
— Это еще не все. В Старосибирске базируется танковая дивизия. Я попрошу танкистов окружить Горлодуевку плотным кольцом танков. На случай непредвиденных проколов. И если что, ни один колдун и ни одна ведьма не проскочат.
— Осенно хоросая плана, — пожал Харитону руку профессор Ямамота. — А когда твоя, Харитона-сан, арестует бандита, мы устроим банкета. Моя любит хоросая банкета.
— Ну, юные сыщики, — обнял нас с Володькой Забабашкин, — остался последний этап — взять всю банду. Основная нагрузка, конечно, ложится на Эммины плечи. Будь осторожна, девочка. Ты сильно рискуешь.
— А я люблю рисковать, — ответила я.