— А дальше?
— Нет, только во двор. Этим и ограничимся. Встал я, оделся, хотя не очень-то верил, что он двором ограничится.
Вышли во двор. Почти во всех окнах свет горит. Понятно, завтра праздник, люди готовятся. Вот в моем окне, на третьем этаже, бабушка показалась. В другом окне, тоже на третьем этаже, Гагина мать встала на подоконник, свесилась — какую-то банку между стекол поставила. Обыкновенно все. Спрашиваю:
— Ну что? Гага говорит:
— Здорово, а? Почти все окна горят! Посмотрел я на него с изумлением: совсем уже, что ли, умишком ослабел? Вытащил меня во двор, чтобы я посмотрел, как окна светятся в доме?
— Да… здорово горят! — чему-то радуясь, говорит Гага. — Одно только не горит… Не знаешь — это в моей квартире или твоей? Посмотрел я — действительно: одно окно на нашем этаже темное. Ну и что?
— Не знаю, — говорю, — в чьей это квартире, в твоей или моей, какая разница? Я у соседей редко бываю, так что точно не помню, чье это окно… Судя по расположению — оно и к твоей квартире относиться может, и к моей. Могу идти?
— Да… Интересно, — говорит Гага. — А видел ли ты когда-нибудь, чтобы в окне этом свет горел?
— А почему бы ему там не гореть? — спрашиваю.
Но сам начал уже вспоминать..
Вообще часто так было, что мы во дворе играли до темноты, видели, как в окнах начинал свет зажигаться — в одном, после в другом. И мне тоже стало вдруг казаться, что окно это — в самой середине третьего этажа — всегда темным было.
— Ну и что? — спрашиваю Гагу.
— Не знаю, — он пожал плечами.
— То есть, ты хочешь сказать, что это особенное какое-то окно?
Гага долго молчал, потом спрашивает:
— Не знаешь случайно, сколько окон в вашей квартире всего?
— У нас в двух комнатах три окна, в кухне одно, и у Лидии Григорьевны с Борисом Ефимычем два. Шесть.
— Так, — говорит Гага. — У нас — три, в кухне — одно и у соседа-кочегара — одно. Складываем твои окна с моими — получается одиннадцать. Теперь сосчитай, сколько всего окон на третьем этаже.
— …Двенадцать! То есть, ты хочешь сказать, что одно окно лишнее?
— Ну, может и не лишнее, — говорит Гага. — Но ясно, что оно ни к моей, ни к твоей квартире не относится.
— К чему же оно относится? Гага только плечами пожал.
— Как же в эту комнату попасть? — спрашиваю.
— А думаешь, надо попадать? — спрашивает Гага.
«Так, — думаю, — все ясно! — Гага новую загадку изобрел, и непонятно, что можно ему возразить!»
— Та-ак… — говорю, — значит, между нашими квартирами какая-то комната, вход в которую неизвестно откуда?
— Видимо, — Гага плечами пожал.
— И что же там происходит?
— Откуда я знаю? — говорит Гага.
— И что ж это за комната такая, неизвестно?
— Я расспрашивал старожилов нашего дома, — говорит Гага, — никто из них даже не догадывается, что одно окно в нашем доме всегда темное.
— Значит, это ты первый заметил?
Гага плечами пожал:
— Видимо, я.
— Ну и что теперь будем делать?
— Думаешь, надо обязательно что-нибудь делать?
— Ладно, не притворяйся! — я разозлился. — Не просто же так ты меня во двор вытащил — явно хотел что-то мне предложить!
— Ну, неплохо бы, вообще, заглянуть в эту комнату, — говорит Гага. — Но вход в нее, видимо, замурован. Когда, с какой целью, и что в этой комнате замуровано — вот на какие вопросы хотелось бы получить ответы, — говорит Гага.
— Проникнуть в эту комнату через стены не удастся — вряд ли твоя преподобная бабуся позволит стену в вашей комнате проломить!
— Бабушка? — обрадовался я. — Она позволит! Пойдем, честно ей все расскажем — она разрешит!
— Да нет, — говорит Гага. — Не стоит лишних людей в нашу тайну посвящать. Думаю, самим удастся разобраться. Завтра Первое мая, все почти на демонстрацию уйдут, и мы с тобой в комнату эту проникнем.
— Но как?
— Думаю, на крыше за трубу веревку привяжем, и один из нас спокойно по этой веревке до окна спустится.
— Ты это называешь — «спокойно»?
— А что? По-моему, мы уже спускались на веревке с высоты не так давно?
— Ну, там хоть не видно было, какая высота, а тут ясно — грохнешься — все переломаешь!
— Пожалуйста, — говорит Гага, — я спущусь, а ты будешь на крыше находиться, за веревкой следить.
— Ну, почему же, — говорю, — можем жребий вытянуть — кому спускаться!
— Ну, хорошо, — говорит Гага, — завтра в девять часов я зайду за тобой, с веревкой.
Вернулся я поздно уже, лег спать. Но всю ночь не мог заснуть. «Надо же! Считал, что никаких больше тайн нет во всей вселенной, а оказалось — вот тайна, под боком, рядом с моим диваном — замурованная комната!» Так и заснул я под утро, думая о ней, и приснился мне страшный сон.