Сложные времена создают сильных личностей. Если мир хочет, чтобы вы страдали, значит вам суждено достичь чего-то столь высокого, что другим и не снилось. Пока множество копошатся толпой через тропу для всех, убивая друг друга, топча и давя, вы спокойно, оглядываясь на цветущие поля идёте вперёд, через сложную, которую никто не выбрал, останавливаясь понюхать аленький цветочек, покормить саблезубых кроликов, погладить коротко стриженых волков, полежать на траве из лап сколопендр и понежиться на солнце, а вечером наблюдать за распускающимися звёздами по кромешной тишине космоса.
Сложные времена созданы для сильных. Если вам суждено страдать, значит вы выбраны самой судьбой и вам открыли путь в неизведанное ныне никем дорогу. Случайность счастья выпало на вас; рисковать всем — это часть становления. Кто может вытерпеть самые острые шипы, тот в конце найдёт тёплое молоко и пушистый медвежий плед.
Однако, о людях можно рассуждать бесконечное количество времени, что нельзя сказать тоже самое о тех насекомых обитающих среди дикой травы, прыгая высоко, приземляясь тихо и бесшумно, но играя звонко скрежета мечами об кинжала Кусунгобу на пояснице, оглашая о своём присутствии. Летом в жару люди часто ловили их и насаживали на крючки для ловли рыбы, кормили ими своих ящериц и пауков в террариуме, но пришла новая эра. И она ознаменовала собой новый уклад жизни, новые правила и обычаи.
Некогда люди охотившиеся на этих созданий сами становились жертвами ради потехи публики; моли, тлей, жуков, бабочек и гусениц. Они — самураи. Защитники лугов и всего земного в лесах и горах. Их ноги длинные, а зубы способны удержать меч и резать плоть насквозь. Самураи саранчи и их подмастерья кузнечики.
Патрулируя леса в летние дни, самураи часто видят людей собирающих на их территории землянику и бруснику, от чего те приходят в ярость — продукты нужны и им, чтобы выжить и прокормить своих детей, и тех животных, что не могут охотиться, как эти монстры. Одним резким ударом, перепрыгивая с одного стебелька на другую, саранча взмахом меча разрубала горло до вены и пряталась в траве выжидая ещё одного удобного случая, чтобы полностью закончить дело с непрошеным гостем. Человек хватался за горло и чесался, и в моменте, когда человек тянулся к ягоде, саранча снова прыгала и ударяла по тому же месту во второй раз и наконец добиралась до артерии. Человек сжимал горло и убегал, что-то искал в бардачке своего автомобиля, после чего терял сознание и умирал. Струя крови била во все стороны, окрашивая лобовое стекло, кресла, и пол в цвет клубничного морса.
Найдя своего соплеменника, люди мотали головой удивляясь мастерству убийцы.
— Так ровно и без лишних движений, видно убийца знает что делать и не впервой!
Саранча подбиралась ближе, слушала их, щелкала жвалами и скрывалась в густой травяной роще довольная проделанной работой и похвалой в её сторону.
Вечером при свете светлячков заселившихся в дереве, наступала время отдыха. Сидя в дупле кафе и принимая сладкий нектар выдоенный из тлей и гусениц муравьями, продающие одну бутылку за один маленький мешочек сахара, саранча хвасталась, как смогла уложить врага покусившегося на их общую территорию. Моль кивала головой и икала выпивая земляничную брагу из свёрнутой листика в виде рога, затем просила добавки. Крохотная муха подбегала к ней и выплёвывала изо рта брагу в посуду моли и убегала на улицу, чтобы дополнить желудок новой порцией браги под дубом. Саранча сидела широко раскрыв ноги во все стороны, словно это она здесь была королевой и все должны были её уважать за проделанную работу. Никто не выходил против неё, даже пауки-ниндзя затаившиеся на потолке выжидая удобного случая напасть и высосать все внутренности у небдительных граждан. Взгляды пауков устремлялись лишь на стол за которым сидела саранча, их паучьи лапки начинали трястись и они закрывали все восемь глаз. Их ножки были сделаны из лап пауков, и в центре каждого были дочиста выскребенные глазницы их сородичей в которые посыпали маковые зёрна и утоляли голод посетители. Понятно было хищникам, что когда саранча гостила в кафе об какой-либо охоте и речи быть не могло. А слушая рассказы об убийстве столь огромного существа заставляла сердце пауков биться в страхе в их крошечном тельце; множество родных погибло от рук этих монстров, детей у которых даже не началась полноценная жизнь и они только вылупились из своих кладок. Саранчу уважали все без исключения. Лишь немногие дебоширы со сколотыми панцирями могли выйти против неё и заявить об их ничтожестве. Одного удара не обнажённой катаны хватало об лапу насекомого, чтобы отломить её. Жук падал и уползал прочь из кафе и больше не приходил пока не отрастала лапа. Мало кому удавалось выжить с отсутствующей лапой из-за невозможности вскарабкаться в важные норы, зацепиться за стебельки, за листики — многих забирали птицы, и те исчезали навсегда. Стоило ли пауку нападать на самурая, конечно нет, и речи об этом идти не могло — страх управлял разумом многих, инстинкт самосохранения была частью души насекомых.
Моль сползала на пол и засыпала. Два огромных жука-носорога выползали из щели на стене и хватали её и тащили на самый верх дуба, укладывали в широкий листик, сверху укрывали другим и уходили, дёргая за собой верёвку из паутины со светлячком. Наступала ночь, ветер рьяно завывал над крышей кафе, похолодало, а на утро ожидалось выпадение росы, чтобы умыться перед новым днём и принять охлаждающую ванну в углублении в коре дерева и на стволах. Между тем ночная жизнь только начиналась, просыпались совы, грызуны и ящерицы не прочь полакомиться уснувшими насекомыми. Засохшие от аномально жаркой погоды листья шебуршали под дубом, и явно кто-то пытался взобраться наверх, на свет светлячков, чтобы застать всех врасплох и съесть, но саранча стояла на стороже и при каждой опасности выпрыгивала из дупла и нападала на врага.
Дикие писки крыс пронзали немалую часть леса близь кафе на дереве. Увидев отрубленные головы соратников, ящерицы в страхе быть убитыми отбрасывали хвосты и убегали, рыли себе яму, чтобы спрятаться от пьяного, ненасытного самурая жаждущего убивать и кромсать. А те, что не смогли убежать бездыханно смотрели на саранчу в кимоно с катаны которого капала кровь и их слёзы застывали на их глазах каплею прозрачного изумруда. Самурай разделывал добычу на части и рабочие муравьи затаскивали тех на верх, и готовили из них вкуснейшие блюда для насекомых.
День за днём, ночь за ночью происходили убийства вокруг этой рощи, что вскоре животные начали обходить те места стороной, однако, по лесу бродили и другие самураи, но не столь опасные, как эта — потому они не представляли никакой опасности для млекопитающих. Эта же возлюбила кафе, где её кормили бесплатно и не просили ничего взамен, ещё бы они просили, когда саранча сама добывает еду и дарит их всем насекомым.
Утром, когда солнце едва ли показало свои слипшиеся глаза за горизонтом, вытирая ручками века, чтобы метеориты опали с ресниц утяжеляющие их, в кафе запрыгнула израненная бабочка, прося спасти её яйца с детьми от стрекозы. Саранча села на бабочку, откусив напоследок зажаренные пальцы ящерицы, и они полетели. Долетев, саранча спрыгнула на листья, обнажила катаны и принялась выискивать врага, пристально оглядывая всю местность, как вдруг… Стрекоза влетела в него и схватив подняла вверх над лесом. В мандибулах три яйца бабочки, твёрдый хитиновый панцирь, и мощные лапы. Саранча не стала мешкать, подбросив меч с зажатой лапы на свободную, она одним ударом катаны разрубила голову стрекозы. Челюсти не разжались, тело ещё некоторое время летело вместе с саранчей в воздухе, затем ударившись об лист, упало вниз. Голова подхваченная ветром медленно парила, и вот-вот ударившись об землю могла бы убить деток, пока саранча не прыгнула за ними распустив крылья и не схватила, оттолкнувшись от травы. Молниеносно, будто это были его дети. На долю секунды время для неё остановилось. Поблагодарив саранчу, бабочка упорхнула с яйцами в неизвестность. Саранча, смахнув липкую жижу с катаны вставила её в ножны и направилась обратно, взяв голову стрекозы, как трофей.
Огромные люди были везде, они наклонялись и собирали ягоды, растения, цветы. Детишки бегали за ящерицами пытаясь схватить их и унести с собой домой и поместить в трёхлитровую банку из-под компота, а взрослые боялись тех тварей. Детей боялись многие. Саранча различала крохотных человечков от взрослых, потому, пока никто из них не посягался на её территорию, самурай бесшумно передвигался между них, пока один из детей чуть не раздавил его, стоило только саранче отвлечься на секунду на птицу пролетевшую над ней. Саранча достала катану из ножн и проткнул большой палец мальчика, тот закричал и упал на зад, снял ботинок и увидел рану. Мальчику было непонятно что это было, он взглянул на траву и увидел саранчу с катаной в лапах, которая облизывала меч жвалами и грозно смотрела на него, а на третьей держала голову стрекозы. Мальчик отпрыгнул с места и заплакал, показывая пальцем на насекомое. Не больше трёх лет было той твари. Саранча думала, что таких существ нужно убивать ещё в утробе матери и не позднее. Но когда мать смотрела на траву, саранчи уже и свет простыл.
Жара была знойной, листья опавшие рано утром съежились и испепелились. Саранче захотелось пить и она направилась к озеру. Здесь обитали жабы, которые надували воздушные шары при квакании, вздувая горло, как волны надувают пузыри ударом об берег. Оседлав жабу и испив воду, саранча вышла на противоположный берег озера и поблагодарив дрожащего, как студень друга, в подарок взяв три шарика размером с горох, она посмотрела на знакомый ей дуб вдалеке, где располагалось кафе с выпотрошенными крысами. Саранча не любила летать, потому предпочитала сложный путь из всех возможных — ходить. Это не только укрепляло здоровье и тело, но и придавало для неё смысл жизни. Она не боялась никого. Стоило ли ей боятся кого-то, ведь она могла уложить человека лицом на землю, убить, а когда была голодна, съедать часть переносицы с лица, кожу и выпить глазные яблоки. Не было равных ей и катане на пояснице.
Мало не мало пройдено было пути, оказалась саранча на перепутье двух путей, налево вело первое, второе в тернистые рощи на не притоптанные. Призадумалось существо о решении своём и месте куда могло тропа эта привести. Свернул с дороги заложенной и срубая лианы из засохшей, скрученной листвы мечом, саранча оказалась пред грибом огромным, шёл из которого дым, в окне чьего кто-то громко пел и готовил. Жужжанию придал значение самурай, невольно подкрался к окну и прислушался, но завидев морду угрюмую, постучался от желания поесть в дверь, учуяв аромат наипрекраснейший. Открыло оно дверь и стало понятно, сие чудо волшебство зверь щелкун краснокрылый, и громко зажужжал вновь он, вспорхнул над столом грибным и войти путь освободил. Саранча вольяжно зашла в дом свой будто, села за стол и возжелала поесть досыта коль позволят, и досыто отоспаться за дорогою утренней, уж ночь скоро на дворе. Наклал щелкун краснокрылый еды дополна, жареный на подожжённой спичке мёртвый комар, хрустнул жвалом самурай и съел всего его за один укус и лёг в дыре на потолке спать, утром чтоб проснуться. Утром проснулась едва вышло солнце за рощою саранча, поела гнилых ягод закусив грибом белым и вышла в путь, рассказав, что долог был день его домой.
Временем тем жуки мечтали о саранче, будто умерла она от рук врагов, плясали и пели, обсуждая самурая и глупости её. Открылась дверь, покатилась по полу голова стрекозы, подпрыгнули от испуга жуки, и защелкали челюстями. Села саранча на стул из шишек, ногу на стол положив, и сказала младым, что убила врага она и без единой потери. Ахнув от боли разочарований, встали жуки и тленно взгляд опустив направились к выходу вон. В дом пришёл хозяин. Поныне там живёт, от врагов место то защищает, не забыв в гости ходить к щелкуну, дабы насытить себя витамином. Бывало придут в дупло птицы, залетят от незнания, умрут от катаны и забудутся миром, на стол для жуков став пиром. И там был я, и брагу пил, и людей, что самурай убил, я видел — мрачно. Среди жуков лишь жук один, имя ему самурай саранча. Диктатор мира насекомых.