– Ничего, – ответила Лена с таким безразличием, что у него пересохли губы.
– Но я же вижу, ты дуешься, – сказал он, улыбаясь с некоторым усилием.
– Нет.
– Ну не дуешься. Во всяком случае, тебя что-то задело.
– И дальше?
– Я не представляю – что.
– Вот как?
– Честное слово!
Лена помедлила.
– Тем более, – сказала она прежним тоном.
– Что – тем более?
– Слушай, отцепись ты от меня, сделай милость!
Это она произнесла капризно и довольно громко, так что обернулись три одноклассницы, гулявшие в обнимку по коридору немного впереди. Валерий, побагровев, шагнул к стенгазете и здесь постоял, упрямо перечитывая какую-то заметку и остывая.
После этого он больше с Леной не заговаривал. На переменах она не расставалась теперь с Терехиной, своей бывшей соседкой по парте; с нею же уходила из школы. На уроках она иногда обращалась к Валерию, и он замирал. Но оказывалось, что ей нужна промокашка, или ластик, или учебник. Возвращая ему что-нибудь, она не забывала сказать «спасибо». И то, что она держалась так чопорно, по-чужому, а сам он невольно подражал ей, было для Валерия тяжелее, чем если б они совсем не смотрели друг на друга, даже не здоровались бы.
Размолвка продолжалась, Новый год приближался, всё очевиднее становилось, что они с Леной встретят его врозь...
Но не это собирался открыть Игорю Валерий, не свои переживания – о них он не смог бы проронить ни слова, – а только историю размолвки. Может быть, Игорю со стороны будет яснее, что отстранило от него Лену.
Игоря Валерий застал в пионерской комнате. С несколькими своими одноклассниками тот склонился над какой-то бумагой.
– По-моему, все, – говорил Игорь товарищам. – Вполне. Чего еще?.. А, Валер! – Он заметил Валерия. – Я сейчас. Мы тут, понимаешь, корпим над посланием в город Ташкент.
– С чего это вдруг?
– С того, что мы уже давно переписываемся. Это нам, брат, завещано еще сплошь девчачьим восьмым «Б» – они в прошлом году начали с этой школой переписку, а мы развиваем... Покажем ему, ребята?.. Ничего особого тут, Валер, нет – просто погляди: все на месте? А там стиль и всякая такая штука – к этому сейчас не придирайся. – Он передал Валерию письмо. – Мы потом на сей предмет Ксении Николаевне покажем.
– Ну как? – спросили Валерия, когда он прочел.
– Я лично под таким посланием ташкентским школьникам подписываться не стал бы! – Он небрежно отбросил письмо на стол.
– А мы подписать можем? – спросил Игорь.
– Вы – как знаете.
– А точнее, как любит выражаться Зинаида Васильевна?
– Точнее? Нечего хвалиться! Например, радиогазетой. Достижение какое!
– Во всяком случае, довольно редкое, – сказал один из мальчиков.
– Может быть, редкое. А какая важность, что она три раза в неделю выходит?
– А что – важность? – спросил Игорь, как спрашивают, когда недосуг докапываться самому и все на свете кажется не слишком важным.
– Как будто ты не знаешь? То, что в первом выпуске зазря оболгали моего пионера. То, что последние выпуски стали скучные такие – и не слушает почти никто!
– Это так. – Игорь зевнул и медленно, словно неохотно, сомкнул челюсти. – Но нельзя же все тащить на принципиальную высоту.
– А если лень тащить на высоту, так нечего и раззванивать на всю Европу!
– Не знаю, чего ты кипятишься,– увещевающе и устало сказал Игорь. – Письмо как письмо.
Вообще к наскокам Валерия он отнесся беззлобно, устало и с удивлением, таким искренним, что Валерий заколебался: «Не зарываюсь ли?..» Тем не менее он энергично спросил:
– А какие будут последствия этой информации? – И хотел уже сдобрить ученую фразу простецким «кумекаешь?», как заметил на пороге директора.
– О чем спор? – осведомился директор тоном старшего, гордого самим фактом, что питомцы доросли уже до рассуждений о высоких материях, и очень бегло интересующегося сутью.
– Да тут мы, Андрей Александрович, письмо написали девятому классу ташкентской школы. Ответ на их последнее, – сказал Гайдуков.
– Очень хорошо.
– Вот Саблину не нравится, – добавил один из мальчиков.
– Саблин разве в вашем классе?
– Нет, я в параллельном, в «А», – ответил Валерий.
– Значит, это вас, в сущности, мало касается, – сказал директор. – Что ж, пройдемте, ребята, ко мне. Дайте-ка письмо.
У дверей кабинета Валерий замешкался было, но Андрей Александрович жестом предложил войти и ему.
Директор сел в кресло (прямо над ним висел на стене большой застекленный портрет Макаренко), протер и надел очки и принялся читать письмо. А Гайдуков с одноклассниками переглядывались: не вкралась ли, случаем, синтаксическая или, хуже того, орфографическая ошибка? Или стилистический изъян какой-нибудь...
– Грамотно, толково – можно отправлять, – удовлетворенно произнес Андрей Александрович. И вскользь спросил: – А у вас что там было, Саблин?
– У меня? – Валерий встал. – Я сказал, что гордиться нашим радиоузлом можно было б, если б от него была польза.
– Считаете, значит, что ее нет?
Валерий повторил – правда, более сдержанно – то, что несколькими минутами раньше говорил Гайдукову.
– Че-пу-ху вы болтаете! – отчеканил Андрей Александрович. – И встреваете в то, что вас не касается!