Он покраснел, жалея, что на самом деле не думал об этом, и наклонил голову.
Мать потрепала его по щеке, по затылку, на мгновение притянула к себе.
– Тебе нечего об этом думать, – проговорила она, поднимаясь из-за стола. – Ведь нам хватает.
Вот такая у него мама. Она представляет его себе лучшим, чем он есть, и неприятно тут только одно: то, что никакими успехами ему не удается ее удивить. Когда в конце четверти он приносит дневник, она спрашивает вскользь, без трепета:
– Все пятерки?
– Одна четверка.
Ольга Сергеевна кивает – так приблизительно и предполагала. А ведь многих товарищей Валерия родители в таких случаях встречают на пороге:
– Покажи-ка дневник!
Парень медленно, растягивая удовольствие, достает дневник, с деланной угрюмостью протягивает родителям, и – о эффект! – с выражением зыбкого счастья на лицах созерцают папа и мама тройки на местах почти неизбежных двоек.
– Молодец! – говорят они. – Не подкачал.
И в доме праздник.
Раньше Валерию недоставало, чтоб мать гордилась его отметками. Теперь он к ее сдержанности привык. Правда, иногда, как сегодня, хочется, чтоб она его выспросила обо всех делах. Но в конце концов он мог бы и сам поделиться с нею.
– Я что-то устала, – говорит Ольга Сергеевна. – Заснуть бы сегодня пораньше... Так в школе, Валерий, все благополучно?
И, прежде чем он успевает ответить, она уже дремлет.
Валерия и Кавалерчика вызвали на заседание комитета комсомола. В пионерской комнате за длинным столом, накрытым кумачом, сидел весь вновь избранный состав комитета: Игорь Гайдуков и Стасик Станкин, соседка Валерия по парте Лена Холина, несколько незнакомых девочек. Была здесь и классная руководительница 9-го «Б» Зинаида Васильевна Котова.
Над их головами висели портреты членов штаба «Молодой гвардии». Тяжелое бархатное знамя дружины стояло возле. Лица членов комитета показались Валерию необычно торжественными, и на несколько мгновений застучало сердце: «Случилось что-то важное...»
– Хотим тебя, Саблин, утвердить вожатым. Ты как к этому? – спросил Гайдуков, новый секретарь комитета.
– Вожатым отряда пятого «Б», – пояснила Зинаида Васильевна. – Какое у вас отношение к работе, которую вам собираются доверить?
– Отношение? Что ж... – говорит Валерий кисло.
Хоть это ему и по душе – возиться с малышами и опекать их, – но, как ни странно, он не доволен, а раздосадован сейчас. После недолгих секунд, когда ему чудилось, что произошло важное и внезапное, большая перемена в его судьбе, Валерий чувствует себя так, будто у него были какие-то определенные ожидания и он в них обманут. Так бывает с ним в последнее время. В первый раз это было весной – он шел из школы по мостовой, спасаясь от капели, пробирался по бугристому ледяному насту двора, грязному насту в трещинах и каналах, по которым зима стекала в калитку на улицу, где были одни только потоки: ни снега, ни льда. Тогда он ощутил вдруг, что дома его ждет удивительная новость. Но дома было, как обычно, без перемен. Эта обычность ошарашила, почти подавила его.
Потом, летом, он как-то возвращался домой после дня, проведенного за городом, в лесу, – и опять, как весной, казалось Валерию: его что-то ждет. Однако дома с утра ничего не изменилось, а Валерий поник так, будто не сбылось обещанное.
– Валерий, – сказал Гайдуков, – вообще-то это я предложил тебя назначить вожатым... Мы с ним вышли как-то после уроков вместе, – обратился Игорь к членам комитета. – Я его от школы тяну, а он видит: малыши за школой собираются – и в момент учуял неладное. Я бы внимания не обратил, а оказалось, правда, пацаны боятся переулком идти: с них там какие-то наглецы налог взимают насильственным путем. Ну вот... Я подумал, у Саблина, как говорится, душа лежит к мальцам... Но, – обратился он к Валерию, – если это не по тебе, так мы можем другую работу поручить.
– Нет, – возразил Валерий, – не надо. Это верно по мне.
– Очень хорошо, товарищи, – сказала Зинаида Васильевна, – что Саблин берется за дело с охотой. Надо бы пояснить, какие у него будут задачи. Но сначала два слова о реплике Гайдукова. Он в своей довольно-таки короткой реплике употребил два слова, нарушающих чистоту языка. Какие это были слова? Это были слова «пацан» и «малец». Многие наши учащиеся засоряют свою речь. Мы сегодня будем обсуждать поступок Ляпунова, который в этом особенно, так сказать, преуспел. И, мне кажется, Гайдукову, секретарю комсомольского комитета, культурному юноше, не стоит пользоваться словечками вроде «пацан».
– У меня вопрос к вам, Зинаида Васильевна, – сказал Гайдуков спокойно, – каким словом я, секретарь комитета, должен заменять слово «пацан»?
– Говорите «мальчик», – немедленно отозвалась Котова.
– Хорошо, мальчик, – согласился Гайдуков.
– Дер кнабе, дас кинд! – выпалил вдруг Кавалерчик.
– Что? – не расслышала Зинаида Васильевна.
– Я просто так, – сказал Борис.
– А все-таки?
– По-немецки «мальчик» – «дер кнабе», – дружелюбно сообщил Станкин.
– По-моему, это не имеет никакого отношения к делу, – нахмурилась Котова.
– Абсолютно, – вежливо кивнул Стасик.
– Пацан лучше! – решительно произнесла Лена Холина, которая до этой минуты не проронила ни звука и только покусывала в задумчивости кончик косы.
– Лучше кого?.. – не понял Гайдуков.
– Можно мне сказать? – Лена спохватилась, что не взяла слово. – Мальчик может быть и большой и маленький. – А пацан – это именно маленький мальчик. Поэтому пацан – лучше. Точнее.
– Правильно! – дружно поддержали Лену девочки-комитетчицы. – Раз уж...
– Холина допускает ошибку, – вмешалась Зинаида Васильевна. – Вы должны учиться говорить литературным языком. И не надо свою речь бессмысленно засорять.
– Зинаида Васильевна, а «Педагогическая поэма» написана литературным языком? – кротко спросила Лена.
– Ну конечно! – тотчас ответила Котова.
– Так вот, в «Педагогической поэме» Макаренко все время называет маленьких мальчиков пацанами, – не повышая голоса, но глядя на Зинаиду Васильевну торжествующими глазами, объявила Лена. – Значит, он тоже, как я, допускал ошибку?
И все в упор, с яростным любопытством смотрели на Котову: как она станет выбираться из положения?
Котова минуту была в замешательстве. Сказать, что ошибался Макаренко, она не смела. Признаться, что ошиблась сама, – не умела.
– Давайте будем поскромнее, – сказала Зинаида Васильевна с оттенком наставительности, – не будем себя на одну доску ставить с выдающимися писателями. А лучше повнимательнее будем следить за своей собственной речью, чтоб она была чище, без вульгарных словечек... Перейдем к товарищу Ляпунову.
– Разрешите мне... – начал было Валерий, желая вступиться за Лену, но Игорь замахал на него рукой. Валерий сел.
И перешли к Ляпунову.
Оказалось, что Ляпунов называл одноклассников «ложкомойниками». Ребята не обижались, но девочкам это не понравилось. И вот Ляпунов их иначе почти и не величает – только «ложкомойницами». Девочки оскорбляются.
Члены комитета в один голос втолковывали Ляпунову, что дразнить так девочек – глупо и бессмысленно; что голова дана человеку, чтобы думать; что он, «не мозгуя, тормозит налаживание дружбы с девочками», как выразился Станкин.