«Хвост» вышел из вагона на станции, рядом с которой жил Вадик. Поднялся на улицу и направился в сторону квартала, где стоял дом Ситникова.
«Во дела... Видать, он решил караулить меня возле моего подъезда, пока я снова куда-нибудь не пойду», — думал Вадик, продираясь сквозь плотную толпу выходящих из метро.
На какое—то время он потерял его из виду, но вскоре заметил вновь, шагающим по тротуару к дому Вадика, прямехонько, как пуля. Дважды мужчина нервно озирался; в первый раз Вадик успел спрятаться за стеной газетного киоска, во второй — нырнул в подворотню. Когда до подъезда, в котором жил Ситников, оставалось метров пятьдесят, мужчина одним резким движением сорвал со своей щеки пластырь, скомкал и выбросил его вурну. И тут у Вадика в мозгу зародилась догадка, он начал припоминать, где раньше встречал этого человека. Когда мужчина снял шляпу и достал из кармана ключи, чтобы открыть замок домофона, сомнения Вадика рассеялись окончательно. Догнав его на последних метрах пути, Ситников цепко схватил мужчину за локоть и повернул лицом к себе.
Блин! — воскликнул Вадик. Других слов в этот момент ему в голову не пришло.
—Блин! — вскрикнул Пузырь, увидев приятеля. Мужчина оказался Витей Пузыренко, другом, одноклассником и соседом.
Не могу*в это поверить! Что ты здесь делаешь?! — заорал Вадик.
Я тут живу!
Что ты делаешь на улице?! Ты должен сейчас сидеть за компом, собирать информацию о Майе!
А ты должен давно быть дома, потому что сел в метро раньше меня! — произнес Пузырь, снимая солнцезащитные очки с огромными стеклами.
Веником убиться! Я шел за тобой след в след через весь город, как ушастый спаниель! Нет, это полная чума, ну, просто караул! У меня аж слов не хватает! Твой дебилизм неизлечим!
Мой—то как раз излечим! Это твоя придурь не лечится!
Они поднялись на лестничную площадку, ругая Друг друга на чем свет стоит.
А я все голову ломал, вспоминал, где я мог видеть эту жирную фигуру, этот пиджак и треники, шляпу и ботинки? Оказывается, эту одежду я видел на твоем отце, а безобразная фигура три часа назад сидела у меня на кухне и ела мои котлеты. Объясни, чудила, зачем ты за мной шпионил? — спросил Вадик, когда они вошли в квартиру Пузыря.
Ты же сам просил.
Я? Когда? Зачем?
Когда вернулся из ментовки. Ты пожаловался, что твоя крыша прохудилась, что тебя галлюцинации достали, сил нет терпеть. Я спросил: последить за тобой, чтобы проверить и помочь в случае чего? Ты ответил: последи. Я предупредил: потом без обид. Ты сказал типа ладно. Помнишь это или тебя снова переклинило?
Помню, помню, — вынужден был согласиться Вадик. — Ну и как я тебе?
По—моему, ты здоров. Во всяком случае, я твоих галлюцинаций не заметил.
Ты хочешь сказать, что я выдумал того очкарика, то есть двоих очкариков?
У меня есть два объяснения. Или действие дури, которую тебе подсыпала Майя, прошло. Или она никакой дури не подсыпала, а оба очкарика существовали в реальности, ну, может, они специально одинаково оделись и загримировались, чтобы было легче убежать от тебя, если ты их вычислишь и захочешь типа чисто конкретно разобраться.
Кстати, а зачем ты так прикольно оделся?
Я отлично понимал, что передо мной стоит нелегкая задача. При моей крепкой фигуре и незаурядном лице трудно оставаться незамеченным даже в толпе, а ведь ты узнал бы меня с первого взгляда. Так что следить за тобдй в своей обычной одежде было бы глупо. Пришлось менять внешность. Щеку пластырем заклеил, чтобы ты меня не опознал. Потом взял отцовские шмотки, переоделся и — за тобой.
Пиджак тебе великоват, и штаны слишком длинные, — заметил Вадик.
Ботинки тоже на два размера больше. Я в них ватки напихал, чтоб не свалились, — признался Пузырь. — Специально выбрал самые обычные, неброские вещи, чтобы не выделяться из толпы.
Что ты сказал? Не выделяться из толпы? — спросил Вадик, словно не расслышал. Он взял Пузыря за рукав и подв*ел к высокому зеркалу на стене коридора. — Посмотри на себя, полюбуйся.
Пузырь взглянул на свое отражение, поправил лацканы пиджака, надел шляпу, затем, глядя в зеркало, повернулся вполоборота влево, потом вправо и сказал:
А что?.. Солидный импозантный мужчина в пиджаке и шляпе. Мне нравится.
И тебя ничто не напрягает?
Не напрягает. Немного жарковато, но я люблю, когда жарко, ведь пар костей не ломит.
Да ты в этой одежде ни в какой толпе не скроешься, клоун! Оглянись вокруг, в этом городе ты единственный человек в шляпе и лакированных ботинках на босу ногу! Тебя из космоса невооруженным глазом видно, чучело! Как только у тебя смелости хватило ходить по городу в таком позорном прикиде?
Ты же знаешь, я — человек без комплексов. Мне чужое мнение по барабану. Главное — дело сделать. Ты вот надо мной прикалываешься, а я, между прочим, видел человека, который тобой очень интересуется.
—Что значит «интересуется»? — забеспокоился Вадик.
За тобой, кроме меня, следил какой—то мужик. Я понял это, когда увидел его в метро. Так получилось что в какой—то момент он оказался между мной и тобой. Меня он не знает, поэтому внимания не обратил. А я сразу его вычислил, уж больно он внимательно за тобой наблюдал. Он пас тебя до антикварного, топтался возле кафе, потом вел тебя до метро. Ну, а в метро я потерял из виду и тебя, и его. Ты так резко слинял, что я не сумел тебя догнать. Когда я тебя потерял, то сразу побежал обратно на улицу, хотел проследить за тем му—* жиком. Но так его и не нашел. Странно, что ты сам его не заметил.
Если бы не твой уродский наряд, я бы его точно заметил. А так я все внимание на тебя, красавца, переключил, ничего вокруг не видел. Как он выглядит? Опиши.
Ну... Рост средний... Телосложение нормальное... Волосы прямые, какие—то бесцветные... Размер ноги стандартный... Лицо невыразительное... Особых примет вроде нет, хотя я не присматривался.
Это не внешность, а ее отсутствие. С такими данными хорошо в разведке работать. А как он был одет?
Обычно. Рубашка, брюки, ботинки... Ну, знаешь, существует такая стандартная повседневная одежда — типа униформы, в которой ходит большая часть европейцев.
Наверно, это был Иванов. В кабинете Ремизовой он тоже бый в чем—то мутном, неброском. Хотя многие так одеваются, — задумчиво глядя на свое отражение, сказал Вадик. — Да—а, попал я в непонятки... Слушай, Пузырь, если наши догадки верные, если эта пурга завертелась из—за Майи, надо срочно выяснить, кто она такая. Ты ведь еще утром обещал пробить ее по базе данных. Будь другом, займись этим прямо сейчас.
Ладно. Сейчас переоденусь, схожу к тебе поесть и займусь. А что тебе сказали в антикварном?
Ничего определенного. Оценщику надо посоветоваться с коллегами, ну, чтобы уточнить там какие—то детали. Короче, я оставил у него тетрадь до завтра.
Он тебе выписал квитанцию или расписку?
Нет.
Как? — изумился Пузырь. — Ты отдал чужую старинную тетрадь чужому дяде и не взял с него никакой бумажки? А вдруг тетрадь стоит кучу бабок? Нет, тебе точно пора крышу менять, Ситников. Представь, что оценщик — жулик, что он решил присвоить тетрадь. Что тогда будешь делать, как доказывать?
Да брось ты, — махнул рукой Вадик. — Завтра утром он мне ее вернет.
Ты бесстрашный человек, старина. Из тебя вышел бы хороший камикадзе.
На следующее утро, когда родители Ситникова и Пузыренко ушли на работу, Пузырь позвонил в квартиру Вадика и, когда открылась дверь, ввалился в прихожую, размахивая какими—то листами с принтерным текстом.
Все пропало! — закричал он с порога. — Все пропало, Вадик! Ты что, спишь? Ты очумел! Тут такое творится! Та—акое! Ужас, Вадик! Ужас!
Что ты орешь, как сапер подорванный? Успокойся, — сказал Ситников, зевая. — Что пропало?
—Все! Все пропало!