Луи Кавелье отправлялся на правый берег Риволланда, к своему боевому товарищу Эжену Тома, в скверном расположении духа. Хотя со стороны и могло показаться, что у него нет причин злиться, ведь недавно коронованная императрица Алурия Первая, произвела его в маршалы Нейстрии, сделала, его, сына торговца мясом, дворянином, а уж про награды и говорить не приходится. Но не лежала душа у Кавелье ко всему этому. Ему казалось, что Алурия возвращает старинные порядки, которые были сметены нейстрийской революцией. Чтобы императрица не говорила, а он был уверен, близок тот час, когда по крестьянским полям заскачут новые дворяне, вытаптывая урожай, снова начнут судить феодалы по своему усмотрению, вместо закона, и предложат есть пирожные, коли нет хлеба. Разговоры с её приближёнными только убеждали его в этом всё больше и больше. Они действительно, как будто выскочили из прошлых столетий, времён Полувековой войны, когда их предки были сосланы на Терранову, и не видят, что мир меняется.
К сожалению, годы революции изрядно выкосили ряды её творцов. Сначала вражда Мармонтеля с Шарлеманем, закончившаяся поражением последнего и массовыми казнями его сторонников, потом Монфор свернул при помощи Алурии шею Мармонтелю и изрядно проредил число его сторонников. И сейчас, при подавлении мятежа Конвента, просто добили тех, кто оставался жив. Кроме него. И Эжена Тома.
Кавелье пристально посмотрел на немолодого колдуна, который переправлял его вместе со свитой к генералу Тома. Сколько ему было лет, когда разразилась революция? Тридцать, не меньше. И где он скрывался до прихода к власти Алурии? В Терранове, Западном Гевершахте или Кантабрии? Говорили, что некоторые оригиналы уезжали в Склавинскую империю, но таких было мало. А может быть, прятался, а потом отправился в Сентонж, когда барон д’Альстаф преподнёс его на кончиках шпаги и магического посоха своей повелительнице. Чёрт его теперь знает. Одно понятно, андижонисты смертельно ошиблись, добавив к списку врагов народа, помимо дворян, попов ещё и магов. Если бы… Кавелье тоскливо вздохнул. Но что уж теперь говорить, если они все умудрились повторить судьбу агинитов, воевавших за присоединение Нейстрии к Северному Патриархату: победив — проиграли.
Лагерь генерала Тома встретил Кавелье шумом и суетой. Было видно, что Эжен, получив приказ, не задумываясь, решил атаковать позиции врага как можно быстрее. Необходимость сидеть в обороне после бодрого старта, томила душу его старого друга.
— Луи! — как всегда, жизнерадостный Тома стиснул в объятиях своего командира, наплевав на приличия и субординацию. — В орденах! В маршальских эполетах! Каким ветром? Или… ты возглавишь армию?
Эжен Тома немного опасался, что его отстранят от командования, поручив более опытному Луи де Кавелье, остановить склавино-алеманские войска и захватить Риволланд.
— Отнюдь, старый друг, — улыбнулся Кавелье. — Меня направляют в Гевершахт, чтобы я отбивался от альбийцев, пока д’Арно гоняется по горам за Ингваровым. Пришёл кое-что уточнить, и просто посидеть со старым другом. Обсудить наши дела, а ещё Алурию, вернее, её военную кампанию.
— Императрицу Алурию Первую, — раздался голос из-за спины Эжена. — Вы, господин де Кавелье, должны проявлять больше почтения к нашей госпоже.
Мысленно Луи скривился, но не подал виду. Да, ему доносили, что Эжен Тома крутит роман с какой-то алурийкой, но он не придал этому значения. Таков уж был его друг: увидев красивую женщину, он распушал перья и, не успокаивался, пока не добивался своего. Но сейчас, увидев, как нежно смотрит Тома на хрупкую, пусть и симпатичную, но которую сложно было назвать красавицей, женщину, он подумал, что ошибался и, кажется, крупно. У них явно, всё серьёзно, и это плохо.
— Я не просил себе дворянского титула, — равнодушно сказал Луи. — Мне достаточно того, что я честно служу своей стране и народу.
Чернокожий здоровяк расхохотался во весь голос, напугав лошадей.
— Да ты же теперь господин де Кавелье! Хорошая шутка со стороны Алурии дать нашему несгибаемому республиканцу дворянский титул!
— Ну тебе-то и давать ничего не придётся, — скрипнул зубами разозлившийся Кавелье, здоровяк даже не подозревая наступил ему на больную мозоль. — Просто вернуть тебе настоящее имя.
— Нет, — Эжен вдруг резко посерьёзнел. — Я Эжен Тома, сын Канисы Тома, шамански с южных островов, а к моему папаше маркизу Жану-Мишелю де Труа, не имею и не желаю иметь никакого отношения.
— Ты мне не говорил о своём дворянском происхождении, — мягко упрекнула его Мари д’Асторг.
— Нечего говорить, — отрезал здоровяк. — Папаша мой пусть радуется, что ноги унёс на Альбийские острова вместе с семьёй. Задолбал он меня. Всё хотел из меня мага сделать. Ну не даровал мне бог магической силы, что поделать! Я хотел стать генералом, воевать, а он всё пытался меня выучить тому, к чему я не был способен. В конце концов, я бежал из его дома, и записался рядовым в армию.
— И там мы с тобой познакомились, — улыбнулся Кавелье, чей гнев угас, при воспоминании о старых временах.
— Да, хорошее время было. Но и сейчас неплохое.
Эжен Тома поглядел на другой берег Риволы, который был пуст. Объединённая армия алеманов ещё просто не подошла, да и не успеет подойти. Сегодня ночью генерал Тома форсирует реку, чтобы застать противника на марше.
— И вот что ещё, — начал Кавелье, решив пока отложить разговор о возможном свержении Алурии, раз рядом с Тома отирается эта Мари д’Асторг.
Луи так не увидел, что случилось дальше. Он только услышал свист, почувствовал, как его обжигает пламя, разрезая мундир и сжигая кожу. От неожиданности и от удара, он упал на землю. И почти сразу всё кончилось. Над ним склонились Асторга и Тома.
— Луи, ты как? — взревел здоровяк.
— Я не целительница, — услышал Луи голос Мари. — Но вижу, рана — не то что не смертельная, а вообще не опасная.
— Да-да, — пробормотал Луи поднимаясь. — Что это было?
— В лазарет всё-таки следует наведаться, — сказала Асторга. — А это… Вон он лежит. Подосланный убийца. Я не боевой маг, а заклинательница, силы редко удаётся соразмерить, а он тоже лупил огненными стрелами, так что мог поджечь весь лагерь. Пришлось молнией ударить, чтобы остановить.
К ним уже бежали адъютанты, солдаты и маги.
— Интересно, кем подослан? — озадачился Кавелье. — Алеманнами или склавинами?
— Склавины вряд ли, — пробасил Тома. — Они так не действуют, а вот алеманны могут. Имперская Тайная канцелярия опять же. Да и обидно им, что Алурия теперь претендует на императорский титул.
Луи де Кавелье подошёл к трупу, от которого Эжен Тома отгонял любопытных. Охрана, приставленная к ним обоим, пыталась как-то закрыть бравого генерала, но это у них получалось с трудом из-за габаритов Тома. Тело немного саднило — да, действительно придётся показаться лекарю, да и мундир надо будет отдать портному. Огненная стрела, надо же. На поле боя такое редко применяется. Луи хотел было перевернуть труп сам, но за него это сделал Тома. С лёгкостью, как пушинку он развернул тело.
— Тамериец или харреба, — хмыкнул Кавелье, глядя на смуглое лицо и одежды убийцы.
Молнией его подкоптило знатно, но не сожгло.
— Турсманы подослали? — удивился Тома. — Но им зачем это? Ты же даже не воевал в Тамерии, как и я. Кстати, спасибо тебе за то, что отговорил. Гиблое место судя по рассказам.
— Может, и турсманы, — отозвался Кавелье.
В присутствии Мари д’Асторг он не собирался озвучивать свои подозрения. Но был уверен, что это не алеманны, склавины или турсманы. Никому из них этого не требуется. А вот Алурия может. Императрица знает, что Кавелье против её монархических замашек, пользуется большой популярностью в армии, а значит, мотивы у неё есть.
Через два дня, ближе к вечеру, посыльный доставил старому графу Августу фон Фалькштейну, в его дом в Виндбоне, донесение из лагеря нейстрийской армии. Тот вскрыл пакет, прочитал сообщение, хмыкнул и велел позвать своего племянника.
Когда Леопольд Фалькштейн вошёл к дяде, тот сидел у камина, продолжая изучать послание.
— Что случилось, Дядя? — уважительно спросил Лео.
— Альбийская разведка вчера пыталась ликвидировать Луи де Кавелье, — сказал он, не отрываясь от бумаг.
— Зачем? — не понял Леопольд. — У неё хватает толковых маршалов и генералов.
— Здесь был простой расчёт. Свалить гибель Кавелье на Алурию. Генерал Тома, его ближайший друг, поднимает мятеж и уводит войска из Риволланда в Нейстрию, чтобы добиться справедливого наказания за смерть друга. Алурия вынуждена какие-то силы бросить на подавление мятежа. Войска Осташкова соединяются с армией Ингварова. Ах да! В Гевершахт Алурии придётся отправлять кого-то другого. Не из лучших командующих, что даёт шанс тем же альбийцам, чью армию усилили добровольцы Нордлигеланда.
— Роскошный план, — улыбнулся Леопольд.
— Он слишком хорош, чтобы удаться! — фыркнул старый Август в свои роскошные усы. — Альбийцы не понимают, что надо не рассчитывать на максимальный результат, а идти к цели аккуратно.
— Так что случилось, дядя? — осторожно спросил Леопольд.
— Ни-че-го, — с каким-то удовольствием, растягивая слова, сказал Август и передал Леопольду бумагу. — Эти болваны не учли, что при Эжене Тома отирается одна из сподвижниц Алурии — Мари д’Асторг. Она подумала, что убить пытаются её возлюбленного, Тома, и прикрыла обоих командиров защитой. Ну а после убила подосланного наёмника.
— Не повезло, — резюмировал Леопольд.
— Везение! Дорогой племянничек, везение здесь абсолютно ни при чём! Даже убей он этого свежеиспечённого де Кавелье, — Август фыркнул в усы, как морж, показывая, что думает о его дворянстве. — Ничего бы не получилось. Девица Мари, впрочем, не уверен в её девичестве, присела бы сразу своему возлюбленному на мозги, в два счёта доказывая, что императрица ни при чём. И он бы поверил! Блестящий генерал, но в интригах не силён. Впрочем, ты лучше меня знаешь, что более или менее умная женщина способна запудрить мозги любому, даже самому толковому мужчине. А ей бы и врать не пришлось.
— Мда, — почесал голову Леопольд.
— Учись, пока я жив, — наставительно поднял палец дядя. — Теперь про генерала Тома. Не повезло, конечно, бедолаге. Он так и так в тяжёлой ситуации. По сути дела, его задача максимально замедлить продвижение войск Осташкова, заставить их прийти на место рандеву не свежими, готовыми к новым боям, а измотанными засадами, постоянными атаками. Но Риволланд он в любом случае оставит, что ему рано или поздно припомнят ближайшие сподвижники Алурии.
— Это очевидно, — согласился с ним Леопольд. — Но нам-то от этого одна сплошная польза. Минус один толковый полководец, а если Тома прислушается к своему другу Луи, то это усилит республиканцев в Нейстрии.
Старый Август хотел ещё что-то сказать, но в это время вошёл слуга, и ровным, без интонаций голосом произнёс:
— Ваше сиятельство, к вам нарочный из штаба. Говорит, очень срочное донесение.
— Зови, — приказал Август и потянулся за трубкой.
Нарочный действительно торопился, так как его плащ был запылён, а сапоги забрызганы грязью. Он ворвался в кабинет, опередив слугу.
— От командующего штабом, генерала фон Шиффа, — выдохнул он. — Ответа не требуется.
Август приказал появившемуся слуге отвести посланника на кухню, накормить, а сам неторопливо взял послание, достал нож для бумаг, срезал печать, потом вскрыл пакет.
— Однако! — только и сказал граф, и его брови поползли вверх, а трубка чуть не выпала изо рта, едва он прочитал первые строчки.
Хотя фельдмаршал Осташков не шёл ни в какое сравнение, ни с Ингваровым, ни с Мансуровым, ни с ещё десятком выдающихся полководцев Склавинской империи, но большинство своих званий он заработал честно. Хотя для последнего назначения, в помощники к великому Ингварову, который будет громить безбожную Алурию, он прибегнул к помощи покровителей при императорском дворе. Но всё-таки это был склавинский полководец, чьё искусство оттачивалось не один век на полях сражения. Поэтому он тоже был уверен в том, что говорил Август фон Фалькштейн своему племяннику: Тома не будет вступать с превосходящими его в несколько раз силами склавинов и алеманов, а будет изматывать их небольшими сражениями и внезапными атаками. И к этому он был действительно готов. Не готов он оказался к другому.
Осташков ожидал, что поначалу Тома попытается закрепиться в недавно занятом Ламбертштадте, контролируя переправу, что даст ему преимущество, и ненадолго задержит продвижение армии, но Эжен Тома нарушил все мыслимые правила ведения войны, перейдя Риволу и промаршировав пару суток, первым атаковал армию Осташкова, которая только снималась с зимних квартир в Ахенбурге.
Тем не менее сражение выдалось не таким уж и лёгким для нейстрийцев, им всё-таки противостояла кратно большая армия, нежели их. Фельдмаршал попытался организовать оборону, но, как оказалось, Тома не терял времени и разместил артиллерию на нужных высотах, а маги добавили хаоса в общую неразбериху. Шокированный происходящим, он приказал трубить отступление и поспешно покинул поле битвы.
Впрочем, склавинской армии было не впервой воевать, когда командование сбежало. Несколько отрядов под командованием капитана Громова отступили, но не беспорядочно, а в недавно покинутый Ахенбург и запершись там попытались оказать сопротивление. Возможно, у них бы что-то получилось, но, к сожалению, маги отступили вместе с командованием, а четверо алурийцев просто начали жечь город. В таких условиях Громов предпочёл сдаться, чтобы не губить понапрасну ни себя, ни город.
Ещё был корпус генерала Антона Павловича Аркаса. Сам генерал погиб в первые часы битвы, но его помощник, молодой полковник Богдан Михайлович Колкхаун взяв командование в свои руки, решил не сдаваться, но и гибнуть он тоже не собирался. Поэтому найдя одного слабого мага, который не успел ретироваться со штабом, он заставил его прикрыть весь корпус щитом, что едва не убило самого мага и стал прорываться на восток, а не на север, куда сбежал весь штаб с командующим. По пути они опрокинули отряд нейстрийских магов, которые не ожидали нападения и были рассеяны кавалеристами Колкхауна.
Узнав о прорыве на восток целого кавалерийского корпуса, Эжен Тома вопреки ожиданиям адъютанта не стал беситься и швыряться тяжёлыми предметами в гонца, принёсшего дурную весть. Наоборот, он хлопнул себя ладонями по коленям и воскликнул:
— Какой молодец! Жано, обязательно узнай имя этого молодца! Думаю, рано или поздно сойдусь с ним в бою.
— Почему? — удивилась сопровождавшая его Мари д’Асторг.
Эжен Тома усмехнулся и указал на карту.
— На севере им делать нечего. Рано или поздно я туда приду по их души, а вот на востоке он может соединиться с эрцгерцогом Иоганном, влиться в его армию и попытаться всё-таки прорваться в Гельвецию. И я хочу помериться силами с таким молодцом, который единственный из всей склавино-алеманской армии не потерял голову и смог сберечь свой корпус!
В это время в палатку командования вбежал полковник Мано.
— Победа, гражданин генерал! Склавины или сдались, или отступили. Вернее сказать, отступил только один корпус, остальные просто бежали в разные стороны.
Эжен Тома, довольный расхохотался и повернулся к полковнику Мано.
— Пиши Алурии и д’Арно. Армия Осташкова повержена, и больше вам не угрожает. Я же прошу прислать подкрепления для боевых действий в Риволланде.
— Разве не лучше будет вернуться в Ламбертштадт, чтобы держать оборону там? — осторожно спросила его Мари.
— Зачем? Ждать, когда две империи соберут против нас новую армию? — удивился Тома. — Ну уж нет. Я захвачу весь Риволланд, как и собирался, и пусть они облезут.
— В Гельвеции остался Ингваров, который может ударить нам в спину, — осторожно сказал Мано.
— Великий полководец. Вот этому, — он махнул рукой в сторону, где ещё недавно шла битва. — Я научился у него. Решительность. Натиск. Манёвр. Но в Гельвеции у него этого не будет.
Тома опустился на барабан.
— Жаль, конечно. Достойный враг, а так по-дурацки сгинет.
— Ну, гражданин генерал, вы же помните, что он и не из таких ситуаций выкручивался, — заметил Мано.
Эжен Тома в раздумьях кивнул, а Мари д’Асторг только покачала головой, не понимая такого отношения к своим врагам. В их мире всё было просто — есть светлые расы, а есть тёмные. И между ними не может быть ни симпатий, ни восхищения. Одни должны уничтожить других.
Но в этом мире были другие обычаи, что ещё не раз приводило в изумление не только Асторгу, но и других алурийцев.