В отличие от Альстафа, который пытался подавить репрессиями восстание в Кантабрии, Эжен Тома в Риволланде вёл политику мягкую, больше направленную на умиротворение захваченных городов. Это обуславливалось двумя причинами: он следовал советам умеренного Луи де Кавелье, и во исполнение главной задачи — отрезать Ингварова в Гельвеции, до того как подойдут склавинские войска, или же всё-таки примет помощь алеманов. Последние, правда, старались не высовываться без нужды, потерпев страшное поражение в битве при Ринко.
Даже в возращённом Цвайбурге, он старался обойтись без наказаний, подписав всем бунтовщикам амнистию, при этом заявив, что они находились под влиянием враждебного мага. Кстати, само наличие склавинских магов в Цвайбурге, вызвало небольшой дипломатический скандал. Жерар де Монфор, направил ноту в Агис-Петросполь, обвинив империю в нарушении правил войны, на то получил отповедь, в которой ему напомнили, что нейстрийский генерал собрался повесить подданную склавинского императора, не являвшуюся военнослужащей, случайно оказавшуюся в Цвайбурге, без суда и следствия, исключительно по политическим мотивам. Маги, которые спасали жизнь своей коллеге, не собирались поднимать восстание. Но не потому, что считают Алурию законной правительницей, ибо она узурпаторша, а по причине гуманности.
Получив это послание де Монфор, сказал, ставшей его женой Аннабель, что теперь у него точно развязаны руки для действий в Западной Склавинии.
— В Лехии, — с улыбкой поправила его жена. — Теперь это Лехийское королевство, стонущее под железной пятой склавинских оккупантов, раз уж Алурия всё-таки согласилась с нашим планом, благодаря действиям этих магов.
Впрочем, Алурия де Перинё, в любом случае дала бы отмашку на эту интригу. После того как она самовластно сменила короля Кантабрии, доселе стеснявшаяся таких резких шагов женщина вошла во вкус.
Сам же Василий Александрович Ингваров полагал, что дела у него в полном порядке. Захватив последний крупный город Гельвеции — Раурику, практически без боя он готовился к обороне, чтобы встретить сначала Максимилиана д’Арно, возвращавшегося из Нейстрии со свежими войсками, а потом, возможно, и саму Алурию, которая, захватив Латинское королевство, готовилась к решающей битве с воспрянувшими духом алеманами.
По этой причине он разделил часть войск, отправив имперского князя Андрея во Вьюшатель, чтобы он смог встретить Алурию, если бы она вздумала войти в Гельвецию. Узнав об этом от своих шпионов д’Арно ехидно ухмыльнулся и двинул свои войска на Вьюшатель, избегая столкновений с Ингваровым. Он решил использовать старую политику, сделав вид, что боится прославленного полководца и устроить с ним сражение на своих условиях.
Андрей Мономахов в тот день на своей шкуре убедился, насколько превосходят нейстрийцы возглавляемые магами Алурии все войска Моэнии. Атаковав ранним утром его позиции, те стали забрасывать огненными шарами укрепления, и поэтому, ненадолго думая, принц Андрей приказал своих сохранившимся частям отступать. Это вызвало гнев Ингварова, который считал, что склавинские войска должны были уцепиться за окрестности Вьюшателя. Он даже на время отстранил имперского князя от командования.
Однако и ему самому пришлось скоро отходить, так как с севера на него двигались объединённые армии Кавелье и Тома. Плюнув на гордость, он запросил помощь у алеманов, понимая, что поддержки от своей страны уже вряд ли дождётся. Единственная находящаяся рядом армия была разгромлена, а новую было решено не посылать, так как желание воевать у Склавинской империи таяло день ото дня. Эрцгерцог Иоганн выдвинулся, чтобы прийти на помощь генералиссимусу, но уже было поздно. Путь ему преградил Эжен Тома. В завязавшейся битве все остались при своих, но продвижение войск алеманов было остановлено, а сам Тома по приказу Кавелье уселся в оборону, хоть ему такое и было не по душе.
Пока же склавинская армия не покинула Раурику, Анджей Качмарек бродил по её узким улочкам, где дома были построены в стиле старой Лацийской империи. Что-то его цепляло, но он не мог понять что. Было несколько мест, в которые его тянуло с особой силой, и он пытался разобраться, что же именно там случилось больше тысячи лет назад, и почему именно его привлекает эта история.
Но разобраться у него не получилось. Посоветовавшись с инженерами, Ингваров понял, что успешно оборонять Раурику с имеющимися силами, у него не получится, и отдал приказ отходить к Тайрике. В городе он оставил небольшой гарнизон, на всякий случай. Вдруг как-то удастся продержаться, да и совсем бросать гельветов на произвол судьбы он не хотел.
Остатки армии Ингваров разделил на четыре части. Одну повёл сам, вторую доверил принцу Андрею, третью взял Мансуров, а четвёртая, куда попал Анджей Качмарек, возглавил генерал Иван Петрович Дука. Весьма хладнокровный полководец, он возвысился во время войн в Одисстайских горах, блестяще себя проявил во время сражения при Лутулентии, в первую очередь тем, что умел сохранять спокойствие даже в самых тяжёлых ситуациях. Это его фланг не дрогнул, во время атаки, и позволил совершить Ингварову манёвр с заманиванием нейстрийцев.
Позже Анджей благодарил и Бога, и Иосифа Литротиса, и Матерь Божью, и вообще всех святых, которых смог вспомнить, что этой частью армии командовал именно Дука, а не кто-то ещё, пусть даже и Ингваров.
Потому что у города Шпицбург, в одноимённом кантоне их настиг Максимилиан д’Арно. И пусть это была не вся армия, а лишь передовые отряды, но и они по численности превосходили четверть Склавинского войска в Гельвеции. Казалось — очевидная военная мысль, запереться в городе, где ещё сохранились старинные крепостные стены, и держать оборону, пользуясь контролем над стратегическими высотами, но Дука смекнул, что именно этого д’Арно от него и хочет.
Ибо все пути им бы блокировать не удалось — силы явно не те. И вот по оставшимся без контроля нескольким дорогам их бы просто окружили и заперли в крепости. После чего им бы либо пришлось сдаться, либо держать осаду, что было самоубийством, ну или пытаться вырваться из крепости — абсолютное самоубийство.
Поэтому Дука принял единственное верное решение. Он развернул войска в боевой порядок и атаковал передовые отряды нейстрийцев. Максимилиан д’Арно ожидавший, что склавины или попытаются укрыться в крепости, или начнут спасаться бегством, растерялся и упустил стратегическое преимущество. Отряды генерала Дуки прорвались через нейстрийскую армию и ушли к реке Фростиг, практически без потерь. Убитых оказалось в несколько раз меньше, чем у нейстрийцев.
Вот только Анджей, чьей задачей было помогать создавать штормовой фронт, сбивавший с толку нейстрийских магов, так увлёкся, что забыл о поддержании щитов, и один из магов, смог пробить его антистихийный щит, мощной огненной стрелой, которая ему обожгла ему ногу. Поначалу он даже не заметил раны, и лишь когда Склавинские боевые маги завершили своё дело, он почувствовал, как дико у него болит нога. Это ему аукнулось позднее.
Максимилиан д’Арно почувствовал, что остался в дураках, и начал преследование склавинов, которых он и настиг у реки Фростиг, которую они форсировали, пытаясь уйти на соединение с остальной армией.
Им повезло. Ради манёвренности Арно пренебрёг численностью, и поэтому они смогли его атаку, а когда нейстрийцы отошли, ожидая подкрепления, спокойно переправились через реку, оставив на берегу магические ловушки.
Анджей, которому полагалось быть в походном лазарете, бросился в бой, ибо Дука сказал, что сейчас на счету каждый солдат. И вот зря он сделал, потому что постоянная боль в ноге отвлекла его и в самый решающий момент он не успел прикрыться щитом от свинца и пуля неизвестного нейстрийского солдата просвистев вонзилась ему в бок.
— Повезло дураку, — прокомментировала лечившая его целительница. — Ещё чуть-чуть и пуля бы задела печень. Тогда бы там тебя и похоронили, на берегу Фростига, в безымянной могиле.
Женщина была недовольна тем, что он сбежал на битву, отказавшись долечить ногу. Но списала это на молодость мага, который ещё не навоевался. Однако она была неправа. Анджей Качмарек происходящим был сыт по горло, и хотя больше нигде, кроме армии, себя не видел, ему хотелось хоть немного отдохнуть от этих переходов, битв и всего остального.
Соединившаяся у Тайрики армия, радовалась встрече. Особенно ликовали те, кому пришлось выдержать этот сложный переход, под постоянными атаками войск д’Арно. Качмарек пропустил всё торжество, потому что отлёживался в лазарете. Когда, наконец, сжалившиеся целители его выпустили, снабдив костылями, он поспешил к своим, надеясь хоть краешком застать остатки празднования.
— Ну вот ещё один инвалид, — услышал он за своей спиной голос.
Он раздражённо повернулся, чтобы высказать всё, что думает о таком бесцеремонном обращении, но едва развернувшись увидел двух генералов, которые смотрели в упор на него.
Первого Анджей знал — его непосредственный командир, Лисовский. А второй… Что-то было знакомое, да и молод он был для генеральского звания. И парня прошиб пот, когда он узнал, говорившего и Анджей возблагодарил, что он не распустил язык сразу.
— Их всех надо отправлять домой, — говорил Лисовскому имперский князь Андрей. — Подлечить, может, через несколько лет смогут вернуться в строй. А нет, так и толку от них никакого.
— Я могу воевать, Ваше Высочество! — гордо возгласил Анджей, попытавшись встать по стойке «смирно», но едва не выронивший костыль.
— Верю, — вздохнул имперский князь. — Охотно верю, что ты наш склавинский молодец, чудесный богатырь, как выражается генералиссимус, и тебя мало убить, а ещё и надо повалить. Но это не последняя война и тебе надо лечиться, чтобы принять участие в последующих войнах.
— Так точно! — отозвался Анджей и снова попытался вытянуться во фрунт.
— Как твоё имя, боевой маг?
— Анджей Качмарек, корнет третьего магического боевого корпуса, — твёрдо отчеканил Анджей.
— Славная фамилия, твои предки немало послужили империи, — улыбнулся имперский князь. — Я запомню корнет Качмарек. Обязательно запомню.
И, развернувшись, он пошёл прочь. Генерал Лисовский подмигнул Анджею и поспешил за наследником престола.
Анджей стоял немного обескураженный. Историю о том, как во времена императора Корнелия Сурового отличились его предки, он считал обычной легендой. А историю знакомства своего дедушки и бабушки, так вообще считал выдумкой досужих романистов. А вот, ты погляди же… Да и почему он назвал его корнетом? Имперский князь не мог перепутать вольноопределяющегося с корнетом, у него есть военное образование, да и вообще…
Вздохнув, он похромал к своей палатке. За сегодня он слишком устал, и праздновать уже не хотелось. Ответ он получил на следующий день, когда с нарочным получил погоны корнета, и пояснение, что они у него временно, до получения офицерского патента. Анджей хотел бы выразить свою радость более бурно, но на его парализованном лице только дёрнулась щека, но он попросил передать благодарность за оказанное доверие Его Императорскому Высочеству.
Прошло три дня, прежде чем он смог ходить, не опираясь на костыль, и Анджей охотно прогуливался по лагерю, разрабатывая мышцы. Вдруг он услышал шум, и мимо него резкой походкой прошёл генералиссимус. За ним бежал ординарец, что-то пытаясь сообщить полководцу.
Ингварову надоело это преследование. Он остановился и поднял руку, как вдруг схватился за сердце, сделал вперёд несколько неуверенных шагов и упал бы, если не Анджей вовремя подхвативший, лёгкое, почти невесомое тело генералиссимуса.
— Лекаря! — крикнул он ординарцу. — Срочно! Зови всех, кого увидишь.
Ингваров захрипел, а потом схватил за руку Анджея и его мутный взор блуждал, пока не остановился на новых погонах Анджея.
— Корнет. Передайте его императорскому величеству, что генералиссимус Ингваров был вынужден оставить службу, по независящим от него обстоятельствам…
Сказав это, Ингваров закрыл глаза, его тело дёрнулось и обмякло. Подбежавшие лекари отстранили Качмарека от генералиссимуса, а он просто стоял на месте, как будто на него наложили парализующее заклятие. Вскоре к нему подбежали сослуживцы и командиры, которые спрашивали, что произошло и как себя чувствует главнокомандующий. Однако Анджей молчал, тупо уставившись в одну точку. Он уже не раз повидал смерть, но это была смерть в бою, а не такая, обыденная.
Когда весть о смерти генералиссимуса дошла до позиций нейстрийцев, то Максимилиан д’Арно, который как раз выслушивал доклады офицеров штаба, хлопнул ладонью себя по ноге и улыбнувшись сказал.
— Всё-таки обхитрил меня! Не проиграл военную кампанию! — потом его лицо стало серьёзным, он поднялся и произнёс, обращаясь к офицерам. — Господа, почтим память генералиссимуса Ингварова…
С этими словами он склонил голову, а следом последовали и остальные его офицеры.
Командование армией принял на себя имперский князь Андрей, которому уступил Мансуров, сославшись на возраст, состояние здоровья, и всё остальное. Однако все понимали: хитрый полководец сделал так, чтобы не сдавать армию, потому что после смерти Ингварова дальнейшее сопротивление потеряло смысл.
Тем более что с севера в Гельвецию вошёл де Кавелье. Правда, Эжен Тома не пошёл в горы, а стал теснить эрцгерцога, заставляя его отступить в Вальдланд, куда уже с юга заходила Алурия.
К ней и отправился Максимилиан д’Арно. Понимая, что война с повстанцами в горах может затянуться, он предложил ей план, по выводу из войны Склавинской империи, и подумав, императрица внесла в него свои правки, а потом приказала приступать к выполнению. Довольный д’Арно поспешил, но не в Гельвецию, а в Блаубандам, где ещё с давних пор находилось посольство Склавинии.
Добиться встречи со склавинским дипломатом оказалось просто, а Арно удивился тому, что посольство сидит, фактически на сундуках, готовясь покинуть город в любой момент. Не удержавшись, он поинтересовался причинами.
— Я думал, моя миссия здесь окончена, — ответил Арно граф Белкин. — Сейчас это территория Нейстрии или Нейстрийской империи, разве не так?
— Не совсем так, — с хитрой улыбкой сказал послу Максимилиан д’Арно. — Новое название этих земель — королевство Гевершахт, хоть и подчинённое имперской политике. Как это принято у вас.
Рыжеватый блондин, с усами на западносклавинский манер, Николай Белкин, худой, бледный и выглядевший очень измождённым человеком, помотал головой.
— Вы не совсем верно понимаете имперскую политику, — но был перебит Максимилианом.
— Давайте отложим все дискуссии о политике на потом, граф. Возможно, когда вы станете посланником в королевстве Гевершахт, мы это обсудим. Я же к вам прибыл для одного очень простого дела. Её императорское величество Алурия Первая просит передать великому императору севера послание, что в знак восхищения таким достойным противником, которым был покойный генералиссимус Ингваров, она позволяет склавинским войскам покинуть территорию Гельвеции, без всяких условий, и в любом направлении, с развёрнутыми знамёнами.
Последние слова оглушили графа Белкина. Они означали, что Алурия предлагает им почётное перемирие, без капитуляции. Если же император решит заключить мир, то это никак не опозорит ни его, ни склавинскую армию. Вопрос только в том, как к этому предложению отнесётся имперский князь, наследник престола…
— Я передам ваши слова императору, — сказал он. — Вам будет угодно подождать…
— Нет, благодарю. В любом случае рассмотрение подобного предложения затянется надолго. Поэтому позвольте откланяться, меня вы можете найти в герцогском дворце.
Дворец герцогов был возведён в Блаубандаме ещё в те незапамятные времена, когда здесь существовало Аругндское герцогство, боровшееся с нейстрийскими королями за первенство в Нейстрии. Короли победили, а герцогство кануло в Лету. Сам город сначала подпал под власть Фальксбургов, а потом присоединился к торговому союзу городов. Последние сто лет он пустовал, но теперь, когда Алурия пообещала Максимилиану корону, он решил обосноваться именно в этом дворце.
Когда Луи де Кавелье покинул здание, Николай Белкин поспешил в подвал, к дежурному колдуну, который должен был передать экстренное сообщение в Агис-Петросполь. Он старался не думать, как на такое заявление отреагируют в столице, и к чему это всё приведёт.