План рухнул. Переправа на Сицилию не состоялась. Сурков уже представлял островное государство – первую в истории страну свободных людей, этакую древнюю коммунистическую республику. Конечно, он заблуждался. Ничего подобного в те времена не могло произойти. Ведь, Спартак, да и его соратники, не стремились к уничтожению рабства, они желали или личной свободы, или спасения из рабства родственников, или независимости родины, захваченной Римом. Справедливое, равноправное общество им было неведомо. Их идеал – афинская демократия, свойственная большинству эллинских городов-полисов. Любой гражданин такого государства имел право или даже обязанность участвовать в работе народного собрания и, следовательно, влиять на принимаемые решения, внутреннюю и внешнюю политику страны. Вроде здорово и прекрасно. Но!!! Древнегреческая демократия была ограниченной. Она только для свободных мужчин. Рабы, вольноотпущенники, переселенцы, полукровки и женщины (за редким исключением) оставались без политических прав, а ведь они составляли абсолютное большинство населения! По сути это и не демократия вовсе, а разновидность привилегированного положения незначительной элиты над остальным обществом, которому бросают эфемерную надежду равенства и якобы имеющуюся у каждого возможность возвыситься за счёт личных качеств.
Мятежники не имели собственного флота. Они могли нанять или конфисковать в порту Мессины несколько трирем, бирем и пару десятков более мелких судов, но этого очевидно крайне мало, как для переправки армии численностью в несколько десятков тысяч человек, так и для противостояния флоту киликийских пиратов, перешедших на сторону врага, по крайней мере тех из них, кто подчинялся Гераклиону. К тому же ходили слухи, что Рим отправил большинство имеющихся в его распоряжении боевых судов из портов на побережье Тирренского моря для блокады Мессины.
Спартак даже не стал предпринимать попытки форсировать пролив, хотя некоторые отчаянные головы, не слушаясь вождя, крали рыбацкие лодки или связывали виноградными лозами бочки, делая импровизированные плоты, пытались добраться до Сицилии на свой страх и риск. Судьба их была печальна: они либо тонули, после того как быстрое течение в проливе разрушало нехитрые плавсредства, или попадали в плен к пиратам, снова становясь рабами.
Сурков, бродя по берегу, нередко натыкался на обломки бочек, лодок и тела погибших, выброшенные волнами на песок. Игорь частенько прогуливался, глядя в морскую даль, в тщетных попытках обрести душевное равновесие, утраченное из-за событий последних дней. Он снова стоял на краю бездны, не видя выхода из сложившейся ситуации. На палубе пиратского судна Игорь находился в полуобморочном состоянии и за криками корсаров практически не слышал словесной перепалки Пифона и Тулия, понимая лишь одно – эти двое имеют личные счёты и его судьба привязана к клинку Тита. Тулий погиб, а вместе с ним пропал и пульт, открывающий портал во времени. Сурков перерыл всю палатку и нехитрый скарб друга, но не обнаружил ни самого прибора, ни малейшего намёка где бы тот мог быть спрятан. Оставался самый печальный вариант – Тит носил машинку перемещения с собой и теперь она покоится на дне Тирренского моря! Эта мысль настолько доминировала, что Игорь как-то позабыл о своём не очень-то героическом поведении, о том, что он фактически бросил друга, которого чисто теоретически можно было попытаться спасти. Правда для этого требовалось убедить триерарха из Мессины вступить в заведомо проигрышный бой с превосходящими числом, да и вооружением, пиратами. Сурков не имел задатков руководителя, ведь директором фирмы он стал не за счёт лидерских качеств, а путём лести, подхалимства, взяток и предательств. Игорь мог быть как все, терпеть невзгоды или подняться в атаку и нестись навстречу врагу, но для этого нужна толпа, бегущая рядом и выкрикивающая воинственных лозунги, или командир, своим примером поднимающий бойцов на смертельный бой. А на пиратском судне Сурков оказался предоставлен сам себе. Вот он и поступил как подсказал инстинкт – убежал, смылся, спасся!
Игорь поднялся на невысокий каменистый утёс, покрытый зеленоватой тиной, который как природный волнорез отделял одну небольшую часть пляжа от другой, и увидел странную картину. Примерно в сотне метров впереди толпа окружила лодку, видимо, выброшенную на берег. За людьми Игорь не мог рассмотреть деталей, но царившее впереди возбуждение и крики, заставили Суркова непроизвольно ускорить шаг, дабы самому узреть причину сборища. Обломки и тела несчастных стали настолько частым явлением, что не могли привлечь внимания столь значительного числа зевак. К тому же в те жестокие времена вид распухшего от газов утопленника не был чем-то уникальным, а скорее являл обыденность, норму.
Он немного опоздал. Собравшиеся уже покидали побережье. Причём не поодиночке, а гурьбой, продолжая что-то выкрикивать на разных языках. На песке осталась лежать лишь лодка, которую Игорь полностью не видел за людьми, рассматривая минутами ранее столпившихся с утёса. Сам по себе факт появления лодки не мог стать причиной всеобщего возбуждения, хотя в отличие от находок в предыдущие дни, лодка казалась абсолютно целой, а это значило… Сурков бросился вдогонку за группой, направлявшейся по тропинке, ведущей с пляжа в лагерь восставших. Кто-то смог вернуться из моря живым! Возможно, он достиг Сицилии и привёз важные вести. Конечно, Игоря беспокоила не судьба мятежников. Он, лишённый шанса вернуться в своё время, был «привязан» к исходу восстания. Пока Спартак жив и ведёт войну, Сурков в относительной безопасности. Тулия нет, а значит человек из XXIII века не сможет изменить историю, рабы потерпят поражение. Что тогда ждёт Игоря? А вот неизвестный, приплывший в лодке вполне мог привезти надежду: например, весть, что на Сицилии тоже началось восстание и Спартака с армией ждут, а может и высылают транспорты или поддержку, а может пираты снова переметнулись, как знать!
Игорь ошибся: человек, приплывший на лодке не был из числа смельчаков, пытавшихся достичь острова и никаких судьбоносных вестей он не привёз. Однако, это был именно тот случай, когда любой безумно рад тому, что его предположения не оправдались. Перед Суровым стоял живой и невредимый Тит Тулий собственной персоной. Когда Игорь растолкал толпу и увидел лицо человека с пляжа, то бросился к другу, стал обнимать, слёзы радости помутили взор, да и рассудок не мог сходу принять столь невероятное событие. Ведь только минуту назад Игорь считал себя обречённым, можно сказать, живым мертвецом и вдруг… он снова на коне! Таков наш герой: он вне себя не от того, что друг чудом остался жив, а потому, что спасение товарища сулит персонально ему благоприятное дальнейшее развитие событий.
***
В лагере, когда эйфория Игоря спала, и друзья остались одни, укрывшись в палатке, Тит рассказал в деталях о событиях последних дней, как упав с борта пиратского судна в воду, смог отделаться от тела смертельно раненого Пифона, старавшегося до конца утянуть Тулия на дно и похоронить вместе с собой в пучине, как потеряв счёт времени барахтался на волнах, пока не наткнулся на лодку с телами убитых стрелами пиратов людей, как в отсутствие вёсел грёб руками днём и ночью, ориентируясь в тёмное время суток по звёздам. Конечно, не всё рассказанное киборгом было правдой, скорее наоборот, большая часть – откровенное враньё. Но история звучала правдоподобно, Сурков слушал и поражался не только физической силе, но и жажде жизни, упорству, находчивости человека из будущего, понимая, что сам не смог бы выкарабкаться из подобной ситуации. Разве он мог победить в бою столь сильного противника, как Пифон? Или разжать мёртвую хватку того на своей шее? А сколько Игорь в состоянии продержаться на воде? Минут десять от силы. А лодка. Как грести руками несколько дней? Да и куда? Ведь Сурков понятия не имел как ориентироваться на местности, не то что в море, но и на суше, например, в лесу.
К сожалению, в итоге не всё оказалось «гладко», если, конечно, данное слово вообще уместно употреблять в контексте происходящего. Во-первых, пульт возврата всё-таки пропал. Тулий не только не знал в какой момент обронил прибор, но и немного замешкался, кода Сурков прямо спросил про пульт, словно пытаясь придумать подходящий ответ. От Игоря не скрылась нехарактерная задумчивость друга. Во-вторых, Тит оказался серьёзно ранен. Пифон в свою очередь смог поразить противника. А когда Тулий снял доспехи и попросил Игоря помочь выяснилось, что тот, с кем Сурков провёл последнее время, делил переживания и невзгоды, является пусть и не обычным, но роботом, механизмом, созданным людьми, не имеющим собственного мнения и не способного к переживаниям. Тит пытался объяснить, что представления Игоря о киборгах неверны и поверхностны, но тот не слушал, заворожённо глядя, как в ране на спине «друга» виднелись не кости позвоночника и органы, а подвижные металлические элементы, провода, какие-то платы и приборы различных форм, размеров и непонятного предназначения. Изначально рана была не велика, однако, расширилась под воздействием агрессивной среды, да и внутри «организм» робота оказался не приспособлен к попаданию морской воды, соли которой разъедали «ткани» и осаждаясь на «органах» наносили ущерб, постепенно выводя киборга из строя. Без профессионального ремонта XXIII века Тулий был обречён. Максимум, чем мог помочь человек – наложить швы на расходящуюся рану. Традиционный для римской медицины кетгут, представлявший собой скрученные волокна из подслизистого слоя кишок овец, не подходил ввиду недостаточной прочности. Суркову пришлось использовать в качестве шовного материала кольца кольчуги, снятые с нижней части своего доспеха, в результате чего рана выглядела так, словно разорванный лист бумаги вместо того, чтобы по-человечески склеить, соединили по-быстрому скобами с помощью степлера.
- Вроде всё, Тит! Залатал, как смог, - завершив работу произнёс Игорь, - сомнительно, что долго продержится, как-то хлипко получилось.
- Неважно. До полного выхода из строя максимум две недели. Возможно, меньше. Прогноз не достоверный.
Тулий сделал несколько резких движений, проверяя качество «ремонта».
- Приемлемо, Игорь. Под нагрузкой не расходится. Теперь к Спартаку. Надо спешить.
Интересы человека и киборга совпадали, как никогда до этого. Теперь им обоим было важно, как можно скорее завершить своё пребывание в этом времени. Счёт шёл на дни.
- И что ты ему предложишь?
Сурков не видел выхода. Восставшие находились в ловушке, в которую сами себя загнали. Пока мятежники пытались перебраться в Сицилию и ждали помощи от пиратов, легионеры Красса в кратчайшие сроки провели титаническую работу, заблокировав армию Спартака на Регийском полуострове: солдаты вырыли широкий ров длиной более чем в триста стадиев, или пятидесяти пяти километров, тем самым перекрыв перешеек. За рвом римляне выстроили стену. Многие восставшие ошибочно полагали, что данные фортификационные работы носят формальный характер и Марк Лициний Красс затеял их исключительно для того, чтобы чем-то занять своих людей, для сохранения дисциплины и порядка. Однако, оказалось, что укрепления возведены на совесть и представляют реальную угрозу. Мятежники пытались их штурмовать, но безуспешно. Каждый раз неся потери, восставшие отступали. Более того легионеры время от времени делали вылазки, нападая на отдельные отряды спартаковцев, убивая фуражиров, стремясь лишить мятежников и без того скудной провизии, дабы сподвигнуть Спартака на новый, генеральный штурм и окончательно разгромить. Время работало не только против восставших, но и против Красса: из Рима выдвигалась армия Помпея, вернувшегося с легионами из Испании. Ещё немного и славой победителя мятежников придётся делиться!
- Признаю ошибку с киликийскими пиратами и правоту Пифона. Наш единственный шанс – прорвать линию Красса и стремительным маршем идти на восточное, юго-восточное побережье. Взять штурмом Тарент, или лучше Брундизий, тем самым обеспечив безопасную высадку войскам Митридата VI Евпатора. Не сомневаюсь, как только порт будет под нашим контролем, понтийский царь не упустит возможности разгромить Рим и пришлёт войска.
- А мы? Тебе и мне какой с этого прок? – Сурков сплюнул на пол.
- Это ты про временные рамки?
- Да, и не только. Нам же теперь не вернуться домой!
- Заблуждаешься, Игорь! Пары недель достаточно, но надо действовать немедленно! Есть ещё один способ переместиться. Точнее всегда был. Пульт нужен человеку, если тот возвращается один. Такое возможно, поскольку киборг – расходный материал, телохранитель, не более. У меня есть встроенный аналогичный прибор и пока он функционирует! Выполним задачу и по домам. Сначала в XXIII век, а там учёные смогут перенаправить тебя куда пожелаешь.
- Звучит оптимистично! А Вика? Кого вместо неё возьмём? Ведь мальчика именно ты бросил, Тит. Мы пришли втроём и двое вернуться не смогут. Так же ты говорил?
Киборг снова замешкался с ответом. В этот раз Сурков не придал значения задержке, поскольку воочию видел повреждения спутника.
- Обойдёмся без неё, Игорь. Прихватим первого встречного подходящего по массе.
Такой вариант Суркова вполне устраивал. Людям свойственно при близости успеха терять бдительность, прекращать обращать внимание на детали. А ведь в ответах киборга не всё было гладко, но человек слышал только то, что хотел слышать.
***
Этой же ночью восставшие предприняли штурм.
Спартаку не требовались советы Тулия, он и сам не хуже знал ситуацию и понимал важность незамедлительных действий. Впрочем, и выбора особо не было: только атаковать римлян в лоб. Хотя, Спартак не был бы Спартаком, если бы не преподнёс Крассу сюрприз.
Мятежники нанесли одновременно два отвлекающих удара, вынуждая римлян перебросить резервы в места возможных прорывов. Третий же, основной, пришёлся ровно посередине между ними, там, где оборона стала наименее плотной и именно там, где день назад восставшие уже предпринимали попытку штурма. Римляне допустили критический просчёт, не убрав с поля тела погибших мятежников и теперь наступающие бросали в ров не только принесённые с собой ворохи соломы, прутьев, но и тела павших товарищей, стремительно устраняя первую преграду на своём пути. Многие, получив тяжёлые ранения или в неистовом приступе героизма, сами бросались в ров, ценой жизни, спасая остальных. Специально отобранные, наиболее физически сильные бойцы кидали в частокол за рвом тяжёлые копья, впивавшиеся в древесину укрепления и создававшие некое подобие лестниц, по которым лучшие гладиаторы буквально заскакивали наверх, круша легионеров, пытавшихся камнями, дротиками и пилумами мешать заполнению рва. Конечно, практически все смельчаки пали в неравной схватке, дав возможность остальным подобраться к укреплению вплотную. Ганик с Тулием, стоя спина к спине, смогли продержаться дольше всех, до прибытия основной части мятежников, и вскоре волна восставших перекатила через стену, сметая врагов на своём пути.
Сурков шёл если не в первых, то во вторых рядах мятежников. Зубы отбивали дробь, то ли от холода зимней ночи, то ли от страха. Он прекрасно осознавал, что может погибнуть в любой момент. Восставшие предусмотрительно не освещали дорогу факелами, дабы не стать лёгкими мишенями для находящихся на стенах римлян. Тем не менее со стен в наступающих летел практически непрерывный поток дротиков и пулумов. Снятые с повозок и установленные на башнях укрепления карробаллисты и скорпионы посылали в ночную тьму одну тяжёлую стрелу за другой. Вся полевая артиллерия легионов Красса находилась на передней линии защиты, неся незримую смерть мятежникам. По вскрикам, то слева, то справа Игорь понимал, что очередной снаряд нашёл свою жертву. В абсолютной темноте в тело человека неожиданно впивалось лезвие, разрывая плоть на части, и несчастный летел на землю под ноги бегущих рядом людей. От Суркова ничего не зависело, жить или нет решал случай, везение, судьба. И это было по-настоящему страшно. Днём можно попытаться уклониться, прикрыться щитом сверху, спереди или сбоку. А ночью человек беззащитен, он не видит устремившегося к нему снаряда и может лишь надеяться, что стрела скорпиона пролетит мимо или пилум вонзится в щит.
Игорь споткнулся о тело, лежащее на земле. Чертыхнулся. Упал. Встал. Задеревенелыми руками попытался поднять погибшего вчера. Щит пришлось забросить на спину, лишив себя даже эфемерной защиты. Почти тут же к Суркову на помощь пришёл кто-то, также сперва перелетевший через труп, который Игорь не смог поднять в одиночку. Вскоре они уже бежали. Неизвестный впереди, Сурков сзади, держа тело покойника за ноги. По мере продвижения ко рву становилось светлее. Тьма отступала. Неясные тени вокруг сменились чёткими силуэтами людей. Римляне зажгли сено, сваленное у стены и метали оружие наверняка, подступы ко рву были усеяны телами восставших. Игорь снова споткнулся и не удержав равновесие упал, уткнувшись лицом в землю. Попытался встать и тут же на него упало тело. Мятежник, тащивший вместе с ним труп, остановился из-за падения Суркова и этого мгновения оказалось достаточно, чтобы римлянин поразил восставшего пилумом. Игорь оттолкнул рухнувшее тело вбок, попутно измазавшись в крови, вскочил и развернувшись в сторону укрепления спиной, поволок вчерашнего покойника ко рву, вспоминая бога, Георгия Победоносца, архангела Михаила и всех покровителей русского воинства.
Следующий удар пришёлся в щит на спине Суркова. Его словно огрели кувалдой, сбив дыхание и бросив на землю. Он судорожно открывал рот, пытаясь заглотнуть побольше воздуха, напоминая собой не то рыбу, выброшенную на берег, не то черепаху, сходство с которой добавлял круглый щит, по-прежнему прикрывавший своего распростёртого на животе владельца. Пробегавший мимо гладиатор, схватил Игоря за шкирман и, рывком поставив на ноги, толкнул в сторону укрепления. Ров в этом месте был заполнен. Восставшие карабкались на стену по лестницам, а наверху римляне вступили в рукопашный бой, из-за чего поток дротиков и пилумов иссяк.
Сурков брёл словно в тумане, то и дело спотыкаясь и поскальзываясь в лужах крови. Благо «сердобольные» соратники каждый раз пинали его в нужном направлении, кто рукой, а кто и ногой. В конце концов, после очередной «помощи» голова Игоря больно встретилась с перекладиной лестницы. Он ухватился за деревяшку и стал лезть. Руки и ноги соскальзывали, приходилось концентрироваться на элементарном: правая рука, нога, левая рука, нога, следующая перекладина, снова рука, нога и так далее. Достигнув верха Сурков немного отдышаться, бросив взгляд по сторонам. Восставшие захватили башни и, заняв на них оборону, не позволяли римлянам продвинуться к месту прорыва. В некотором отдалении, виднелись огни, очевидно там располагался основной лагерь одного из легионов Красса, бойцы которого в этот самый момент строились на поле за стеной. Не в силах отбить укрепление, римляне готовились дать бой мятежникам в поле.
Спартак пытался притормозить своих бойцов, дабы накинуться на легионеров всеми силами. Однако, разгорячённые люди, вкусившие кровь врага и совершившие казавшийся невозможным прорыв через укрепления римлян, не слушали вождя и устремлялись на врага, едва тот попадал в их поле зрения. В любой другой битве, вероятно, стройные ряды легионеров смогли бы остановить подобные неорганизованные наскоки варваров, но сегодня была не та ночь. В гладиаторов словно вселились фурии – богини мщения. Они были беспощадны и неудержимы. Большинство легионеров вскоре оказалось буквально растерзано, и лишь немногие спаслись бегством.
Армия Спартака понесла большие потери: только этой ночью погибло не менее шести тысяч человек, а учитывая неудачные попытки штурмов накануне – более двенадцати тысяч. Тем не менее войско не утратило боеспособность. Более того, успех поднял угасавший дух армии, восставшие снова уверовали в свою непобедимость, требуя от вождя активных действий, который повёл их на Брундизий. Спартак рассчитывал, захватив порт, переправиться на Балканский полуостров. Благо морское течение там не столь стремительно, как у Мессины, да и киликийские пираты Адриатического моря не подчинялись Гераклиону и вполне могли польститься на щедрые подношения.