Первая половина XIII века:
— Где я? Это… Бездна?
Кругом царила лишь мертвая тишина, небосвод разливался холодными красками акварели, именно в этом месте, знакомым еще с юных лет, я умер, истекая кровью на холодной земле где-то на одиноком островке посреди бесконечного ничего. Я еще помню, как сжимал в зубах свое обручальное кольцо, пока мои глаза закатывались и тело покидала жизнь. Ты, наверное, спросишь, почему именно в зубах? Ответ прост — я потерпел величайшее поражение в своей жизни, утратив все: обе руки, семью, а вместе с тем подвел жителей собственной колонии. Именно на моей совести лежала вина за смерти каждого из них, не только потому, что я был недостаточно силен, но и потому, что не научил никого из них выживать. Я слишком много брал на себя одного, выгорая изо дня в день, теряя остатки рассудка и превращаясь в психопата, потому теперь стою здесь — совсем один.
Не знаю почему, но я ничего не чувствую, боль ушла, голое тело сверкало под незримым источником света, мои руки исправно функционировали, разум очистился и к сердцу подступил долгожданный покой — это ли жизнь после смерти?
— Благословенный предвестник, что зовется «Оком Вездесущего», тебе выпала честь поговорить с самой Бездной, — раздался шепот из пустоты.
— И что ты хочешь мне сказать, глас пустоты?
— Внимай же, скиталец, тебе будет дарована великая сила, а вместе с ней и великое проклятие в знак твоей жертвы Бездне.
— О какой силе ты говоришь? — заинтересовался я.
— Силе, что непостижима для сознания обычного человека. Ты переродишься в другом времени среди чуждых тебе темных душ ради великой цели, к свершению которой придется прокладывать путь не только тебе самому, но и с помощью других представителей рода твоего человеческого. Наш дар научит тебя полагаться не только на себя самого, но и обращаться за помощью к другим.
— Что все это значит? — возмутился я. — Мне уже умереть спокойно нельзя?
— Ты сам избрал свою судьбу, Илия Кишин, так начни же все заново и смирись со своим предназначением, ибо тебе дарована сила великого «Парадокса», но в случае твоего поражения, ты постигнешь немыслимые человеку страдания, слившись с Бездной и став единым с нами. Твой час настал, мы будем наблюдать за твоими деяниями, следуй же по своему пути и после смерти, «Око Вездесущего», великий гений алхимии, драконоборец и правитель колонии Сенсус, Илия Кишин!
— Постой! Я не…
Вдруг в ушах прогремел пронзительный звон, от боли я схватился за голову, но она не утихала, а лишь усиливалась с каждой последующей секундой. Я видел, как все вокруг растет в размере, будто мир перестаивается, пока не понял, что это я становлюсь меньше. Свет вокруг становился все ярче и ярче, в глазах мутнело, дыхание учащалось, будто легкие требуют все меньше и меньше воздуха, а ритм сердца усиливался, пока все не дошло до той точки во времени, когда вокруг все затихло и исчезло из реальности.
***
Двадцать семь лет назад, 2033 год:
Яркая вспышка света, глубокий вдох, прилив свежего воздуха, жжение на поверхности кожи — где я?
— Поздравляю, у вас мальчик, миссис Роза! — послышался женский голос.
— О боже, дайте мне его сюда, я хочу на него посмотреть!
Я чувствовал чужие прикосновения, будто лежу в руках какого-то великана, свободно таскающего мое ослабленное тело, пока в какой-то момент кожа не почувствовала приятное тепло и мягкость.
— Вот он, мой малыш! Теперь тебя зовут Август — в честь самого теплого и нежного месяца в году, — произнес приятный женский голос мне на ухо.
Вот оно что, теперь все стало понятно… это — перерождение.
Да, именно так я очутился в новом для себя мире, который кардинально отличался от того, что остался в моей памяти. Можно сказать, что с самого моего появления на свет из утробы матери, я помнил всю свою прошлую жизнь, не без пробелов в памяти, конечно, но в общих чертах точно.
Я родился в самой обычной восточнославянской семье, мои родители принадлежали к русскому народу, с которыми мы когда-то враждовали. Королевство Меления, в котором я прожил всю свою прошлую жизнь, долгое время защищало свою территорию от их набегов, но меня это не касалось, ведь я жил в собственных землях, в интересы которых входило только выживание и наращивание мощи.
Думаю, пришел черед знакомства с моей новой семьей. Владимир Драгович — мой отец и законченный алкаш, которого я презираю с самого рождения, ибо мужского в нем меньше, чем в плаксивой девчонке. Роза Драгович — моя мать, вечно терпящая его побои женщина с добрым и израненным сердцем. Они назвали меня Августом, думая, что я приму такое красивое и говорящее имя, но я-то знаю, кто я на самом деле.
С ранних лет я изо всех сил старался вернуться в цивилизацию, но детское тело не позволяло мне торопиться, потому приходилось ждать, тратя впустую время на разглядывание игрушек в детской кроватке, которые забавно крутились, издавая успокаивающую мелодию. Мама думала, что мне будет интересно глазеть на все ее кривляния и представления, но я, как назло, все время молчал, ни разу не заплакав с момента появления на свет. Самое отвратительное, что мне пришлось пережить за этот период — испражнения под себя, ведь я был еще ребенком, неспособным двигаться так, как двигается здоровый взрослый человек.
Когда мои голосовые связки наконец достигли своей зрелости, первое, что я тогда сказал — «задолбало». В тот день мама сильно наехала на отца, думая, что это он научил меня гадостям, но этому грошовому полудурку нечему было меня учить. Со временем я научился сидеть, затем ползать и, наконец, ходить.
Дом наш представлял собой какое-то причудливое многоярусное строение, внутри находились всякие разные вещицы и механизмы, назначение которых мне тогда было неизвестно, но стоит отдать должное Бездне, ведь она даровала мне «шиирацу», которым я впервые воспользовался в три полных года, погрузившись в разум матери. От нее я узнал, что на момент моего трехлетия шел уже 2036 год, мир значительно преобразился, алхимия утонула где-то в песках времени, паразиты исчезли с карты мира, драконы вымерли, а королевство Меления даже не вошло в учебник всемирной истории и никак не значилось на карте, но один факт меня все же обрадовал — я все еще в том же мире, но в другом времени.
Благодаря своим неблагополучным родителям, я узнал о том, как сейчас устроен мир, что в нем считается нормальным и что выходит за рамки нравственного. Здесь я впервые услышал о таком термине, как «ядерное оружие», которое сгубило значительную часть населения в мире, заставив людей бежать на какой-то остров в отдалении от цивилизации, чтобы построить на нем настоящую утопию. Честно говоря, меня пугали все эти новшества, пока я их не понимал, но как только та или иная вещица укладывалась в моей голове, я мог смириться со своей новой жизнью.
В возрасте шести лет, у меня уже достаточно накипело, чтобы я мог дать отпор отцу и заняться саморазвитием, продолжая познавать мир. В тот день отец снова поднял руку на мать, колотил ее так, будто бьет какую-то бездушную боксерскую грушу, но она продолжала терпеть ради меня — мне это надоело. Прожив недолгую жизнь, я познал новый уровень силы, поняв, что где-то в моих мышцах прячется значительный объем энтропиума, который при достаточной разряженности вызывает болезни и разлагает внутренние органы, а впоследствии отравляет окружающую среду, но этот почему-то гармонировал с моим телом, будто так и должно быть.
Как уже оговаривалось ранее, я был в числе первооткрывателей алхимии и именно я написал «Энтропологию» с нуля, изучив все аспекты этой бесконечной энциклопедии, потому для меня было шоком осознать, что отныне энтропиум не только не оказывает на меня никакого воздействия, но и открывает новые возможности.
Вернемся в тот день, когда я вмешался в процесс избиения матери отцом, схватив нож с кухонной столешницы около раковины, но не для того, чтобы воткнуть его в ногу грозному и величавому отцу, а для того, чтобы показать ему, сколько тысячных кредита стоит его дешевая гордость.
— Август, положи нож, пока не поранился, — прорычал он.
— Мама, — проговорил я детским голосом, — скажи мне, ты хочешь, чтобы этот человек умер?
— Сынок, что ты такое говоришь, — прокряхтела ослабевшая мать.
— Слышь, сопляк, — завелся отец, — ты реально думаешь, что ты можешь убить папку? И это твоя благодарность за то, что я растил тебя все эти шесть лет?
— Мне не за что тебя благодарить, ты находишься на низшем слою общества и приносишь только убытки, оскверняя понятие мужчины своим бесчестным поведением.
— Ты ахерел, Август? Где ты научился таким словам? — он был в ярости, замахнувшись на меня кулаком.
Каково же было его удивление, когда я применил на нем ранее неведомую никому в этом мире способность, называемую «ранмацу», что с Мелийского происходит от комбинации слов «ран» — «идеал, эталон» и «мацу» — «блок, отражение». Я всего лишь подставил руку навстречу удару, после чего никудышный Вовочка Драгович с равноценной силой отлетел от меня в противоположную сторону, рухнув на пол и выпучив глаза так, что те были готовы вывалиться от шока.
— Что за херня? — прокричал он, впервые почувствовав себя слабее кого-то.
— Смотри сюда, придурок, — прорычал я, после чего медленно провел лезвием ножа по своей шее, перерезав сонную артерию, откуда сразу же хлынула кровь.
В этот момент мама до смерти перепугалась, но была не в силах подняться. Я знал, что будет дальше, потому с интересом наблюдал за реакцией родителей, которые ни разу за свою жизнь не видали сверхчеловеческой регенерации, ибо сама ее концепция затерялась где-то в прошлом. Порез затягивался, из раны сочился поток яркой оранжевой энергии, а моя кровь исчезала, стоило вложить лишь капельку воли.
— Август, что ты такое? — с неведомым страхом произнесла Роза.
— Не зови меня так, я не давал своего согласия на новое имя, потому с самого начала отверг Августа, — проговорил я.
— Он — дьявол! — кричал отец, забившись в угол близ кухонного окна.
— Нет, Владимир, дьявола не существует, — пояснил я. — Люди придумали веру для спасения рода своего, чтобы убедить невинные души не придаваться греху, за которым последует наказание, но Бога нет, как и дьявола — есть только Бездна.
— Умоляю, пощади меня! — жалко лепетал отец.
— Роза, — обратился я к матери, — меня зовут Илия Кишин, когда-то я был человеком чести, а ты дала мне вторую жизнь, и у тебя наконец появился выбор, потому предлагаю сделку. Я могу избавить тебя от страданий, сымитировав смерть твоего тирана от несчастного случая, но взамен ты должна будешь сдать меня в детский дом.
— Сынок, Август, пожалуйста, скажи мне, что все это — всего лишь страшный сон.
— Это не сон, мама, я умер еще в XIII веке в возрасте двадцати пяти лет, будучи сильнее и умнее вас обоих, а вместе с тем у меня была честь, а еще была крепкая и неразлучная семья: жена Мария, сын Федор и дочь Майя. Твой муж, Владимир, не более чем червь на моем фоне, который возомнил себя сильным, издеваясь над слабыми — какое жалкое зрелище.
— Кто бы ты ни был, покинь тело моего сына! — приказала Роза.
— Ты тупая, или что? — завелся я. — Сказано же, Августа не существует, есть только Илия в своем новом теле. Последний раз спрашиваю, ты готова со мной договориться?
— Ты хочешь убить его? — расплакалась она.
— Это ультиматум, — пояснил я. — Либо я избавляю тебя от мук, и ты сдаешь меня в детский дом в качестве благодарности, либо вы оба умрете.
Разумеется, я соврал и приукрасил, чтобы у нее не осталось выбора. Мне нужно выйти в цивилизацию без груза за спиной, потому других вариантов я не видел.
— Прости, Вова, — промямлила она. — Куда бы ты не попал, помни, что я люблю тебя таким, какой ты есть.
— Погоди, что ты такое говоришь? Роза! — испугался он.
— Твой ответ — да? — уточнил я.
— Я согласна на сделку, — смирилась она.
В этот момент отец схватил нож с кухонного стола и бросился в мою сторону, думая, что сможет убить меня, но для него все уже было предрешено. Установив зрительный контакт на секунду, я применил на нем «шиирацу», перегрузив его мозг до предела, от чего того настиг внезапный инсульт, который оказался летальным, потому отец с грохотом замертво рухнул на пол прямо передо мной. Мама в этот момент потеряла дар речи, смотря на некогда живое тело своего мужа.
— Инсульт, — пояснил я, — больше не встанет.
— Как же так, я ведь любила его, зачем ты это сделал? — плакала она.
— Не ври сама себе, Роза, — спокойно проговорил я. — В твоих воспоминания сокрыта великая ненависть к этому человеку, а у него в голове была лишь концепция превосходства над тобой. Ты жаждала его смерти, каждый день засыпала с надеждой, что наутро он уйдет из твоей жизни, но из раза в раз судьба поворачивалась к тебе задницей.
— Не ври мне! Я любила его! — спорила со мной мать.
— Смирись, мама, я осуществил твою мечту, теперь ты можешь спокойно жить дальше, избрав для себя достойного человека. Сейчас тобой управляют лишь критические женские инстинкты, ты подчиняешься иллюзиям того, что Вова был для тебя всем, но это не так.
— Илия, так ведь тебя зовут? — уточнила она.
— Да, Илия Кишин, — подтвердил я.
— Наверное, я должна сказать тебе спасибо, ведь ты избавил меня от одного из самых больших страхов, — подступила она к смирению.
— Уж прости, но от страха пауков я тебя не избавлю, — усмехнулся я.
— Как ты узнал? Я ведь никогда не говорила тебе об этом, — удивилась она, вновь показав свою глупость.
— Я же говорил, мне известен каждый фрагмент твоей жизни даже до моего рождения — я знаю о тебе все.
— Вот оно как…
— Теперь твоя очередь выполнить свою часть сделки, осилишь?
— Я буду по тебе скучать, Август, — вновь расплакалась она.
— И я буду, мама…
***
На следующий же день Роза стояла на пороге детского дома в Торговом районе Гармонии, отца увезли через несколько часов после его «случайной» гибели, мама умолчала о моей выходке, боясь показаться сумасшедшей. Глядя на нее, я заметил, что та наконец встала на ноги и почувствовала себя свободной. Подписав все нужные документы, она уже была готова оставить меня, но ей с трудом давалось трогательное прощание с любимым сыном.
— Август, я буду по тебе скучать, ты же заглянешь ко мне в гости, когда подрастешь?
— Можешь не сомневаться, — улыбнулся я, — когда я заполучу себе имя и вновь стану великим человеком — обязательно зайду к тебе на чай.
— Сынок, скажи мне, каким ты был в прошлой жизни? — взгрустнула она.
— Нам не потребуются слова, посмотри мне в глаза, — проговорил я, погрузив внутрь ее сознания свои воспоминания, применив «шиирацу».
Я показал ей фрагменты памяти, которые отражали ключевые моменты моей прошлой жизни: рождение, раннее детство бок о бок с братом и мамой, наш уход из дома, мою первую встречу с Марией, наши подвиги в гильдии, жизнь в колонии Сенсус, моего первого убитого дракона, свадьбу, появление на свет моих детей и другие теплые воспоминания. От увиденного она расплакалась, но было видно, что мама рада за меня.
— Ты прожил действительно славную жизнь, Илия, — улыбнулась она, раскисая в объятиях слез.
— И благодаря тебе у меня появился шанс прожить ее снова, — улыбнулся я ей в ответ.
— Ступай, твоя судьба только в твоих руках, Август.
— Прощай, мама…
***
В стенах детского дома меня сразу же встретили местные задиры, которых никто и не думал учить уму разуму, потому они безнаказанно издевались над другими детьми, но с моим приходом все изменилось.
— Ого, новенький, небось кармашки непустые, — глумился надо мной главарь задир возраста лет двенадцати.
— Поработаешь ртом — заработаешь, — дерзнул я.
— Слышь, — он сразу же замахнулся на меня.
Этот сорванец был уверен в своей силе, но столкнулся с тем, что какой-то шестилетний сопляк парировал его удар и нанес ответный, от чего тот скорчился, упав на колени.
— Еще раз увижу тебя, вытрясывающим с других деньги — сломаю руки, — пригрозил я.
— Все-все, я понял, прости меня, прости! — взмолился задира.
Таким образом, я навел порядок в детском доме, в стенах которого скрывалась тонна грехов. Моя сиротская жизнь была лишь прикрытием для того, чтобы спокойно разгуливать по улицам Гармонии, познавая мир вокруг, имея при себе стабильный ночлег. Честно говоря, я не ожидал столкнуться с современной жестокостью и безнравственностью людей — один из наших воспитателей оказался педофилом, на которого никто не силах был пожаловаться, потому я снова проявил инициативу и ублюдка осудили на много лет заключения, а вместо него к нам приставили несколько других нянек, которые были куда человечнее.
Не скажу, что мне было комфортно здесь находиться, ведь подстраиваться под сознание ребенка порой было очень сложно, но я, вроде как, всегда справлялся со своей задачей. Постепенно я взрослел, наблюдая за изменениями своего тела в зеркале по утрам, и, сказать честно, я стал все больше замечать, что мой внешний образ ни капли не изменился в сравнении с прошлой жизнью: все те же черные волосы, которые я старательно отращивал с детства, чтобы убирать их в двойной хвост, те же желтые глаза, от которых я давно отвык с тех пор, как пересадил себе драконьи. Комплекция тела тоже соответствовала прежней, потому я был исключительно рад тому, что Бездна оставила мне частичку чего-то родного.
На восьмом году моей жизни, я впервые столкнулся с новостью о новом наследнике престола, Котае Изуми, который на тот момент уже достиг возраста, с которого может начать управлять делами Гармонии — шестнадцати лет. С его приходом к власти обстановка в городе начала накаляться, люди негодовали и не желали мириться с началом великой тирании, а я разглядел в нем того, кого должен был остановить любой ценой, но мне нужна была не только помощь, но и все мое снаряжение, которое затерялось где-то глубоко в Бездне, валяясь в обнимку с моим трупом на островке, куда можно было попасть только с помощью «энтропогранума». Хотелось поскорее вернуть свое снаряжение, но я не знал, каким образом можно попасть в Бездну, не говоря уже о том, что придется долгое время искать в ней тот самый островок, да и к тому же я все еще был мал, потому все мое обмундирование казалось совсем бесполезным в детских руках.
***
На момент моего двадцатилетия, я уже был достаточно взрослым и полноценным мужчиной, достигнув того позабытого образа, который так запомнился в глазах многих, кто меня знал. Все это время я пытался плыть по течению, просто жил обычной жизнью и искал способ попасть в Бездну, пока маразм Котая крепчал. Его реформа об отлове шепотов не обошла и меня стороной, но все эти люди, которые старались завербовать меня и причинить боль, падали замертво, стоило им со мной пересечься. У меня были не только «шиирацу» и «ранмацу», но и другая способность, аналога которой в мире не существует, а также вполне посредственная сила шепота, к коей я вынужден был обращаться, пока не верну то, что принадлежит мне.
Не знаю, получал ли король доносы об опаснейшем шепоте, убить которого непосильно никому, но жил я вполне беззаботно, верша собственную справедливость. В этот же год я наконец увидел для себя шанс вернуть все, когда случайно залез в голову обычной старушке на улице, как бы странно это не звучало. Выяснилось, что какой-то сорванец посоветовал ей посетить старика, который нарисует ее портрет, не взяв с нее ни копейки, а бонусом ответит на любой вопрос, каким бы сложным он не был.
Я бы не поверил в подобную чушь, но воспоминания старухи говорили сами за себя. Не знаю почему, но в ее памяти был большой пробел между моментом, когда та пришла к старику, и моментом, когда она вышла из его мастерской, услышав ответ на вопрос о том, как и когда она умрет. Мне повезло, и я появился в тот временной промежуток, когда старушка уже прошла медицинское обследование, результат которого показал рак поджелудочной железы — полное совпадение.
Так я и узнал адрес того, кого мы привыкли называть Сальвадором, мне хотелось задать ему всего один вопрос, на который он вполне мог ответить, дав мне иллюзорный шанс вернуть себе былое величие. В один солнечный день я пришел к нему в мастерскую, что находилась на втором главном перекрестке Академического района, после чего сделал уверенный шаг внутрь, не ожидая, какую цену мне придется за это заплатить.
Войдя в мастерскую, я столкнулся с обычным творческим беспорядком в центре большого зала, похожего на церковный, по краям которого были выстроены лавочки со спинками, будто для зрителей, а в центре находился холст с незаконченной картиной. Старика не оказалось внутри, и я подумал было зайти в другой раз, но, стоило мне развернуться, позади показалась кирпичная стена на месте дверного проема, через который я зашел.
Чем больше я озирался по сторонам, тем меньше оставалось от помещения, пока я не оказался в полной пустоте, уединившись с самим собой, тогда и послышалось объемное кряхтение старика:
— Так-так, кто тут у нас, новый гость?
— Выходи, старик. Я слышал, что ты способен ответить на любой вопрос, каким бы сложным он ни был, — проговорил я куда-то в пустоту.
— Ох, конечно, дорогой мой, но сначала тебе придется пройти испытание, — подтрунивал он.
Забавно, но голос старика был настолько объемным, что со всех сторон слышался одинаково.
— Что за испытание? — оторопел я.
— Подожди, солнце, все по порядку, — отстранился он от однозначного ответа. — Меня зовут Сальвадор, я являюсь вестником великого искусства, что зовется «багровой кистью», потому рисую только такие картины, которые отражают всю суть альтернативной реальности, находящейся за гранью нашего понимания. Прямо сейчас ты находишься внутри моей картины, а это значит, что у тебя есть всего два выхода: пройти испытание, которое очистит тебя от грехов и даст новое начало, внеся в жизнь новые краски, в противном же случае — ты умрешь, а я ступой перетру твои внутренности в материалы для краски, которые вскоре заполнят мои тюбики, а следом и холст, посвященный тебе.
— Значит, та бабуля, которой ты нагадал рак поджелудочной железы, прошла испытание? — подметил я.
— Ох, ты о леди Грейс? — как-то по-доброму посмеялся он. — Она большая молодец, справилась блестяще, потому и получила ответ на свой вопрос.
— Ты в самом деле способен ответить на любой вопрос? — поинтересовался я.
— Если в этой реальности и существует ответ на твой вопрос — я его найду, — подтвердил Сальвадор.
— В таком случае, скажи сразу, знаешь ли ты о способах попасть в Бездну? Если нет — можешь считать себя мертвым шарлатаном.
— Дитя, ты правда хочешь оказаться в месте, куда не ступала нога живого человека? Я знаю, как можно туда попасть, но ответ ты получишь только после испытания. Можешь не сомневаться, я не обманщик, а всего лишь необычный старик, дающий грешным душам выбор: жить по-новому или умереть, навсегда оставшись на холсте.
— Что ж, Сальвадор, я не трону тебя, если ты сдержишь свое слово, можешь считать это сделкой.
— Нам и вправду важно понимание между друг другом, ведь ты далеко не простой юноша, в твоих глазах сверкает метка высшего разума Бездны. Я понимаю тебя, потому что сам познал нечто, стоящее за гранью жизни и смерти. Твое повторное появление может оказаться серьезной проблемой для меня в будущем, потому я прошу тебя более не вмешиваться в мои дела после прохождения испытания и получения ответа на вопрос, если ты еще не утратил саму концепцию чести.
— Если речь идет о чести — я готов пойти тебе навстречу.
— Что ж, устраивайся поудобнее, — напоследок произнес Сальвадор, после чего единственный источник света погас, и я остался в полной темноте.
Вдруг все вокруг начало обретать краски, из ничего простраивались детали обычного деревенского домика, коих в мире полно, но этот дом был особенным — родным. Все в этих стенах выглядело таким знакомым, навевает воспоминания о моем детстве, которое оборвалось на очень трогательном моменте. Осматриваясь по сторонам, я заметил на кресле-качалке женщину, которая сидела ко мне спиной, но по движениям ее рук я понял, что та старательно что-то вяжет спицами.
В эту секунду мое сердце екнуло, тело пробрало какое-то пронзительное чувство душевной боли, ведь там сидела моя настоящая мама — Марта Кишин. Однажды она связала мне теплый шарф, который я сохранил в своих вещах до самой смерти, в знак моей памяти о маме, которая умерла в тот день.
— Мама? — окликнул я ее.
— Илия, ты так вырос, я скучала, подойди ко мне, сын мой, — подозвала она меня поближе, не оборачиваясь.
Я осторожно сблизился с ней, но она даже не смотрела в мою сторону, а лишь продолжала двигать своими руками, не отрывая взгляда от них. Когда я присмотрелся к тому, что же она вяжет, то увидел, что мама просто раздирает ногтями уже давно сгнившие руки, имитируя свое любимое дело. Увидев это, я отступил назад.
— Куда же ты, сынок, уже совсем позабыл обо мне? — расстроено проговорила мама, поднявшись с кресла.
— Ты не моя мать, монстр, — прорычал я.
— Илия, взгляни на меня, — она развернулась фронтальной частью ко мне, показав ужасающую картину.
Мне было очень тяжело на это смотреть, ведь моя любимая мама выглядела наполовину сгнившей, изуродованной до неузнаваемости. Местами были видны кости, из отмершей кожи порой вылезали живые энтропиумные пиявки.
— Это же я, твоя мама! Илия, ты помнишь, как бросил меня? — она злорадственно и отвратительно улыбнулась. — В тот день ты игрался с котлом вместе с братом, но повел себя неосторожно, погубив всю деревню. Это ты виноват в моей смерти, ты бросил меня гнить под обломками, а сам сбежал! Ты бросил меня, Илия, ТЫ БРОСИЛ МЕНЯ! БРОСИЛ! Я УМЕРЛА ИЗ-ЗА ТЕБЯ! ЭТО ТЫ ВО ВСЕМ ВИНОВАТ!
— Отвали! — испугался я, ударив эту отвратительную сгнившую имитацию собственной матери. — Хватит копировать маму, она бы никогда такого не сказала!
— Ха-ха-ха-ха, — истошно хохотала жалкая копия. — Илия Кишин, взгляни в глаза всем своим грехам, КАРА НАСТИГНЕТ ТЕБЯ! — прокричало оно, после чего бросилось на меня, но растворилось в воздухе
— Илия, — послышался детский голос откуда-то сзади.
Только я подумал, что кошмар кончился, но стоило обернуться, как передо мной предстал очередной оживший труп, плоть которого была покрыта бесконечным количеством волдырей, а сам он плакал, глядя на меня.
— Ты же еще помнишь меня? — всхлипывал он. — Это же я, Ричард, помнишь?
— Ричард, ты тоже пришел сюда, чтобы сказать, что я виноват в твоей смерти?
— Надо же! — он широко улыбнулся. — Ты еще помнишь! Это ведь из-за тебя я тогда упал в котел! А ты даже не спас меня! Неужели друзья для тебя ничего не значат?
— Ричард…
— Илия, я умер из-за тебя, ЭТО ТЫ ВИНОВАТ В МОЕЙ СМЕРТИ! — в той же манере прокричал труп, бросившись на меня, а затем исчезнув.
Сразу после этого стены дома рухнули, словно были лишь картонным реквизитом, а за ними все это время находилось бушующее пламя, посреди которого собрались все мои изуродованные друзья, ставшие мне родными за долгие годы.
— Смотри, Илия, это из-за тебя горит наш дом, ты не смог защитить никого из нас! — прокричал кто-то из моих колонистов.
— Мастер Кишин, почему вы проиграли? Все мы погибли из-за вашей слабости! — подхватил другой.
— Брат, ты оказался слабаком и погубил всех нас, — послышался родной голос моего младшего брата.
— ЭТО ВСЕ ТЫ ВИНОВАТ! — хором повторяли люди, которых я больше всего любил.
Это очень душераздирающие слова, мне очень тяжело держать себя в руках, я нахожусь на грани нервного срыва, но, судя по всему, все-таки нашел ключ к разгадке.
— Вы правы, я действительно виноват, — спокойно проговорил я, после чего, к моему удивлению, все замолчали. — Это на моей совести лежит смерть многих из вас, но все вы — лишь имитация тех людей, которые были мне дороги. Разгадка лежит на поверхности, я понял это по вашим тупым устам, которые только и делают, что обвиняют меня во всех грехах. Вы хотите, чтобы я признал, что это я виноват, но правда в том, что все вы — продукт моих собственных переживаний, мой внутренний голос, некая расплата за грехи, которые я не могу себе простить.
Я очень тяжело вздохнул, осознавая, что подобрался к разгадке быстрее, чем предполагалось.
— Суть ведь состоит в том, чтобы принять и простить себя — так ведь, Сальвадор?
Ответа не последовало, как и ожидалось, но мне и не нужно было его услышать, чтобы понять, что я на верном пути. Это такой психологический ход, который должен был заставить меня сомневаться в себе, но гробовое молчание не способно сбить меня с толку, ведь я уже понял суть благодаря одному недостающему пазлу.
Когда-то давно по моей вине погибла наша рыбачка по имени Глория, которая не могла попасть обратно в колонию из-за активных барьеров во время налета разбойников. Я винил себя в том, что поднял их в тот день, закрыв для нее путь к отступлению, хотя толком и не помнил момента, когда именно это сделал, но потом один из моих гвардейцев сознался, что поднял барьеры из-за собственной паранойи, не предупредив меня. Я не находил себе места, думая, что она умерла по моей вине, но, как только настоящий виновник был найден, груз вины растворился.
Картина Сальвадора показала мне многих, но не показала ее, ведь я не винил себя в смерти Глории, а это значит, что ключом к разгадке служило прощение самого себя, а не ожидание того, что тебя простят другие, если ты перед ними извинишься и покаешься.
— Все это время я корил себя, — продолжил я, — изо дня в день вспоминая ваши лица перед смертью. Я винил себя за то, что не смог спасти вас, но теперь я понимаю, что все вы любили меня, и каждый из вас уже давно простил меня — теперь моя очередь простить себя, а за собственные грехи я уже давно расплатился.
Вдруг все вокруг треснуло, словно стекло, к ходячим трупам стали возвращаться человеческие черты, пока все они не приобрели привычный вид. Все присутствующие широко улыбались, глядя на меня, теперь я был окружен действительно любимыми людьми.
— Мы прощаем тебя, Илия, — произнесла мама, стоя напротив меня.
По моим щекам были готовы катиться слезы, она подошла ко мне и крепко обняла, а следом за ней по очереди подходили и все остальные. Теплые объятия укутали мое тело, любовь чувствовалась со всех сторон, я закрыл глаза, пытаясь не показывать скорбь по ушедшим.
Когда я открыл их, то уже стоял напротив того же холста в центре комнаты, а рядом сидел улыбчивый седой старик, рисующий что-то на другом холсте поменьше, который, по всей видимости, был тем самым Сальвадором. Призраки прошлого пропали, растворились где-то в небытие, а я, можно сказать, пусть и немного, но очистился.
— Что ж, можно считать испытание пройденным? — пробормотал Сальвадор, улыбаясь.
— Да, я признал свою вину и смог простить себя, — вздохнул я, опустив голову.
— Признанная вина уже наполовину искуплена, а принятие себя искупает ее полностью, — сумничал старик.
— Спасибо за спектакль, — саркастично фыркнул я. — Пришла пора ответов, Сальвадор.
— Как и договаривались, мальчик мой, — кивнул он. — Присаживайся, объяснять придется долго. Начнем с того, что…
Какое-то время Сальвадор разжевывал для меня на пальцах то, как можно открыть кротовую нору между реальностью и Бездной, сравнивая определение степени двойной энтропиумной разряженности с температурой кофе: слишком горячий обожжет язык, а холодный будет уже совсем не тем. Когда урок был окончен, я приступил к практике, впоследствии чего смог открыть портал.
— Что ж, поехали, — подумал я.
— Прощай, сынок, ступай с миром и не забудь про свою часть договора.
— Даю слово, что не посмею вмешиваться в твои дела в благодарность за то, что ты уже дважды помог мне, Сальвадор, — пообещал я, после чего шагнул в созданную мной кротовую нору.
Старик сказал, что лучшим способом попасть в конкретное место Бездны будет преставление того, с чем оно связано напрямую. В процессе вторичной разрядки внутреннего энтропиума, я думал исключительно об «энтропогрануме», который хранил в себе координаты моей скромной лаборатории на островке, время на котором практически не идет. Какова же была моя радость, когда я вновь ступил на знакомую твердую почву, когда в поле зрения показались знакомые станки, инструменты и расходники, но самое главное — здесь был мой собственный труп.
Честно говоря, меня чуть не вырвало, когда я посмотрел на мертвое, но довольно свежее тело Илии из прошлого, но радовало то, что оно прекрасно сохранилось, а вместе с ним рядом валялись мои линзы, перчатка, руническое и обручальное кольца, а также мой меч «Костолом». Привычный рогатый шлем «Апостол» тоже отлично сохранился, как и одежда, но самое главное — мои драконьи глаза остались нетронутыми, как и «энтропогранум».
Я, пожалуй, пропущу тот момент, где мне пришлось уже во второй раз пересаживать себе эти глаза, потому сразу скажу, что благодаря успешной сделке с Сальвадором, я смог вернуть себе свое снаряжение, о котором помнил с самого рождения и рос, предвкушая, как однажды снова им воспользуюсь. Именно по этой причине я не могу вмешиваться в дела этого старика, ведь он помог мне простить себя, а потом еще и ответил на мучивший меня долгие годы вопрос.
Забрав все то, что принадлежит мне, я вернулся в реальность, перенастроив «энтропогранум» на другие координаты, после чего в моей жизни начался новый этап, и появилась новая цель — свергнуть с престола Гармонии короля, который был для меня ближе всех остальных врагов, чтобы занять его место и закончить начатое — возродить колонию Сенсус в лице нового государства под названием Гармония.
Вместе с тобой, Ашидо, я достигну своей мечты.