Вчерашний день запомнился всем не в самом лучшем тоне, о чем хорошо говорили разнообразные эмоции, играющие на лицах сотрудников «Спектра» разными оттенками одной палитры. Они выглядели так, словно стараются поскорее обо всем позабыть и отвлечь себя чем угодно, лишь бы привести в порядок чувства и разложить свой внутренний мир обратно по полочкам. Сейчас тяжелее всего приходится главным сторонам конфликта, ибо эти двое, судя по всему, не сильно спешат возобновлять треснувшую в неудачный момент дружбу. Ашидо всеми возможными способами старается обходить Илию стороной, даже когда тот нацелен только на то, чтобы снова расположить его к себе.
В моих силах помочь ребятам создать приятную и дружественную атмосферу, но смелости для этого все никак не получается найти — я опасаюсь наговорить лишнего — слов, способных еще больше усугубить ситуацию, если не навредить мне самой.
— Эх, люди такие сложные, — тяжело вздохнула я, выбрасывая очередную карту в общую колоду.
— Сестренка, ты сбросила синюю на красную! — тотчас возмутился Кирей.
— Правда? — нехотя пришла я в себя, обратив внимание на то, что секундой ранее сделала.
На мягкой кровати среди кучи разноцветных карт лежала и моя свежая, которая никак не вписывалась в рамки честной игры. Все выглядело так, будто взрослая и хитрая девочка старается поймать младшего брата на ошибке и обвести вокруг пальца, но на деле я просто ушла глубоко в себя и совсем позабыла о том, что мы сейчас во что-то играем.
— Ты прав, прости, — отчужденно произнесла я, забрав карту со стола и заменив ее красной.
Что еще остается замкнутой в себе девочке, когда обстановка вокруг похожа на клубящиеся черные тучи с неутихающим ливнем? Конечно, спрятаться где-нибудь в тишине с парочкой детей, желающих провести побольше времени с кем-нибудь постарше. Кирей как и многие другие дети всегда тянется за теми, кто его больше всего впечатляет. Поскольку вариантов не так много и выбирать не из чего, старшей сестре приходится отыгрывать роль наставника и наставлять малыша в любых вопросах, но как же тяжело все время что-то советовать и чему-то учить, когда и самой хочется кому-нибудь высказаться.
— Выглядишь паршиво, — бесчувственно произнес сидящий рядом Каспер.
— Спасибо, — промямлила я.
— Не подумай, я не хотел тебя обидеть, — внезапно замешкался он.
— Знаю, — по комнате пронесся тяжелый вздох. — Я хотела сказать, спасибо, что заметил.
— А-а, пожалуйста, — опомнился Каспер, после чего замолчал, продолжив выкидывать карты.
О чем же ты так беспокоишься, сестренка? Почему даже дети замечают что-то неладное в твоем состоянии во время партии в, казалось бы, веселую детскую карточную игру? Может, хватить сидеть здесь сложа руки и тухнуть, словно рыба под палящим солнцем? Может, стоит набраться смелости и сделать хоть что-то?
— УНО, — глухо пробормотал Каспер.
Одно лишь слово, и вся мотивация тотчас пропала, будто ее изначально не было. Кто научил тебя быть такой слабой и нерешительной?
— Мальчики, обед готов! — раздался приятный женский голос, последовавший за скрипом двери.
— Ура! — радостно залепетал Кирей, едва завидев глубоко любимую горничную и по-совместительству второго человека из списка «самых любимых».
— Сегодня у нас на обед вкусная жареная горбуша! — улыбнулась Итачи. — Отказа не принимаю!
— Я не ем рыбу, — отрезал Каспер.
— Ешь, — грозно проскрипела зубами горничная, заприметив враждебность к предмету своего искусства.
— Она вонючая, — продолжил ерничать мальчик.
По глазам Итачи было видно, что такие сложности с детьми она испытывает впервые, потому не знает, как себя вести и какие меры воздействия использовать. Каспер далеко не самый приятный и приличный ребенок — оно и неудивительно, ведь виной всему плохое родительское воспитание или полное его отсутствие. Где вообще его родители? Благо Кирею удалось избежать трансформации во вредину и грубияна под строгим надзором старшей сестры.
— Ладно, посидишь недельку без еды, а потом будешь умолять меня пожарить тебе горбушу, — слова Итачи звучали так, будто она проиграла бой, но планирует выиграть войну.
— Ага, — бесчувственно произнес Каспер, как бы провожая озлобленную и обиженную горничную на выход.
Следом за вялым и бессмысленным разговором последовала тишина, Кирей лишь крикнул что-то вдогонку и скрылся за дверью, уйдя вместе с Итачи обедать на кухню. С этого момента в комнате остались только два поистине асоциальных человека, не способных и слова выдавить в сторону друг друга, однако Каспер сумел удивить меня тем, что менее чем через минуту внезапно заговорил:
— Я соврал, — слова резко вырвались и столь же резко растворились, а я даже не успела ничего понять.
— Чего?
— Я соврал — мне очень нравится красная рыба, — повторил он.
— Тогда почему ты не пошел с Итачи? — оторопела я.
— Потому что я не могу смотреть на то, как ты сидишь без дела и прожигаешь время впустую, витая в своем мирке, — пояснил Каспер.
— Я настолько плохо выгляжу?
— Морти говорит, что ты слабая и нерешительная, — столь же бесчувственно проговорил мальчик.
— Понятно, — вновь тяжело вздохнула я.
На каком моменте я оступилась, если даже ребенок упрекает меня за слабость?
— Именно поэтому мы хотим тебе помочь, — с натяжкой улыбнулся Каспер.
— Как?
— Знаешь, я видел твои сны и знаю, что тебя беспокоит, а также знаю, что может подтолкнуть и прибавить смелости, но придется немного довериться, чтобы все прошло гладко.
— Почему твои слова звучат так, будто мне придется рисковать, — осторожно подметила я.
— Возможно, я не так выразился, но сути это не меняет, — пробормотал Каспер. — Расскажи мне, что ты хочешь сделать и что мешает набраться смелости.
— Боюсь, ты не сможешь мне помочь, Каспер, — отстранилась я.
В самом деле, принимать советы от ребенка — это верх абсурдности положения. Не знаю, что и думать, когда самой в голову ничего не приходит, а на помощь является только маленький мальчик.
— Вместо того, чтобы пытаться тебя убеждать, я просто выскажу свою мысль, а ты сама уж решишь, прислушаться или проигнорировать.
— …
— Твое зацикленное состояние держится еще со вчерашнего вечера, а это значит, что эмоциональный аттракцион внутри ордена оказал на тебя большое давление. Дай угадаю, ты очень хочешь вмешаться и помирить этих двоих, но боишься еще больше напортачить и все испортить, я прав?
— …
— Как я и думал, — вздохнул Каспер. — К твоему сведению, Илия и Ашидо относятся к тебе теплее, чем друг к другу, а потому никто из них не стал бы отказывать в разговоре, даже если речь зайдет не о самой приятной теме. Тем не менее, своим бездействием ты делаешь только хуже, чем если бы прямо сейчас пошла и поговорила с ними. Недаром в народе веками живет истина: «лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и пожалеть».
— Что ты хочешь этим сказать? — робко промямлила я.
— Просто пытаюсь до тебя достучаться и дать понять, если попытаешься — хуже не будет, а вот лучше вполне может быть, — улыбнулся мальчик. — Ну-с, пойду пообедаю, не очень хочется расстраивать Итачи.
Договорив, Каспер спокойно поднялся со своего места и тихим ходом скрылся за дверью, не выпуская из рук любимую плюшевую игрушку. Весь период разговора он выглядел совсем бесчувственным, даже в те моменты, когда старался искренне улыбаться — все эти чувства казались одновременно и фальшивыми, и самыми настоящими, потому я наверняка не знала, хочет ли он в самом деле мне помочь, или просто насмехается над человеческой слабостью и закомплексованностью.
Тем не менее, даже спустя десятки минут после разговора, я все время прокручивала в голове слова мальчика, сопоставляя с реальными фактами. Он безусловно был прав в том, что ко мне все здесь относятся с добром, не считая Нао, но почему же это мешает мне внести свой вклад в создание дружественной атмосферы внутри ордена? Чего ты боишься, Эхо?
— Лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и пожалеть, да? — продолжала повторять я, внушая себе хоть каплю уверенности.
Точно, может я и не сделаю лучше, но даже так — надо хотя бы попытаться. Разве кто-то в столь прекрасном месте способен прогнать меня, если я приду с добрыми намерениями? Разве желание помирить людей между собой хоть раз кому-то вредило?
Ну, держитесь, мальчики! Вас ждет серьезный разговор!
***
Через некоторое время я уже стояла перед дверями кабинета нашего мастера, все еще колеблясь и стараясь не отступиться в самый ответственный момент. Тревожные мысли все время мешали и не давали постучать в дверь, каждый раз я откладывала момент по минутам, взвешивая все «за» и «против», пока наконец через пятнадцать минут нерешительного и глупого стояния под дверью не соприкоснулась костяшками пальцев с деревянной поверхностью.
— Кто? — в ответ раздался нервный возглас, так и говорящий о своей неготовности принять гостей.
Слегка испугавшись, я замерла на одном месте, не издавая ни звука. Глубоко в мыслях хотелось ответить, но тело не слушалось, а язык не шевелился, пока уже сам Ашидо не провернул дверную ручку, открыв дверь прямо у меня перед лицом.
— А-а, это ты, Эхо, — умиротворенно проговорил он, столкнувшись со мной взглядом, — заходи, не стой на пороге.
Таким образом мы оказались внутри кабинета, Ашидо сразу же уселся в свое кресло и откинулся на спинке, в то время как я «проползла» к рядом стоящему стулу, на который и уселась в позе первоклассника на своем первом в жизни уроке.
— Что-то хотела? — заговорил Ашидо, устав наблюдать за гробовым молчанием.
— Я?.. Я хотела сказать… что… эм…
Что ты делаешь? Разве за этим ты сюда пришла? Сидеть и мямлить себе под нос неразборчивые слова? С таким настроем ничего не добьешься, не говоря уже о том, что с глупым видом сбежишь и спрячешься где-нибудь в темном углу. Даже сейчас Ашидо смотрит на тебя в полном непонимании, не зная, что сказать, чтобы не спугнуть. Разве он может сделать что-то плохое по отношению к тебе? Соберись, сделай это!
— Мастер, — наконец заговорила я, сделав глубокий вдох и усмирив внутренние переживания, — я хотела поговорить насчет ваших с мастером Кишином взаимоотношений.
— Не самая лучшая тема для разговоров, Эхо, — отстранился он, едва услышав первое упоминание об Илии.
— Знаю, но прошу вас, хотя бы выслушайте меня, — взмолилась я, выдавая на лице все свои переживания. — Ради этого разговора я больше десяти часов собиралась с мыслями.
— Десяти часов? — оторопел Ашидо. — Тебя так задело вчерашнее происшествие?
— Н-нет, не в этом дело, я лишь хотела сказать, что…
— Эхо, ты не подумай, я вовсе не держу на тебя зла, — перебил Ашидо. — Мне важно, чтобы ты не чувствовала вины за то, что подняла руку или чего-то не досказала. И не обращайся ко мне на «вы», я тебе не папочка и не начальник, а в первую очередь друг, хорошо?
— Друг? — тихо промямлила я.
— Конечно, — с улыбкой на лице подтвердил Ашидо. — Если бы я на каждого из вас был обижен и считал виноватыми, как бы мы могли называть себя орденом?
— Одна большая семья, да? — вдруг вспомнилось мне, что мастер однажды так говорил.
— Именно, Эхо, ты все правильно говоришь, — вновь улыбнулся он.
— В таком случае, разве Илия не может быть частью семьи? — спросив это, я со стыдом на лице отвернулась, чувствуя, как сердце бешено колотится в груди.
— Не пойми меня неправильно, Эхо, но Илия сам виноват в том, что я к нему так плохо отношусь. Ты бы смогла сохранить свою лояльность к человеку, который весь период дружбы только и делал, что врал?
— Не знаю…
— Я не смог, — тяжело вздохнул Ашидо. — Знаешь, я очень ценю концепцию дружбы и всех своих приближенных, потому что именно они вытянули меня из того омута, в котором приходилось тонуть, но есть на свете такие люди, которым чужды внутренние переживая других. Я хорошо понял мотивацию Илии, но этот человек мог решить все иначе и сохранить дружбу, однако предпочел поставить семейные узы выше всех остальных. Не могу осуждать, но и простить не могу, ибо друзья так не поступают, а если жизнь вынуждает пойти на отчаянные меры, что ж, так тому и быть, пусть живет своими идеалами и добивается своих целей, но я этого не поддержу.
С каждой секундой в голове все пустело, все мои аргументы и тщательно подобранные слова куда-то исчезли, а им на смену пришел ступор, выражающий себя в пустом молчании и бессилии перед человеком, который имеет куда больший опыт общения с людьми, чем у меня.
— Не знаю, что и сказать, — промямлила я, едва не плача.
Разумеется, Ашидо заметил это и спохватился, подумав, что наговорил лишнего, хотя его вины в том, какие эмоции я показываю людям, не было. Это и значит быть слабым — оказываться ведомым сильными людьми и все время кому-то подчиняться, но больше всего подобные мне люди прогибаются под собственные ограничители, не дающие жить полноценной жизнью.
— Ты чего? Я что-то не так сказал? — переживающим голосом вопросил Ашидо. — Прости, если мои слова прозвучали грубо и напугали тебя, я вовсе не хотел…
— Это вы меня простите, — наконец заговорила я. — Мне очень хочется помочь и вернуть все, как было, но я никак не могу собраться с мыслями и донести все то, что хочу сказать. У меня никогда не было настоящих друзей, до того момента, пока я не попала в «Спектр». Поначалу я думала, что могу использовать вас для того, чтобы спрятать Кирея и самой укрыться подальше от внешнего мира, но, когда ко мне стали проявлять знаки внимания, я наконец поняла, каково это — иметь друзей.
— …
— Именно из-за своей замкнутости и того положения, в котором мы жили, я совсем упустила тот момент, когда у людей появляются первые друзья. Я не знаю, что говорить, чтобы люди не злились, не знаю, что говорить, чтобы выразить свою благодарность, не знаю, что говорить, чтобы люди простили тебя за серьезный проступок. В голове один туман, пустые надежды и переживания, которые в конечном итоге выливаются в слезы от осознания собственной никчемности и бессилия перед проблемой, которую очень хочется решить.
— …
— Я просто хочу, чтобы все стало как раньше, чтобы вы жали друг другу руки при встрече, громко кричали, напившись алкоголя, спорили о каких-то глупых вещах, но все равно оставались друзьями, потому что иметь друга — это прекрасно. Друзья созданы для того, чтобы поддержать и суметь помочь в трудную минуту, чтобы разделять мирное время за веселым делом, а в тяжелые времена встать бок о бок. Разве вы не такие? Разве Илия рисковал собой ради собственных целей? Не ради вас, мастер? Разве может плохой друг все время находится рядом и оставаться верным тем, кто считает его другом? Все ли так безысходно, или есть шанс все вернуть?
На этом моменте я вдруг осознала, что отключилась от реальности и говорила без умолку, выдавая все свои самые ненужные мысли, что доносились до ушей, которым их лучше было не слышать. Как обо мне теперь будет думать Ашидо? Я снова все испортила…
— Простите, пожалуйста… я не хотела, — с горящим лицом и переполняясь стыдом, промямлила я, замкнувшись в себе еще сильнее, потеряв какое-либо желание говорить.
В ответ на мои откровения Ашидо замолчал и лишь тихо пилил взглядом, в котором читалось непонимание и, наверное, осуждение за все вышесказанное. Скорее всего, после этого разговора я и на милю не подойду к этому кабинету, снова запрусь в комнате с детьми и буду играть во все самые дурацкие игры, лишь бы отвлечься от реальности, от которой даже музыка уже не спасает. Подумать только, не так давно мы бок о бок сражались с гвардией, и там я чувствовала себя в разы увереннее, чем в разговоре один на один в мрачном тусклом помещении, где царит лишь гробовая тишина.
— Ты хороший друг, Эхо, — внезапно заговорил Ашидо, широко улыбнувшись и положив мне руку на голову.
От такой реакции я быстро потеряла нить, которая связывала меня со здравым смыслом. Почему он так сказал? Разве я не наговорила лишнего? Почему я сейчас сижу здесь с заплаканным лицом и смотрю ему в глаза? Что со мной не так?
— Хватит плакать, солнце, ты все правильно сделала, высказав мне свои переживания, — нежно проговорил Ашидо. — Как ты думаешь, что больше всего красит человека перед другими?
— С-смелость, наверное, — предположила я.
— А вот и нет, — опроверг Ашидо, — именно доброта и неподдельная искренность реальнее всего описывают внутренний мир человека. Поэтому я назвал тебя хорошим другом, ведь во время того, как ты говорила, я понимал, что все эти слова исходят от сердца, а потому поддельными быть не могут. В обычных условиях ты вечно витаешь в облаках и с трудом выговариваешь простые предложения, но сейчас, когда столько всего было сказано практически без запинок, я могу полностью понять тебя и довериться всем тем словам, что, казалось бы, вырвались случайно.
— С-спасибо, мастер, — поблагодарила я, склонив голову в стыдливой позе.
— Не называй меня так, мы же друзья в конце концов.
— Хорошо.
— Лучше скажи мне, что ты хотела до меня донести, раз уж целенаправленно пришла сюда ради одного разговора — только честно. Обещаю, что я не стану злиться, обижаться и осуждать тебя за что-либо. Мне правда очень хочется знать.
— Я, наверное, так не могу…
— Не бойся, все хорошо, я правда очень хочу знать, во что ты вкладываешь столько усилий.
— Только если пообещаете выполнить мою просьбу, — робко промычала я.
— Зависит от просьбы, я не могу ничего обещать, если не знаю, что от меня требуется, — отстранился Ашидо.
— Я прошу вас прислушаться к словам Илии, если он решит пойти навстречу ради примирения, либо постараться самому восстановить дружеские взаимоотношения.
— Насчет собственной инициативы не могу ничего обещать, однако, ради тебя, если Илия решит что-то до меня донести, обещаю его выслушать.
— Правда? — искренне удивилась я, не ожидая одобрения со стороны Ашидо.
— Правда, — улыбнулся он, пусть и с натяжкой. — Ты, должно быть, пришла сюда именно за этим, но мне почему-то кажется, что это не все. Есть ли еще что-то такое, чего тебе нужно от ордена?
— Я хочу… чтобы вы все стали моими друзьями, — нерешительно произнесла я, запинаясь между словами. — В особенности вы с Илией — я хочу узнать вас обоих получше, хочу стать вашим другом.
— Ха-ха, не сомневайся, у тебя уже получилось, — рассмеялся Ашидо. — Все хотят иметь таких милых и хороших друзей, как ты.
Милых? Хороших? Такой меня видит Ашидо? Разве со стороны я не выгляжу как какая-то загнанная обществом в угол девчушка? Что говорят в таких случаях, как сейчас? Ах… точно…
— Спасибо большое, мне приятно слышать подобные слова.
— Не благодари, это все в порядке вещей, — отмахнулся Ашидо. — Ты уже разговаривала с Илией?
— Еще нет, — пробормотала я, скрестив кисти от резкого напряжения. — Идти к нему было страшнее, чем к вам, потому я решила начать с того, что будет полегче.
— Что ж, тогда теперь следует пойти к нему, потому что со мной ты уже разобралась. Главное не бойся, Илия может и не добрее, но точно тактичнее меня, потому выслушает и даст однозначный ответ.
— Мне снова придется переживать эти чувства…
— Не бойся, Эхо, — подбадривал Ашидо, — у тебя есть магическая способность располагать к себе людей, да такая, что мужское сердце точно екнет. Иди, не стоит терять времени на раздумья, все получится!
— Не думаю, что…
— Давай-давай, — подстрекал он, стараясь отодрать меня от стула, к которому я, казалось бы, приклеилась намертво, — он будет рад твоей компании и тому, что кто-то вдруг решил проявить инициативу.
— Почему вы так в этом уверены? — протянула я, робко ступая в сторону выхода в сопровождении мастера.
— Потому что я прямо сейчас очень рад тому, что мы с тобой поговорили, — напоследок произнес Ашидо, после чего медленно прикрыл дверь. — Удачи!
Так я снова оказалась в коридоре, то ли с победой, то ли с не с таким уж и удручающим поражением, однако разговор прошел на удивление хорошо. Ранее я не могла себе позволить так долго и откровенно с кем-то разговаривать, но сегодня… даже вспоминать страшно.
Что ж, впереди еще один трудный сюжет, но сейчас я чувствую себя капельку лучше и уверена, что смогу…
***
Всего через несколько минут я уже стояла перед дверями в комнату мастера Кишина. Обычно он не остается в своей комнате и проводит время где-то в другом месте, однако с того момента, как Хомура оказалась в коме, Илия все время находится здесь. Кто знает, что поспособствовало такому решению, однако я предполагаю, что он не только хочет вовремя прийти на помощь девушке, если что-то пойдет не так, но и будет способен защитить нас, если вдруг что-то случится. Думая о Хомуре, хочется снова увидеть ее в добром здравии и приподнятом настроении, потому что мне нравилось с ней общаться. Это ли называется переживаниями о друге?
Раздался стук, по комнате разнесся звук, предвещающий о внезапном госте. На этот раз я не стала долгое время собираться с мыслями, а просто постучала с мыслью «будь, что будет». В ответ на это дверь отворилась, и передо мной показался Илия собственной персоной, однако вид его был не самым радостным: глаза прищурены, усталая мимика, расслабленное состояние — словно только что проснулся.
— Заходи, — однозначно произнес он, приглашая внутрь.
Только лишь когда дверь отворилась полностью, я могла лицезреть то, чего многие из ордена не видели — Илию в домашней одежде. Он был в самой обычной черной майке и простеньких серых штанах, голые руки хорошо блистали своей мускулатурой, хоть и не особо большой, но довольно эстетичной. Зайдя вглубь комнаты, он уселся на кровать и схватился за кружку с каким-то горячим напитком.
— Выключатель справа от тебя на уровне пояса, можешь включить свет, если в темноте будет некомфортно, — подсказал Илия, глядя на то, как робко я заползаю следом.
— Вам тоже комфортнее без света? — аккуратно поинтересовалась я.
— Как-то спокойнее что ли, — задумался он, одобрительно кивнув. — Будешь чай с малиной?
Я все гадала, что же в этой кружке, думая, пьет ли мастер Кишин кофе, или это какой-то необычный чай. Ответ не заставил себя ждать, ибо Илия встретил меня довольно приветливо, развеяв все вопросы.
— Мастер Кишин, я к вам по делу, мы можем присесть и… поговорить? — робко пробормотала я.
— Конечно, садись, куда угодно, я тебя слушаю, — согласился он.
Воспользовавшись предложением, я медленно подобралась к кровати и уселась рядом, стараясь соблюдать дистанцию. Честно говоря, здесь я почему-то чувствовала себя куда лучше, чем в кабинете Ашидо, поскольку не только атмосфера, но и сам собеседник внушали какое-то необычное спокойствие, словно на одинокой лавочке в парке под светом единственного тусклого фонаря.
— Можешь не смотреть в мою сторону, если буду напрягать своим видом, — Илия заговорил первым, и начало было довольно странным.
— Вы меня не напрягаете…
— Отлично, — ухмыльнулся он. — Так, о чем ты хотела поговорить?
— С чего бы начать, — замялась я.
В этот момент в голове снова все опустело, как и тогда в кабинете Ашидо. Еще секундой ранее вся речь была структурирована и продумана, я знала с чего начать, как развивать и чем закончить, однако сейчас все снова куда-то испарилось, а я как дура застыла в позе первоклашки, не зная, что говорить.
— Можешь не утруждать себя раздумьями о том, как завязать разговор, — заговорил Илия. — Я могу использовать «шиирацу», если не возражаешь.
— Пожалуйста, давайте обойдемся без этого, — отчужденно промямлила я. — Мне просто хотелось попросить вас об одолжении.
— Слушаю.
— Я… как бы это правильнее сказать… очень переживаю за ваши с мастером Тайконом отношения… и вижу, какое напряжение сеется вокруг вас двоих, потому…
Речь получалась отрывистой, мысли едва сплетались между собой, я снова потеряла нить разговора, даже не успев его начать.
— Очень хочу сделать все возможное, чтобы вас помирить, но не знаю, какие слова подобрать и как совладать с самой собой, когда лишние переживания и страх перед другими людьми мешают высказываться и добиваться задуманного, — продолжил за меня Илия, чем очень удивил.
Я была буквально поражена наповал тем, как ловко и проницательно этот человек продолжил мысль за меня, высказав все разом и настолько точно, что после такого сил продолжать вообще не осталось.
— Д-да, все правильно, — робко промямлила я, испытав недюжинный дискомфорт и стыд за свою несобранность.
— Не стоит стыдиться своей асоциальности, Мива, — продолжил он, — это вовсе не грех, ведь ты не потакаешь ей, а стараешься влиться в общество и жить внутри него — это достойно уважения и равноценной отдачи.
Я не могла вставить и слова, он будто насмехался надо мной, однако на самом деле Илия пытался расположить к себе и показать, что он и без слов понимает, зачем я пришла и чего добиваюсь. Все это вызывало совсем иной дискомфорт: не тот, что вызван слабостью и непониманием происходящего, а тот, что появляется от осознания того, как глупо выглядит собственное лицо перед собеседником. Я, несомненно, очень рада тому, что не придется пересиливать себя в этом разговоре, но все равно испытываю некоторый стресс…
— Вы назвали меня… Мивой, — с тяжестью произнесла я. — Это ведь мое настоящее имя, и немногие о нем знают — только самые близкие. Не подумайте, я не против, но все же…
— Не удивляйся тому, что сейчас слышишь — я все о тебе знаю, — дернув бровью, вымолвил Илия.
— Ах… точно…
На этом моменте я наконец поняла — мастер Кишин уже использовал на мне «шиирацу», потому вполне может знать о таких мелочах, как мое имя и характер, даже если раньше мы не общались. Хотелось бы и мне иметь такую способность.
— Мастер Кишин, — заговорила я после короткой паузы, — каково это, знать все и обо всех? Помогает ли это вам заводить новых друзей, поддерживать и сохранять дружбу?
— Не так уж и радужно, как ты думаешь, — проговорил он, уперевшись взглядом в потолок. — С одной стороны, ни у кого нет от тебя секретов и можно не изворачиваться разными способами ради информации любого рода, но с другой стороны, очень больно держать у себя в голове все то, что досталось от других.
— Что значит «больно держать в голове то, что досталось от других»?
— Говоря простыми словами, я не просто знаю о тебе все, но и, можно сказать, уже побывал в твоей шкуре. Я знаю, каково это, когда у тебя нет никого рядом, не на кого положиться и некому высказаться. Когда приходится много думать и взвешивать, чтобы просто поговорить с человеком, даже если знаешь, что он никогда тебя не осудит и не станет держать злобу. Весь этот стресс для других людей может показаться глупостью, тебя просто оклеветают социопатом и будут игнорировать, задавая себе все те же однотипные вопросы. Почему у нее нет друзей? Друга же легко завести. Почему она не может говорить так, как все? Несложно ведь балаболить то, что срывается с языка.
— …
— Мы живем в обществе, и оно, отнюдь, не самое приятное, — произнес Илия, тяжело вздохнув. — Будь у меня выбор, я бы с радостью отказался от своих способностей и вернулся к обычной жизни. Думаешь, мне нравится вот так просто копаться в жизни людей?
— Нет, наверное… Может эта способность и полезна, но если все обстоит так, как вы говорите, должно быть, это правда больно… я имею в виду проживать не свою собственную жизнь…
— Так оно и есть, — подтвердил Илия. — Я бы хотел узнать о твоих секретах из твоих уст, а не так, как вышло в итоге. Совсем ведь неинтересно, когда человеку не приходится раскрываться — это мешает укреплять связь.
Стоило ему замолчать, в комнате воцарилась гробовая тишина. Илия лишь пилил своим стеклянным взглядом стену и периодически сжимал в руках кружку едва теплого чая. Глядя на него, я все думала, что же находится в голове у этого человека и какой он вообще. Если так поразмыслить, я совсем ничего не знаю о Кишине, вижусь с ним редко и мы практически не разговариваем, в то время как он знает обо мне все. Неужели все эти откровения основаны только на угрызениях совести за то, что он чувствует себя так, будто мы в неравном положении, или же это… нечто другое?
— Мастер Кишин, — наконец заговорила я, собравшись с мыслями.
— М? — вопросительно промычал он, повернувшись в мою сторону.
— Вы и о них знаете, да? — осторожно поинтересовалась я.
— О них? — непонимающе переспросил Илия.
— Понятно… забудьте…
Значит, он либо не знает о них, либо прикидывается, чтобы я не сгорела в пламени собственных эмоций. Не знаю, можно ли верить словам о том, что Илия знает все, ведь у меня есть и такие секреты, о которых не знает никто, кроме меня самой. А что, если он знает? Должно быть, думает, что это выглядит отвратительно… Гадость, противная самому естеству человека, тем более на теле молодой девушки… Я и о друзьях во влажных снах мечтать не могла, а о замужестве даже не задумываюсь, ведь нет на свете таких людей, способных полюбить кого-то с такими неестественными изъянами…
— Ты ведь о тех штуках, которые пытаешься спрятать? — внезапно заговорил Илия.
— Не понимаю, о чем вы…
— Я и о них знаю, Мива, — спокойно произнес он. — Знаю о том, как тяжело ходить в душ и прятаться под длинными волосами, опасаясь, что можешь их когда-нибудь лишиться.
— Пожалуйста, давайте не будем об этом, — отстранилась я, ощутив на себе то, как сердце в миг стало биться быстрее, а лицо быстро покраснело от самого пробирающего стыда и страха, буквально сгорая на воздухе.
Он все-таки знает о них… Или того хуже, даже видел собственными глазами в моей памяти! А самое страшное в этой ситуации то, что я не имею ни малейшего представления о том, что Илия об этом думает. Ашидо ведь сказал, что тактичность этого человека не позволяет другим думать иначе, чем так, как он все преподносит. Может ли быть такое, что мастер Кишин просто старается не задеть меня, в то время как сам пересиливает свое чувство отвращения?
— Хватит думать обо мне так, словно я какой-то изверг и просто стараюсь казаться хорошим, — вздохнул он так, будто предсказывает каждую последующую мысль. — Я вовсе не считаю их отвратительными, напротив, эта маленькая деталь делает тебя отличной от остальных — и это вовсе не плохо и уж тем более не отвратительно.
— П-правда? — робко промычала я, едва выдавливая из себя слова.
— Ох, солнце, тебе еще так много предстоит над собой работать, — умиротворенно улыбнулся Илия. — Пойми наконец, что вся сила и красота человека собраны в одном месте, — сказав это, он указал пальцем на сердце, — здесь. Ты можешь показать их мне, и я честно скажу, что думаю. Тебе станет легче, если все будет выглядеть так, будто ты доверила мне свой секрет по собственной воле, а не так, что я нагло его выкрал прямо из головы.
— Хотите сказать, что… если я покажу их, вы не осудите?
— Не попробуешь — не узнаешь.
— Для меня этот шаг будет самым смелым за всю жизнь, — отрывисто и дрожа пробормотала я, боясь сказать хоть слово. — Боюсь, я не смогу…
— Лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и пожалеть, — улыбнулся Илья, протянув правую руку ко мне.
Эти слова… и снова я их слышу… Почему? Что со мной не так? Почему этот человек внушает столько доверия? Его улыбка пусть и немного, но смывает тот страх, который несется следом через годы. Этот комплекс преследует меня с самого детства, с того момента, когда я осознала, что что-то не так… что я не похожа на других… Почему он так спокойно говорит об этом? Почему он выражает готовность посмотреть на место, на которое я и сама смотрю с отвращением? Почему…
Сама не знаю как, но я нашла в себе смелость протянуть руку, которая так приятно легла в объятия большой мужской ладони — никогда не испытывала ничего подобного. Робкими и дрожащими движениями я встала с кровати на ноги, а затем указала на спину, прося о помощи, чтобы расстегнуть молнию на платье. Почему я это делаю? Тело совсем не слушается… Я не хочу, чтобы он смотрел… Не хочу, чтобы кто-то видел…
И вот, молния с легкостью разошлась в стороны, плечам стало легче от того, что хватка ткани на них ослабилась. Пусть я и отвернулась, заинтересованный взгляд чувствовался отовсюду, все внимание было приковано ко мне. Длинные волосы легли на грудь, открыв возможность свободно смотреть в тыл, рукава медленно скатились вниз, и перед Илией раскрылся вид на мою оголенную спину.
— Прошу вас… говорите шепотом, — тихо промямлила я, буквально дергаясь от напряжения.
— Можно прикоснуться? — осторожно поинтересовался Илия.
— Д-да, только осторожно…
Не зная того, что ждет меня дальше, я продолжала сгорать от стыда и пытаться спрятаться куда-нибудь глубоко в недры своих навязчиво позитивных мыслей, но одно лишь нежное прикосновение вернуло меня обратно в реальность. Я чувствовала, как его палец движется по спине, с каким интересом он скользит вдоль этих бугров, отчего становилось еще больше не по себе, но в перерывах между страхом я отчетливо ощущала себя… расслабленной?
Почему? Почему я сейчас стою в темной и прохладной комнате, испытывая жар по всему телу? Почему этот человек касается пальцами самого сокровенного и интимного места моего тела? Почему я доверила кому-то столь страшный и хранимый в тайне секрет? Но ведь он… правда заинтересован. Илия не отшатнулся от одного только вида, а продолжает смотреть… Неужели именно так он показывает, что я ему не противна? Он правда считает это нормальным?
— Ты называешь их «лишними ушами», — шепотом произнес Илия, от чего я тотчас вздрогнула. — В самом ли деле они выглядят так, как ты о них думаешь?
— А разве нет? — с надеждой в душе спросила я.
— Они похожи на кости, подобные лопаткам, — начал описывать Кишин. — Четыре длинных бугорка, растянувшиеся от верхней части спины до талии, которые выглядят странно на женской спине, которую все привыкли лицезреть гладкой…
Так я и думала, он тоже считает их неправильными. Чем я только руководствовалась, когда доверила свой секрет кому-то…
— Но, знаешь, Мива, — оборвал Илия, не дав мне возможности утопать в пессимизме дальше, — они выглядят эстетично.
Эстетично? Он только что сказал эстетично? Неужели мне не послышалось? Эстетичная? Моя спина? Это не может быть правдой…
— Твои «уши» похожи на мышцы, которые развились до такой степени, что теперь выпирают. Со стороны ты выглядишь хрупкой, но, если посмотреть с моей перспективы, можно и не признать этого факта. Это… красиво…
— К-красиво? — переспросила я, впервые услышав что-то столь приятное.
— Да, — повторил Илия, — очень красиво.
На этом моменте произошло то, чего ни я, ни Илия и вовсе не ожидали — я расплакалась. Слезы сами собой полились по щекам, но то была не горечь, а радость… Всю свою жизнь я считала себя отвратительной, а сегодня впервые услышала слова одобрения…
— Хочешь посмотреть, как они выглядят внутри? — сквозь слезы промямлила я, желая услышать все, что он думает.
— Если позволишь.
— Смотри…
Следом за моими словами по комнате пронесся хлипкий звук, все те четыре бугра, которые внешне привлекали Илию, медленно раскрылись. Со стороны они были похожи на сложившиеся жучьи лапки, которые изо всех сил стараются прикрыть то, что находится под ними. Когда те наконец оторвались от спины, перед глазами парня предстали четыре углубления, они были склизкими на вид и больше по своему покрытию походили на внутренние органы, ткани которых отличаются цветом и нежностью в отличие от кожного покрова — одним словом, это было противно.
— Очень чувствительные, да? — поинтересовался он, проговорив это еще тише, чем раньше.
— Ага, — робко ответила я, — когда на слизистую попадает вода, я чувствую острую боль, за которой следует воспаление, а если рядом прозвучит что-то громкое, оттуда пойдет кровь и меня будет преследовать ощущение глухоты даже тогда, когда, казалось бы, все слышно. Это такие же уши, как и у остальных людей, но больше и неестественнее.
— Удивительно, я еще ни разу не видел ничего такого настолько близко, — нежно проговорил Илия.
— Пожалуйста, расскажи мне, что ты о них думаешь, — аккуратно попросила я, все еще заливаясь слезами.
— Выглядят очень интимно, — в доброй манере усмехнулся Кишин. — Когда твои уши открыты, они похожи на короткие крылья.
— Крылья? — оторопела я. — Скорее на жучьи лапы…
— Можно и так сказать, однако даже так они не портят впечатления о тебе. Это вовсе не та вещь, которая должна создавать комплексы и заставлять переживать. Для меня твои «лишние уши» выглядят красиво и необычно, потому постарайся не убиваться лишний раз по этому поводу — оно того не стоит.
Услышав достаточно, я в ускоренном темпе сложила «лапки» обратно, а сама, толком не разобравшись в своих чувствах, развернулась и просто молча вцепилась в Илию, расплакавшись еще сильнее. В ответ на это Илья аккуратно приобнял меня в ответ, и его прикосновения вновь почувствовались на той самой спине, которую я впервые в жизни кому-то показала. Не знаю, понимает ли Илия то, насколько важно для меня было услышать что-то столь приятное, но с этого дня я больше не буду чувствовать себя так, как чувствовала раньше, ведь мне есть кому показать их снова, есть с кем поделиться переживаниями. Это ли называется настоящей дружбой? Но ведь со стороны мы никогда не выглядели как друзья… Так почему же я пошла на такой отчаянный шаг? Почему я решилась?
— Я поговорю с Ашидо касаемо нашего примирения, как ты того хотела, — внезапно заговорил Илия.
— Спасибо, — тихо промямлила я, — за все спасибо.
— Лучше называй меня просто Илией в качестве благодарности, хорошо?
— Можно? — сомневаясь, робко уточнила я.
— После такого — точно, — улыбнулся он.
— Хорошо, Илия, — умиротворенно произнесла я, уперевшись ему в грудь.
— А еще было бы неплохо, если бы ты заходила сюда почаще — обычно никто не беспокоит меня, пока приходится торчать в комнате, а провести вечер за дружеским разговором куда приятнее, чем тухнуть в одиночестве.
— Только если пообещаешь не называть меня Мивой при всех!
— Ха-ха, обещаю, — рассмеялся Илия.
Так и подошла к концу моя неожиданная вылазка, которой могло и не быть, если бы не внимательность Каспера, благодаря которой я узнала, что такое поддержка и откровения в рамках дружбы. За один день я добилась большего, чем за всю жизнь, обрела смелость, которая раньше и не приснилась бы, а также душевное спокойствие, которое раньше рушилось от одной только мысли о комплексе, умершем сегодня.
Выйдя с красным лицом в коридор, я тихим шагом с искренней улыбкой на лице пошла в свою комнату, дабы переварить все случившиеся и привести себя в порядок, но по дороге встретилась с Ашидо, реакция которого на покрасневшее лицо не заставила себя ждать.
— Что с тобой, Эхо, все хорошо? — испугано вопросил Ашидо.
— Да, мастер, у меня все хорошо, — с улыбкой на лице проговорила я.
Спасибо вам всем.