С момента нашего личного знакомства с Эдвардом прошло несколько дней. Этот человек оказался куда более приятным и многообещающим, чем на первый взгляд, когда у меня о нем сложилось весьма ложное впечатление, ибо застал я его не в самом лучшем расположении духа. Желания подпускать генерала из рядов врага слишком близко совсем не было, однако пришлось пересилить себя ради общей цели, и вложения в конце концов оправдались. Посетив орден лично, Эдвард выдал нам тонну информации обо всем, что знал сам, включая все обещанное в небезызвестном переулке Академического района.
Именно на этом моменте все наши сомнения по поводу персоны генерала развеялись и орден стал воспринимать Эдварда как своего верного союзника, ведь тот вкладывал себя всего в общее дело, однако информация о Камыше так и осталась за кадром. Я знал о многих черных пятнах в биографии гвардейца, знал о его вооружении, внешности, предпочтительной одежде и дурных привычках, но не знал, где бы можно было его подловить и заставить ответить за причиненную боль.
Единственным вариантом на данный момент была частная церковь, отстроенная где-то в глубине здания глухого переулка Академического района, на подобие той, в которой по сей день ведет свою деятельность Сальвадор. Эдвард поведал о том, каким богохульным способом Камиль почти каждое воскресенье использует церковь в своих интересах, и именно тогда я наконец полностью убедился, что тот аморальный ублюдок, забравший жизнь у Лаффи, и Камыш — один и тот же человек. Все дело в том, что церковь эта была, отнюдь, не убежищем для желающих исповедоваться, а самым настоящим рассадником наркотиков, в центре которого стоял именно Шевцов. Отчаянные люди приходили к нему, словно к пастырю, лишь бы утолить свой наркотический голод, а Камыш в свою очередь всегда отвечал на черные желания людей сомнительным добром. Настоящий же служитель церкви, на чье имя она была зарегистрирована, совсем не высказывал ничего негативного по поводу оборота наркотиков внутри, напротив, он поддерживал Камыша и отстегивал свою долю, а после продолжал свою жизнь припеваючи.
Как бы там ни было, пока Камыш находится вне зоны досягаемости «Спектра», потому мы не можем ничего поделать до ближайшего воскресенья — тогда-то я возьмусь за него лично.
Все эти мысли посещали меня во сне, а если точнее, в той самой привычной пустоте, которая, если честно, изрядно уже поднадоела. Поначалу я думал обо всем, что случилось за последние дни, но со временем поток мыслей плавно перешел на личность Эдварда. Он казался мне странным, каким-то неправильным и эталонным одновременно, но больше всего беспокоила навязчивая идея разобраться в его слепоте. Генерал как-то сказал нам, что может видеть очертания окружения, будучи полностью слепым, и все в это поверили, за одним лишь исключением в лице Илии.
Говоря коротко, рогатый совсем не доверял Айсу, пусть и закрывая глаза на его присутствие в самом сердце ордена, однако сомнения полностью отпали в тот момент, когда Эдвард сам показал нам, что скрывается под повязкой. Этот сюжет стал аргументом, поскольку взгляд Эдварда казался совсем стеклянным и безжизненным, не говоря уже о том, что глаза полностью утратили свой пигмент и предстали перед Илией в серых мертвых тонах — даже Войд на его фоне выглядела живее.
Благодаря открытости и доброжелательности Эдвард завоевал доверие «Спектра», Илия тоже сдался и принял факт того, что у нас просто появился новый союзник, а я в свою очередь целиком отдался мысли о том, как этому человеку удается жить полной жизнью со своей слепотой. Именно поэтому несколько часов свободного времени улетели на то, чтобы опробовать себя в шкуре слепого — я добивался того же результата, проецируя «Нами» во сне, а затем пытаясь разглядеть катану с закрытыми глазами. Поначалу результат удручал, и мне хотелось было сдаться, однако в один момент осознание все-таки снизошло.
Суть этого трюка была крайне проста: выпустить из тела некоторую часть энтропиума в виде волны, которая по возвращении, столкнувшись с преградой, передаст все данные о размере, удаленности от центра, природе и форме объекта — своего рода сонар, управлять которым не так уж и сложно. Таким образом, мне удалось полностью лицезреть «Нами» со всеми ее зазубринами и царапинами, созданными искусственно, потому сегодняшнюю тренировку можно было считать оконченной.
— Ашидо, — послышался женский голос в тишине, — просыпайся, Ашидо.
Кажется, пора просыпаться. Интересно, по какому поводу меня в коем-то веке кто-то решил разбудить?
***
Открыв глаза, я застал перед собой Хорнет, тихо сидящую на краю кровати в томительном ожидании моего пробуждения. На ее лице виднелись очевидные нотки печали, словно случилось что-то такое, о чем нужно было немедленно сообщить.
— С пробуждением, — промямлила она.
— Доброе утро, Хорнет, — откликнулся я, сказав это заспанным голосом. — Зачем ты меня разбудила? Есть какие-то новости?
— У нас очень плохие новости, — столь же робко пробормотала она, ерзая руками друг об друга, словно всеми силами старается сдержать слезы.
— Что за новости? Что-то случилось? — уже не на шутку испугавшись, замешкался я.
— Я не знаю, как сказать об этом, но ты должен знать…
— Не томи, говори.
— Хомура… умерла, — уже напрямую ответила Хорнет.
Едва услышав это из уст девушки, я тотчас замер в одном положении, сердце забилось быстрее, а разум погрузился в непонимание. Я чувствовал, как тело покрывается слоем холодного пота, как что-то ужасное проносится по рукам и ногам… Что? Хомура? Это не может быть правдой… Она не могла вот так умереть, ведь Джозеф изо дня в день убеждал всех, что девушка идет на поправку, и ничего не представляет угрозы ее жизни. Что могло пойти не так?
— Ты, должно быть, шутишь, — все еще не веря, пробормотал я.
— Над такими вещами не шутят, Ашидо, — голосом, исполненным боли, проговорила Хорнет. — Все это — реально.
— Как это произошло?
— Приведи себя в порядок, медики обо всем расскажут, — отстранилась девушка. — Я подожду за дверью.
Сказав это, Хорнет поднялась с кровати и скрылась за дверью. Мне же понадобились какие-то считанные минуты на то, чтобы одеться и нагнать девушку в коридоре, откуда мы и выдвинулись к медпунтку.
***
По дороге то ли дело приходилось сталкиваться с бодрствующими сотрудниками, которые всем своим видом выражали искренние соболезнования, отчего на душе становилось все более тошно, ведь сомнения сами собой отпадали от одного только взгляда на людей вокруг. Неподдельность эмоций Хорнет добавляла особую каплю отчаяния в ситуацию, даже если она всеми силами старалась их скрыть.
— Мастер! — послышался возглас со спины.
Обернувшись, я застал перед собой обеспокоенную Эхо. В ее глазах мелькала надежда, пусть и непонятно, какого рода, перебиваемая тонной слез, однако, ради достижения своих целей, она должна была обратиться именно ко мне.
— Что такое, Эхо? — вопросил я.
— Простите, — заговорила она, — понимаю, просьба очень глупая, но мне нужно попасть в медпункт. Мастер Кишин не дает войти внутрь, говорит, что мне нельзя смотреть, а я так не могу! Вы ведь идете туда, да? Прошу, возьмите меня с собой.
— Хочешь в последний раз взглянуть на Хомуру? — предположил я.
— Да, — кивнула она, — я только сейчас узнала о том, что произошло.
— Хорошо, разберемся, — тяжело вздохнул я, приложив к голове руку, — идем.
— Спасибо, Ашидо, — снова кивнула Эхо, после чего мы вместе продолжили путь.
Уже вблизи медпункта стали виднеться фигуры, среди которых были Илия и Юмико, обсуждающие что-то между собой. Они не сильно задумывались о том, как будут выглядеть на людях, потому оделись во все самое простое и непримечательное. Стоило подойти поближе, эти двое переключили внимание на нас, и взгляды их ничем не отличались от остальных, разве что у Илии тот был чуть более бесчувственным. Стоило подойти, как ответной реакции не оказалось — они молча пилили меня взглядом, даже не думая начинать объяснять ситуацию, пока откуда-то из глубины комнаты нас уже встречало истошное завывание.
— Это правда? — устав от ожидания, спросил я.
— Правда, — опередила все Хорнет, едва они успели приоткрыть рот. — Откуда им знать, что я тебе сказала. Заходи, Ашидо, я подожду здесь, не хочу смотреть.
— Ладно, — согласился я, после чего перевел взгляд на Илию. — Эхо тоже может войти.
— Это вопрос или утверждение? — нахмурился он.
— Прости, но мы не в той ситуации, чтобы это было вопросом, — слегка грубо ответил я. — Позволь девушке в последний раз взглянуть на свою подругу.
— Очень не советую, — предостерег Кишин. — Из дружеских побуждений и заботы о юношеской психике.
— Спасибо, — вклинилась Эхо, — но я хочу посмотреть.
— Что поделать, — вздохнул Илия. — Заходите, Джозеф ждет.
Стоило получить одобрение, я сразу же вошел внутрь, а следом за мной в комнату просочились сама Эхо и Юмико. С самого порога в глаза бросилась картина того, как бездыханное тело Хомуры в лежачей позе ютиться в компании рыдающей Эмбер, свисающей с койки, в то время как Джозеф устало лежал на столе, закрывшись руками. Атмосфера внутри была поистине ужасной, и, если до этого верить в смерть Хомуры не хотелось до победного — сейчас уже не было аргументов против. Ее конечности уже успели окоченеть, кожа приобрела поистине бледный оттенок, маски на лице уже не было, а приборы оказались отключены. Маленькая девочка навсегда покинула этот мир, и лишь ее приоткрытые стеклянные глаза напоминали о некогда кипящей жизни, глядя куда-то в потолок.
— Джозеф, — окликнул я доктора.
— Ах, Ашидо, наконец ты пришел, — очнулся он, тотчас поднявшись со своего стула.
Я подошел поближе к Даяну, пока Эхо молчаливо располагалась вблизи тела подруги, стараясь всеми силами сдержать эмоции.
— Что здесь произошло? — этот вопрос был первым, прозвучавшим внутри стен медпункта.
— Как видишь, непоправимое, — тяжело вздохнул Джозеф. — Хомура умерла где-то в районе шести-семи утра, пока все спали. Причиной смерти стали кислородное голодание и последующая смерть мозга.
— Как это могло произойти? — возмутился я. — Она же была под ИВЛ!
— Ашидо, — окликнула меня Юмико, — смотри.
Стоило повернуться в сторону девушки, как я застал ее держащей в руках два куска разорванного провода в обеих руках. Он был так небрежно разделен, словно не каким-то острым предметом, а чем-то тупым и шершавым.
— Это тот провод, через который прибор ИВЛ был подсоединен к сети, — объяснила Юмико. — Илия сказал, что такие повреждения характерны только для укусов грызуна.
— Хочешь сказать, его перегрызла какая-то крыса? — с долей скрытого гнева вопросил я.
— Она, — заговорил Джозеф, представив виновника смерти Хомуры лично, держа за хвост крысу на уровне плеч.
Это была самая обычная черная крыса, которая, судя по всему, не пережила удара током, поплатившись за свою выходку сразу после того, как совершила непоправимое.
— Мне нет прощения за то, что позволил крысе оказаться в медпункте, — опустив голову, промямлил мистер Даян. — Вина за смерть девушки лежит только на моей совести, потому я готов понести любое наказание как врач, не выполнивший своего долга.
— Нет! — внезапно истошно закричала Эмбер. — Это я виновата в смерти Хомуры! Если бы я тогда ее остановила, Хомура не попала бы на койку! Вы просто разгребали все то дерьмо, которое заварила я!
— Эмбер, пожалуйста, не надо, — тихо промолвила Эхо.
— Что не надо? — еще истошнее прокричала девушка. — Тебе ли знать, каково это, носить на плечах груз вины за смерть подруги?
— …
— Хомура только и делала, что думала о других, она никогда не заботилась о себе. Если бы я поняла это раньше, вам бы не пришлось так рисковать жизнью: не было бы никакой казни, дворец бы не узнал об Ашидо и Илии! Какой же я была дурой, зачем только полезла во все это, вместо того, чтобы остановить ее… Почему я ничего вам не сказала?
— Эмбер, остановись, ты не виновата, — на этот раз уже я решил вмешаться, хоть и не исключал того, что по большей части мы оказались в этой ситуации именно благодаря ей.
— В самом деле, ты не могла знать, что все так обернется, — подхватила Юмико.
— Не оправдывайте меня! — прошипела Эмбер. — Ашидо не мог избить меня просто так — он был озлоблен и оправданно считал меня виноватой. Я все уже давно взвесила и твердо убеждена, что вина за смерть Хомуры лежит на мне и только на мне. Ни мистер Даян, ни та бесполезная кошка, ни крыса, ни кто-либо другой не виноват в том, что случилось! Кроме меня…
— Эмбер, пожалуйста, — продолжила свои попытки успокоить девушку Эхо. — Думаешь, Хомуре на том свете по нраву смотреть на то, как ты над собой измываешься? Прими правильное решение, смирись с тем, что произошло. Простись со своей подругой и скажи ей спасибо… Это лучшее, что ты можешь сделать…
— Я не могу, — всхлипывая, ответила Эмбер. — Разве Хомуре нужны мои извинения? Добрые слова на прощание? Какой смысл строить из себя хорошую подругу, когда в реальности эта подруга ее и погубила. Я ненавижу себя за то, что совершила…
— Эмбер, Эхо права, — согласился я, — постарайся успокоиться и…
— Лучше бы я умерла вместо нее, — вдруг снова замычала она.
— Эмбер…
— Заткнись, — вдруг вновь закричала девушка. — Ничего не говори, мне и без того тошно! Сидите и спорьте дальше о том, кто виноват, вместо того, чтобы признать правду! К черту этот орден, с меня хватит! — с этими словами Эмбер подорвалась с места и бросилась к выходу, толкнув стоящую на пути Юмико в стену.
— Эмбер! — успела прокричать ей вдогонку Юми, но та уже скрылась в коридоре.
— Юмико, не надо, — вполголоса произнес Джозеф. — Ей лучше побыть одной.
Глядя на то, какие за собой последствия несет смерть Хомуры, я почувствовал на душе огромный упадок, словно в один день судьбы многих из нас переменились. Кто мог подумать, что все вот так обернется.
— Эхо, как ты? — спросил я, видя то, как сильно девушка переменилась в лице после разговора с Эмбер.
— Все хорошо, не переживайте обо мне, — отмахнулась она. — Ей сейчас куда тяжелее, чем мне, — сказав это, Эхо прикрыла веки девушки своей миниатюрной рукой, а затем легонько поцеловала ее в лоб. — Спасибо за все, Хомура, мы похороним тебя вместе, подобно герою, и ни за что не забудем.
Со слезами на глазах Эхо оторвалась от койки и двинулась к выходу из медпункта, лишь на секунду остановившись около меня.
— Спасибо за помощь, Ашидо, — с этими словами девушка вышла в коридор.
С этого момента в комнате оставались лишь медики и я сам. Атмосфера здесь царила поистине ужасная и неотвратимая, в голову лезли все возможные навязчивые мысли, но сложнее всего было сдерживать внутренний гнев, который нельзя было выпустить на кого-либо рядом. Илия научил меня различать виноватых и тех, кто не должен быть козлом отпущения, потому я не хочу больше подвергать единственных близких людей гонениям со своей стороны.
— Как думаешь, Джозеф, — заговорил я, встав рядом с койкой. — Разве крыса могла вот так перегрызть провод? Зачем она это сделала? Почему именно ИВЛ?
— Не знаю, мастер, — вздохнул он. — Эта крыса должна была быть крайне настырной, чтобы привести в негодность такой толстый провод, но это беспокоит меня меньше всего.
— А что больше всего?
— Джозеф считает, что крыса должна была умереть от первого контакта с проводом, — вмешалась Юмико. — Пусть мы и нашли ее мертвой на месте преступления, сомневаюсь, что животное могло дожить до конца, что оно могло полностью перегрызть провод.
— Это просто мысли вслух, — оборвал Даян. — Не придавай этому особого значения.
— Ладно, — тяжело вздохнул я. — Напишите медицинское заключение, приложите к нему всю историю болезни, причины возникновения, ход лечения и причину смерти. Мы должны передать тело ее семье и как следует объясниться — даже не думайте врать.
— «Отдаляйся от лжи» — так говорит Тора, — пояснил Джозеф. — Религия не позволит мне скрыть правду от ее родителей.
— Хорошо, это благородно. Однако… скрыть свою личность от лишних глаз не противоречит твоей религии?
— Думаю, так будет лучше, да, — согласился Даян.
— Подготовьте тело, завтра перевезем его в Трущобы, а сейчас мне нужно обсудить все остальные детали с Хорнет.
— Хорошо, мы все сделаем, — кивнула Юмико.
— Только, пожалуйста, не нужно искать виноватых, — предостерег я. — Нам нельзя в такой ответственный период существования ордена сеять в нем хаос.
— Мы тебя поняли, Ашидо, — подтвердил Джозеф. — Иди уже по своим делам, дай немного прийти в себя.
— Хорошо, берегите себя, — произнес я.
Перед тем, как уйти, я проделал все то же, что и Эхо, ведь возможности попрощаться с Хомурой у нас уже может и не быть. Поцеловав девушку в лоб, я тихо произнес «спасибо», после чего тихим шагом покинул медпункт.
На выходе оказалась одна лишь Хорнет, которую не сразу удалось заметить, поскольку девушка ожидала не вблизи помещения, а в самом отдалении коридора около лестницы, сидя под окном и прислонившись к батарее. Только сблизившись с ней, я заметил, с каким убитым лицом она сидела. Там хватало места для еще одного человека, потому я в той же манере, не говоря ни слова, тихо распластался рядом в той же позе, уперевшись спиной в батарею, к которой еще не подвели отопление.
Несколько минут пролетели в сопровождении гробовой тишины, Хорнет то ли дело всхлипывала, но даже эти признаки не давали отличить ее от ходячего мертвеца. Нужно было разрядить обстановку, потому я заговорил первым:
— Ну, что будем делать?
Ответа не последовало, девушка все так же бесчувственно пялилась куда-то вдаль, словно не замечает меня.
— Хорнет, я понимаю, тебе больно, но нам нужно решить вопрос с Хомурой, — продолжил докучать я. — Если ничего не сделать, ее семья будет убита горем еще сильнее…
— А ты не думал, как мы скажем ее семье о гибели дочери? — наконец заговорила Хорнет.
— Это я и хотел обсудить.
— Обсудить, хах, — с болью в голосе усмехнулась она. — Представь себе картину, как ты стоишь перед ними и пытаешься придумать себе оправдания. Это ведь мы виноваты в том, что вплели ее во все это.
— И что бы я не говорил, все равно останусь в их глазах крайним, — продолжил я, прекрасно понимая, чего ожидать.
— Думаешь, ты готов принять на себя этот удар?
— Не знаю, — вздохнул я. — Один лишь человек на моей памяти мог вот так просто возложить на свою совесть все, что угодно.
— И этот человек убил мою семью, — предугадала Хорнет.
— К сожалению, это правда.
После моих слов мы оба замолчали, снова погрузив коридор в тишину. Я не знал, что говорить, не знал, как воспринимать то, что происходит вокруг. Можно сказать, я был целиком и полностью раздавлен происходящим вокруг, был готов в любой момент сдаться, но прекрасно понимал, что в таком случае всем нам придет конец.
— Это так тяжело, — наконец развеяла тишину Хорнет, — жить с осознанием того, что люди вокруг тебя умирают, и ты не можешь ничего с этим поделать. Скольких близких мы уже потеряли в погоне за свободой? Сначала Кагеяма, затем Леонхардт… Лаффи… Хомура… и это всего лишь за год. Что будет дальше, Ашидо?
— Не знаю, Хорнет, — тяжело вздохнул я. — Время никого не щадит. Я еще помню тебя вспыльчивой и эмоциональной, помню то, как ты боялась нас потерять и изо всех сил старалась уберечь от опасностей, тогда ты хотя бы изредка улыбалась, а сейчас… Сейчас выглядишь совсем убитой…
— Я устала, Ашидо, — уже со слезами на глазах произнесла Хорнет. — Устала от всего этого. Каждый день подобен кошмару, каждый день я пытаюсь сбежать, но все время возвращаюсь, сама не знаю, зачем. Живу в страхе и стараюсь лишний раз не думать о том, что происходит, но эти мысли все равно настигают, приводя с собой страх. Я боюсь потерять вас… Чем больше людей приходит в «Спектр», тем больше этот страх разрастается. Мы ведь не были такими, поначалу в ордене царила только приятная атмосфера и жизнелюбие. По крайней мере, до тех пор, пока ты не исчез.
— Я всех вас подвел в тот день, заставил переживать и мириться с потерей. Знаешь, в Бездне я мечтал лишь о том, чтобы вернуться домой. Я не думал о сражениях и о нашей цели, хотел только поскорее вернуться назад — туда, где меня любят и ждут…
— И все это время тебя ждали, даже смирившись с утратой. Скажу честно, мне пришлось тяжелее всего в первое время. Я даже пробовала убить себя, лежа в ванне, но Амелия вовремя почуяла неладное и вмешалась. Если бы не она, я бы умерла в тот день.
— Я был так тебе дорог?
— Столько времени уже прошло, а ты так и не понял, — вздохнула Хорнет. — Я родом из богатой семьи, Ашидо. У меня никогда не было настоящих друзей, только те, кто дружил со мной в корыстных целях… Но потом появилась Юмико, которой было все равно на мой достаток и происхождение. Затем Леонхардт, а в конце концов и ты. Пусть с Лео мы были не так близки и не очень много общались, тебе я доверила многие свои секреты и собственную судьбу. Вы стали для меня новой семьей после смерти дяди, единственной опорой и надеждой — неудивительно, что я к вам привязалась и столько переживаю. Ты мне как брат, Ашидо, родной и близкий… любимый…
— Не могу сказать того же, но ты точно мне небезразлична, Хорнет, — слегка растерявшись, ответил я.
— Я уже привыкла к тому, что ты все время врешь сам себе, — спокойно отреагировала Хорнет. — Можешь ничего не говорить, я итак сама все знаю. То, как ты любишь всех нас, замечаю не только я. Ты ведь… тоже боишься кого-нибудь потерять?
— Очень, — недолго думая, ответил я. — До сих пор не могу поверить в смерть Хомуры. Где-то глубоко внутри меня все кипит, я хочу выместить на ком-нибудь эту боль, но не знаю, куда деваться… Это жизнь, Хорнет, каждый из нас вынужден так или иначе в роковой день лишиться близкого человека. С одной стороны, мы должны сказать спасибо за все то время, которое смогли провести вместе, с другой же, боль утраты может не отпускать годами, копиться в глубинах души и разрывать изнутри, даже если покойный не хочет, чтобы кто-то из-за него страдал. Не хочу этого признавать, но Хомура не первая и не последняя. Еще ничего не кончено, и смерти могут продолжиться.
— Тогда, за что мы сражаемся, Ашидо? — с красными глазами и залитыми слезами щеками, спросила девушка. — Ради чего мы переживаем все эти смерти?
— Я не знаю, Хорнет, — пробормотал я, опустив голову. — Хотелось бы сказать, что за свободу, но мы были бы куда свободнее, будучи запертыми в стенах Гармонии, а не в собственном ордене.
— И все же, если нам удастся свергнуть короля… Что делать дальше?
— Найти нового короля и начать воплощать свои мечты, — единственное, что в этот момент пришло мне в голову. — Жениться, завести детей, начать свой бизнес, податься в искусство, уехать куда-нибудь подальше…
— Возможно, твои слова имеют смысл, — вздохнула Хорнет. — Я бы хотела наконец найти свою любовь и выйти замуж, как все самые обычные девушки. Роду Ишимару все равно уже конец, так к чему мне придерживаться семейных традиций и поддерживать свой статус аристократа. Я хочу быть счастливой, а не обремененной.
— И ты ей будешь, Хорнет, — наконец улыбнулся я. — Мы уж как-нибудь тебе поможем со всем справиться.
— Можешь начать с посттравматического синдрома, — в ответ улыбнулась она.
— И его победим, только перед этим придется кое-что довести до конца.
— Думаешь, мы справимся?
— Мы как никогда близки, Хорнет, — почти уверенно произнес я. — Как только все будет кончено, ребята смогут вздохнуть полной грудью и заняться своей личной жизнью. И ты тоже сможешь.
— Придется не только верить, но и работать.
— Это верно, — широко улыбнулся я.
— Пока это еще возможно, я хочу сказать тебе спасибо, Ашидо, — тихо произнесла Хорнет, после чего придвинулась поближе и приобняла меня.
— За что?
— За все, тупица.
— Сама тупица.
— Нет, ты.
— Ладно уж, будь по-твоему, — проговорил я, ответив на объятия взаимностью.
Оглядываясь на нас прошлых, я невольно улыбаюсь, вспоминая то, что приключилось за эти полтора года. Несмотря на все сложности и потери, мы всегда были близки и держались друг за друга, помогали в трудную минуту, вместе принимали сложные решения, выпивали, развлекались… Особенно теплые воспоминания в голове именно о Хорнет — наша первая встреча оказалась побоищем, и кто бы мог подумать, что всего спустя год мы вот так будем в обнимку сидеть у батареи где-то в углу огромного здания стоимостью в сотни тысяч кредитов. Хочется сказать спасибо всем тем, кто был, есть и будет, высказать им множество теплых слов, лишь бы передать всю свою любовь, как и сказала Хорнет, пока еще не поздно, но в эту минуту мои слова могли дойти только до одного человека, потому я, недолго думая, произнес:
— Спасибо, Хорнет.