Сила маленького человека заключается в его умении смотреть только вверх, пока другие делают это свысока — эта мораль стала ключом к началу кровопролития в борьбе за свободную Гармонию, в которой для каждого есть свое место и где каждый может выбирать свою судьбу сам. Ведомые злобой и жаждой мести, а, может, исполняясь горечью или энтузиазмом сражаться, люди отдают свои сердца и души, хватаясь за мимолетную возможность заявить о себе, поднимая мечи на тех, кого с самого начала считали врагами. Уже через десятки лет этот случай породит споры о том, можно ли было решить все проблемы мирным путем, не прибегая к насилию, но на данный момент в головах разбитых людей не возникает задней мысли о правильности своих поступков покуда они все еще не сломлены.
Ашидо Такаги был одним из многих подобных ему маленьких людей, но наравне с этим юноша был по-своему уникален. Он тоже боролся за свои мечты и свободу, тоже нес смерть в противовес собственным потерям, но эти идеалы были одновременно и силой, и слабостью парня. Сотни людей шли за ним в бой, тысячи наблюдали за ходом события, десятки тысяч поддерживали, и судьбы сотен тысяч зависели от исхода боя, который вскоре назовут символичным образом, отражая всю красоту и весь ужас произошедшего.
Как же так вышло, что один маленький человек сплотил весь народ перед лицом общей проблемы, став главным символом и идеалом борца за великое имя Гармонии? Как удалось недавно ступившему на тропу взрослой жизни человеку удостоиться имени беспощадного убийцы и врага Гармонии номер один, а также заполучить громкий титул «Клинка Гармонии» в знак его гордой борьбы за то, чтобы его родина стала домом, а не ночлегом? Ответ на этот вопрос кажется простым, но лишь углубившись в проблему можно прощупать в ней нити, ведущие к тому, что можно видеть сейчас — Ашидо вдохновил людей и стал для них спусковым крючком, и никто из них на самом деле не знал, каким в реальности юноша был эгоистом.
Все еще пробиваясь к своему главному врагу, Ашидо без зазрений совести проливал кровь, из раза в раз лишая жизни многих гвардейцев, среди которых были не только преданные дворцу солдаты, возложившие душу и принесшие клятву верности, готовые отдать жизнь за своего короля, но и утратившие веру в правильность своих действий бедняги, которым не было дано шанса развернуться и уйти, чтобы бой продолжался уже без их вклада. Эти гвардейцы все еще имели право жить, имели шанс искупиться и начать все с чистого листа, но шанса заявить об этом им не было дано.
В сердце Такаги пылал огонь, но тот был совсем не тем, что раньше, ведь в своем стремлении быть кем-то Ашидо заблудился в глубинах собственного сознания, начав понимать, что им все это время двигало и сколько грехов пришлось взять на душу, чтобы утолить собственный голод. Он уже не мог так умело скрываться за улыбкой или показывать всем свою злобу, скаля зубы и сжимая рукоять беспощадного меча, отнявшего не одну сотню жизней, напротив, теперь все чувства сошли на нет, словно последние частички сознания запрятались где-то за бесчувственным лицом в глубинах очерствевшего сердца.
Финал приближался, и все это прекрасно осознавали, ведь гвардия больше не могла держать свои позиции, будучи вынужденными отступать во имя собственной сохранности. Этот бой уже не был боем, а скорее походил на схватку стаи хищников с их добычей, где речи о противостоянии быть не могло, ведь силы одной стороны колоссально превосходили остатки воли своих жертв. Вскоре под давлением меньшинства среди гор свежих трупов и пепла показалась высокая фигура человека, которого можно было с уверенностью назвать главной противоборствующей силой нашего главного героя, ведь эти двое были друг для друга словно отражение самих себя, что нужно было рано или поздно признать.
Эдвард Айс стоял в неестественной для себя стойке, в которой не было прежней уверенности в победе, но все еще оставались силы для того, чтобы дать свой последний бой человеку, послужившему неожиданным и главным препятствием на пути к мечте, которая теперь казалась недостижимой. Едва взгляды красноглазых лидеров разных сторон баррикад пересеклись, оба решительно нахмурились, понимая, что этот бой станет последним, и именно он расставит все точки в этой войне за право построить свои правила.
Можно сказать, что аура этих двоих была настолько жуткой, что никто не хотел сближаться ни с Эдвардом, ни с Ашидо, словно опасаясь быть растерзанным монстром, который следует лишь к одной цели, воспринимая все остальное как мимолетную и незначительную преграду. Откровенно говоря, в умах людей сложилась правильная картина, ведь оба могли с легкостью расправиться с любым, кто помещает в ненужный момент, потому страх людей стал главной причиной неприкосновенности той дуэли, в которой толпа была бессильна.
— Ашидо Такаги, — сквозь злобный оскал прорычал Эдвард, простояв в одном положении и пялясь на парня больше минуты.
— Эдвард Айс, — с той же злобой, но с совсем бесчувственным лицом произнес Ашидо.
Десять ничтожных метров разделяли мужчин, а люди вокруг образовали кольцо, продолжая сражаться, но не желая вмешиваться в решающий бой. Снаружи атмосфера царила боевая и заряженная, но внутри все казалось гнетущим и скверным, и весь мир вокруг невольно замирал, будучи свидетелем происходящего. В череде событий раздавались крики, кровь продолжала заливать землю и покрывать руки убийц, и лишь кровные враги могли наслаждаться ласковым ветерком, развивающим волосы, глядя друг на друга и понимая, что вскоре произойдет. В один момент прозвучал лязг металла, и острые как бритва мечи в момент поднялись ввысь, замерев на уровне головы, глядя на своих противников и невольно бросая блики от солнца в сторону друг друга. Ноги зашевелились, и оба мужчин стали ступать по направлению часовой стрелки, ожидая хода друг друга.
— Мы оба знаем, к чему приведет этот бой, — исподлобья протянул Айс.
— Пришло время расставить все точки, Эдвард, — с тем же взглядом произнес Ашидо.
— Одному из нас сегодня суждено пасть и оставить свои мечты позади, — с осознанием реальности тяжко выдохнул Эдвард, не переставая сжимать рукоять. — Должен признаться, я тебя недооценил, потому совсем не ожидал скорейшего возвращения. Тебе удалось удивить меня, Ашидо, и с этого момента я больше не могу воспринимать тебя как глупого мальчишку.
— Тот удар не смог бы убить, — спокойно ответил Такаги. — Тебе удалось сломить меня и выиграть преимущество, но второго такого шанса уже не будет — я покажу тебе, какими жестокими могут быть люди.
— Не будь так уверен в себе, ведь я мог и специально оставить тебя в живых, — парировал Эдвард. — Можешь гадать сколько угодно, почему я так поступил, но истинная причина без боя не вскроется.
— Значит, придется выбить из тебя все, — уверено произнес Ашидо.
— Если потеря Юмико послужила для тебя спусковым крючком, то я даже немного жалею, что не успел найти никого такого, кто мог бы придать мне еще больше сил фактом своей кончины от рук врага.
— Дело не в ней, а в нас с тобой, — оборвал Такаги.
— Ты винишь меня в том, что я сделал тебя таким? — сомневаясь, вопросил Эдвард.
— Нет, — отрицательно прошипел Ашидо. — Я сам стал тем, кто я есть, и на то найдутся причины. Только честный бой рассудит нас и расскажет обо всем, что нужно понять, так давай же покончим с этим, Эдвард.
— Я тоже так считаю, — одобрительно кивнул Айс. — Нападай, когда посчитаешь нужным, я готов принять любой исход боя, но поддаваться не собираюсь, ибо ты своей решимостью давно доказал, что придется выложиться на полную.
В ответ на это Ашидо мог лишь молча кивнуть, и это стало сигналом к началу боя. Движения по кругу продолжались, сохраняя напряжение и нагнетая обстановку для наблюдателей, ведь с каждым шагом любой прочий ожидал хода одного из враждующих, и именно это навязчивое ощущение непредсказуемости больше всего пугало. Шаг за шагом ожидался ход, вот-вот кто-то должен был броситься вперед, но с каждым разом движения продолжались, словно противники изматывают психику друг друга, однако у Ашидо и Эдварда было свое мнение на этот счет.
Они оба прекрасно понимали намерения друг друга по одному только взгляду, оттого не спешили нападать, концентрируя внимание друг на друге, чтобы быть готовыми отразить даже самый неожиданный удар. От лица Ашидо он лишь старался восстановить дыхание, чтобы навязчивый стук сердца не отвлекал во время боя, а мышцы могли полностью заполняться не только чудодейственным кислородом, но и частичками энтропиума, способного перебросить носителя далеко за пределы собственных лимитов.
Когда наконец дыхание пришло в норму и движения легких стали гармоничными, Ашидо внезапно остановил ход, слегка пригнувшись к земле для выпада, и, пока кровь внутри кипела, заполняя мышцы необходимой энергией, лезвие «Нами» склонилось к земле, раскинувшись за спиной, за чем последовал рывок. В одно мгновение Такаги преодолел десяток метров и молниеносно сблизился с Эдвардом, совершив замах в лоб, нацелившись не столько на поражение врага, сколько на возможность дать бою истинное начало. Яркое облако неестественного энтропиума сопровождало движения Ашидо, и в нем различались сразу два цвета: голубой и красный, что символизировало последнюю стадию внутренней борьбы Ашидо. Стоило тяжелому и твердому энтропиту столкнуться, звон разнесся по всей округе, а вспышка невольно ослепила окружающих.
Эдвард с самого начала ожидал от своего врага лучших и продуманных действий, но, даже зная о возможностях парня, он был поражен тем, как быстро и непредсказуемо Ашидо нанес удар. Любой другой человек не успел бы отреагировать, но Айс в этом бою выкладывался на полную, оттого сумел заблокировать взмах, траекторию которого заведомо не мог предсказать, как и силу вкупе с вложенной волей. Как только мечи разминулись, взмахи продолжились, и были они настолько быстрыми и точными, каких еще раньше никто не видел, оттого бой становился одним из самых красочных и напряженных за все долгое кровопролитное утро.
Лезвие двигалось так быстро, что воздух невольно свистел, рассекаясь мечами, и так было не только у Ашидо, ведь сразу после первого выпада Эдвард перешел в ответное нападение. Его меч был в разы тяжелее и смертоноснее, но орудовать им было сложнее, что было чревато потерями скорости, однако даже этот факт не менял сути, ведь генерал умело поспевал за всеми действиями оппонента, но все никак не мог его задеть. Ноги врезались в грязь и остатки человеческих внутренностей на земле, руки грациозно двигались по разным траекториям ударов, а кровь на руках, одежде и лицах мужчин высыхала под действием того горячего воздуха, что вынуждено врезался в противоборствующих.
Казалось, что оба так сконцентрированы в этом бою, что никто не показывал никаких эмоций, кроме явной серьезности и здравой оценки друг друга, как бывает только в самых великих сражениях. Маневрирование между атаками, парирование в критические моменты и ответные удары по мере сражения следовали со стороны каждого, и вскоре ход боя безвозвратно переменился. Ашидо стал применять телепортацию, оттого нередко оказывался в слепых зонах противника, но умение расщеплять и воссоздавать «Кё», как и энтропиумные паучьи лапы вкупе с молниеносной реакцией всегда спасали Эдварда и не позволяли прикоснуться к себе.
Очевидно, Ашидо требовалось прибегнуть к более выгодным и смертоносным тактикам, если он хотел настигнуть врага, оттого юноша преступил свои лимиты и стал в разы непредсказуемее. Телепортации сменились ложными, и парень стал первооткрывателем такого способа применения телепортации на практике. Суть заключалась в искусственно воссоздаваемых иллюзиях путем телепортации к месту потенциальной атаки, но в это же мгновение следовал другой скачок, а за ним могло быть любое другое число скачков. При такой тактике было легко запутать противника, ведь любое перемещение создает за собой след, как видимый визуально, так и подсознательно ощущаемый резкими всплесками энтропиума, потому каждое воссоздание «пятна» могло быть атакой, и нельзя было точно предсказать, откуда последует удар, когда в одно мгновение тебя окружает несколько таких «пятен».
Эдварду тяжело было признавать, что становится сложнее контролировать ситуацию, но подсознательно он понимал, что некогда утопающий в слезах и отчаянии слабый малец стал внушительно опережать его в скорости, требуя нагонять себя и намного внимательнее относиться к мельчайшим деталям. Недолго думая, Айс и сам перешел в состояние постоянного перемещения, и стычки через парирования и скрещивание мечей стали куда более редким явлением, чем раньше, ведь обоим нужно было сначала выйти на прямой удар.
В одной из таких стычек мечи мужчин снова скрестились, но Эдвард с самого начала планировал провести в процессе атаку одной из паучьих лап. Так, находясь в непосредственной близости к противнику, который в любую секунду мог уйти, он молниеносно произвел удар из-за спины незадолго до соприкосновения мечей, и он столь же быстро оборвался, вместе с тем как Ашидо неожиданно для противника парировал лапу чем-то подобным, словно скопировав одну из принадлежавших Эдварду техник. Из-за спины юноши показалась красно-голубая конечность, которая не походила ни на что, кроме как на вытянутый сгусток энергии, обвиваемый разноцветными движениями, словно лозами, который обрел что-то физическое, способное воссоздать ответный удар.
Одна такая конечность схватила паучью лапу Эдварда, а другая что есть мочи вцепилась в «Кё», чтобы можно было реализовать следующий ход. Неожиданно для Эдварда Ашидо расщепил «Нами» и тотчас воссоздал новую, замахнувшись прямо в область торса генерала, пока его меч бездвижно висел в воздухе, будучи охваченным, и никакое расщепление не спасло бы от удара, поскольку тот с секунды на секунду настиг бы тело. Паучья лапа не смогла бы заблокировать лезвие катаны, которое обвивали те же разноцветные лозы энергии, намекая на применение «сечения», ведь комбинация точного сильного неожиданного взмаха прочного и тяжелого энтропита, охваченная светом беспорядочной заряженной смертельно опасной энергии, способной лишить жертву регенерации, с легкостью минула бы все преграды.
Оставалось только либо рискнуть репутацией своей сильнейшей способности, либо мгновенно отступить назад через телепортацию, и Эдвард выбрал второе, внезапно исчезнув и выбравшись прямо из лап врага, оказавшись в нескольких метрах от него, что Ашидо нисколько не удивило, ведь сразу за этим последовала очередная атака. Эдвард снова подставил навстречу только что спроецированный «Кё», но стоило мельком подумать о блокировании, «Нами» неожиданно и резко несколько раз изменила свое направление удара, то исчезая, то появляясь, не давая возможности продолжать попытки блокировать с помощью меча, вынуждая прибегнуть к «бестелесности», что неплохо спасало в такой ситуации прямо до тех пор, пока Ашидо внезапно не отступил назад, замерев в одном положении со склоненным к земле мечом. Эдварду на тот момент тяжело давалось поспевать за противником, и он даже не сразу догадался, что Такаги не собирается атаковать, а лишь с неким презрением нацелен пилить врага взглядом, не выдавая на лице никаких прочих эмоций.
— Исход предрешен, я уже понял твою тактику, — исподлобья заявил Ашидо, стоя к противнику полубоком.
— Могу поверить, — невольно ухмыльнулся Эдвард, стараясь отделаться от отдышки и изумляясь тем, как спокойно и размерено дышит Такаги.
— Твоя бестелесность неидеальна, — подметил Ашидо, внушая серьезность своим видом. — Тебе приходится использовать ее в качестве беглого пятна, которое подставляется под удары и полностью нивелирует их, ведь если покрыть все тело такой защитой, это заметно отразиться на всем остальном, что не даст возможности телепортироваться, атаковать лапами, пародировать мое «сечение» и думать в рамках реального боя.
— Думаешь, твоя уверенность в моей неспособности ухватиться сразу за все на что-то повлияет? — отстраненно фыркнул Айс. — Да, мне приходится много думать и анализировать все твои атаки, чтобы оставаться невредимым и иметь возможность атаковать, но только благодаря комбинации всего и сразу мне удается не подставляться под удары и сохранять темп сражения. Это пятно «бестелесности» все еще парирует каждую настигнувшую тело атаку, чего тебе не достичь, ведь вся твоя концентрация строится вокруг скорости и возможности атаковать, что делает тело критически уязвимым для атак.
— Сначала присмотрись к своему телу, Эдвард, — подсказал Ашидо. — Я уже не раз задел тебя, и ты этого даже не заметил.
С необычным для себя отсутствием усмешки Эдвард замер на месте, не отводя взгляда от непредсказуемого противника, ожидая внезапной атаки при любой попытке отвести взгляд, однако вскоре, убедившись в том, что Ашидо не станет нападать, желая логически закрепить свои доводы, Айс все-таки оглядел тело. Явных признаков повреждений оно не подавало, однако многие его участки были усеяны маленькими неглубокими порезами, которые даже не чувствовались на фоне общего состояния, лишь мелькая своим видом то на руках, то на груди, то на ногах, то на спине — везде, проще говоря. Очевидно, одежда тоже оказалась повреждена, подсказывая местоположение всех тех порезов, которые смог нанести Ашидо, и Эдвард поначалу не до конца понимал, что этим пытается сказать юноша, пока момент осознания не затмили слова противника.
— Эти порезы приходились на места слепых зон твоей «бестелесности», которая не поспевала за моими движениями, — объяснил Ашидо. — Покуда я могу настигнуть эти участки, ты уже не кажешься таким уж бессмертным. Даже если облачишь все свое тело в состояние защищенности, это будет чревато критической потерей боеспособности, что сильно упростит мне задачу.
— Почему ты так уверен и спокоен, говоря это? — пребывая в легком наигранном непонимании, вопросил Эдвард. — Разве ты не ненавидишь меня? Разве само мое существование не заставляет тебя сгорать изнутри, желая искромсать меня до состояния фарша?
— Именно потому, что я всем сердцем тебя ненавижу, этот бой должен как можно скорее закончиться, — решительно и уверено заскрипел зубами Такаги.
— Тогда дай волю своей ненависти! — внезапно воскликнул Айс, разведя руки в стороны и ухмыльнувшись. — Покажи мне, как сильно ты меня ненавидишь! Кричи, жажди крови и покажи мне ту жестокость, о которой так лепетал, потому что благодаря мне твоя жизнь превратилась в кошмар! Ашидо, я всегда был твоим врагом и останусь им до конца, так почему же ты должен сдерживать свои эмоции в последнем бою?
— Потому что один мудрый человек однажды сказал мне, что в бою нет места эмоциям, — спокойно и бесчувственно ответил Ашидо. — В этот день я решил для себя, что пока кровь врага не будет пролита, я не пущу ни единой слезы и не издам даже самого слабого крика. Только обратив эмоции в силу, а холодный расчетливый разум в оружие, можно достичь идеального баланса и найти в себе силы закончить бой с лучшим результатом.
— Этим миром правит сила, Ашидо, — поумерив свой пыл, произнес Эдвард. — Отдаю тебе честь за то, что не повелся на мои провокации, но ты все еще слаб, ведь весь твой вынужденный рост продлился от силы год, в то время как я неизменно рос и возвышался на протяжении десятка лет. Мой сосуд вмещает значительно больше энтропиума, я распоряжаюсь им в разы грамотнее и мои навыки, как и боевой опыт, взращены и проверены годами.
— Сила определяется способностью человека меняться, — заспорил Ашидо. — В бою между сильным и слабым выживает наиболее приспособленный, и история не раз это доказывала. Жаль, что ты так этого и не понял, Эдвард, ведь пока ты набирал фору своим умом и неисчисляемым лукавством, я лишь боролся за выживание, бессчетное количество раз находившись на грани жизни и смерти, чем и обеспечил себе умение приспосабливаться.
— Мы не такие уж и разные, Ашидо, — тяжело вздохнул Эдвард, взяв меч в обе руки и направив его на противника. — Бросаемся из крайности в крайность, лишь бы иметь возможность почувствовать себя кем-то в этом большом мире, и я все гадаю, почему в конечном итоге мы оказались по разные стороны баррикад, следуя одной мечте.
— Сделай для себя выводы сам, когда наш бой закончится, — отстранился Ашидо, прикрыв глаза, но вскоре и сам подобно противнику взял «Нами» в обе руки и направил в сторону Эдварда. — Я хочу, чтобы ты сам понял, почему твоя сила была твоей главной слабостью, оттого сражаюсь не ради мести, хоть и ведом своей ненавистью к тебе. Пусть все мы были обмануты и даже в конце оказались втянуты в одну из частей плана, пусть многие пали от твоего меча, это не заставит меня опустить руки — пришло время разорвать кокон.
— Ты прав, — одобрительно кивнул Эдвард, — но не в своих слепых доводах, а в том, что пора бы преодолеть все лимиты ради победы. Покажи мне все, Ашидо, и я тоже дам тебе ощутить пропасть между нами, разрушив все, во что ты веришь.
В этот момент тело Эдварда засияло красным оттенком, который покрыл каждый его миллиметр, словно он в миг превратился в сгусток энергии, оставив всю человечность позади.
— Я покажу тебе, что такое «истинная бестелесность», — сквозь злобный оскал прорычал Айс. — Каков будет твой ход?
В тот момент Ашидо хорошо понимал, что своими доводами вынудил врага прибегнуть к тому, чтобы переступить свои лимиты и облачить все тело в непреступную «бестелесность», что предзнаменовало судьбу ударов «Нами» никогда не настигнуть заветного тела, которое теперь было подобно облаку, бить которое бесполезно. Ситуация казалась безнадежной, но Ашидо знал, на что идет и с кем сражается, потому был готов ко всему.
— Сила шепота — это искусство, а энтропиум — гибкий инструмент, — начал говорить Ашидо, прикрыв глаза, пока его меч обвивали те самые голубая и красная лозы. — Зная, как управлять подвластной носителю бесконтрольной энергией, можно искажать ее в свою пользу. Наш бой — это холст, наши мечи — это кисти, а мы — художники, которые решают ход сражения, и от умения владеть кистью зависит конечный результат картины. Покуда я знаю о твоей силе и слабости, исход боя можно предугадать и изменить в свою пользу, — сказав это, Такаги раскрыл глаза и что есть мочи закричал. — «Гармоника»!
В тот же момент некогда разные в цветах лозы вокруг лезвия «Нами» резко сменились бурным потоком поистине красной энергии, что, исполняясь мощью, отрывалась от меча и бурлящими всплесками колыхала воздух. Казалось, что орудие вот-вот выпадет из рук юноши, но крепкая хватка легко справлялась с непонятной силой, которая взялась из ниоткуда. На секунду Эдвард даже пришел в ошеломление от увиденного и упустил тот момент, когда Ашидо бросился в атаку, однако реакция и в этот раз спасла генерала, а неведомое предчувствие опасности вынудило положиться не на совершенную технику «бестелесности», а на проверенный в сражениях меч, сумевший принять на себя удар и блокировать всю его мощь, которая, вопреки ожиданиям, не превышала привычного уровня, что давало возможность толстому слою энтропита и собранной в нем энергии отразить атаку.
Это было странно, ведь новая техника не блистала разрушительной мощью, способной прорубать себе путь через любую преграду — нет, напротив, она даже не походила на «сечение», которое, вроде как, было одним из козырей Такаги. Думая над природой видимого и стараясь оставаться в сознательном бою, Эдвард продолжал полагаться на «Кё», хотя еще мгновением ранее планировал оставаться неприкосновенным для взмахов мечом, выигрывая себе преимущество ненадобностью уворачиваться. То ли паранойя, то ли шестое чувство подсказывали, что катана ни в коем случае не должна соприкасаться с плотью, но это вынуждало Эдварда находиться в заведомо проигрышном положении, и скорейшее соприкосновение само собой объяснило, почему оправдано стоило этого опасаться.
«Нами» с огромной скоростью пронеслась вдоль груди генерала, задев ее лишь кончиком лезвия, но этого хватило для того, чтобы неожиданно хлынула кровь, которой не должно было быть в реалиях протекающего боя. Все произошло настолько быстро, что боль даже не успела отразиться в сознании к моменту резкого отступления Эдварда, однако сразу после того, как можно было увидеть все своими глазами, Айс невольно задался вопросом, как Такаги удалось развеять действие «истиной бестелесности».
— Она должна была быть идеальной, — подумал Эдвард. — Неужели он понял, каким образом мне удается пропускать мимо даже «сечение»?
— Удивлен? — неожиданно опередил закравшийся вопрос Ашидо. — Я догадался до этого еще на той поляне, когда мой удар прошел мимо твоей шеи.
— Догадался до чего? — невольно вопросил Эдвард, стараясь не выдавать сути своего козыря бездумными репликами.
— В момент соприкосновения меча с плотью, — начал объяснять Такаги, — в это мгновение способность оказывается уже заточенной под конкретный удар, полностью пропуская его мимо тела, даже если в атаке участвует энтропиум. Я все гадал, как тебе это удается, пока вдруг не осознал — это ведь подстройка, в которой ключевую роль играет сама плотность энтропиума.
— Неужели он понял? — нахмурив брови, снова прокрутил у себя в голове Айс.
— Только более плотный энтропиум способен блокировать действие менее плотного, что объясняет, почему даже заряженный энтропиумом удар оказывается самым обычным, который без проблем пропускает через себя «бестелесность». Ты заведомо не знаешь, каким будет удар, потому за мгновение до касания твоя аура «бестелесности» определяет сначала плотность энергии на лезвии моего меча, а затем берет более плотное скопление по всей протяженности удара, блокируя действие моего энтропиума. Мне пришлось долго подтверждать свои догадки, и все эти маленькие порезы хорошо показали, что, не зная нужного уровня плотности, я не смогу тебя ранить.
— И поэтому ты решил в бою со мной создать новую технику, основываясь на моих пределах в орудовании плотностью собственного энтропиума, — предположил Эдвард.
— Ты прав, — кивнул Ашидо. — «Гармоника» работает по тому же принципу, стараясь взять плотность выше, чем подготовила для меча «бестелесность». В таком бою тебе остается либо вернуться к выборочной «бестелесности» с тем же бегающим по телу пятном, либо отказаться от способности в угоду остальным боевым способностям, ведь отныне с полным покрытием я без проблем могу создать брешь в твоей защите.
— Какая же ты все-таки заноза в заднице, Такаги, — исполняясь недовольством и злобой, прорычал Эдвард.
— Продолжим, — уверено произнес Ашидо, приняв боевую стойку и готовясь снова вступить в бой.
Ноги уже было нащупали под собой опору, и тело собиралось вот-вот устремиться вперед, но что-то в окружении, на которое никто в рамках боя не обращал внимания, показалось Ашидо странным. Мир вокруг стал наполняться красками, и воспринималось это буквально, ведь все вокруг заметно прибавилось в контрасте, засияв ярче и как-то более резко, чем раньше, а затем и вовсе замерло: люди постепенно застыли, ветер утих и даже сам Эдвард оказался недвижимым — один лишь Ашидо в целом мире мог сознательно двигаться, пока остальные превращались в недвижимый реквизит. Одно только небо заметно потемнело, будто погрузив утро в ночную глушь, в которой даже шороху не находилось места.
— Что это? — пребывая в непонимании, замер в замешательстве Ашидо.
— Вижу, ты уже догадался, — прозвучал в мертвой тишине мужской голос.
Едва Такаги обернулся к источнику звука, как перед глазами мелькнула фигура знакомого человека, облаченного в яркое синеватое одеяние с пышным мехом, но какое-то мокрое и потрепанное, словно его катали по полу. Глаза отдавали знакомым оранжевым свечением нескольких перекрестных колец на фоне черной пелены, а по щекам стекала кровь, словно притворяясь слезами. Это был Бартон, который решил в самый неожиданный момент вмещаться в бой, а позади него стояла столь же движимая и на вид живая принцесса Аой. Очевидно, юноша воспринял вмешательство как дурной тон, потому из соображений инстинкта направил меч на внезапного гостя.
— Спокойно, — нисколько не удивившись и даже не дрогнув, угомонил парня Бартон, вытянув вперед руку в останавливающем жесте, — я тебе не враг, Ашидо.
Немного затерявшись, но поверив в происходящее, Ашидо невольно замер на месте, отбиваясь от навязчивых мыслей убить Эдварда в том состоянии, в котором он сейчас находится, но неимоверное желание доказать свое превосходство и убедить в том, что герой вырос, мешали осуществлению.
— Послушай, времени мало, — вновь заговорил Кишин младший.
— Что вы здесь делаете? — слегка соскалившись, проворчал Ашидо.
— Нужно остановить это бессмысленное кровопролитие, — поведал Бартон. — Слишком многое произошло всего за один день, и, если не прекратить бойню, умрут еще много людей. В наших силах остановить вражду между носителями и гвардией.
— И зачем ты говоришь это мне? — все еще метаясь в мыслях, вопросил Такаги. — Мы поклялись сражаться и будем стоять на своем до конца!
— Прошу, Ашидо, выслушай, — вмешалась Аой, так и показывая свою благожелательность.
Ашидо не хотелось воспринимать слова человека, враждебность которого проверить не мог, но подсознательно он понимал, что сейчас находится внутри того самого «Парадокса», и Бартон вполне мог бы убить его, будь приверженным прежним взглядам, но зачем-то затянул внутрь и позволил оставаться движимым и мыслящим на фоне тысяч статуй. Один лишь осторожный кивок дал понять, что Такаги настроен выслушать, хоть и борясь с нежеланием.
— Я хочу, чтобы ты расправился с Эдвардом, — поведал Бартон. — Он обманул всех: и тебя, и меня, и дорогих нам людей. Сейчас я слишком слаб, чтобы довести дело до конца, и действие «Парадокса» с тремя людьми внутри развеется с минуты на минуту. Мне нужен ты, Ашидо, а я нужен тебе.
— Я все еще не догоняю, — напоследок уточнил ясность намерений Ашидо.
— «Калейдоскоп», — однозначного проговорил Бартон, вынув из-под одеяния маленький бледно-синий клинок, протянув его Такаги. — Этот меч работает по принципу «гармоники», но в отличие от нее, он не истощает ресурсы хозяина, а преобразует энергию из окружения. Меч принимает такую форму, какую ты сам захочешь — оберни его вокруг катаны, и такая комбинация заметно упростит задачу.
— Он в самом деле принимает любую форму? — поинтересовался юноша, разглядывая клинок.
— Не попробуешь — не узнаешь, — утвердительно кивнул Кишин. — Положи этому конец, а мы с Аой остановим это кровопролитие. Как только Эдвард умрет, это война будет окончена, а ты оправдаешь то имя, которым одарил тебя народ. Докажи, что они в тебе не ошиблись, Ашидо.
Договорив, Бартон какими-то ослабевшими движениями устремился в сторону застывших бойцов противоборствующих сторон, и краски вокруг постепенно стали затухать, пока не приобрели самый серый из существующих оттенков. Так время и возобновило свой ход, вернув прежние цвета в окружающий мир, ветер снова стал колыхать волосы на ветру, а разные звуки, будь то крики, выстрелы или лязг металла, вернулись. Эдвард все так же стоял на месте, ожидая атаки, но едва тот почувствовал, что что-то не так, как сразу же замер, оглянувшись на фигуру Бартона, которая хорошо бросалась в глаза, будучи на расстоянии всего в десяток метров на границе образовавшегося кольца.
Стоило «Парадоксу» развеяться, огромное количество людей тотчас оказались вдавленными в землю чудовищной силой подвластной Аой гравитации, и под раздачу попали все без разбору, вне зависимости от стороны, на которой те находились. Все звуки боя затихли, и лишь странное гудение осталось неизменным, перекрываясь шумом ветра. Только эти двое оставались на ногах, а также Ашидо и Эдвард, что невольно наводило на мысль о продолжении дуэли.
— Прекратите бессмысленное кровопролитие! — закричал Бартон, пытаясь донести свое слово до каждого на поле боя, хоть половина его и не слышала. — Вам больше не нужно сражаться!
Очевидно, крики мужчины очень плохо повлияли на состояние Айса, и он хотел было атаковать того в спину, но вмешательство Ашидо отрезвило генерала.
— Эдвард! — прокричал Такаги, чем привлек внимание. — Смотри только на меня — мы еще не закончили!
Теперь уже нельзя было унять всю затаившуюся внутри Эдварда злобу, ведь его оскал и неподдельная ненависть в миг вылились наружу, и это было отчетливо видно на уставшем лице. Ашидо же, недолго думая, держа в руках «Калейдоскоп», пустил внутрь него энтропиум, как он делал с «Костоломом», расспрашивая у Илии о том, почему тот горит, и, стоило лишь мельком подумать о самой удобной форме, меч засиял, принявшись обвивать «Нами» по всей ее протяженности, пока не слился с ней в единое оружие. Так лезвие меча оказалось перекрытым и одновременно дополненным лезвием «Калейдоскопа», в то время как оставшиеся его части обернулись вокруг гарды и рукояти, как бы частично укрыв катану под неким подобием чехла, особенно запоминающейся чертой которого были три разноцветные линзы на лезвии близ гарды.
— Бартон, сукин сын! — внезапно озверел Эдвард, бросившись в атаку первым.
— «Гармоника»! — мельком успел выкрикнуть Ашидо, как их мечи тотчас снова столкнулись.
На этот раз Айс был настроен любой ценой подобраться к Такаги и нанести как можно больший ущерб, потому как впервые серьезно испугался за свою жизнь. Это доказывало довод о том, почему генерал так усилено старался не подпускать никого к «Калейдоскопу», ведь тот нес в себе серьезную угрозу и в руках грамотного бойца мог оказаться тем козырем, на фоне которого любые преимущества Эдварда оказались бы ничтожной попыткой выпутаться из ситуации. Едва энтропит снова столкнулся, из-за спины генерала последовала череда атак лапами, но Ашидо ловко увернулся от каждой и отступил в сторону, однако это вовсе не означало, что напор прекратится.
Неожиданно для оппонента Эдвард выпустил сразу несколько разрушительных дуг, какими ранее разбил стену комплекса Разлома, словно карточный домик. Каждое столкновение такой дуги с землей создавало большой след от соприкосновения, отчего появлялись углубления в земле, почва разбрасывалась в стороны, а лежащие на ней трупы тотчас разлетались на мелкие куски, которые в процессе беглых движений Такаги омерзительно забрызгивали одежду и врезались в лицо. На этот раз можно было с точной уверенностью сказать, что Эдвард достиг пределов своих способностей и собственного зверства, а это означало, что шансы на победу добра как никогда велики, если можно было назвать путь Такаги тропой добряка.
Недолго думая, Ашидо принялся воплощать тоже самое, выпуская красные дуги следом за каждым взмахом «Нами», но они были в разы опаснее, чем те, которыми пытался поразить юношу Эдвард, ведь сила «Калейдоскопа» заметно улучшала плотность энтропиума, вложенную в каждый удар. Поле дуэли залилось бесконечными прицельными красными дугами с обоих сторон, и только сейчас можно было заметить схожесть между враждующими: они оба, сгорая от незримой обычному человеку ненависти, старались бороться за свои жизни и мечты. Лишь непроглядный красный свет от частичек энтропиума, собравшегося воедино, мог в полной мере передать всю бурю эмоций внутри, и эта картина по-настоящему вселяла ужас в сердца зрителей — и не только видом.
В какой-то момент дуги вылетали за пределы кольца и врезались сначала в землю, трупы и камни, а затем и в обездвиженных способностью Аой людей, что вынудило девушку ослабить хватку для того, чтобы беззащитные бойцы могли отбежать подальше от происходящего ужаса. Бой повлиял на их умы весьма удачно, и некогда враждующие стороны сплотились под действием мысли о собственном выживании. Никто более не думал о том, чтобы навредить другому, никто не следовал прежним приказам и не стремился никому ничего доказать — все просто бежали прочь, освобождая место кровожадным дуэлянтам. Вышедшие из зоны поражения невольно замирали на месте и продолжали наблюдать за тем, как сильнейшие люди Гармонии сражаются насмерть, и все прекрасно понимали, что победитель будет только один, и именно он ознаменует победу своей стороны.
Эдвард какое-то время продолжал натиск, пока Ашидо не смог нащупать почву для ответного наступления, что вскоре привело к возобновлению ближнего боя на мечах. Переполненные энергией энтропитные лезвия сталкивались друг с другом ежесекундно, не уступая друг другу ни на момент. Никто не мог поразить противника, но оба продолжали яростно биться, не желая уступать, и можно было отметить то, как ловко оба подстраивались под каждую ситуацию. Эдвард прибегал даже к смене формы меча в критические моменты, хотя ему было легче парировать чуть более медленную «Нами», которая, будучи в чехле «Калейдоскопа», прибавилась в весе, что вынуждало Ашидо ответственнее подходить к каждому последующему движению. Паучьи лапы нередко мелькали в процессе сражения, светясь даже внутри облаков поднятой от разрушений пыли, а вместе с ними на фоне нередко светились те же конечности Ашидо, и в неразберихе плотной завесы было тяжело отличить их друг от друга.
Не исключалась и телепортация, предсказать которую друг у друга могли только эти двое, но никак не наблюдатели, хотя появлялась она реже, чем все остальное — в основном в качестве пути отхода или смены позиции, а также для быстрого возвращения в бой. В этом бою первое попадание означало смерть для подставившегося, потому за минуту непрерывных взмахов и обманных маневров ни один из них так и не настиг противника, словно эти двое играли на выносливость, которая Эдварду давалась тяжелее. Почему так? Резонный вопрос всегда требует подробного ответа, и один такой объясняется тем, как умело Ашидо контролирует свое дыхание, заполняя каждый уголок тела кислородом и энтропиумом, что помогает поддерживать тонус мышц и расширять их возможности, в то время как сбивчивое дыхание Айса вынуждает его тело поддаваться напору, все больше расширяя пропасть между шансами на победу, что значит — конец уже близок.
В какой-то момент во время очередного отступления Ашидо внезапно кинул свой меч навстречу Эдварду, и этот ход так ошеломил врага, что тот впервые за весь ход боя задумался не над тем, что делать дальше, а почему его оппонент принял именно такое решение. Потерять оружие из рук означало остаться безоружным, и это было бы обосновано в том случае, если бы «Калейдоскоп» был частью «Нами», а не отдельным творением, ведь так Ашидо мог бы расщепить меч вне зависимости от результата броска, вернув его себе в руки. У Эдварда было лишь мгновение на то, чтобы полностью проанализировать ход, и он мог бы разгадать его причину, будь на то больше времени, однако в реалиях такого сложного боя решение пришлось принимать на ходу, и генерал решил для себя, что разумнее всего будет отбить меч в сторону и понаблюдать за дальнейшими действиями, не ослабляя бдительности, чтобы иметь возможность внезапно напасть.
Подставляться не хотелось, и отступать в сторону тоже казалось глупой идеей, потому Эдвард, недолго думая, уже подготовился было отбросить меч в сторону, но внезапно осознал, что этого делать не стоит, и произошло это за какие-то ничтожные мгновения до соприкосновения. В голову пришла мысль о том, что победителя определяет «Калейдоскоп», потому Эдвард, пользуясь тем мгновением осознанности, которое вовремя представилось, расщепил «Кё» и изогнулся полубоком, поймав меч прямо на лету, и именно это решение поставило точку в бою. Только когда «Калейдоскоп» оказался в руках Эдварда, вместо радости за перехваченное преимущество тот испытал резкий прилив страха, видя, что внутри «чехла» не было «Нами», а это означало, что бросок с самого начала не был нацелен на поражение врага.
В секундной тишине раздался звук всколыхнувшегося ветра, и тело Эдварда внезапно испытало на себе странное чувство, мешающее ногам пошевелиться. Ашидо нигде не было видно, но его застывшее присутствие хорошо ощущалось за спиной, и только после жалкой попытки генерала обернуться, пришло осознание произошедшего. Как только его голова повернулась назад, послышался хлипкий звук, и тело само собой устремилось к земле, соскальзывая по тому, что раньше было ногами. Уже падая, Эдвард понял, что то странное чувство было моментом полного отделения его верхней части тела от нижней, что вызвал невероятно быстрый, сильный и неожиданный взмах меча. О последующей регенерации и возвращении в бой не могло быть и речи, ведь даже не будь она заблокирована более плотным энтропиумом «гармоники» Ашидо, соединить две части тела воедино не представлялось возможным, а на восстановление с нуля ушло бы так много времени, что он успел бы без особого труда добить своего врага — безоговорочная победа.
В тот момент сам Ашидо, секундой ранее подобравшийся с помощью телепортации за спину противнику и нанеся ему смертельный удар размашистой атакой, перерубившей всю плоть и позвоночник, не встретив никакого сопротивления, минуя мягкие внутренние органы, застыл в одном положении, глядя на отражение собственных глаз на залитом кровью сияющем под светом солнца энтропите.
— Все верно, — не отрывая взгляда от лезвия, протянул Ашидо, — это и есть настоящий я. Ни благодетель, ни спаситель Гармонии, ни признанный лидер, а всего лишь убийца.
Глядя в собственные переполненные ненавистью и подступившейся горечью красные глаза, он видел в отражении лишь убийцу — такого же обычного, как и любой другой человек, точно такого же, как и те, кого приходилось осуждать. Залитое кровью и кусками плоти лицо, утонувшие по локоть в крови руки и ненавистный взгляд в отражении напомнили Ашидо о том, кем он всегда был и от кого всегда хотел убежать, и осознание своего естества в миг разрушило все его представление о себе и том будущем, за которое он боролся.
— Посмотри на себя, Ашидо, — говорил он сам себе в голове. — Ты всего лишь убийца. Обычный монстр, запертый в темнице собственного сознания, который всю свою жизнь убегал от самого себя и скрывался под маской кого-то другого. Почему же только пройдя весь этот путь бесконечной лжи и кровопролития, ты готов признать, что всю жизнь был эгоистом, пытавшимся унять собственную жажду крови? Зачем ты внушил себе идеал сражения за свободу, если только и делал, что пытался оправданно выпустить поселившегося в сердце демона, что изо дня в день только кричал, желая вырваться наружу? Разве ты был честен с собой, когда силой внушил себе всю эту чушь о великой цели и недостижимой мечте жить по своим правилам и быть свободным? Ты всегда был свободным, Ашидо, у тебя всегда был выбор и право прожить жизнь так, как самому того хочется, но ради чего ты пошел на такие крайности? Ради чего ты потерял столько друзей? Ты правда верил, что поступаешь правильно и делаешь мир лучше, убивая плохих парней, параллельно добавляя в эти разрушения частичку и от себя, а не уменьшая ущерба? Вся эта борьба строилась на эгоистичном желании жить, чувствовать себя кем-то своим в мире чужих, а двигателем всего этого стала неподдельная ненависть и животная ярость, которые и сделали тебя тем, кто ты есть. Ты презирал самого себя и продолжаешь делать это до сих пор, выискивая козлов отпущения, на которых можно выместить злобу, лишь бы временно успокоить шаткое внутреннее нутро. Сначала это были родители, потом Хандзо, Стивен, Бартон и Камыш, а в конечном итоге порочный круг закрыл Эдвард. Он был очередной преградой, которая должна была заставлять тебя двигаться вперед, но что ты будешь делать, когда больше некого будет в чем-то винить?
Соскалив от ярости зубы, Ашидо со всей силы ударил обоими кулаками в землю, склонившись к ней и застыв так, что все тело задрожало, испытав на себе волну необъяснимой душевной боли, что заставляла безнадежно пялиться на собственные окровавленные руки, сжимающие куски грязной и оскверненной земли, пока рядом навязчиво, и, словно насмехаясь над судьбой юноши, лежала катана, служившая ему сначала клинком, а ныне указывая на то, кем он стал.
— Ашидо, — раздалось слабое кряхтение.
Это на секунду привело парня в чувства, и он мгновенно подскочил с места, схватившись за «Нами», а после встал над недвижимым телом Эдварда, или, скорее, над тем, что от него осталось, тыкая лезвием по направлению к лицу. Ашидо в тот момент выглядел испуганным и пребывающим в непонимании, что ему делать дальше.
— Как тебе на вкус победа? — с ухмылкой протянул Эдвард. — Наверное, горд собой и радуешься, что смог достичь цели, навстречу которой так долго и упорно шел.
— НЕТ! — внезапно вспылил Ашидо, но сразу после затих, не понимая, почему это вырвалось из его уст.
— Ты выглядишь растерянным, — подметил Айс.
— Знаешь, Эдвард, — после недолгой паузы, немного собравшись с мыслями, но не утратив горького тона, заговорил Такаги, — ты был прав, когда говорил, что мы не такие уж и разные.
— Хех, правда? — небрежно усмехнулся Эдвард.
— Я смог победить только потому, что мной с самого начала двигала ненависть, которая заставляла двигаться вперед, но только сейчас я задумался о правильности того, через что пришлось пройти. Разве ты не сражался против Гармонии по той же причине? Неужели и ты был тем, кого ненависть заставила встать на этот ошибочный путь?
— Ошибочный, хах, — снова выдал нелепый смешок генерал. — Я готов согласиться с его ошибочностью, ведь если бы я правильно избрал свой путь, то сейчас ни за что не проиграл бы. Что до тебя, то тут я не в праве судить, ведь не проигравший судит победителя, а победитель проигравшего.
— Хочешь сказать, что именно правильный выбор помог мне победить в этом бою? — сомневаясь в себе по всем фронтам, промямлил Ашидо.
— Кто знает, — отстраненно повел бровями Эдвард. — Мне уже нет смысла кому-то что-то доказывать, потому что я потерпел поражение на финишной прямой к осуществлению своей мечты. Я, как и ты, просто хотел почувствовать себя кем-то в этом беспощадном мире кровожадных людей, готовых любого продать за какие-то ничтожные мелочи, способные удовлетворить жалкое эго, но в конечном итоге сам уподобился им.
— Если так подумать, то мы оба не сильно от них отличаемся, — склонив голову, с намокшими от нахлынувшего осознания глазами пробормотал Ашидо.
— В этом ты прав, — одобрительно кивнул Айс. — Мы оба в погоне за своими желаниями преступили границу дозволенного, а теперь посмотри, к чему это привело.
— Даже тошно как-то становится, — с презрением к себе протянул Такаги.
— Ты все еще меня ненавидишь? — вопросил Эдвард.
— Больше, чем кого-либо, — подтвердил Ашидо, сжав рукоять катаны в неизмеримой злобе. — Ты принес мне так много зла, что его не получится ни забыть, ни отмыть, и даже твоя смерть не принесет мне покоя — я до конца жизни буду корить себя за взятые на душу грехи и неисправимые ошибки прошлого, пытаясь смириться с тем, что ничего уже нельзя изменить. Я буду проклинать тот день, когда впервые взялся за меч.
— Так или иначе поводов отнять у меня жизнь тебе хватает, — уже смирившись с поражением, сказал Айс. — Если моя просьба будет уместна в такой ситуации, прошу, убей меня быстро.
— Я не могу, — наполняясь слезами, промычал Ашидо.
— Почему? — немного опешив, застыл в непонимании Эдвард.
— Потому что, если я убью тебя, мне больше некого будет ненавидеть! — по щекам юноши потекли слезы, а катана внезапно склонилась к земле. — Всю свою жизнь я только и делал, что искал виноватых, только и делал, что пытался любой ценой заставить этих людей заплатить за всю ту боль, которую они мне причинили, но с каждым разом все больше и больше задавался вопросами, понимая, что даже у самых гнусных отморозков, вроде тебя, могли быть свои мотивы и заветные мечты. Я не хочу верить в то, что на моем пути с самого начала не было черных и белых, что все мы одинаково боролись с врагами внутри самих себя, следуя единственной мечте! Ради чего ты сражался, Эдвард?! Ради чего ты убивал моих друзей?!
— Ради ничего, — склонив голову, ответил Эдвард. — Я поставил на кон все, что у меня было, и в конечном итоге ничего не получил, словно все это было сделано зря. Я стольких убил, стольких обманул и макнул лицом грязь, но ради чего это было? Ради мимолетной попытки убедить себя в том, что я — кто-то, а не никто? У тебя в этом плане все куда радужнее, Ашидо, ведь ты хотя бы заручился поддержкой народа, обрел титул и стал самым именитым человеком в Гармонии. Мы шли к одной мечте, но выбрали разные способы ее достижения. Разве я могу похвастаться тем же, что приобрел ты?
— Мы ведь тоже убили твоих друзей, Эдвард, — в мгновение осознав горькую правду, промямлил Ашидо.
— Они не были моими друзьями, — парировал Айс. — Все эти люди были не более, чем простыми пешками на шахматной доске. Еще впервые шагнув на порог дворца, я уже знал, что никто здесь не станет для меня родным, что все они будут лишь инструментами, чувств к которым я не должен испытывать.
— А твоя семья? — вопросил Такаги.
— Я давно отрекся от своей семьи, — поведал Эдвард. — Они не были теми, кого можно было любить и называть родными, но был среди них один человек, на которого я ни за что бы не поднял руку. Он был таким же, как я, моим младшим братиком, которого вскоре ожидал тот же кошмар, с которым пришлось столкнуться мне.
— Где он сейчас? — с горечью на лице поинтересовался Ашидо.
— Со мной, — в умиротворенной улыбке произнес Эдвард. — За эти долгие годы он стал поистине поразительным человеком, и я даже жалею, что однажды оставил его одного. Кто знает, может, все сейчас могло быть совершенно другим, если бы я в тот день не ушел служить в гвардию до конца жизни.
— Я позабочусь о твоем младшем брате, Эдвард, — уверенно на вид, но сомневаясь в душе, заявил Ашидо.
— Ха-ха-ха! — внезапно рассмеялся ослабевший мужчина. — Ты такой идиот, Ашидо.
— Чего в этом смешного? — опешил Такаги. — Я хочу найти для себя новый повод жить дальше и хоть как-то сбросить груз вины за все сотворенное собственными руками.
— Ты так ничего и не понял, Ашидо, — снова улыбнувшись, протянул Эдвард. — Я ведь уже говорил тебе, что это из-за меня твои родители так тебя ненавидели, что хотели убить. К тому же, я уже говорил, что не смог бы поднять руку на младшего брата, и именно поэтому не смог убить тебя на той поляне. Сложи два плюс два.
— Постой, — в чудовищном ошеломлении замер Ашидо, не скрывая ужаса на лице.
— Я и есть твой старший брат, Ашидо… Эдвард Такаги, — не стягивая улыбки, проскрипел он, будучи и сам не в силах более сдерживать слезы.
— Ты врешь! — внезапно вспылил Ашидо, рухнув на колени и вцепившись руками в воротник рубашки Эдварда. — Ты всегда врал, и даже сейчас пытаешься обмануть меня, чтобы вывести на чувства!
— Не в этот раз, — спокойно ответил мужчина. — Я был проблемным ребенком с выраженной психопатией, убивал уличных кошек, избивал соседских детей и все время желал большего. Неудивительно, что мама и папа с опаской смотрели в мою сторону и смогли выдохнуть только тогда, когда я ушел из дома. Тогда я не задумывался о последствиях, но когда впервые повстречал тебя после стольких лет, то с ужасом осознал, что же я натворил.
— Ты лжешь! — продолжал упираться Ашидо. — Они ненавидели меня за красные глаза и странности в поведении! У них были на то основания, потому что с самого рождения я был шепотом! «Багровая лихорадка», которой болели мама и папа, усугубила положение и привела к тем крайностям, которые чуть меня не убили! Ты никогда не принадлежал к этой семье и не можешь говорить о таких вещах!
— Именно потому, что я был частью семьи Такаги, мне известно куда больше, чем тебе, — непоколебимо продолжал настаивать на своем Эдвард. — Они ненавидели тебя за красные глаза, потому что мои глаза тоже были красными, они ненавидели тебя за странности в поведении, потому я тоже вел себя странно. Ашидо, мама и папа опасались, что ты вырастешь и ступишь на тот же путь, что и я, и они были правы в своих опасениях, потому что в конечном итоге мы все равно встретились и скрестили мечи. Судьба уготовила одному из нас участь братоубийцы, и я не могу винить тебя за это, потому что сам породил в тебе монстра.
— Я не могу в это поверить, Эдвард! — заливаясь слезами, кричал Ашидо. — Как ты не поймешь? Я не могу признать, что все беды в моей жизни были по твоей вине!
— Еще пятью минутами ранее ты говорил иначе, — усмехнулся Эдвард. — Как бы там ни было, теперь все кончено. Ты можешь и не верить мне, но если хочешь сохранить меня в своей памяти как кровного врага, не смотри в семейный альбом — будешь глубоко разочарован.
— Эдвард… Ты правда… был моим братом все эти годы? — уже подступая к смирению, промямлил Ашидо.
— Это ты уже сам для себя решишь, — отстранился Эдвард. — Я бросил тебя и превратил жизнь нашей семьи в кошмар, и мне даже больше нравится тот вариант реальности, в которой мы были просто врагами. Я счастлив от одной только мысли, что после моей смерти у тебя будет будущее, потому что ты был единственным, кого я любил. А теперь, убей меня, Ашидо.
— Что ты такое говоришь? — вновь налившись слезами, закричал Такаги. — После всего, что случилось, ты говоришь мне убить тебя? Как мне после этого жить дальше, Эдвард? Мне больше некого будет в чем-то винить, я больше смогу никого ненавидеть, буду жить в страданиях и муках совести, утратив семью и друзей! Я не могу убить тебя, потому что без тебя я больше не буду собой!
— Значит, я сам, — уверено произнес Эдвард, внезапно вытянув руку и схватив Ашидо за горло.
— Что ты делаешь? — соскалил зубы юноша. — Прекрати!
Сжавшаяся рука Эдварда в миг засияла красным, и непрерывный поток внутреннего энтропиума генерала устремился в сторону младшего брата, заполняя его сосуд и опустошая тот, которому раньше принадлежал. Прямо на глазах у героя последний из родных по крови людей терял массу и худел прямо на глазах, желая убить себя так, чтобы вся его сила досталась победителю.
— В глубине души мы всегда были одинаковыми, Ашидо, — слабеющим с каждой секундой голосом говорил Эдвард. — Мы оба однажды оступились и теперь пожинаем плоды своего выбора. Следуя общей мечте быть кем-то, один так или иначе остался бы никем, и я хочу, чтобы этим человеком был я, покуда все еще есть шанс перед тобой искупиться. Жаль, что прошлого не воротить, что нельзя изменить выбор и вернуть к жизни всех тех, у кого я ее отнял. Ты должен понять меня, Ашидо, и ты поймешь, ведь не такие уж мы и разные. Сейчас у меня не осталось ни мечты, ни целей, ни людей, которых я мог бы назвать родными — кроме тебя. Я уже за все расплатился, и собираюсь получить то, что заслужил. Живи, Ашидо, продолжай идти вперед и не оглядывайся на прошлое, потому впереди у тебя долгая насыщенная жизнь, а я, пожалуй, достойно встречусь со смерть и выплачу свой последний долг.
— ЭДВАРД! — истошно закричал Ашидо, отбиваясь от крепкой руки, которая должна была уже ослабеть, но все еще крепко держалась.
— Я люблю тебя, Ашидо, — напоследок сказал Эдвард, после чего его глаза сомкнулись, а рука безжизненно рухнула на землю, выпустив из своих объятий шею.
— ЭДВАРД! НЕ СМЕЙ УМИРАТЬ! — взмолился утопающий в слезах Ашидо. — Ты проиграл! Я сам в праве выбрать для тебя наказание! Разве не победитель судит проигравшего? Ты не имеешь права решать за меня! Очнись, ублюдок!
Следом за истошными криками последовала пощечина, врезавшаяся в костлявую челюсть, но Эдвард уже не подавал признаков жизни, умерев с каким-то бездушным подобием улыбки на лице.
— Хватит притворяться! — продолжал кричать Ашидо, избивая тело сразу двумя руками в грудь. — Очнись! Не оставляй меня! Хватит! Прошу, хватит! Ты не можешь вот так уйти…
В этот момент на крики прибежал Бартон, показавшись из дымки и лицезрев ужасающую картину, которая тотчас поставила его в ступор, но, придя в себя, мужчина быстро сблизился с озверевшим парнем, подхватив того под руки и стараясь оттащить в сторону.
— Хватит! — приказал Бартон. — Он уже мертв, Ашидо! Прекрати!
— НЕТ! — все еще веря, не желая признавать очевидного, упирался Ашидо. — ОН ЕЩЕ ЖИВ! ПУСТИ МЕНЯ!
— Хей, помогите мне! — чувствуя, что не справляется, позвал на помощь Кишин. — Ты победил, Ашидо! Успокойся!
— НЕТ! ПУСТИ МЕНЯ! ПРОШУ! ПРОСТО ПОЗВОЛЬ МНЕ ОСТАТЬСЯ!
На крики прибежали другие люди, и только общими усилиями удалось оттащить парня от трупа Эдварда, которого он так усердно хотел настигнуть. Там были и гвардейцы, и люди орденов, и даже некогда сидящий на троне Гармонии король, но никто уже не думал о прежней вражде. Эти люди сегодня испытали так много ужаса, столькое потеряли, что сил враждовать не осталось, ведь в конечном итоге всех победил один маленький человек.
Этот чудовищный день закончился победой для Ашидо, но можно ли было назвать это победой? В один миг вся его жизнь снова перевернулась. Хоть он и смог увидеть себя настоящего в отражении меча, признав все то, во что всю жизнь отказывался верить, разве теперь ему найдется где-нибудь место? Маленький человек, который хотел только почувствовать себя кем-то, теперь находится на самой вершине — всеми любим и всеми признан. Человек, который хотел заново обрести семью и добиться любых незначительных высот, стал тем, кому в сравнение нельзя было поставить никого. Его не только уважали сторонники, но и боялись враги, он не только нес за собой надежду, разруху и смерть, но и тяжкий груз, который не спал с плеч даже после победы, а только стал тяжелее.
Ашидо Такаги, что в этот судьбоносный день получил титул «Клинка Гармонии», так и не достиг гармонии в собственном сердце. Он принес в свой город новое будущее, дал ему шанс восстать из пепла и заново зацвести пуще прежнего, но вместе с тем он принес за собой разрушения и небывалое кровопролитие. Как история оправдает заслуги человека, который в погоне за свободой пролил реки крови и разрушил тысячи судеб? Как Ашидо оправдает себя, когда ему больше не на ком будет вымещать злобу?
В глазах других людей он был спасителем, но в собственных глазах так и остался монстром, и лишь время способно исцелить эти раны. Он поднялся с самых низов, прошел через адский труд и чудовищные потери, и теперь даже не знает, сможет ли что-то из того, чего он добился, перекрыть все то, что было потеряно в прошлом.
Сжигая за собой мосты, раздувая пламя, вступая в бой с судьбой и будучи охваченным страхом, Ашидо достиг точки невозврата, но один факт остается неизменным.
Маленький человек стал большим.