— Нет.
— А после двенадцати?
— Гуляй, сколько ноги смогут.
Глебка промолчал. Начал есть хлеб с маслом.
Костя погасил канделябр. Остался гореть только фонарный столб.
— Зачем ты погасил свечи? — спросила Катя.
— Надоело снимать нагар.
— Разрушил иллюзию беседы при свечах.
А Косте представилось — сидят они с Катей где-то на бульваре летом у фонарного столба, а рядом с бульваром на какой-то большой северной реке вот-вот загудит ночной буксир, который толкает баржу с лесом или с чем-то там еще. И едят они, конечно, кедровые орешки. И вдалеке поет хор типа Пятницкого. И конечно, они счастливы.
— Где ты живешь, есть река? — спросил Костя.
— Реки нет.
— Мне казалось, что есть. Обидно.
— Комары есть, — улыбнулась Катя.
— Я не страшусь комаров. В армии я служил в Полесье.
— Ты по какому предмету не прошел в институт? — спросила Катя. Вопрос не был случайным — она давно хотела его задать и задала.
— По сочинению.
— Недобрал в запятых?
— Нет. Слишком раскрыл тему.
— Знаю. Ты поэт и не понят временем.
— Но у них все еще впереди.
— У кого?
— У приемной комиссии. Чтобы понять.
— Да. Ты все-таки забавный.
— Единство содержания и формы. Первым мне об этом сказал помстаршины, когда выдал обмундирование.
— Кем ты был в армии?
— Прости, рядовым.
— Ты всюду рядовой.
— Не стал от этого хуже, — в голосе Кости прозвучала некоторая обида.
— Неужели ты так плохо обо мне думаешь? — покачала головой Катя.
— Я думаю о тебе замечательно. И это было правдой. — А ты обо мне?
— Тоже замечательно, потому что ты сказал, что я замечательная. — Катя улыбнулась. Но я еще и пронзительная, ты сказал.
— Ты капризно-пронзительно-замечательная.
— Не будет слишком с твоей стороны? усомнилась Катя.
— Не будет. В самый раз, я думаю. А ты как думаешь обо мне?
— Начнем все сначала?
— Новый год — все сначала.
— А меня нет, — вдруг сказала Катя. — Ты разбил меня на асфальте… При встрече.
— Потому что ты явилась настоящая, — не сдавался Костя. — Предстала тихо за спиной.
— В хоккей можно сыграть? — напомнил о себе Глебка. Ему надоел этот длинный и бесплодный, с его точки зрения, разговор.
— Можно, — разрешила Катя.
Но Глебка не сдвинулся с места, остался при банке молока: вопрос о хоккее был чисто формальным, чтобы на Глебку обратили внимание. Но внимания не обратили.
Катя сидела по-прежнему красивая и повзрослевшая. Вдруг. Сразу. Это заметил даже Глебка.
— Ты счастлива? — спросил Костя.
— У меня свое понятие о счастье. — Катя опять подперла ладонью щеку.
— Встречай Новый год по-своему, чтобы получилось счастье. Полное. Глебке для полного счастья хватило тянучки и «Буратино».
— А тебе?
— А тебе?
— Я спросила первая. — Катя наклонила голову, казалось, под тяжестью прически, колокольчиков. — Ответить не можешь?
— Могу. Но… — Костя помедлил, — боюсь.