— Костя! — воскликнула басом Леонелла Флоридовна. — Ты что! Ты воспитывать должен, морковь ему давать!
— Воспоминания… на заре туманной юности.
— Нет уж, ты, это… без тумана. У него и так постоянно в руках баловство. Всех перещеголял.
Глебка раскрыл ладони, перевернул их туда-обратно, состроил удивленное лицо:
— Пусто.
Но зато теперь четко были видны на ладонях чернильные контуры материков, до которых не добралось мыло.
— Вы горох едите? — спросил Глебка.
— Фасоль едим.
— Люблю фасоль, горох не люблю.
— Все съели, тебе не осталось.
— Он фасоль не ест. Придуряется! — Соня Петровна воспылала гневом в отношении племянника.
— Не ем, но люблю.
— Сил у меня на него не хватает. Никакого почтения ко мне. Вчера упал с эскалатора при всем честном народе.
— Ты, Рожков, что-то запутался.
— Меня развивать надо предпод… предпод-ч-ти-тель-но в домашних условиях. Завуч контрошкой мне пригрозил.
— Чем? — удивилась Катя. Ее присутствие было сейчас совершенно необходимым в дворницкой. Явно требовалась хозяйка положения.
— Контрольной. Заставит десять раз переписать «Ученик должен выучить и научиться». Пфф!
— Костя, так как мне с ним быть? — спросила в нетерпении Соня Петровна. — Твое слово окончательное?
Костя умоляюще взглянул на Катю.
— Оставайся, а? Москву поглядишь. На такси покатаю. Новый год встретишь под натуральные куранты. У нас здесь иногда слышно. И с Глебкой поможешь. Прошу, как человека, потому что… недочеловек он еще.
Катя молчала. Ей было хорошо, свободно, весело. Такое бывает от ощущения неожиданного поворота судьбы. А любой счастливый поворот судьбы — редкий подарок по нынешним временам. Катя это знала.
Глебка с воплем: «Недочеловек!» — ринулся вокруг стола на четвереньках. Боднул Катю, зафыркал, зарычал. Катя поняла, что ей надо испугаться, и она испугалась.
Глебка был удовлетворен и продолжал свой путь на четвереньках.
Костя вздохнул:
— Рылкин.
Соня Петровна всплеснула руками и, чтобы не погибло ее дело, сказала:
— Я на него денег оставлю.
— Почем нынче дети школьного возраста?
— Не приценивалась, Костя, не знаю.
— Устроим пышную распродажу. — Костя смотрел на Катю. — Или тебе некогда? — Костя бил в одну точку, ему хотелось, чтобы Катя обязательно осталась. — Где-нибудь?.. Кто-нибудь?..
— Кого-нибудь… — продолжила Катя.
— Ждет.
— Пфф! — Катя это сделала совсем как Глебка. И Костя понял, что, пожалуй, выиграл, что она, пожалуй, останется. Пенсионер Овражкин, часто стоя за Костиной спиной, когда Костя работал со снегом, говорил: «Предначертания судьбы».
Тетя Слоня не подозревала о сложности только что произошедшего между Костей и Катей разговора. Тетю Слоню смущало только одно — с каких позиций рассматривать Катю? Кто она? Откуда? Но, чтобы не ломать голову и чтобы Костя не передумал в отношении племянника, сказала:
— Я быстренько поеду в питание.
— А я прямо у них и начну жить, — сказал Глебка.
— Ты еще успеешь мне кровь попортить. — Костя старался говорить и вести себя обычно, чтобы не спугнуть свое счастье: неужели Глебку он спокойненько передает с рук на руки!
— Успеет, — вздохнула Соня Петровна. — Бегаю за ним, сколько ноги могут. Извелась. Во сне вскакиваю…
Глебка пустился на отвлекающий маневр:
— У меня задача не получается. На пасеке имелось К штук ульев. С первой пасеки сняли А килограммов меда, со второй В. Сколько…
— Потом ей расскажешь, — Костя показал на Катю. — Ей тоже надо учиться, она из глубинки.
Соня Петровна направилась было к дверям, но спохватилась:
— Будильник у вас имеется?
— Имеется. Тикает, слышите?
Соня Петровна снова поехала:
— Чтобы-черный-карандаш-«Пионер»-имелся…
— Как? Глеб Недочеловечевич уже пионер?
— Нет еще. — Соня Петровна растерянно смолкла, потом продолжала: — Детская-точилка-«Рыбка»-нотная-разрезная-азбука-чтобы-с-эскалатора-не-падал-это-он-нарочно-падает-как-и-ноги-поджимает. — Соня Петровна глотнула воздуха. — На-физкультуру-чтобы-не-забывал-класть-в-портфель-черные-трусы-и-белую-майку-с-коротким-рукавом-я-дам-тапочки-да-обязательно-тапочки-а-то-физкультура-сердится.
— Какая еще физкультура? — возмутился Глебка. — Группа спортивного совершен-с-т… — забуксовал Глебка, — …ст-вования. Что я, пенсионер какой-нибудь!