Под свой театр Джеймс облюбовал бывшее здание Лангрийского театра, на момент приобретения пустовавшего несколько лет и грозившего повторить судьбу апартаментов Хорна за тем исключением, что сцена и зрительный зал мало привлекали потенциальных владельцев, предпочитавших вкладываться в дома, пригодные для аренды, производства или ресторана. В итоге стены и внутренняя отделка ветшали без присмотра, а кое-кто поговаривал, что стоит и вовсе снести, а на месте построить нечто более применимое в жизни.
Джеймс, как сам рассказывал, услышав такое, не смог сдержать негодование и, вложив все сбережения и набрав займов, здание выкупил и отреставрировал, тем более, что давно мечтал о постоянном пристанище для своей труппы. Тогдашний градоправитель — а дело происходило лет пятнадцать назад — к идее отнесся благосклонно и поддержал, скинув часть цены и поучаствовав в реконструкции.
За прошедшее время Джеймс расплатился с долгами и теперь уверенно развивал свое детище, заработав себе репутацию смелого экспериментатора, отпугивающую часть публики, но привлекавшую куда больше потенциальных зрителей. Мог себе позволить — в отличие от все того же центрального, он не принадлежал городским властям и рисковал только собственными деньгами и именем.
Иногда его посещали воистину гениальные идеи, собиравшие полные залы — например, пригласить известную танцовщицу — но после всех приключений, с гудящей головой и ноющими щекой и царапиной на шее находиться в толпе было тяжело. Ко всему прочему платье, пусть приятного темно-зеленого цвета с длинными рукавами, воротом, закрывающим шею, и лаконичного прямого свободного фасона, оставалось неудобным и путалось в ногах, одолженное у Луизы массивное украшение камнем давило на грудь, а один глаз закрывали волосы, надежно зафиксированные заколками и каким-то пахучим бальзамом. Запах у него вообще-то был приятным, но сильным и под самым носом, из-за чего раздражал неимоверно.
К моменту, когда она добралась до ложи, Ная чувствовала себя самым несчастным существом в городе, умудрившись еще и столкнуться по дороге с кем-то, кому внушительный букет, видимо, загораживал обзор.
Ситуацию несколько спасал предусмотрительный Джеймс, ненавязчиво окружив вниманием и оградив от посторонних — в свою ложу он пускал немногих даже при полном зале, как сегодня. В историю с переменчивой внешностью Наи он был в общих чертах посвящен и с восторгом считал ее весьма пикантной, пообещав хранить в секрете, хотя избежать тех же чар, что и сотрудникам кабаре, ему не удалось. Благо, что подаренный Наей браслет ему понравился, и он носил его, не снимая, даже сейчас, под парадным сюртуком, более строгим, чем его обычная одежда, но все равно выделяющимся среди остальных цветком из пестрого шелка в петлице и не до конца застегнутой рубашкой кремового цвета. Привычный творческий беспорядок, иначе бы он был кем угодно другим, но не Джеймсом.
Вместе с Мирой выступали два скрипача и флейтист, сидевшие по краям сцены и до начала представления наигрывавшие тихую мелодию. Ная прислушалась, но так и не смогла определить, слышала ли раньше и кто композитор. Кажется, кто-то из столичных, молодых и не слишком известных; творения признанных маэстро отличались тяжеловесностью и популярной в последние годы мрачностью, по их мнению, отражающей реальность. Такую легкую, летящую и при этом задорную мелодию мог сочинить только молодой талант, еще не обремененный грузом опыта и обществом старших коллег. Нае даже самой захотелось взяться за флейту, но сейчас, конечно же, музыкальные эксперименты были совсем неуместны.
На нескрытой занавесом сцене почти отсутствовали твердые декорации, зато под потолком находилось кольцо, от которого расходились полотна светлой воздушной ткани разной ширины и длины. Часть свободно свисала, часть крепилась к кулисам, образуя не то шатер, не то паутину.
С опозданием вспомнив про просьбу Джеймса, Ная отвлеклась от музыки и присмотрелась к людям в зале, благо, ложа находилась на втором ярусе, и можно было увидеть практически каждого.
Под самой ложей пробежала группка студенток, шумных и смешливых, купивших сравнительно недорогие билеты на галерку и теперь посматривающих, нельзя ли пересесть — к их разочарованию, свободных мест почти не осталось, да и те постепенно заполнялись опаздывающими.
Большинство зрителей выглядели степенными и торжественными, выбравшимися на светское мероприятие выгулять дорогие наряды и украшения. Кое-где мелькали представители местной богемы, такие же вызывающе яркие на фоне остальных, как и Джеймс — кажется, его друзья.
Многие в руках держали букеты — от совсем небольших в три цветочка до огромных практически в обхват. Как с такими на руках сидеть несколько часов, а, главное, что-то видеть, Ная не представляла.
Определить, есть ли среди разношерстой публики кто-то подозрительный, не удалось — им равно мог оказаться любой: и представительный господин в центре зала, своим ростом закрывавший обзор возмущенной даме, и студент в куртке в стиле Рилло…
Музыка смолкла, вслед за ней постепенно притих зал, и первые, робкие и нежные, звуки скрипки прозвучали в выжидающей тишине. Постепенно скрипач набирал темп, к нему присоединились напарник и флейтист, и в момент, когда музыка на мгновение оборвалась на пике, чтобы мгновение спустя продолжиться, на сцене появилась Мира.
Она казалась хаотичным огненным вихрем — языки пламени заменяла все та же ткань, красная и переливающаяся в движении; и это пламя двигалось в такт мелодии, повинуясь тонким изящным рукам. В последний раз оно взметнулось на финальных аккордах и опало; ткань словно стекла по фигуре, открывая лицо, россыпь каштановых волос, спадающих на плечи, простое свободное платье до колен и босые ноги. Зал взорвался аплодисментами, но их почти сразу, без перехода прервало журчанье флейты и легкое невесомое движение. Кольцо над сценой начало медленно поворачиваться, заставляя трепетать закрепленную на нем ткань, и Мира шагнула внутрь этого шатра, как под водопад. Теперь ее танец казался не страстным, как несколько минут назад, но умиротворенным и гармоничным, при этом наполненным такой внутренней силой, что у Наи захватило дух, как перед стихией. Спокойной, не стремящейся снести все на своем пути, но на это способной…
На следующие два часа Ная напрочь забыла и о принце с его проблемами, и о собственных переживаниях, и даже о вчерашнем явлении Йорн, которое все утро всецело занимало мысли. На эти часы во всем мире не осталось ничего значимее музыки, тонкой фигуры на сцене и урагана эмоций, которые после себя оставил танец, в котором стихии сменились уверенностью, после — нежностью и любовью, а в конце затаенной болью, рвущейся наружу.
Зрители еще долго рукоплескали стоя, пока край сцены превращался в цветочную лавку; Джеймс, стоявший рядом с Наей, усердно вытирал платком выступившие слезы.
— Я проведу тебя в служебную часть, — сказал он, подхватывая ее под локоть, когда зал начал постепенно пустеть. — Мне надо отлучиться буквально на пару минут, подождешь меня у гримерной… присмотришься заодно.
Ная рассеяно кивнула, не в силах отбросить впечатления и почти не вслушиваясь в слова, и позволила увести себя через неприметную дверь по темному, заставленному реквизитом и вешалками коридору, из которого вело еще несколько дверей. Часть была завалена разнообразным хламом, часть заперта; только одна оказалась приоткрыта наружу, и сквозь щель падала полоса света.
В ожидании Джеймса Ная присела на один из ящиков рядом с дверью, прислонившись к стене. Эйфория от представления постепенно угасала, сменяясь опустошением и головной болью, не сильной, но это пока — если приятель задержится надолго, встреча потеряет всякий смысл просто потому, что она не сможет связно соображать.
С противоположной стороны коридора послышались шаги, и в гримерную вошел мужчина с очередным букетом. В темноте разглядеть лицо не удалось, а в полосе света он не задержался, так что узнать внешне кого-то из горожан не получилось. Тот самый посетитель, о котором говорил Джеймс? Правда, он совсем забыл упомянуть, что его должны были пропустить за сцену… или просто поклонник, который сумел договориться с охраной? Нет, тогда бы вряд ли обстановка оставалась такой спокойной: какая женщина была бы рада постороннему в момент переодевания? Повысила бы голос уж точно, а то и закричала, выскочила бы в коридор или хотя бы попыталась, чтобы позвать помощь…
Ная коснулась пальцами стены, невольно вспомнив слова Тольда и тут же от них отмахнувшись. Лезть на границу миров — это одно дело, совсем другое — подслушать разговор в соседней комнате, для этого почти не требуется усилий.
— …красивые. Поставь, пожалуйста, вон в то ведро, цветов так много, что вазы закончились, — судя по голосу, Мира улыбалась и была настроена благосклонно. — Я уже не ждала, что ты придешь.
— Тебе повезло, я вернулся в город несколько часов назад. Что ты хотела?
Ная едва не упала с ящика от удивления, пропустив часть разговора. После всех рассуждений Крейга о несвоевременности исчезновения Роя услышать его просто так, в театре, как будто в мире не происходит ничего особенного, было неожиданно и как будто неправильно. Но голос точно принадлежал ему, пусть и звучал куда суше, чем во время их недолгого знакомства, и особенно это было заметно рядом с переполненной радостью Мирой.
— …большая потеря, не могу представить, что ты чувствуешь. Мне жаль, правда.
— С моими чувствами, извини, разбираться не тебе. Что ты хотела? Не поверю, что ты забросала меня приглашениями от большой любви.
Мира вздохнула, выдержала паузу и дальше заговорила уже спокойно, деловито, что совершенно не вязалось с эфемерным образом танцовщицы.
— Три года прошло, а ты не можешь меня простить? Это достойно впечатлительной девицы, не тебя.
— Мы слишком давно знакомы, дело в этом, а не в моей несуществующей обиде. Так зачем я тебе понадобился?
— Помоги мне избавиться от Дэма.
Раздался сухой смешок, как будто она попросила о чем-то абсурдном и типично девичьем вроде поиска сбежавшей собачки.
— Три года назад ты рвалась за него замуж. Надоел?
— Рой, это не любовь. Он связан с… некими рвущимися к власти людьми и играет среди них не последнюю роль. Это был самый удобный способ наблюдать, но в дело влез один из запрещенных культов, ситуация обострилась и стала опасной для меня. Не прошу его убивать, просто слей информацию Гвен, дальше она разберется.
— Почему этого не может сделать Брамс?
— Мы не должны быть втянуты в эту историю, с той стороны тоже не дураки сидят. Если в конце концов выйдут на тебя, это никого не удивит, вы наверняка рано или поздно докопались бы до того же. К тому же у тебя… репутация, и Гвен сможешь убедить. Я же не зря затеяла эту историю с выступлениями, мне следовало бы держаться подальше от Лангрии и уж точно не приходить открыто к тебе домой, а приглашения написаны даже не моей рукой, — в комнате что-то упало, это было слышно даже из коридора, зашуршала бумага. — Возьми. Все, что смогла узнать.
— Ты не заскучала? — при появлении Джеймса Ная едва не подскочила, а от того, что слишком резко отдернула руку, прекратив слушать, загудела голова. Приятель заметно даже в темноте лучился счастьем и больше всего напоминал цветочную клумбу, явно решив переплюнуть всех сегодняшних дарителей. — Идем?
— Да, — Ная поднялась и попыталась собрать разбегающиеся мысли. После подслушанного разговора успевший сложиться образ Миры безжалостно рушился, оставляя одну лишь досаду, сводившуюся к простому вопросу: есть хоть кто-то в этом королевстве, не успевший залезть в политику?!
Джеймс постучался, вошел, дождавшись ответа, и сразу же рассыпался в комплиментах, попутно умудряясь представить Наю и красочно расписать ее таланты и достижения. Пришлось натянуть улыбку, радуясь, что половина лица спрятана под волосами. Владеть собой и удерживать эмоциональную маску так же хорошо, как некоторые, она не умела.
Рой оказался зажат в дальнем углу среди ведер с цветами, и чтобы пробраться к двери, пришлось бы отодвинуть Джеймса, сумевшего занять все свободное пространство. Сегодня «бродяга» из Квинсы выглядел куда приличнее, если не сказать — презентабельно: сюртук и рубашка из хорошей ткани, волосы собрал в короткий хвостик, а отросшую щетину не сбрил совсем, но подровнял, напоминая теперь больше светского щеголя, а не беглого каторжника.
Наю он, конечно, заметил, и она только кисло скривилась, поймав его взгляд, благо стояла за спиной Джеймса, а Мира была слишком увлечена разговором.
— А я вас не могла видеть раньше? — спросила она, обернувшись к Нае, когда собеседник умолк. Голос ее звучал легко, приветливо и немного восторженно, и сложно было поверить, что всего пару минут назад эта же женщина рассуждала о большой политике.
— Не исключено, я выступала в столице и других городах.
— Возможно, в Шинте весной?
— Весной я там была проездом и только на дне рождения сына друзей.
— Вы не о Максе говорите? — Мира улыбнулась вроде бы непринужденно, но взгляд стал острым и цепким, неприятно напомнив Роя, Дариту и многих других замечательных людей, увлекающихся сбором информации.
— Возможно, — уклончиво ответила Ная, судорожно вспоминая гостей. Проклятье, всего пара месяцев прошла, по ощущениям — год! И на празднике собралось слишком много людей, не поленились же приехать из столицы, чтобы выразить почтение без года совершеннолетнему сыну одного из значимых политиков королевства; запоминать каждого — рехнуться можно, тем более, что хоть где-то она присутствовала как приглашенная гостья, а не по заданию. — Но вас там не припоминаю.
— Мне нездоровилось, и много времени пришлось провести на балконе, — охотно пояснила Мира и с преувеличенным энтузиазмом спохватилась. — Вы же что-то говорили о сотрудничестве? Давайте обсудим! Только выпустите для начала моего гостя, думаю, внутренние творческие тонкости ему неинтересны.
Джеймс неприязненно покосился на Роя и поспешил пододвинуться, тут же о нем забыв и пустившись в пространные и вдохновленные рассуждения о грядущих проектах двух талантов на сцене его театра. Ная старательно изображала вовлеченность в разговор, хотя прежнее воодушевление давно погасло.
Вырваться удалось только минут через двадцать, когда все заинтересованные стороны по три раза заверили друг друга о готовности к сотрудничеству, а полностью довольный Джеймс спохватился, что главной героине не то, что вечера — всей последней недели! — наверняка хочется отдохнуть от внимания.
На улице стоял по-осеннему прохладный вечер, и лучше бы было захватить с собой пальто или пелерину, но Ная, не обращая внимания на погоду, сползла по стене и обхватила голову руками. Начинавшаяся от самой стены брусчатка влажно блестела под висевшим над входом фонарем — за время выступления прошел дождь, и Луиза наверняка сделает замечание за испорченное платье.
Наверное, нет ничего страшного в том, что ее узнала Мира, на кого бы она ни работала — не велик секрет, ее постоянно видели в обществе лорда Мейсома или Эллен, вся столица об этом знала. Но отчего-то складывалось неприятное чувство, что этот факт зафиксирован на будущее и еще всплывет.
— Не боишься заболеть? И платье жалко.
Ная подняла голову, с удивлением обнаружив, что на глаза помимо воли выступили слезы — дурной знак, означающий, что перестала справляться с ситуацией. Надо срочно приходить в себя, дальше все станет еще хуже, и тогда расклеиться в ненужный момент будет смерти подобно.
— Ты же уехал в противоположную от Лангрии сторону, — напомнила она, принимая галантно протянутую руку, затянутую в плотную кожаную перчатку, не слишком сочетающуюся с костюмом.
Сидеть на мокром камне под стеной уж точно не лучший выход.
— Не навсегда же. Красиво. Кто тебя так? — Рой бесцеремонно сдвинул с ее лица волосы, и о брусчатку звякнула выпавшая невидимка, но искать ее в темноте было гиблым делом, проще купить Луизе новый набор. — Не ожидал встретить в театре.
— Я произвожу впечатление музыканта, выступающего только по трактирам? Спасибо. А вот что ты здесь делаешь, особенно когда… — Ная прикусила язык и вздохнула. Не объяснять же ему, что едва ли не душу из принца вытрясла в попытках узнать, кто он такой, а все, что узнала, получилось практически случайно, потому что сам Рой не назвал даже имени. Это долгая история, и рассказывать ее сейчас, когда вот-вот расплачется, она была не готова. — Надо поговорить. Завтра.
— Знаешь гостиницу «Грот»? — он сделал вид, что не заметил оговорку, хотя взглядом одарил весьма красноречивым. — Подходи к полудню, двадцатая комната.
— Ладно, — Ная сжала виски пальцами и едва не сползла обратно на брусчатку, но ее предусмотрительно поддержал Рой. Кажется, он что-то говорил или спрашивал, но слова проходили мимо ушей, теряясь в дождливом вечере. Потом он, не дождавшись ответа, куда-то повел по освещенной улице — кажется, к небольшой площади за театром, в это время почти опустевшей…
Даже принц позволяет себе расклеиться на глазах у посторонних, так чем она хуже? Крейг не единственный, кто впервые столкнулся с Йорн и теперь не знает, что делать, и точно не единственный, кому страшно. Ему должно быть даже легче, он никогда не слышал северных саг, часто жестоких и кровавых, в которых добро побеждало редко; на нем нет той ответственности, которую сейчас ощущала Ная — хотя бы потому, что справиться с этим не в его силах, каким бы прекрасным правителем он ни был.
— …До кабаре леди Луизы на Центральном проспекте.
Кажется, на той площади часто останавливались экипажи, дожидавшиеся пассажиров, и Рой подошел к едва ли не последнему, припозднившемуся и раздумывающему, не стоит ли сворачиваться. Ная не вслушивалась, о чем он коротко переговаривался с возницей; слова сливались в белый шум, не слишком мешающий и не раздражающий, но которым можно было пренебречь.
Наконец, дверца распахнулась, и Ная, не слишком грациозно забравшись внутрь, устроилась на сиденье, откинулась на спинку и закрыла глаза. Если ехать, то здесь совсем недалеко, потерпеть осталось полчаса, когда, закрывшись в комнате, получится дать волю эмоциям. Проще говоря, поплакать, на худой конец хотя бы избить ни в чем не повинную подушку, сбрасывая напряжение… а потом в нее же все же поплакать.
Экипаж качнулся, скрипнуло сидение напротив; Рой забрался следом, закрыл дверцу и постучал в небольшое окошко за своей спиной, давая знак ехать.
Ная прижалась лбом к холодной спинке. Последние две недели оказались худшими за пять лет — все, что могло пойти не так, пошло, выкинув ее на перепутье, с которого не ясно, куда сворачивать. Символично, что тогда из Аангрема она на перекресток же и вышла, только там все было куда очевиднее.
Сложно сказать, почему смерть лорда Мейсома трагедия для Крейга, Наю не посвящали в его планы, но для нее это настоящая катастрофа. Даже если забыть о том, что он всегда был неплохим человеком и тепло к ней относился, если забыть обо всем, что он сделал — вывел в свет и помог занять в нем устойчивое положение… Влияния графа хватало, чтобы нужные люди закрывали глаза на неудобные ситуации и откровенные промахи.
Что теперь? Те, кто догадывался, или даже знал наверняка, что Ная не просто подруга Эллен или любовница самого лорда Мейсома — весной в Шинте ей рассказали, что в столице завелся и такой любопытный слух — они не отстанут. Захотят переманить к себе, попутно выведав все, что ей известно, а, получив отказ, постараются избавиться. Проще будет утопиться самой, слишком много успела узнать.
Например, знала, что Пауль де Ривьен, герцог из Нилье и, что важнее, троюродный кузен леди Авильон, был отравлен не ягодами тиса в ресторане одного из видных столичных деятелей, удачное совпадение, не более. Какой лекарь вообще дал заключение о тисе? В некотором смысле досадно, что уникальный сбор с Инеистых островов и чуточку волшбы спутали с таким распространенным ядом… И совсем не имело значения, что он заявился в Верну и под предлогом дипломатической миссии весьма неумело попытался узнать о настроениях в верхах. Не стоило подбивать Эллен на убийство мужа — титул и земли все равно отходят сыну, а она любила лорда Мейсома и сильно возмутилась такому предложению.
Скандал тогда вышел знатный, хотя позже граф, выпытавший подробности у заговорщиц, с усмешкой рассказывал, что в дипломатической миссии Нилье только обрадовались, что не пришлось избавляться своими руками.
Знала, что особо доверенный курьер одного из дворцовых заговорщиков соблазнился вечером в компании очаровательной дамы — известного в придворных кругах музыканта — и случайно перепутал информацию о месте и времени, которую ему доверили устно, предварительно подробно обо всем рассказав. Справиться с ним оказалось сложно, парень был идейным и глубоко преданным своему подполью, мечтавшему взорвать крыло королевского дворца и спихнуть ответственность на дворянское собрание, давно несогласное с политикой короля. Даже выманить на прогулку получилось далеко не сразу, и, в конечном счете, пришлось грубо и бесцеремонно зачаровать. И то подчинялся он через силу, Ная почти начала опасаться, что он раньше умрет, чем расскажет что-то полезное.
Но в конечном итоге получилось удачно: лорд Мейсом с отрядом королевской стражи встретил направленных не туда подрывников, а герцог Брамс лично поприветствовал заговорщика, и тем самым они заслужили личную королевскую признательность, заодно несколько примирив с дворянским собранием. Ная же тогда дня три пролежала с головной болью, не в силах подняться.
Знала, о чем перед зимней сессией дворянского собрания перешептывались два мелких барона, решивших сорвать голосование, а в итоге их голоса, хорошо замотивированные письмами, содержащими не конкретику, но массу намеков на тот разговор, оказались решающими. Идея с необходимостью поиска нового наследника престола среди дальних родственников короля заглохла, и второй раз развернуться ей не дали, а Крейг так и остался кронпринцем.
Знала…
Экипаж подскочил на какой-то выбоине, и она хорошенько приложилась лбом. С улицы донесся раскат грома, прозвучавший едва ли не над ухом, и это стало последней каплей.
Ная сама не помнила, когда плакала так — с тихим подвыванием и слезами, которые не получалось остановить, задыхаясь от всхлипов и обхватив себя руками. Хотелось сползти на пол и забиться под сиденье, стать маленькой, незаметной…
Кто она такая во всех этих политических игрищах? Так, обычная пешка, всего лишь исполнитель, в которого вложено многое, но которого раздавят вместе с тем, кто давал поручения. У нее нет ни титула, за которым можно спрятаться, ни другого покровителя, заинтересованного не в ее прошлых свершениях, а исключительно в будущих…
Рой пересел на сидение рядом с ней и приобнял, не давая совсем уж сползти на пол и позволяя уткнуться в плечо. Кажется, еще и успокаивающе гладил по спине, но Наю так трясло, что она уже ни в чем не была уверена.
…К тому моменту, как она начала успокаиваться, экипаж должен был проехать половину города, но он, к удивлению, стоял на месте и, похоже, остановился на полпути. Ная выпрямилась, шмыгнула носом и недоверчиво уставилась в окно.
— Я попросил придержать коней. Если бы пришлось вытаскивать тебя на улицу, ты бы точно не успокоилась, — пояснил Рой, с некоторым сожалением рассматривая намокший рукав. — Будем считать это возвратом моего долга за вечер в Шинте?
— Половиной, а то и четвертью. Мне твои переживания стоили больше, чем испорченный сюртук, — мрачно возразила Ная, проводя ладонями по щекам. Видок у нее сейчас, надо думать, как у жертвы маньяка из подворотни. — Извини, кстати. Хороший костюм, жалко портить.
— Не переживай, — отмахнулся он и снова постучал в окошко. Экипаж неторопливо тронулся, мелко трясясь на брусчатке. — Почистят.
— Странное отношение к вещам от человека, который неделю назад выглядел последним бродягой. И «Грот» не самая дешевая гостиница, в курсе? Ты вроде говорил, что у тебя дом в городе?
— Если я там появлюсь, об этом быстро узнают. Зачем тревожить людей? Меня давно не было в городе, осмотрюсь, узнаю последние новости, — с раздражающей после всего случившегося беспечностью ответил Рой. Все бы ничего, если бы его который день не разыскивал принц, а ситуация не превращалась все в больший хаос с каждым днем.
— Не трать завтра время, я расскажу, и как раз это надо будет обсудить.
Эмоциональный всплеск утих, возвращая относительную ясность. Да, она осталась без защиты, но куда пойти — есть, Крейг сам на нее вышел и вряд ли пожелает прекратить сотрудничество, точно не сейчас. Репутация же Роя может оказаться куда лучшим щитом, чем любое положение в обществе. После такого, правда, в столицу не сунешься, но в ближайшее время ей там точно делать нечего, по крайней мере, пока не улягутся страсти по Шинте. А там… Кто знает, возможно, переговоры на что-то, в конечном счете, повлияют, и расстановка сил изменится?
Экипаж дернулся, останавливаясь у входа в кабаре, и возница распахнул дверцу. Первым, как ни странно, выпрыгнул Рой, расплатился за поездку и подал Нае руку. Это пришлось кстати — успокоиться она успокоилась, но теперь ее одолевала слабость, и для полноты картины не хватало только вывалиться из экипажа на землю, запутавшись в подоле платья.
— Я думала, ты поедешь дальше.
— Прогуляюсь. Погода располагает.
Ная скептически хмыкнула. Они стояли под навесом у двери, но на улице все еще накрапывал дождь и, кажется, постепенно усиливался. И правда, лучший момент для дальних прогулок.
— Осторожней. Простынешь, и некому будет творить великие дела, — она улыбнулась и взялась за ручку. — Спасибо. За костюм больше извиняться не буду, ты все равно собрался его портить дальше.
Главный зал кабаре навевал меланхолию и осеннюю тоску: лампа горела только на одном столе в углу, освещая сложную драпировку из темной переливчатой ткани, сидящих вокруг людей, разложенные по столешнице карточки, чернильницы и перья. Его высочество сидел, подперев голову рукой, а второй неторопливо выводил росчерк на ближайшей карточке. Луиза без особого энтузиазма заполняла лежащие с ее стороны и подсовывала их под перо Крейга, время от времени выразительно покашливая, когда тот начинал откровенно клевать носом. Дело было, очевидно, важным и нужным, но совсем уж строить, как Дорга, она не решалась.
— Чем вы таким заняты? — Ная села на свободный стул и взяла одну из карточек. — «Господину Ульрику Рандо. Будем рады видеть на традиционном осеннем торжестве, которое…». Заполняете приглашения?
— Формальность. Все, кто приглашен, и так об этом знают, — скучающе пояснил принц, разве что не зевнул.
— Этим вы выказываете уважение. Вы же сами понимаете, как много это значит, — Лу вздохнула и призналась. — Хотя я начинаю подозревать, что процесс можно упростить. Видеть эти бумажки не могу.
— Давай, разрушь окончательно стереотипы о благородных дамах, — искренне одобрила Ная. — Консерваторов в столице удар хватит.
— Как сходила?
Она глянула на принца, с отсутствующим видом разглядывающего что-то на потолке. Можно, конечно, рассказать ему про Роя, но что-то подсказывало: не поможет, хотел бы — пришел сразу и сам, а так будет скрываться до последнего, с большой вероятностью, удачно.
— Хорошо. Встретилась с парой занимательных знакомых.
— Рада за тебя. А еще больше рада, что ты с нами, — хищно улыбнулась Луиза и придвинула ворох чистых приглашений и перо. — Вперед, мой друг, на помощь утопающим. Родина тебя не забудет, может, даже выдаст благодарственную грамоту. Текст смотри на прошлых, имена — в списке, твои — семеро снизу.
— Вот спасибо, — проворчала Ная, окуная перо в чернильницу.