Утром, пока служанка накрывала на стол, Пол рассказал, что человек из гарнизона поставил на уши всю деревню, перевернул каждый дом и куст в окрестностях, но так и не нашел арбалета, из которого был выстрел. Крепла уверенность, что убийца был пришлым, и Джеса никто не подозревал — он и двух-то слов связать от потрясения не мог, а ночью вообще напился вдрызг — но неприятности все равно грозили. Как минимум его трактирчик еще потрясут вернийцы, когда узнают о случившемся.
Зато свояки наконец-то помирились, и это было для Пола куда важнее, чем мертвый дипломат. Сам-то он держался бодро и бросать Джеса не собирался, уверенный, что неприятности проходят, а тракт с голодными и нуждающимися в ночлеге путниками вечен.
Ная такой прагматичный подход всецело одобрила и пообещала в следующий раз обязательно заехать, может, даже на пару дней, так что расстались они почти друзьями.
Погода на улице стояла сухая, но пасмурная — самое то для дороги, хотя настроения высокие серые облака, затянувшие небо, и звенящая предгрозовая тишина с вкраплениями редких птичьих голосов не добавляли. Наоборот, на душе отчего-то было неспокойно, тревожно, и почти безлюдный сегодня тракт это ощущение только усиливал. Сейчас Ная как никогда предпочла бы оказаться среди людей и только радовалась, что в Квинсе ей подвернулся Лис. Как бы она ни бравировала, каким бы ни было ее отношение к смерти и мертвецам, справиться с этим самой оказалось бы куда сложнее — не перед кем было бы держать лицо.
На ночь они остановились в небольшой рощице, за которой начинался приграничный лес, а до самой границы оставалось часа три верхом. При некотором желании можно было добраться до нее и сегодня, еще даже не стемнело окончательно, но смысла не было: проезд в Верну закрывался за несколько часов до заката, а разводить костер и устраиваться на ночлег под бдительными взглядами пограничников не хотелось.
Да и рощица была обжитой — здесь часто останавливались путешественники, не успевающие до закрытия границы, и кое-где даже сохранились добротные шалашики и навесы. Устроившись под одним из таких, Ная подумала, что здесь тоже не хватает предприимчивого человека: сделать больше укрытий и следить за ними, оставляя путникам возможность насладиться походными условиями с максимальным удобством. Организовал бы еще кухню, вообще озолотился.
Но пока инициативных людей вокруг не наблюдалось и приходилось ограничиваться бутербродами, собранными в трактире.
— Что читаешь? — заскучавшая Ная отряхнула руки и подсела поближе к Лису, с таким потерянным видом изучающим лист бумаги, словно там было написано что-то на древневернийском вперемешку с северными рунами.
— Хотел бы знать, — растерянно сказал он и неожиданно протянул лист ей. — Как ты думаешь, что это?
Ная удивленно пробежалась взглядом по тексту. Кто-то очень старался, витиевато и вдохновенно расписывая достоинства некой дамы, «встречи с которой жаждал весь последний месяц». Вышло до ужаса слащаво и на ее вкус совершенно нереалистично; впрочем, не каждому же влюбленному мужчине быть поэтом.
— Тебе не стыдно читать чужие любовные письма? На женщину ты мало похож, а писал бы сам, так не удивлялся, — она принюхалась и сморщилась. — Оно что, надушено?
— Ты о чем? — удивился Лис и попытался забрать письмо, но Ная увернулась и поднесла лист совсем близко к носу.
Необычные духи — не сладкие, но терпкие, как будто смесь трав и благовоний… или не духи7 Хотя бумага тонкая, совсем обычная, удивительно, как не порвалась. Додумать мысль не дал Лис, изловчившийся выхватить письмо и с самым сосредоточенным видом принявшийся его нюхать. Нахмурился.
— Ты его что, у барда украл?
— Нет, — коротко отозвался он и поднес бумагу к костру; не настолько близко, чтобы могла сгореть, но достаточно, чтобы прогрелась. — Почему так думаешь?
На чистой стороне письма медленно проступило несколько скачущих строк, написанных нервным почерком, на первый взгляд тем же, что и любовное послание.
— Чернила с таким запахом использует только шинтийский Дом бардов. Правда, бумага обычно другая, более плотная, иначе не выдерживала бы вымачивания в растворе, а без него…
— Не проявлялись бы буквы, я знаю, — нетерпеливо перебил ее Лис и цепко, нехорошо на нее посмотрел. — А откуда знаешь ты? Барды не делятся секретами внутренней переписки.
— Брось, я бывала у них, — передернула плечами Ная. От его взгляда стало неуютно, хотелось спрятаться за ближайшим деревом. — И кое-какие дела доводилось иметь. В конце концов, какой музыкант не мечтает иметь такие способности? А если их нет, приходится компенсировать сотрудничеством. Я же не спрашиваю, откуда тебе об этом известно, хотя подобную информацию знают далеко не все клиенты.
— Доводилось иметь с ними кое-какие дела, — он отвернулся к огню и прочитал записку сначала один раз, потом еще и еще, и на его лице явственно отразилось недоумение. Протянутую руку Наи он как будто даже не сразу заметил, а, заметив, скривился, как будто вместо раскрытой ладони к нему было обращено острие ножа.
— Да брось, — закатила глаза Ная. — Это что, какая-то твоя тайна? Даже слепому ясно, что нет, иначе бы знал про чернила, а потом так не удивлялся и не хотел бы спросить, что за бред тебе подсунули. И подумай, что я с этой информацией сделаю, будь она хоть трижды секретной? Может быть, я чем-то помогу?
— И зачем тебе это? — хмуро спросил Лис, не спеша отдавать письмо.
— Обожаю совать нос в чужие дела. Иногда там такие сюжеты можно подцепить, что при художественной обработке выйдут отличные пьесы или рассказы. Лу, может, к себе только ими и привлекает взыскательную публику. Вот ты ради чего к ней ходил — ради интересных впечатлений или голых ножек местных девиц?
Он удивленно изогнул бровь, но отвечать ничего не стал, только перечитал записку еще раз — а потом все-таки вложил в протянутую руку. Ная тут же вцепилась в бумагу, повертев сначала перед глазами на просвет, потом еще раз обнюхав и чуть ли не попробовав на зуб. Интересное дело, буквы не исчезли, хотя на холодном воздухе должны были; значит, им действительно достался лист обычной бумаги, разве что слегка сбрызнутый раствором. Кто-то пытался на ходу копировать стиль переписки бардов? Нет, едва ли, такие чернила в лавке не достанешь, их изготавливают самостоятельно, а рецепты берегут. Значит, кто-то из них пытается… что? Отбился от стаи и ушел на вольные хлеба, охотясь на своих же — или постоянных клиентов, среди которых наверняка хватает знати. Причем не местячковой аристократии, а вполне способной ворочить судьбы мира…
Невольно вспомнился неведомый бард, который ходил вокруг двух трактиров, и находиться в стремительно темнеющей роще разом стало неуютно. Ная встряхнула головой и вернулась к записке, пытаясь отвлечься. Может, здесь написана такая ерунда, что достаточно просто спрятать от посторонних глаз, а тратить дорогую бумагу жалко? В ее комнате в доме Лу хранилось несколько таких листов на случай, если вдруг потребуется связаться с шинтийскими бардами — с ними было нечто вроде дружеского соглашения, что они не лезут в дела друг друга, но при случае могут попросить о помощи. Если очень, очень надо.
Отвлечься, впрочем, не вышло.
— О, — только и смогла сказать она, дочитав до конца. — Ты хоть понимаешь, что это?
— Простое сообщение партнеру. На первый взгляд, — медленно ответил Лис. — Чувствую подвох, но не вижу.
— Это заказ на устранение человека, не по обычной форме, но. Причем наглый и на высокий уровень, которому эта бумажка не соответствует, — пояснила Ная и, придвинувшись к нему ближе, принялась обводить пальцем строчки. — Госпожа Дарита, к которой обращается заказчик — глава шинтийского Дома и театра. «Последние события заставляют обратиться к вам не только как другу, но и профессионалу»… здесь понятно, что не на представление попасть хочет. «Если вам дорога Шинта, вы не позволите Крейгу и дальше бесчинствовать на ее землях, иначе еще до конца этого месяца графство вымрет». А здесь про объект и срок… Что происходит в Шинте? — встрепенулась Ная и растерянно посмотрела на Лиса, недоверчиво взмахнув бумагой. — Даже не так… Здесь что, речь о принце? Кто-то посмел обратиться к бардам ради его убийства, еще и так нагло? Они же не пойдут на это, особенно госпожа Дарита, она не самоубийца!
— Пойдут, если попросит нужный человек, — Лис осторожно забрал у нее бумагу и убрал подальше от огня, всматриваясь в буквы.
— А писал нужный?
— Нет, и совсем не важно, чьему перу принадлежит письмо. Но причем тут Шинта?
— По-моему это самое важное, — возразила Ная и нахмурилась, соотнося перехваченное письмо с кружащим по окрестностям бардом. — Если ты так осведомлен об их делах, то понимаешь, что так просто рецептами для переписки между собой не разбрасываются! Сам же говоришь. Кто-то из них работает на сторону, пытаясь подставить весь Дом.
— Симптом, а не болезнь, — Лис аккуратно сложил лист и убрал в карман куртки. — Если бы король не разругался с сыном и не пытался раз в полгода убить его чужими руками, мы бы с таким не сталкивались. Гораздо интереснее, почему речь идет о Шинте? Кто бы там что ни считал, она — самостоятельный регион, не имеющий отношения к Лангрии, с собственным правителем, который хоть и симпатизирует принцу, но лоялен королю.
Ная помотала головой и, вытащив из сумки стопку заметок, нарисовала неровный сильно вытянутый овал. Парой росчерков выделила небольшую территорию на севере и внушительный кусок на северо-востоке — находящийся на материке Стормгрит, столицу севера, и владения герцога Брамса, одного из самых влиятельных лордов Верны. На юго-востоке маленькими кружками изобразила владения таких же мелких дворян, а весь юго-запад отделила толстой извилистой линией, для наглядности подписав: «Лангрия».
Получившийся рисунок показала Лису, но тот только поморщился и отобрал лист с углем, отрезав от Лангрии почти всю приграничную территорию.
— Шинта — владения графа Мейсома, — пояснил он. — Самостоятельный регион с некоторыми послаблениями. Если бы граф не был лоялен или территория действительно принадлежала Лангрии, у нас давно развязалась бы война за выход к границе с Даргией и торговые пути.
— Ты — беглый королевский советник, — вдохновенно предположила Ная, окончательно запутавшись в политических хитросплетениях родного королевства — именно поэтому она старалась держаться от них подальше. — Впал в немилость и был вынужден бежать к соседям, чтобы спасти свою жизнь, но узнал секретную информацию и в приступе патриотизма решил вернуться на родину, надеясь, что король тебя помилует.
— У тебя хорошая фантазия, — одобрил Лис и, вернув заметки, с искренним интересом спросил. — И чем эта история закончится?
— Трагично. Информация окажется просроченной, или король тебе не поверит и приговорит к смерти, а потом будет прилюдно пытать посреди главной столичной площади.
— В Верне публичные казни исчезли лет тридцать как.
— Так выйдет драматичнее, у впечатлительных дам в зале будет повод поплакать в своих спутников, — заверила его Ная, вытягиваясь на лежаке и пристраивая сумку под головой. Сомнительное удобство, но одну ночь можно и потерпеть, а ныть нет никакого смысла — ничего не изменится. — Давай попробуем поспать. Я хочу попасть в Лангрию не в следующем веке.
Но уснуть она так и не смогла — ночевки не в трактирах случались слишком редко, чтобы к ним привыкнуть, и сперва мешали лесные шорохи, создавая иллюзию, что рядом, за деревьями, кто-то все время находится, наблюдая, а потом в голову пришли ненужные мысли, окончательно отогнав сон.
В том, что Лис не простой оборванец из городских трущоб, она не сомневалась с самого начала, но о перипетиях внутренней политики он рассуждал с таким знанием дела, как будто имел к ней непосредственное отношение. Нет, вряд ли он связан с королем, иначе бы не слонялся по столице дружественного королевства в таком виде, да и за помощью обратился бы скорее к вернийским дипломатам — значит, не посол и не советник. Шпион? Больше похоже на истину, но для шпиона Лис слишком просто показывает посторонним людям заинтересовавшие его письма.
И он же точно знал про особенность бардовской переписки, знал, как проявить текст послания, но почему-то смотрел на него как на скрижаль с неведомыми письменами. Проверял Наю? Бред, о том, что она умеет чуть больше, чем развлекать народ в трактире, знали очень немногие, с заказчиками всегда общалась Луиза, и большинство даже не знало имени исполнителя.
Единственным исключением из всех правил был лорд Мейсом, о котором говорил Лис: Ная хорошо знала и его, и его семью — жену, леди Авильон, и семнадцатилетнего сына Максимилиана. Да, она не лезла в политику, но лорд был удивительно разумным представителем дворянского сообщества, сумев подкупить своими ясными взглядами на происходящее в королевстве. И никогда не просил невыполнимого вроде убить короля или его приближенных.
Может, Лис его человек? Нет, вряд ли, Ная не так часто бывала в столичном доме Мейсомов, но рано или поздно наверняка бы столкнулись. Имеет отношение к герцогу Брамсу? К его высочеству Крейгу? Кому-то еще? Совершенно точно можно сказать, что не простой путник, праздно интересующийся делами двух государств и неплохо знающий традиции бардов Шинты.
С которыми тоже не все так просто. Ная была знакомая с госпожой Даритой и могла с уверенностью сказать, что та не настолько безумна, чтобы ввязаться в убийство принца самой или позволить сделать это кому-то из своих подопечных. Кто-то хотел подставить Дом перед знающими людьми? Вся эта имитация переписки с проявляющимся текстом и характерным ароматом… простой смертный ни о чем не догадается, но посвященный может понять именно так, как задумал неведомый злодей. К услугам бардов обращаются в основном аристократы и высшие чины, значит, кто-то хочет посеять смуту среди них.
И письмо еще это… Не оно ли было у убитого посла и не Лис ли его забрал с тела? Доказать уже ничего не получится, никто не признается, но отчего-то такая мысль казалась все более вероятной.
— Проклятье, — Ная поворочалась и резко села, с удивлением обнаружив, что Лис так и сидит у костра.
— Не спится?
— Мы должны рассказать про это письмо бардам в Шинте. Я уважаю Дариту и ее подопечных и не хочу, чтобы ее подставили. Место их Дома займет кто-то другой, это вопрос времени, с учетом обстоятельств, возможно, очень небольшого.
— Я тоже об этом думал, — признался он, глядя в огонь, и подкинул несколько мелких веток. — Но ты вроде собиралась в Лангрию.
— Один день роли не сыграет, а перестановка сил — может, — Ная натянула на плечи сбившийся плащ и сунула руки под мышки. Приближающаяся осень нещадно напоминала о себе ночным похолоданием, еще немного, и путешествовать она сможет только от трактира до трактира. — И на мне тоже скажется, так или иначе.
Границу двух королевств Ная пересекала хотя бы пару раз в год — публика в Квинсе была благодарная и к ней привыкшая, не скупящаяся на гонорары — и это породило в ней твердое убеждение, что нет ничего проще. Граница — просто мысленная черта, проходящая по вершинам горного хребта, разрывающаяся широким ущельем, по обе стороны которого расположились посты приграничной стражи. Для путника без телеги пошлина за въезд составляла всего пару монет, а стражники в лучшем случае удостаивались беглого взгляда в развернутый свиток на гербовой бумаге, подтверждающий подданство одного из королевств, и иногда просили открыть сумку. Всего лишь формальность, которая отсекала откровенно бандитские лица и тех, кто находился в розыске.
По крайней мере, Ная так считала. Раньше. Пока не встала в длинную очередь к границе, начинающейся едва ли не у самой рощи.
— У этих вернийцев совсем крышу посносило, первый раз такой досмотр! И что надеются, что им понесут взятки за ускорение? — выругался стоявший перед ними мужчина с двумя детьми лет десяти, которые то стояли спокойно, то начинали носиться вдоль очереди, порядком раздражая и без того злых путешественников. — Шиш им! Съездили к родне, называется…
— Может, они о нашей безопасности заботятся, — робко предположила подошедшая после Наи девчушка, весь вид которой так и кричал, что настолько далеко от дома она забралась в первый раз, и теперь ей страшно и неуютно, особенно от собственного воображения. — Вдруг границу пытается пересечь опасный преступник?
— Да короли нас всех преступниками считают, потому что не отдаем им последнее, тьфу. Даже тебя, — сплюнул мужчина и, не обнаружив под рукой одного из детей, схватил второго и понесся куда-то в сторону с отчаянным воплем. — Девушка, если что, мы перед вами… Стой, зараза мелкая, кому говорю!
Ная с тревогой покосилась на Лиса: у нее-то и с документами все в порядке, и запрещенных вещей в сумке нет — но он выглядел до раздражающего невозмутимо и совсем не походил на человека, который навязался к ней только ради прохождения границы. Заметив ее взгляд, Лис наклонился к самому уху и тихо сказал:
— Все не так плохо. На этой стороне смотрят не внимательнее обычного, а через ту сейчас поедет перегруженная телега. После нее какое-то время все пойдет быстрее, мы должны проскочить.
— У тебя хоть какие-то документы есть, стратег?
— Конечно, — он пошарил во внутреннем кармане куртки и протянул порядком помятый, сложенный в несколько раз лист гербовой бумаги, только не привычно светлой, а с зеленоватым отливом.
Ная развернула его и скептически пробежалась взглядом по нескольким строчкам. Ничего необычного, стандартная фраза, что предъявитель сего является подданным королевства Верна, витиеватая подпись, оттиск сургуча, вот только имени нет, да и подпись…
— Лангрия? И это принимают? — удивилась она и не удержалась от едкого вопроса. — Украл?
— Получил личного из рук его высочества Крейга, лорда земель лангрийских, — Лис попытался забрать бумагу, но Ная отдернула руку.
— Лучше, если я покажу документы сразу за двоих. Ты вроде как мой охранник, не забыл еще? И все-таки про Лангрию…
— Если бы все документы подписывал лично король, он бы только этим целыми днями и занимался, — терпеливо пояснил он. — Даже твое свидетельство наверняка подписано не лично им, такой чести удостаиваются только аристократы, а кем-то из канцелярии. В регионах этим занимаются лорды и уже их канцелярии. Земли Лангрии — большая территория и пока еще Вернийская несмотря на родственные склоки, так что приходится считаться, иначе не поймет дворянское собрание.
— Значит, ты — аристократ.
— С чего вдруг?
— Ты же сам сказал, чести получить документ с подписью короля удостаивается лишь аристократия, а до этого — что получил лично из рук принца Крейга, — Ная обличительно помахала листом. — Вот и делаю вывод, что ты аристократ.
— Крейг — очень демократичный правитель.
— И вряд ли он встречается с каждым пожелавшим этого оборванцем.
— Ты не поверишь, — усмехнулся Лис. — Попробуй при случае.
— Я не лезу в политику и к тем, кто ее создает.
Разговор прервала зашевелившаяся очередь: не то Лис оказался прав, и стража, глядя на скопление людей, решила ускориться, то ли поймали того, ради кого ужесточали пропускной режим, но дальше дело пошло бодрее — настолько, что отлавливающий своих детей мужчина в последний момент втиснулся перед Наей, крепко держа под руки двоих мальчишек. Наблюдавший за ними стражник только усмехнулся и не стал задерживать, пропустив его и следующих сразу за ним людей.
На вернийской стороне пришлось задержаться: проверяющий едва ли не на зуб попробовал именное свидетельство Наи, а вот на документ Лиса, стоявшего с каменным и исключительно глупым выражением лица, почти не обратил внимания к огромному ее возмущению.
— Я же говорил, что с приличной дамой пропустят кого угодно, — с откровенным самодовольством сказал Лис, когда они отошли на достаточное расстояние от границы, и это была едва ли не единственная его яркая эмоция за два дня. Даже не нужно было быть эмпатом, чтобы ее почувствовать. — Спасибо, ты действительно выручила и скрасила дорогу своей компанией.
— На этой стороне ты резко стал подозрительно радостным, — проворчала Ная, уязвленная, что по мнению какого-то приграничного стража она выглядит куда подозрительнее сомнительного мужчины рядом, и после небольшой паузы спросила. — Постой. Ты собираешься к бардам?
— Да.
— Тогда предлагаю не разделяться, — вздохнула Ная. Она бы предпочла пообщаться с госпожой Даритой без посторонних, но если Лис собирается заехать в Дом, они все равно там столкнутся, тем более, что сообщить хотят одно и то же, а без письма рассказ будет неполным. — Бард в трактире, письмо… если Дарита ничего не знает о них, а ее люди не имеют отношения, то хотя бы подскажет, что делать.
— Ты просто музыкант, не бард… не в том смысле, о котором мы сейчас говорим. Или все же случаются чудеса, что дар достается не южанам? — он говорил без угрозы, заинтересованно склонив голову на бок, но от его взгляда Нае снова стало не по себе. Нет, каким бы легким и беспечным человеком Лис ни казался, он опасен — здесь интуиции стоило бы поверить.
Она скрипнула зубами. Да, ей доводилось выполнять те же заказы, что и бардам из Домов — влиять на решения людей, наталкивать на нужные мысли… убивать, и образ музыканта служил благонравным прикрытием и визитной карточкой. Только использовала Ная совсем другой дар, а нередко обходилась исключительно алкоголем, собственным обаянием и ядами, и в работе использовала совсем другое имя, маскируя внешность темными париками и традиционными узорами южан на лице.
Как Ная она работала только с лордом Мейсомом, и рассказывать практически первому встречному о своих увлечениях точно не собиралась.
— Меняю свою тайну на твою, — предложила она. — Какое отношение ты имеешь к шинтийскому Дому?
— Попросила бы ключ от королевской казны, зачем мелочиться, — усмехнулся Лис. — Значит, ты не северная вельва, а южный бард?
— А ты — вернийский шпион, которого отловили в Квинсе и который отчаянно нуждался в том, чтобы спрятаться за чьей-нибудь спиной, потому что одинокие путники привлекают слишком много внимания, — Ная глянула на него и, пожав плечами, тронула поводья. — Значит, едем.
Театр, в котором выступали барды, находился в центре Шинты и привлекал внимание сдержанностью архитектуры и аристократичным обликом фасада, зато в жилом доме в городском предместье они самовыражались вовсю, начиная от вычурной лепнины и заканчивая пестрыми флагами и гирляндами, развешанными по окружающему двухэтажный особняк яблоневому саду.
Сад же заменял и ограду — никакого, хотя бы символического, заборчика вокруг Дома не было, и, по мнению Наи, зря: не столько ради безопасности, сколько для сохранения душевного равновесия случайных проезжих, направляющихся в город. Барды в большинстве своем славились легким нравом, отсутствием стеснения и веселыми шумными гулянками — сегодня, впрочем, в саду царила непривычная тишина.
Первый местный обитатель им попался только у самого крыльца — щуплый рыжий парень сидел под яблоней, прислонившись спиной к стволу, и с философским видом разглядывал почти пустую бутылку.
— Все в городе, — печально сказал он. — Если хотите договориться о выступлении, приходите… ну, наверное, завтра. Если совсем не уйдут в загул.
— Мы по другому поводу, — Лис спешился и сел на корточки напротив парня. — К госпоже Дарите. Можешь ее позвать?
— На этой неделе она не принимает заказы. Заезжайте на следующей, может, передумает, — парень поднял бутылку и посмотрел сквозь нее на Лиса.
— А ты позови, — доверительно сказал тот, внешне оставаясь спокойным, хотя Нае на мгновение показалось, что он вырвет бутылку и разобьет, и хорошо, если о землю или яблоню, а не рыжую дурную голову. — Поверь, она не будет возражать.
— Что я ей скажу? Кто хоть ее спрашивает?
— Пусть спустится и увидит сама. Я могу дойти до нее сам, но зачем портить друг другу настроение?
Парень тяжело вздохнул, кое-как поднялся и, пошатываясь, побрел к крыльцу. Шел он не слишком быстро, и его поход грозил растянуться надолго.
— Угрожать-то зачем? — без особого, впрочем, упрека спросила Ная, сама неплохо знавшая, как непросто бывает добраться до Дариты, чье человеколюбие и желание общаться с посетителями сильно зависело от настроения.
— И проторчать тут до завтра? Она наверняка захочет посмотреть на тех, кто настолько обнаглел… Хотя бы кого-то из своих приближенных пошлет.
Лис оказался прав: парень вернулся минут через десять в компании рослого южанина, на поясе которого напоказ висел чехол с флейтой, напоминающий скорей ножны с мечом, а не музыкальный инструмент.
— Господа, — бард почтительно склонил голову, оценивающе оглядывая посетителей. — Какое дело привело в наш Дом?
Лис одним движением поднялся и показал ему зажатое между двумя пальцами сложенное письмо, но на попытку забрать резко отдернул руку.
— Мне нужна Дарита. Лично, — сухо сказал он. — Я все равно пройду. Это дело касается ее же интересов в первую очередь.
Ная невольно передернула плечами и тоже спешилась. Лис и раньше не казался ей безобидным человеком, начиная с встречи в трактире, но сейчас откровенно пугал, позволив угрозе вылезти из-под непроницаемой маски его обычного спокойствия. Значит, он и правда владеет собой настолько, что способен сдерживать эмоции, и от этого открытия отчего-то стало легче — по крайней мере, объясняло ощущения Наи. Не может живой человек в любой ситуации оставаться спокойным, а в бродящих по дорогам драугров верить хотелось еще меньше, чем в эмоциональных калек — при всей любви к легендам севера, она бы предпочла, чтобы они оставались занятными сказками, и не более.
Бард заметно напрягся, и чтобы понять это, не нужно было быть эмпатом; но промолчал, пристальнее вглядевшись в лицо Лиса. С минуту подумал и, скупым жестом позвав за собой, поднялся в дом.
В просторном, отделанном деревом холле, среди пестрых тряпок и аромата терпких южных духов их уже ждала женщина, в своем изящном платье, без традиционных узоров на лице и с заколотыми черными волосами казавшаяся воплощением порядка в сердце хаоса. Ная хмыкнула и отвела глаза, не давая себя очаровать. Дарита умела произвести впечатление и манипулировать людьми — как красивая женщина, актриса и глава гильдии наемных убийц.
К ней подошел бард и, склонившись, что-то прошептал, кивнув на гостей. За его спиной Ная не видела выражения лица Дариты, но та решительно отодвинула подчиненного и подошла к ним.
— Хорошо, что в Доме сегодня почти никого нет. У вас вышел громкий визит, — она улыбнулась, пусть и несколько натужно. — Не ожидала тебя здесь увидеть, Лис. Каким ветром?
— Серьезный разговор. Мы можем поговорить наедине? — Лис отдал ей злосчастное письмо и, спохватившись, обернулся к Нае. — Не возражаешь?
— Не сомневаюсь, что ты объяснишь лучше, — она покладисто подняла руки, показывая, что не претендует на роль рассказчика. — Все в порядке. У вас можно где-нибудь упасть? Мы ночевали в приграничном лесу, а потом тряслись в седле, и я мечтаю только о нормальном диване.
Дарита сощурилась, рассматривая ее, но, кажется, так и не вспомнила — голос наверняка показался знакомым, но соотнести с внешностью не смогла. Вопросов, впрочем, задавать не стала: барды давно привыкли, что заурядные посетители к ним не заглядывают, у каждого за душой найдется хотя бы одна, хотя бы маленькая, но тайна.
— Конечно, — она приглашающе указала на одну из дверей, а потом на барда. — Морьен проводит и поможет, если что-то необходимо.
Комнатка оказалась совсем небольшой, но уютной, с широким диваном вдоль стены, витражным окном под легкой полупрозрачной шторой и маленьким столиком, на который Морьен сам вытащил чайник и печенье. Уходить он никуда не собирался, устроился на плетеном кресле в углу, с крайним интересом разглядывая свою флейту.
— Сыграете что-нибудь? — миролюбиво попросила Ная, доставая из сумки хорошо закупоренный флакон и капая из него в чашку, тщательно следя за количеством. Можно было и так отхлебнуть, но тогда оставался риск переборщить, а один из основных ингредиентов зелья считался пусть не самым сильным, но наркотиком.
— Пожелания? — заинтересовался Морьен, меня позу.
— Что-нибудь из любимого, — Ная залила зелье чаем и одним глотком выпила, тут же откинувшись на спинку дивана и вытянув вдоль нее руки. Пальцы коснулись теплой поверхности деревянной панели.
Оставшись наедине со старым знакомым, человек наверняка расскажет куда больше, чем в присутствии постороннего, которому за несколько дней так и не открылся, отшучиваясь на любые расспросы. Стоять под дверью кабинета Дариты Ная не собиралась, хоть и знала, где он находится — никто бы не позволил, да и риск попасться слишком велик.
Но ведь иногда можно вспомнить о том, что помимо эмпатии у нее есть и ведьмовские способности; пусть слабенькие, но если их усилить снадобьем, то с ними даже можно работать. Давно бы занялась развитием, но для этого нужно будет вернуться на Инеистые острова и застрять там в лучшем случае на несколько месяцев.
Морьен определился с выбором, поднес флейту к губам, начав с легкомысленной мелодии, и Ная закрыла глаза, сосредоточившись на ощущениях. От пальцев по стене побежала теплая волна, нырнула под дерево и расплескалась по каменной кладке, по которой поднялась на второй этаж, от лестницы налево, в угловую комнату за плотно закрытой массивной дверью.
Чтобы разобрать голоса и отделить их от музыки потребовалось приложить усилия, и все равно они становились то громче, то тише, временами пропадая вовсе.
— …нашел на трупе Лонма, вы должны быть знакомы. Три месяца назад мы с ним нанесли официальный визит даргийскому двору, надеясь, что сумеем договориться несмотря на вернийские внутренние проблемы. Как оказалось, и двор, и Лонм выражают симпатию нашему королю.
— Но ты сейчас здесь.
— У них не было оснований бросать меня в темницу, а выбраться из-под замка в поместье не велика проблема. Правда, удалось только на днях.
— Причем здесь письмо? Это просто любовная записка, я не вижу повода врываться с ней в мой Дом и устраивать переполох.
На какое-то время они замолчали — видимо, Лис решил не объяснять, а сразу показать, в чем дело. Разговор возобновился, но слова разобрать удалось не сразу.
— …тебя подставить? Бросить нам заказ на убийство принца от твоего имени?
— И вы бы его выполнили.
— Будь целью кто-то другой, да, не раздумывая, — тяжелый вздох. — Я бы первым делом отыскала тебя.
— Автор письма знал, что ты мне доверяешь, но не знал, насколько. Он использовал чернила и бумагу шантийского Дома, адресовал тебе. Дарита, кто-то из твоих имеет зуб на меня, на Крейга и…
На мгновение голоса смешались, отозвавшись тупой болью в голове, и Ная едва не отдернула руку, но смогла сдержаться — настроиться второй раз не получилось бы.
— …не горячись. Я не отрицаю вины Дома и сделаю все, чтобы выяснить предателя. Верь мне, а не моим бардам.
— На вас было слишком много завязано в наших делах. На твой Дом, больше ни к кому я не обращался.
— В Лангрии живет бард Гильрани. Талантливая девочка, но сама по себе, не вступает ни в один Дом и держится особняком. Уговорить ее на политический заказ непросто, но ты попробуй. Если есть кто-то непредвзятый, то она. Кстати, не знаешь, с кем здешний граф работает? Слухи доходят постоянно, но никак не могу понять… Как раз хотела навестить его, пока приехал разбираться с беспорядками. Ты не знаешь, вероятно, раз три месяца просидел под замком, но здесь… неспокойно.
— Лорд Мейсом в Шинте?
— Да, прибыл дня два назад. Подожди… Ты куда? Стой!
Ная резко выпрямилась, выдохнула и, переведя дыхание, открыла глаза, надеясь, что они перестали светиться — побочное явление ведьмовских способностей, помогающее вельвам с островов, но совершенно неуместное в обычной жизни центральных королевств. Морьен опустил флейту и недоуменно посмотрел на нее, но ничего спросить не успел: за дверь послышались шаги и голоса, и Ная, схватив сумку, поспешила догнать Лиса. После визита к Дарите им не имело смысла держаться вместе, но любопытство взяло верх.
— Ты же не собираешься его хотя бы убивать? — длинный подол мешал бегать по лестнице, и Дарита задержалась, пытаясь совладать с ним.
— Зачем? — удивился Лис от самой двери. — Но поговорить с ним в столице я не имею возможности, просто не успею добраться до его дома.
— Я очень прошу, не натвори дел, — со вздохом попросила она. — Нам и без того досталось королевской немилости, постарайся не усугубить.
— Что происходит в Шинте? — бесцеремонно влезла Ная. — Я знаю этот край, здесь всегда было спокойно, даже когда принц едва ли не в открытую столкнулся с королем.
— У границы спокойно, но если проехать дальше… — Дарита развела руками, словно пыталась охватить всю Шинту. — Боюсь, вы все увидите сами.
Лис только скрипнул зубами и, не прощаясь, вышел на улицу, так резко распахнув дверь, что едва не прилетел подошедшей слишком близко Нае по лбу. Она едва успела отскочить, почтительно поклонилась обоим бардам сразу и выскочила следом, догнав только у привязанных к яблоне лошадей — своя конюшня у Дома точно была, но воспользоваться ей никто не предложил.
— Ты куда так резво несешься? — для вида спросила Ная. Было бы странно, увяжись она следом просто так, еще страннее, если уверенно скажет, куда он собрался. — Как будто на пожар.
— Дарита сказала, что лорд Мейсом находится в поместье, — рассеяно сказал Лис, отвязывая поводья от тонкого ствола и, мельком глянув на нее, заметил. — У тебя глаза светятся. Мерцают.
— Тебе упорно кажется, — она отвернулась. — Не возражаешь против компании?
— Хочешь посмотреть на графа?
— Навестить старого знакомого. Я выступала в его столичном доме. И, может, хочу увидеться с Максимилианом?
— Ему всего семнадцать, выглядишь для него старовато.
— Или леди Авильон, вдруг мы закадычные подруги? В любом случае, грех не воспользоваться такой возможностью.
— Я не возражаю, — ответил Лис, вскакивая в седло. — Хотя вопрос странный. Даже если бы я отказался, никто не мешал тебе поехать самой.
— Вежливость, — ответила Ная и хитро улыбнулась. — Опять же, тебе могло показаться, что я тебя преследую, и ты бы прикопал под ближайшей елкой.
— Потом бы тебя хватились и рано или поздно вышли на Дариту, а последний раз тебя видели со мной. Она бы не сдала, конечно, а вот в ее барде я сомневаюсь. Ко всему прочему он меня тоже неплохо знает, а я бы однажды вернулся к ним и попал в засаду, — совершенно серьезно предположил Лис, но не выдержал и рассмеялся, поймав недоуменный взгляд. — Что? Я тоже неплохо умею сочинять.
— Достойно, — Ная уважительно похлопала ему, едва не навернувшись с лошади. — В сказители тебя не примут, но что-то определенно есть.
Например, так мог бы рассуждать начальник стражи, лично ведущий расследование особо заковыристого убийства. Четкая скупая логика: изучить жизнь жертвы незадолго до пропажи, выяснить, с кем общалась, пообщаться с подозреваемыми, выйти на Лиса. С ним ее видели многие, и все они никуда не денутся в ближайшее время: два трактирщика, пограничная стража, Дариты и два барда.
Или наемный убийца. Здесь логика еще прозрачнее: как можно больше узнать о жертве, о ее связях и покровителях, распорядке дня и увлечениях, чтобы проще было запутать следы, выведя их совсем к другому человеку. Без умения видеть на три шага вперед и предвидеть последствия каждого из них в этом деле не обойтись, иначе долго не проработаешь — тех, кто работает слишком грязно, или быстро поймает стража, или прирежут другие наемники, чтобы не привлекал внимания. Этому ее в свободное время учил отец, старший следователь Стормгрита.
Бардам повезло больше всего — их Дома прикрывали всех, кого считали своими, подкидывали заказы, помогали выпутаться из любой ситуации, а еще деньгами и просто советом. Ная порой им завидовала, но ни к одному не собиралась присоединяться. Да, они дают защиту, а быть частью общины выгодно и почетно — но в обмен на свое покровительство Дом всегда забирает часть свободы. Не говоря уж о том, что умения Наи были принципиально иной природы, и притворяться своей ей бы удалось не дольше пары недель. Знает, пробовала.
С помощью флейты барды не могли причинить ей вреда, но простые ножи никто не отменял. Как и нежно любимые ею яды.
Задумавшись, Ная не сразу заметила, как Лис свернул прямо в поле с наезженной и все расширяющейся дороги, ведущей к городу, и успела проехать мимо, но вовремя опомнилась и успела догнать.
— Поместье находится на той стороны Шинты, быстрее будет проехать напрямую через город, — без особой уверенности предположила Ная. Ей не приходилось гостить в поместье лорда Мейсома, но где оно располагалось, была наслышана. — И объездных дорог здесь нет, а в поле лошади могут переломать ноги.
— Не прямо на той стороне, намного западнее. Если потерпишь полчаса, мы выберемся на лангрийский тракт, оттуда свернем к Заречью, — пояснил Лис. — Дальше дорога не самая лучшая, основная торговля все-таки с городом, но до Перекрестка и, соответственно, поместья добраться можно.
— Ты ездил этой дорогой?
— Давно, лет пятнадцать назад, но вряд ли что-то изменилось, разве что деревни разрослись… Ты чувствуешь?
— Что? — Ная закрутила головой, принюхалась и с трудом различила едва уловимый запах гари, принесенный ветром.
Лис нахмурился и пустил лошадь в галоп, не смотря ей под ноги. Возможно, он неплохо знал местность, но Ная повторять трюк не решилась — в конце концов, покупать новую потом ей же за собственные деньги — и ускорилась, только когда нашла тот самый съезд, о котором он говорил. Догнать смогла только у деревни, когда Лис остановился.
— Что это? — дрогнувшим голосом спросила Ная.
— Заречье, — мрачно пояснил он и, тронув поводья, поехал вдоль главной улицы, начинавшейся от обгорелого и повалившегося забора. — Было.