«Хочешь попытать удачу? На Центральном открывается новое кабаре, говорят, никого из наших там еще нет. Попробуй сунуться, вдруг получится, — доверительно сообщил студент актерских курсов на третий день развеселой попойки, когда у их компании окончательно иссякли запасы алкоголя и денег на добавку, и народ начал помаленьку приходить в себя и жаловаться на больную голову, бедственное финансовое положение и отсутствие работы. — А еще по слухам хозяйка там самая настоящая графиня, ты только представь! Никогда графинь не видел, только графины…»
По опыту Ная знала: пьяные сплетни, особенно от людей творческих, всегда представляли с собой смесь гуляющих в народе слухов, капельки правды и буйной фантазии рассказчика. Но на Центральный проспект все-таки наведалась, рассудив, что от прогулки ничего не потеряет, зато какой шанс столковаться с хозяйкой! Не важно, кто она в обществе, может, титул — так, для красивого словца, чтобы интриговать посетителей, но если всерьез собралась заниматься кабаре, то должна понимать, что новому заведению просто жизненно необходимы собственные таланты.
Теперь Ная стояла перед приоткрытой дверью, задумчиво разглядывая стоявшую на земле у стены вывеску «У леди Лу» — то ли отвалившуюся, то ли еще не закрепленную. Из-за двери подозрительно не доносилось никаких звуков, для приличия хотя бы ремонта или ругани рабочих, но она все равно решительно зашла внутрь, мысленно готовясь к видам разрухи и запустения.
Разруха была, но на удивление правильная, рабочая, когда вещи навалены кучей не потому, что о них забыли или пытаются растащить, а чтобы разобрать и расставить-развешать по местам.
Посреди бардака обнаружился парень в приметном жилете поверх рубашки и с откровенно стоящими дыбом волосами; он с крайне философским видом разглядывал разложенную на возвышении-сцене тряпку, так глубоко погрузившись в мысли, что посетителя заметил только после того, как тот кашлянул.
— Если вы надеялись на шоу, то мы еще закрыты, если хотели чего-то от госпожи Луизы, можете подождать ее здесь, но когда она придет, я не знаю, — меланхолично сообщил парень.
— Поговаривают, вам нужны артисты.
— Пока нам нужна уборщица, — усмехнулся он. — Но и артисты пригодятся. Много умеете?
— Я музыкант. Есть мнение, что неплохой, кое-где меня даже знают, — Ная прошлась вдоль зала, переступая через сваленные мешки и с интересом разглядывая стены, на которых уже можно было заметить следы некой деятельности: свежие деревянные панели, лепнина под потолком, серая тряпка, занавешивающая нишу, перекосившаяся, покрытая пылью картина. — Сочиняю еще всякое… людям нравится.
— Предложить нам пока особо нечего, — развел он руками и направился к единственному неестественно чистому и явно обжитому предмету интерьера — стойке, из-под которой достал початую бутылку и два бокала. — Платить сможем, только когда откроемся и начнем хоть что-то получать, и то не обещаю, что это будет много. Луиза, подозреваю, еще не задумывалась о том, чем будем развлекать людей и где и на какие деньги искать исполнителей. Будете?
— А вы работаете на чистом энтузиазме? — недоуменно спросила Ная и слишком решительно отпила из бокала, едва не закашлявшись — никак не могла привыкнуть к коньяку и другим крепким напиткам, хотя угощали ее с завидной регулярностью. — На хозяина заведения не похожи.
— В некотором смысле. Но и в этом есть своя корысть. Кое-каких сбережений хватит, чтобы протянуть пару месяцев, жилье тоже есть, а вот возможность поднять с нуля целое кабаре не на каждом шагу подворачивается. У нашей хозяйки сильная деловая хватка, но к творческим людям нужен свой подход, и я или справлюсь, или прослыву законченным неудачником. Я Дорг, кстати.
— Ная, — она пожала протянутую руку и уперлась локтями о стойку. — Честно говоря, хочу обосноваться в Лангрии всерьез и надолго, деньги есть, но если снимать комнату, то скоро их не станет. Так что я готова поработать практически за одно жилье.
— Это надо у Луизы спросить. На втором этаже есть жилые комнаты, но там совсем нет ремонта, и вряд ли она станет возражать, если их кто-то обживет.
Луиза появилась в момент, когда веселье дошло до того, что Ная все-таки решила продемонстрировать Доргу свои навыки и наигрывала бойкую недавно сочиненную мелодию. Тому понравилось настолько, что в порыве эмоций он попытался изобразить акробатический кульбит, но не рассчитал с выпитым и едва не снес вошедшую девушку в строгом костюме почти мужского кроя, совершенно далекого от последних модных веяний среди знати.
Вольготно носить штаны и рубашки из женщин себе позволяли только те, чья работа не позволяла надевать юбки — или кто хотел бросить вызов обществу. Например, всевозможные творческие личности вроде Наи, для которых важнее была яркость, удобство и своеобразный протест, чем чужое одобрение.
Луиза не выглядела бунтаркой, но в ее эмоциях настолько ярко горело желание заткнуть рты общественному мнению, что Ная даже сбилась и опустила флейту, во все глаза глядя на нее. Охотно верилось, что у двери действительно стояла графиня; за пару лет, что Ная моталась по королевствам, она успела познакомиться с несколькими владелицами таверн, трактиров и всевозможных кабаков, и ни у одной из них не было заметной даже под не самым женственным костюмом грации, манеры держаться и гордости.
Сравнить Луизу можно было разве что с главой шинтийского Дома бардов, с которой не так давно пришлось познакомиться, и то с натяжкой. Дарита была скорее дремлющей дикой кошкой, безобидной на вид, но смертоносной по сути.
А потом пронеслись пять лет, за которые молодое кабаре встало на ноги, окрепло и завоевало репутацию одного из лучших в Лангрии; на глазах менялся интерьер, перестраивалась сцена, мелькали их с Доргом выходки на день дурака и лица артистов, от совсем неизвестных поначалу до признанных во всей Верне.
Ная зажмурилась, прячась от разогнавшегося времени, а когда открыла глаза, обнаружила себя в пустом полутемном зале. Сцена была закрыта занавесом, на нескольких столах догорали непотушенные лампы — так бывало вечерами, когда представление недавно закончилось, гости разошлись, а за уборку еще не принимались. Рядом уже не было ни Дорга, ни Луизы — занимались подсчетом выручки, перебором ближайших планов и планированием дел, которых со времен первой встречи значительно прибавилось.
За одним из освещенных столов сидел последний посетитель — совсем юный паренек, упершийся локтями в столешницу и сжимающий ладонями опущенную голову. Ная подошла ближе и с удивлением его узнала; хрупкое телосложение, собранные в хвостик с выбившимися прядями каштановые волосы… даже в свои семнадцать лет Максимилиан Мейсом не выглядел на свой возраст, оставаясь для тех, кто его плохо знал, несмышленым мальчишкой. От отца ему достались черты лица и волевой характер, но ростом и сложением он совершенно точно пошел в мать.
— Эй, — Ная села на свободный стул и с усилием отняла руки Макса от лица. Здесь происходило что-то ненормальное, парень никак не мог оказаться в кабаре в Лангрии, но и она уже давно не искала заработка где угодно, да и странностей в последнее время хватало. Самым правильным будет расслабиться и плыть по течению.
Макс поднял на нее взгляд серых глаз, и в них вместе с огоньком лампы отразились безразличие и потерянность, которые она уже видела недавно и которые даже у взрослого мужчины казались пугающими.
Ная прикусила губу, не зная, что сказать или сделать. Ей было невообразимо жаль семнадцатилетнего мальчишку, лишившегося отца — а еще в одночасье оказавшегося между молотом и наковальней. Крейг был прав, Макс — птенец, всего лишь ребенок, сообразительный, но не обладающий жестким характером и выдающимися способностями. Да, тот же Крейг может служить отличным примером, когда юнец смог встать на ноги, но для этого нужен внутренний стержень, опора, которая не позволит сломаться под давлением извне.
Ная неплохо знала Макса и была точно уверена: он не такой, он может не выдержать давления, которому подвергнется при дележе Шинты. Хорошо, если станет просто марионеткой, а не погибнет в чужой политической игре.
Не должен человек в этом возрасте взваливать на себя единолично непосильную ношу, не имея рядом никого, кто хотел бы помочь, а не отгрызть кусок побольше. Какой бы хорошей женщиной ни была Эллен, растоптать ее будет немногим сложнее, а ее родня из Нилье едва ли рискнет сунуться в котел вернийских земельных интриг. Крейг? Он может быть хоть праведником, но положение не позволит пренебречь своими интересами в Шинте, а принц далеко не глупец — посочувствует, но возможности не упустит.
Она помнила свои семнадцать лет, когда вырвалась из дома и моталась по всем центральным королевствам, прибиваясь то к одной, то к другой компании бродячих музыкантов. На первых порах даже не стала, как собиралась, красить волосы и изображать из себя настоящего барда — оказалось, что северяне с характерной внешностью встречались куда реже выходцев с юга, оттого и запоминались лучше. Занялась этим многим позже, когда поддалась на авантюру хорошего на тот момент знакомого, который просто хотел подшутить над другими своими приятелями, запудрив им мозги встречей с «настоящим бардом». Правда, о том, что все это шутка, костюмированное представление, забыл предупредить Наю, и она на полном серьезе, с применением всех своих невеликих талантов уговорила троих скульпторов и одного художника устроить перфоманс прямо в центре города. Без одежды.
Она до сих пор помнила, как эффектно заламывал руки тот знакомый, наматывая круги по комнате в трактирчике. Он-то рассчитывал, что жертвы сперва очаруются мистическим бардовским ореолом, но быстро поймут, в чем тут дело, а после от души посмеются над тем, как легко можно одурачить человека подсевшей за стол легендой. И точно не ожидал, что кинутся исполнять столь несуразное пожелание.
Договариваться со стражей пришлось Нае, после чего творцы вместе с тем знакомым хорошо напились до беспамятства, а она всерьез заинтересовалась своими способностями, время от времени начав применять их, чтобы подзаработать.
Поначалу все складывалось невинно: убедить нечестного хозяина лавки, недоплатившего торговке, обхитрить уличного прохвоста, ловко вытягивающего из зевак деньги… В это время она и попалась на глаза Дарите, заинтересовавшейся слухами о некоем неизвестном ей барде.
Нет, хозяйка Дома была сама учтивость, не упрекала, не угрожала, просто предложила присоединиться к ним, и Ная даже какое-то время прожила в шинтийском Доме, только тогда до конца осознав, что из себя представляют барды. Они могли бы стать идеальными шпионами, если бы им хватало дисциплинированности и верности кому-то помимо себя. Ну и если бы не подводила сложившаяся репутация — все-таки ни один вменяемый правитель не позволит влезть в свои дела человеку, у которого на лбу написано, чем он занимается.
Ни один правитель — зато у зажиточной части населения их услуги пользовались спросом. Пригласив барда, показать конкуренту, что лучше не связываться, как сейчас делал Крейг, вытянуть информацию о жизни и делах соперника, избавиться от проблем с городской властью… Тихо и незаметно убить, в конце концов. В отличие от наемных убийц, барды следов не оставляли, но и стоили дороже, и встречались реже, и не каждый готов был лишать жизни.
А полгода спустя она попалась во время заказа, которым никто из старших бардов не захотел заниматься из-за его ерундовости и незначительности — один из видных городских торговцев хотел, чтобы внезапно задравший цены поставщик несколько пересмотрел свои взгляды. А легче всего поймать его было в одном из заведений, где Ная и провела почти весь день, сначала работая с поставщиком, после — прогуливая аванс.
Под вечер на свободном месте за столом устроился представительный мужчина средних лет. В этом ничего удивительного не было, народ в заведении едва ли не пихался друг с другом за каждый свободный стул, зато от того, что он говорил, у Наи спина покрылась холодным потом. Нет, ее случайный собеседник был вежлив и учтив, умело поддерживал разговор, но как бы невзначай поинтересовался, не надоедает ли работать по таким пустякам за достаточно скромное по меркам бардов вознаграждение?
Он тогда обиняками сказал о многом: что не стоит пытаться действовать скрытно, в качестве визитной карточки используя приметную внешность; что стоит сортировать клиентов, не берясь за каждый заказ, особенно в одной местности, иначе это привлечет к себе слишком много внимания; в конце концов, что бард, не использующий флейту, а убеждающий людей словами, выглядит так же подозрительно, как городской стражник без шпаги, мушкета или хотя бы арбалета.
И вообще, если хочется иметь достойное занятие, всегда можно найти варианты.
Ночь Ная почти не спала, то и дело поглядывая на записку с адресом и именем, оставленную мужчиной, а утром спешно распрощалась с Даритой, с трудом отмыла волосы, истратив почти всю склянку купленного в аптекарской лавке средства, хотя цвет все равно получился странным, отдающим синевой, как у русалок из мифов центральных королевств, и перебралась в гостиницу в городе уже под своим именем.
Кто такой Джером Мейсом, ей смог поведать первый же встреченный гостиничный слуга, с большим уважением рассказавший о глубоко интересующемся делами Шинты и ее жителей дворянине, причем наследном, а не из расплодившейся в последнее время новой аристократии. А по указанному в записке адресу находился его городской дом, где он в последнее время проводил больше времени, чем в поместье в предместьях.
Тот же слуга рассказал, что граф Мейсом через неделю собирается принять у себя важных гостей из столицы с обязательной культурной программой в виде небольшого приема. Ная тогда первый и, наверное, единственный раз сама вызвалась выступить у знатного господина, более того, вывернулась наизнанку, чтобы получить эту возможность. Пришлось много убеждать и спустить почти все накопленные во время жизни в Доме в карман распорядителя, но интерес взглянуть на человека, так свободно подсаживающегося к незнакомому барду, перевешивал все доводы здравого смысла. В конце концов, возможно, и правда имелся смысл в том, чтобы постоянно работать на кого-то одного?
За неделю кое-что удалось узнать и о самом графе: в народе его не то, чтобы любили, но точно уважали, он постоянно выделял деньги, материал и рабочих на благоустройство города и региона в целом, будь то мощение дороги, ремонт храма или масштабное строительство отдельного корпуса больницы. К тому же поговаривали, что он неплохо управлялся с приграничьем, не позволяя мелким и неизбежным конфликтам превращаться в серьезные распри.
Женат, есть сын. Правда, несколько человек были убеждены, что детей у него двое, и из этого росли ноги всевозможных баек и страшилок. Кто-то уверял, что старшего в младенчестве зарезала первая жена, а потом и сама свела счеты с жизнью, от других удалось узнать, что старший сын родился неизлечимым уродом и то ли погиб, то ли сослан отцом подальше с глаз. А бывший вояка из столичного гарнизона вообще припомнил, что мальчишка рос нормальным и полноценным, занимался верховой ездой и фехтованием, но однажды, уже будучи подростком, просто пропал.
Прием прошел спокойно, и Ная с удовольствием погрузилась в любимое дело — музыку, искоса наблюдая за графом. Он приветливо общался с каждым гостем, но умело уклонялся от прямых вопросов, переводя речь на самого собеседника. Сейчас Ная сравнила бы его с Роем по умению уйти от ответа.
А на следующий день она прямо с утра заявилась в дом Мейсома, нахально потребовав аудиенции, продемонстрировала несколько озадаченному графу его же записку и самым светским тоном, за которым скрывался ужас от собственной наглости, поинтересовалась, актуально ли еще предложение о работе.
Да, пришлось кое-что объяснить и подробно рассказать о себе и планах на ближайшее время, а после первые полтора года разрыватьсямежду столицей и Шинтой, забыв о других городах, но в конечном счете Ная не жалела о своем решении. Граф, оказавшийся более того — лордом Шинты, охотно делился своими знаниями, учил ее под себя, ввел в вернийское высшее общество, а затем помог добиться некоторой известности на территории всего королевства. Удобней всего прятать на виду; мило улыбающийся известный музыкант, автор пары популярных пьес, которого были бы рады видеть на многих вечерах и во многих театрах, вызывал куда меньше подозрений, чем бард характерной южной внешности.
Ради этого пришлось освоить этикет, подправить манеры, обуздать свободолюбивый нрав и научиться изъясняться витиеватыми намеками. Леди Авильон никогда не слыла великой интриганкой и, вероятно, не стремилась такой быть, но кое-чему обучить смогла. Однажды, сравнительно недавно, года два назад, она призналась, что ей гораздо спокойнее от того, что муж сотрудничает с одним доверенным человеком, а не обращается каждый раз в Дом, не зная, чего ожидать от очередного наемника.
С самого начала Ная понимала, что силы и средства лорд Мейсом вкладывает ради своего, а не ее блага — он и не скрывал, почти сразу обозначив свою идею. Кое-какие выгоды, однако, нашлись и для нее: новоиспеченный наниматель не требовал ее внимания безраздельно, и она свободно занималась творчеством, имея на сей раз за душой не только голый энтузиазм и незамутненное вдохновение, но деньги и связи.
Большие политические игры, впрочем, полюбить ей так и не удалось — Ная не кривила душой, заявляя, что держится от них подальше. Лорд Мейсом до последнего дня оставался единственным человеком, ради которого она готова была связаться с политикой — из чувства благодарности и от глубокого к нему уважения.
Именно он предложил пять лет назад, когда Ная оступилась и едва не выдала себя, уехать в Лангрию — самовольный нрав ее правителя передался и жителям, город существовал своими законами, и соваться туда столичные выходцы не рискнут. Хороший вариант, чтобы перевести дух.
Ная тогда в шутку поинтересовалась, не придется ли ей обхаживать еще и принца — это, пожалуй, для нее чересчур. Лорд Мейсом ответил с улыбкой, за которой не было никакого веселья, что там и без нее найдется, с кем договориться, не говоря уж о тесном сотрудничестве принца с шинтийским Домом.
— Мне хочется, чтобы происходящее оказалось кошмарным сном, — тихо сказал, наконец, Макс, отвлекая от собственных мыслей. — Жаль, это не так.
— Если так подумать, то именно он и есть. Не знаю, насколько плохой, — Ная обвела рукой помещение. — Но проснуться можно. Если постараться.
— От того, что ждет в действительности, очнуться не получится.
— Увы. Но для начала ты можешь взять под контроль сны. Потом научишься справляться и с остальным. Все начинается с малого.
Макса Ная хорошо помнила одиннадцатилетним мальчишкой, который в присутствии родителей старался подражать взрослым, держась сдержанно и самую малость манерно, но то и дело скашивал взгляд в сторону окна, за которым по улице носились дети, и его нетерпение ощущалось почти физически. Лорд Мейсом только усмехался, но никогда не запрещал расшибать колени в играх с друзьями, из какой бы семьи они ни были, полагая, что мир не ограничивается столицей и стенами королевского дворца.
Видеть его… таким было странно и неправильно. Не дело, когда семнадцатилетнего мальчишку кидают в загон-владение и говорят: «Правь, ты же теперь лорд!» — а сами открывают дверцу клетки с голодными псами, которые сожрут его, а потом перегрызут глотки друг другу за клочок земли. Ладно бы у него хватка имелась или честные советники, или отец вводил в курс дел давно и обстоятельно, или цепкой была бы мать — но, в отличие от того же Крейга, Максу из этого не перепало ничего.
А в конечном счете ему не достанется даже моральной поддержки как сыну, потерявшему отца. Леди Авильон сейчас самой бы удержаться, а близких родственников, Ная знала наверняка, в столице у них не проживало.
— Слушай, — Ная крепче сжала холодные ладони Макса. — Помнишь, я как-то развлекала тебя народными ритуалами северян?
— Ты еще выпросила у меня мой талисман и пообещала, что через него наложишь защитные чары, — слабо улыбнулся он. — Знаешь, хочется верить, что это не просто игра. Глупо, наверное.
— Не глупо! — с волнением возразила она. — Пока ты веришь, они действительно будут оберегать. От ножа в подворотне, конечно, не спасут, но оградят твой дух от давления, которое сейчас на тебя обрушится со всех сторон.
— Я… наслышан про северное ведовство и убежден, что оно действительно есть, — мечтательно сказал Макс, запрокинув голову, и потолок кабаре исчез, открыв взгляду усыпанную звездами синеву неба, расчерченную переливчатыми зелеными всполохами. — Не понимаю, чем людей так привлекают барды, в них же нет совсем никакой тайны, все умения лежат на поверхности.
Больше вокруг ничего не изменилось, но Ная отчетливо представила разбивающееся о скалы море, шуршащие по каменистому берегу волны, запах соли и водорослей, смешавшийся с дымом от тлеющих в жаровне трав, и исполинские камни в круг в самом сердце Инеистых островов, между которых вельвы с незапамятных времен проводили ритуалы.
Тот островок — святая святых архипелага, сакральное место, в котором дозволялось жить немногим и в которое чужаку попасть без разрешения не удавалось вовсе. Если гость был непрошенным, перед ним непроницаемой пеленой вставал туман, выбраться из которого получалось, только повернув назад, и то не всем.
Ная там, конечно, бывала: из любопытства в попытках осознать свою суть, после — под руководством бабки, не теряющей надежд взрастить в ней трепет перед наследием предков. Но континентальный более прогрессивный Стормгрит, живший сегодняшним днем, был ей куда ближе, чем поросшие традициями, словно те камни мхом, острова.
И все же порой, когда удавалось сбежать от внимания надоевших наставников и остаться в одиночестве под полыхающим зеленым пламенем небом, в душе что-то екало. Однажды, вернувшись домой под утро и изрядно промерзшей, Ная даже поддалась порыву и отыскала засунутую подальше потрепанную книжицу, в которой кто-то из ее прабабок педантично записал многие ритуалы. И наверняка той прогрессивной прабабке страшно попало — до нее такие вещи передавались только устно.
— Если каждый будет интересоваться нашим ведовством, рано или поздно оно опошлится, и ты о нем будешь говорить с тем же пренебрежением, что и о бардах. А им от их поверхности только проще — их боятся, но без потустороннего ужаса, из-за которого появляется желание физически устранить источник страха, и…
Под полом загрохотало, и она резко выпрямилась, с некоторым удивлением обнаружив себя сидящей на кровати в собственной комнате. Из-за окна доносился гомон привычной городской суеты, и Ная, подойдя к нему, отдернула штору, щурясь после полутьмы от солнечного света.
Едва ли не под самым окном пронесся экипаж с королевским гербом, и вслед ему донеслась ругань едва не угодившей под копыта лошадей женщины. Стопка корзин, которую она несла, рассыпалась и раскатилась в разные стороны; проходивший мимо мальчишка кинулся собирать, но замялся и что-то сказал женщине, отчего та только сильнее разозлилась, гневно уперев руки в бока. Слов было не разобрать, но, вероятно, помощник попросил монетку за такую неоценимую услугу. Дети на центральных улицах Лангрии частенько подряжались выполнить мелкие подсобные работы или вызывались побегать курьером, но этот что-то сильно обнаглел.
Досматривать, чем закончилось дело, Ная не стала. Разбираться, судя по начавшей собираться толпе, будут еще долго — пока накричатся в свое удовольствие, пока перемоют косточки молодежи, совсем потерявшей стыд…
Ная зевнула и посмотрелась в зеркало, одной рукой расплетая собранную на ночь косу, а второй нашаривая расческу. Краска, придававшая коже загар, начала бледнеть, но прямо сейчас можно не суетиться. А вот перед следующим приемом Крейга, пожалуй, придется подновить.
Снизу снова застучало, и она, спешно одевшись и натянув парик, спустилась в зал. Двое сосредоточенных мужчин устанавливали по бокам от сцены монументальные конструкции, напоминающие бревна, обмотанные гирляндами из флажков в цветах Лангрии — одни белые, другие оранжевые и зеленые. Суетящаяся рядом женщина ловко уворачивалась от молотков в их руках и втыкала в бревна палочки с такими же цветными лоскутками. Сооружения помаленьку начинали напоминать осенние деревья, особенно если издалека и не всматриваться, а флажки, по всей видимости, были листьями.
У стойки о чем-то воодушевленно щебетала с двумя мужчинами Лу; одним из собеседников подруги был давешний Ульрик, второго Ная опознала как спонсора, которого Луиза привлекала еще в первый год работы кабаре. Деньги ему давно вернули, больше брать не собирались, но он все равно считал себя вправе интересоваться делами заведения и весьма настойчиво в них лезть. Лу регулярно приходилось от него отбиваться, действуя исключительно дипломатично и вежливо: ссориться с крупным городским дельцом, владеющим известным по всему королевству производством тканей, причем не простого льна или сукна, а более дорогих и редких вроде шелка.
Судя по тому, что Луиза выглядела как графиня, только вышедшая из королевского дворца, она собиралась пустить в ход все свое дворянское обаяние. Облокотившийся о стойку Ульрик активно поддакивал, явно участвуя в усмирении переполненного тягой к прекрасному дельца.
— Доброе утро, — в руку ей ткнулась чашка чая, и Ная с благодарностью ее приняла.
— И тебе того же. Чего господин Рандо хочет от нашей графини?
— Он в свое время помогал Луизе найти помещение. Вот этот дом как раз, — Дорг сел на нижнюю ступеньку лестницы и с одобрением похлопал по столбику перил. — Выкупил его, а потом перепродал Луизе же в рассрочку под небольшой процент. Особо никогда не зверствовал, так что сейчас они… не друзья, но что-то вроде хороших деловых приятелей.
— Деловые приятели — интересно сказано.
— Он же не все время с нами работает. Так, от случая к случаю, так что партнером язык не поворачивается назвать. Слушай, ты сегодня сильно занята?
— Схожу до апартаментов Хорна, надо пообщаться с баронессой Эрнот. А ты что хотел?
— Будь другом, зайди в лавку Лероя, а? — Дорг протянул ей сложенный пополам лист бумаги. — У нас ни бутылки вина, пусть по списку доставит. А то я, чтоб их всех, застрял здесь, наблюдая, как бы чего не свернули.
— Сочувствую, — Ная хлопнула его по плечу, отдала кружку и, забрав список, побрела обратно в комнату. Раз дом не разваливается, его не обносят бандиты и в нем не происходит убийство, можно позволить себе нормально собраться. Для начала — хотя бы умыться.
— Так ты зайдешь? Тебе это все равно по пути к Хорну, — окликнул ее Дорг, на что она только махнула рукой.
Заперев дверь, Ная упала на кровать и накрыла голову подушкой, чтобы не слышать ничего вообще. Когда всю ночь снится такая муть, стирается всякая разница, спала или нет — сил все равно ни на что нет. С баронессой поговорить надо, но после вчерашнего она или с рассветом уехала, или дождется, пока ее примет Крейг, чтобы извиниться, так что никуда не денется. Гораздо интереснее другое…
Ная сползла на пол, села, прислонившись спиной к кровати, и достала сперва шкатулку, а потом холщовый мешочек, в котором была спрятана та сама потрепанная книга, доставшаяся от прабабки.
Они и правда с Максом когда-то проводили один из описанных в заметках ритуалов — правда, настоящей ворожбы там было не больше, чем в игре на публику Арны. Парень проявлял живой интерес, собственно, с его вопроса о значении увиденной на иллюстрации в книге руны и пошла идея продемонстрировать что-нибудь занимательное. Дурить людям головы с помощью дыма от зажженной травы, как это делала тетя, Ная не умела, но Максу для получения откровения хватило и обычного зелья, которым она пользовалась, пусть и сильно разбавленного.
На дне шкатулки под слоем безделушек лежала монетка в одну кронку; в отверстие в центре был вдет витой кожаный шнурок с завязанными концами, чтобы монета не соскочила. В свое время Макс удивительно легко расстался с ней, хотя сам хвастался, что это были первые заработанные им деньги: в четырнадцать лет решил доказать себе и окружающим, что чего-то стоит, и напросился помощником помощника шинтийского казначея. Даже сам договорился без участия отца, хотя Ная подозревала, что имя лорда Мейсома все же свою роль сыграло — простого мальчишку с улицы не допустили бы пусть не к самим городским деньгам, но даже к информации о них.
Проработал там всего пару месяцев, пока мать не настояла на его возвращении, и очень гордился своим первым заработком, а монетку даже стал постоянно носить под одеждой как талисман — серебро заметно потемнело и потускнело от пота.
И при этом Макс без сожаления отдал ее Нае, когда она попросила дорогую ему вещь для наложения защитных чар. Пожалуй, даже излишне без сожаления — обычно такие вещи имели для людей сакральное и очень личное значение. Он и правда верил, что чары сработают — настолько, что с готовностью вручил ей свой амулет?
Конечно, тогда Ная не собиралась забирать монету совсем: кто-то отвлек, сунула в карман, потом забыла, а Макс не напомнил, постеснялся или счел необходимым условием. А после, так получилось, она встречалась только с самим лордом Мейсомом, но через третьи руки передавать важную вещь не решилась.
И все же интересно, Максу кто-то рассказывал про северные, хм, обычаи и традиции? Явно кто-то близкий, кому он доверял, иначе просто так перешагнуть через взгляды, вложенные последователями культа четырех богов, самого распространенного в центральных королевствах, он бы не смог. Точно не отец — лорд Мейсом всегда относился прагматично к вопросам религии, о любых верованиях говоря равнодушно и без благоговения.
Ная вздохнула и бегло пролистала книгу, без труда найдя нужную заметку — похоже, к ней владельцы обращались чаще всего, и страницы открывались сами. Свободной рукой достала из шкатулки уголь и пучок трав, привезенные еще из дома; она все еще считала, что нет никакой разницы, чем рисовать на полу и где собраны полынь с дягилем и ромашкой, но если это усилит чары, даже если такая дотошность не больше, чем ничем не подтвержденная фантазия прабабки — пускай. Наедине с собой, когда результат важнее принципов, можно не упираться в них до последнего.
От запаха подожженных трав с непривычки закружилась голова, и Ная с трудом переборола первый порыв открыть окно. Не исключено, что успех всей ворожбы зависит от затуманенности сознания, хотя Лу, конечно, потом наверняка будет ругаться, что провоняла весь дом и пропахла сама.
Пристроив тлеющий пучок в несколько помятой медной миске, она положила амулет Макса на дно, капнув на него вязкой темной жидкостью с резким и терпким запахом, в первый момент перебившим даже полынь с ромашкой. Потом неторопливо, сверяясь с книгой, начертила вокруг чередующиеся руны: жизнь, защитник, очищение, сила, свет. Образовав круг, они тускло засветились, и Ная почувствовала, как проснулась сила, волной тепла поднялась от живота к груди, растеклась по плечам, опутала руки… В сравнении с этим теплом меркли все фокусы последних дней, что в трактире над телом, что в Доме Дариты — они казались чем-то простым, повседневным, как поправить прическу или почистить одежду, бытовым баловством.
Сейчас же Ная ощутила прикосновение частицы древнего могущества, вызывающего трепет и волнующий ужас, и это ощущение привело в почти детский восторг.
Тонкая струйка дымка, тянущаяся от пучка к потолку, дрогнула и закружилась спиралью, уже не поднимаясь, а стелясь над миской; заполнила ее и перекинулась через край, расползаясь к границам круга. Одна за другой гасли руны; когда потухла последняя, дым развеялся, а вместе с ним исчезло и ощущение могущества, оставив после себя опустошение. Ная оперлась ладонями о пол, чтобы не завалиться на бок, и это был редкий случай, когда она от всей души завидовала ведьмам прошлого. Их-то наверняка после такого простенького ритуала не выворачивало наизнанку, вставали и шли по своим делам дальше…
Монета лежала на дне миски, никак на первый взгляд не изменившись, разве что стала темнее и нагрелась — убедившись, что способна держать равновесие, Ная достала ее за шнурок и переложила в ладонь, в первый момент едва не уронив.
Повертев талисман, она неуверенно закусила губу. Все прошло в точности, как описано в книге, но на душе все равно скребли кошки, выцарапывающие громкий лозунг о том, что это не больше, чем попытка договориться со своей совестью, которой недостаточно. Да, Макс не приходился ей родственником или другом, но он был хорошим парнем, ничем не заслужившим таких испытаний, и оттого казалось, что Ная бросила его на растерзание стервятникам.
Она решительно надела на шею шнурок и перебралась на кровать, рухнув лицом в подушку. Стоит, конечно, отдать самому Максу, и Ная обязательно его найдет, когда закончит с поручениями Крейга.