Гора — вот кто настоящий!
Связанного с Горой было ей вспоминать так много, что и не окинуть глазом — до самого горизонта и дальше, с незапамятных времён и по сегодняшний день…
Да нет. Не по сегодняшний.
Резко вспомнилась дача, прокуренность её светёлки, мальчишка, изрекающий истины. И Гора с его равнодушными, тусклыми гвоздями в руках…
Когда Стелла не знает, где лежит какая-нибудь хозяйственная вещь, Нина шутит, всегда одинаково, стихами из Пушкина: «Она в семье своей родной казалась девочкой чужой…» Нет, казалась именно родной, а вот оказалась чужой!
И снова, как и в тот несчастливый день ровно неделю назад, она рванулась душой к отцу… Да некуда рваться. Просто сидела, опустив голову, придавленная тяжестью, словно держала на своей спине подъезд старинного дома. Выходит, не всем московские скверы могут дать облегчение. Бывает, сколько ни сиди, ничего не высидишь.
Она поднялась, медленно пошла куда глаза глядят, мимо киоска с шоколадным мороженым, мимо автомата с газировкой. Машинально Стелла шла по направлению к своему дому. И даже рассчитала, какой дорогой будет поближе — через Грузины. Есть у нас такой райончик. Это где Зоопарк, где знаменитая Красная Пресня.
Говорят, любовь слепа. Но следует знать, что злоба бывает излишне зряча. Вот это самое и происходило сейчас со Стеллой. Она всем объявила, сколь немного они стоят в её душе… Вокруг осталась лишь холодная и тоскливая пустота. А навстречу ей, в этой пустоте, брели одни скелеты да привидения…
Но ведь это была неправда. Навстречу ей шли нормальные прохожие — люди… И очень хотелось освободиться пусть не от всех, ну пусть от части обид, какой-нибудь найти выход.
Сказать бы им всем: до свидания, больше меня не ищите. И уехать… в Свердловск. Там Урал, горы. Поступить в ПТУ. Недавний сон теперь казался ей настоящим планом. Общежитие выделят, будут кормить. Даже деньги платят!
По крайней мере, ни от кого не зависеть. Пусть государство её прокормит, воспитает. А потом она всё отработает. Она тоже в долгу не останется.
Это была далеко не самая лёгкая минута в её жизни. А всё-таки решение принято! И она веселей зашагала вниз по Большой Грузинской. Веселей? Да, представьте себе. Потому что до конца несчастливы бывают только жалкие трусы, как и до конца счастливы бывают только круглые дураки. Жизнь в принципе очень трудное дело, и она предоставлена нам вовсе не для развлечения.
Тут, конечно, можно заметить, что каждый хоть раз в жизни хотел навсегда уйти из дому. И это несерьёзно — что уж там говорить.
Но это и серьёзно! Ведь уходишь, когда тебе, пусть на одно мгновение, а по-настоящему плохо.
Таким «по-настоящему плохо» во взрослой жизни бывают иногда заполнены целые месяцы, годы. И эти мгновения твоего сегодняшнего короткого горя как бы зарницы грозных молний, которые прилетели из будущего. Прислушайся к ним, расти, мужайся…
Между тем всё с тою же бессознательной сознательностью Стелла приближалась к своему дому. Наконец у Зоопарка она поняла это и остановилась. За высокой оградой лежал пруд, полный всяких водоплавающих чудес. Она постояла немного, мысленно представляя, как прошла бы к слоновнику и к павильону «Хищные звери». Она хорошо знала Зоопарк. Раз в год бывала здесь обязательно. То одна, то Ванька упросит.
Вспомнив про Ваню, про дом, она поняла, что если сейчас пойдёт туда, уж ни о каком горном ПТУ не может быть и речи. И ещё… Вот странно всё-таки. Она приняла решение, стала самостоятельным человеком, но… Но при этом тайно и радостно помнила, что у неё есть свободные полдня, ночь и ещё завтрашний день: ведь Нина думает, что дочь вернётся только в воскресенье к вечеру!
Так мыслями она уехала в Свердловск, а сердцем осталась дома. А на самом деле стояла в телефонной будке и сквозь стеклянную стену смотрела на столь знакомый зоопарковый пруд. И чудесное чувство вольной свободы овладело ею. Что бы там ни было, а вольной свободы на целые сутки! Далее же поглядим! И стала набирать Машкин номер.
Может, не так уж серьёзно она решила уходить? Да не стоит загадывать!
Что-то обрадованно и облегчённо в ней трепыхнулось. Но со всей строгостью к себе и к жизни она сказала, услышав Машкин голос:
— Будьте любезны, Машу можно?
Так бывает на троллейбусной остановке в часы «пик». Радио объявляет: «Осторожно! Машина отправлена!» Но автоматические двери давно уже заклинило десятками плечей. И сколько ни сердится, сколько ни шумит водитель у своего микрофона, в троллейбус лезут всё новые люди. Даже есть такая шутка. Говорят, что сколько бы пассажиров ни вошло в московский троллейбус, всегда войдёт и ещё один.
Что-то подобное происходило сейчас со Стеллиной жизнью.
События входили, не спрашиваясь и толкаясь. Троллейбусу от такого обращения, может, и не больно, а человек сделан совсем не из железа, терпеть ему трудно.
Однако именно сейчас, в данную минуту, терпеливая Стеллина жизнь получила передышку.
Была тишина. Была уютная Машкина ванная. И было одно из самых простых, но самых приятных удовольствий на свете — тёплая вода, в которой ты лежишь, опущенная по самую шейку. Хорошо! А из всех звуков, что существуют в природе, остался единственный — музыкальный звук падающей воды.
Кран в этом доме, как и во всяком, где нет мужчины, хорошо закрываться не умел. Стелла от души, хотя и немного сонно, пожалела Машку… совсем не подумав, что и сама она теперь точно в таком же положении!
В ванную она пошла, чтобы «смыть загородные грехи». Это так было сказано во всеуслышание. На самом деле она залезла туда отдышаться от стремительности своей жизни. А на самом-самом деле принимать по каждому поводу ванну являлось не только признаком взрослости, но и определённым шиком. О том, что так делают изысканные женщины, Стелла узнала из двух или трёх заграничных фильмов.
И когда она, войдя к Машке, сказала:
— У тебя нельзя ванну с дороги принять? — это было понято и воспринято. А у Стеллы были причины произвести шикарное впечатление.
До чего всё-таки странно устроена наша жизнь! Или вернее будет сказать до чего странно устроена наша душа. Стелла звонила Машке проститься, быть может, на долгие годы. А вышло…
Едва Машка услышала в трубке Стеллин торжественный и мрачноватый голос: «Будьте любезны, Машу можно?», она заорала:
— Романова! Это правда ты?!. — и зашептала змеиным, но не в смысле злобности, а в смысле придушенности и секретности голосом: — Твой этот приехал… Лёня!
— Чего, Маш?
— Ну Лёня! — уже громче прошипела Машка. — Который… Сын лесника!
Господи боже мой! Вот уж о ком она в жизни подумать не могла. Нервно начала улыбаться — хорошо, что Машка этого не видела.
— Ну ты едешь?! — нетерпеливо шипела Машка. — Он сперва по своим делам ходил, а теперь у меня сидит, он тебя по дневнику нашёл. Прямо входит в класс, а тут уж меня учуял, что мы подруги.
По дневнику?.. Странная какая-то история… Хотя на даче действительно валялся её троечно-четвёрочный дневник, примерно так за позапрошлый год.
— И он мне говорит: «Она, говорит, сегодня приедет!» А я-то знаю, что ты не приедешь. А он говорит: «Слыхала, кто такие экстрасенсы?» Ну это, оказывается, телепаты, по-русски говоря. И он как раз такой. Я думаю: во свистит. Даже на него внимания не обратила. А он говорит: «Можно, у тебя посижу, уроки поделаю?» И сидит. Я подумала: если ты приедешь, то именно мне позвонишь.
Вот уж нет! Если бы, допустим, всё было нормально, и они бы приехали с отцом… да в жизни бы Стелла не позвонила. Она подумала об отце, который сидит сейчас среди «железных ребят» — землянин, продавшийся пришельцам.
— Ну что ты молчишь-то? Едешь или нет?
И вот уже Стелла бежит от Зоопарка к Садовому кольцу. И хотя бежать недалеко, но там горка крутая. И Стелла дышит, как паровоз.
Выскочила на Садовое, увидела троллейбус «Б», обогнала его у светофора. И пока неповоротливая усатая коробка на колёсах подбиралась к остановке, успела даже несколько отдышаться… Может, её оживлённость и запыханность были несколько преувеличенными, но ей хотелось подальше отодвинуть всё, что произошло в первой половине дня, — чтобы не вспоминать.
И чтобы своего поведения не вспоминать!
Она бежала по двору Машинного дома, и тут кто-то остановил её, шлагбаумом расставив большие руки. Машкина мама.
Они были совершенно не похожи — это сразу бросалось в глаза. Дело в том, что Машка довольно-таки симпатичная девочка, а мать у неё… вот бывают люди, про которых не постесняешься сказать: «Некрасивая до ужаса!» Это редкие люди. Но Машкина мама была как раз такая.
— Здравствуйте, Александра Николаевна.
У неё был здоровенный нос, и щёки приподняты куда-то к самым глазам, и губы красные, мясистые. Вообще всё лицо крупное, налитое. А глаза, наоборот, маленькие и глубокие, словно две круглые дырочки. Они были синего или какого-то близкого к этому цвета. Там как следует и не разглядишь.
Про таких людей стараются сказать, что, мол, «у них во взгляде светилась особая доброта». У Александры Николаевны ничего такого Стелла не замечала. Но точно, это была добрая женщина. И Стелла в жизни не видела, чтобы к людям так относились, как Машка относилась к ней.