— Ауч!
Теолрин резко отдернул руку, когда кусок заостренного стекла умудрился распороть защитную перчатку и вонзиться ему в левую ладонь.
— Да твою ж мать! — Выдернув злополучный осколок, он выбросил его как можно дальше и затряс рукой, словно надеясь, что это поможет залатать перчатку и его ладонь. — Долбаная хреновина!
В этот момент Теолрин убедился в том, что больше всего на свете ненавидит свою работу.
Работать стеклосборщиком — дело вообще неблагодарное, и не потому, что за уборку стекла платят весьма посредственно. И даже не потому, что за пять лет работы ладони Теолрина стали сплошь и рядом покрыты шрамами и рубцами. И дело даже не в том, что таким, как он, приходилось регулярно поднимать тяжести и вдыхать пары расплавленного стекла, из-за которых большинство стеклосборщиков рано или поздно подхватывали стеклянную лихорадку, что стремительно ставила крест не только на карьере, но и на всей жизни. Скорее, дело было в том, что здесь, среди бескрайних стеклянных просторов, он ничего не представлял из себя как личность. Замени его на кого-нибудь другого, и ничего не изменится. Теолрин чувствовал себя самым обыкновенным прозрачным осколком — безликим и бесполезным. Стеклом, что вместе с тысячами, миллионами других вскоре отправится в топку.
А ведь он всегда мечтал о чем-то большем. Что добьется в этой жизни статуса, известности, сможет сделать что-нибудь… действительно полезное. Однако жизнь разложила все по полочкам, не посоветовавшись с ним. Отбор в Военную Школу Ковена он не прошел, а чтобы выучиться в университете или овладеть каким-нибудь прибыльным ремеслом нужны были деньги — именно поэтому он решил однажды примерить на себя робу стеклосборщика, думая, что это так, на пару недель… Но потом выяснилось, что заработанные стекломонеты тратятся быстрее, чем копятся, и пара недель растянулась на месяц, затем на год, а потом и еще на пять.
Однако сейчас, чувствуя, как по его ладони, пропитывая утяжеленную перчатку, растекается кровь, Теолрин решил для себя: хватит. Довольно с него этих стеклянных россыпей. Он непременно уйдет с этой работы, будь она трижды неладна. Только доработает до конца месяца, чтобы накопить немного деньжат… Ну, или до до конца следующего месяца. Или года — с тем, как растет цена выпивки, откладывать про запас получается все сложнее.
А потом он точно найдет себе что-нибудь достойное. Выучится, например, на столяра. А почему нет? Хорошая профессия, уважаемая. Сидишь себе целый день, строгаешь деревяшки, делаешь из них мебель или какие-нибудь причудливые диковинки, и, что самое главное, вдыхаешь аромат стружки, а не эту стеклянную вонь, от которой постоянно першит в носоглотке. Ну, или можно открыть свою таверну. Люди ведь хотят есть и пить? Определенно. Сначала он будет лично стоять за барной стойкой, наблюдая за посетителями, а потом, когда дела пойдут в гору, наймет помощников… и помощниц — миниатюрных служаночек, что будут исполнять любые его прихоти. А, может, ему и вовсе податься в жрецы? Уж они-то точно никогда не бедствуют — даже когда вокруг царят голод и стеклянные лихорадки. Особенно когда вокруг царят голод и стеклянные лихорадки, если уж на то пошло.
Последняя мысль внезапно показалась Теолрину озарением, что в корне изменит его жизнь. Ну в самом деле! И почему он раньше об этом не думал? Нужно всего лишь…
— Эй, ты там в порядке, чудила? — От раздумий о том, как он будет выглядеть в жреческой мантии и с маской на лице, Теолрина отвлек окрик Джейл. — Чего разорался?
Теолрин вздохнул, разгибая спину, затем повернул голову в сторону Джейл. Джейл была его напарницей в этой поездке — и не сказать, чтобы он был от этого в восторге. Если представить самую женственную и галантную девушку со стройной и гибкой фигурой, то… Джейл была бы ее полной противоположностью. Она была примерно одного роста (и, скорее всего, возраста) с ним, при этом заметно шире его в плечах и чуть больше по мышечной массе… возможно, даже не чуть. У нее был довольно низкий для девушки голос, коротко стриженные волосы мышиного цвета, а всю левую щеку покрывала татуировка паука. За пять лет работы стеклосборщиком Теолрину довелось вести дела с различными напарниками и напарницами, однако никто не пугал его так, как Джейл. Он очень надеялся, что это последний раз, когда ему приходится работать с этой крикливой горой мышц.
Сейчас Джейл стояла рядом с плавильней, от которой к вечереющему небу поднимались стойкие клубы сизого, практически черного дыма, и забрасывала в топку прозрачные стекла с помощью лопаты.
— Да так. — Теолрин взглянул на ладонь и подумал было о том, чтобы снять перчатку и перевязать рану. Однако почти сразу же передумал: в таких условиях он только занесет в рану стеклянную крошку. Уж лучше дождаться, когда они вернутся в город. — Все в порядке, спасибо за беспокойство.
— Всегда к твоим услугам, — не оборачиваясь, крикнула Джейл и забросила в недра плавильни очередную порцию стекла из ближайшего ящика.
Теолрин вздохнул и с большой неохотой уселся на корточки, чтобы продолжить работу. Их с Джейл окружали бескрайние однообразные равнины, полные осколков, оставшихся от последнего стеклянного ливня. Их задача была проще некуда: очистить свой участок от стекла. Подавляющее большинство стекол — девяносто девять из ста — были самыми обыкновенными, прозрачными, и никакой ценности не представляли. Они шли в стекольную топку — хитроумное изобретение одного из Небодержцев, то ли Кавена, то ли Аркейса. Гораздо реже попадались цветные стекла. Их следовало отделить от прозрачных и отсортировать, чтобы потом привезти в город. Чаще всего среди редких попадались голубые стекла, они же самые дешевые. Синие и зеленые попадались реже и ценились, соответственно, чуть дороже. Желтые стекла стоили еще больше — за них стеклосборщики даже получали надбавку, пусть и не такую большую, как за оранжевые и фиолетовые — последние считались огромной редкостью. За свои пять лет работы Теолрин лишь тринадцать раз находил оранжевый осколок и девять — фиолетовый.
Решив, что достаточно передохнул, Теолрин вернулся к монотонной работе. Сложив ладони лодочкой, он зачерпнул горсть стекла, чтобы внимательно изучить ее на предмет наличия цветных стекол: если таковых не имелось, стекла смело ссыпаются их в ящик — навроде такого, что стоял сейчас рядом с Джейл. Теолрин помнил, как в первые дни работы разглядывал каждый стеклянный осколок со скрупулезностью ювелира — однако время отточило его навыки, так что теперь ему достаточно было бросить беглый взгляд на горсть стекол в ладонях, чтобы понять, есть ли среди них цветной осколок.
— Эй, чудила, — окликнула его Джейл, не успел он забросить в ящик первую порцию. — У меня заканчивается уголь. Подбросишь?
Теолрин выругался вполголоса, после чего поднялся на ноги.
— Конечно, ваше сиятельство, — проворчал он, на секунду представив Джейл, одетую в какую-нибудь королевскую мантию… Ну, или во что там одеваются принцессы и королевы — Теолрину никогда не доводилось вживую видеть ни тех, ни других. — Сию минуту.
Уголь являлся неотъемлемой частью их работы. Каждая пара стеклосборщиков отправлялась в путь с повозкой, запряженной двумя лошадьми-тяжеловозами. В одну сторону повозка заполнялась ящиками с углем, благодаря которому они сжигали прозрачные стекла, в другую эти ящики заполнялись отсортированными по спектру цветными стеклами.
Теолрин уже развернулся в сторону повозки, когда какой-то мимолетный блеск в стороне привлек его внимание. Теолрин нахмурился. Неужели ему показалось? Такое случалось: порой желание найти дорогой осколок затмевало логику и создавало миражи на ровном месте. Однако на этот раз Теолрин решил довериться интуиции и зашагал в сторону, с втаптывая стеклянную массу высокими сапогами с подметками, утяжеленными полосками желтого стекла. Прозрачные осколки имели низкую плотность, а потому с хрустом ломались под его весом, пока он прокладывал курс вперед. По хорошему, так делать не стоило — он мог ненароком не приметить цветное стекло и раздавить его, но… Сейчас Теолрин был не в том настроении, чтобы слепо следовать правилам.
— Эй, чудила! — окликнула его Джейл. — Тебе что, поссать резко приспичило? Может, сначала все же принесешь мне угля?
Теолрин не ответил. По-прежнему хмуря брови, он сделал последний шаг и наклонился корпусом вперед. Затем вытянул руки и принялся разбирать залежи стекол. Ритм его сердцебиения ускорялся с каждым отброшенным в сторону прозрачным осколком.
«Ну же! Тебе ведь не показалось?»
Он почти поверил в то, что ему и впрямь все померещилось, когда за очередными прозрачными стеклами его глаза резанул яркий блеск. Теолрин сглотнул подступивший к горлу ком.
«Пресвятые Летающие…»
— Джейл, — негромко произнес он, словно опасаясь вспугнуть осколок. — Дже-ейл!
Его ушей донесся недовольный вздох.
— Ну чего там у тебя?
— Взгляни на это. — Все еще не до конца веря своим глазами, Теолрин протянул вперед правую руку и осторожно, словно имея дело с самой хрупкой из ваз, вытянул осколок.
— Ничего, что я тут вообще-то не прохлаждаюсь, а работаю?
— Я думаю, оно того стоит, — сказал Теолрин уже куда увереннее. — Иди сюда.
Джейл пробурчала что-то под нос недовольным тоном, однако вскоре Теолрин услышал ее приближающиеся шаги.
— Я надеюсь, это не какая-нибудь дурацкая шутка, потому что сейчас я совершенно не в том настроении, чтобы… — Джейл осеклась и замерла за его спиной. Ее тень упала на осколок — однако даже так тот ослепительно сиял в руке Теолрина. — Это… то, о чем я думаю?
Теолрин медленно кивнул.
— Похоже, я нашел красный осколок… В смысле, мы нашли красный осколок.
Его губы, наконец, изогнулись в победной улыбке. Красные стекла принадлежали к самым редким осколкам — мало кому из стеклосборщиков доводилось вживую лицезреть их.
А отсюда следовало, что осколок, который Теолрин сейчас держал в руках, стоил целое состояние.
И эта мысль вытеснила из его разума все остальные.