И вдруг - словно какой-то бестолковый механик, скрытый в мозгу, запустил другую ленту. Вот Михаил Николаевич дома, в Ленинграде. Зовут его еще не Михаилом Николаевичем, а просто Мишей. Он сидит возле телевизора. Тут же и отец, и мать, и Нина - студентка-однокурсница. Тепло, уютно. А на голубоватом экране - Ив Монтан. Милые, трогательные песенки. Простенькие, они почему-то глубоко проникают в сердце.
А может, это из-за Нины? Она сидит рядом и, чуть оттопырив нижнюю пухлую губку, смотрит на мерцающий экран. И лицо ее в полутьме такое раскрытое, душевное, - именно такая она особенно нравится Мише.
И снова раззява-киномеханик вдруг перескакивает на другую ленту.
Отец мечется по комнате. Он в пижаме. Седая шевелюра прыгает в такт резким взмахам рук. Отец всегда так: жестикулирует, как немой.
- Но почему? - сердится он. - Почему ты не хочешь в аспирантуру? Не беспокойся: не будет никаких поблажек. Я уж позабочусь, чтобы на время экзаменов все забыли, что ты - сын заслуженного врача.
Миша молчит.
- Это же просто глупо! - суетится отец. - Ты же способный хирург. Без дураков - способный. Почему обязательно - в деревню? Газет начитался?..
...И опять - бьется, воет на крыльце молодая вдова. Рвет на себе кофту, царапает ногтями шею: "Костенька! Светик мой родименький!.."
...Михаил Николаевич ворочается в кровати. Пружины под ним устало скрипят.
На следующее утро он решает:
"Все. Хватит. За дело! И не скулить".
Обливается холодной водой, быстро уничтожает яичницу из четырех яиц (дома он никогда не слыхал о такой, но Таисия Никифоровна - она живет тоже при больнице и готовит ему - меньше чем на четыре яйца не признает).
Наскоро поев, главврач, как заведено, совершает обход больницы. Ловит на себе тревожные и ободряющие, недоверчивые и выжидательные, беспокойные и испытующие взгляды больных. Они, конечно, уже знают об операции. Главврач хмурится. И впрямь, больные тревожатся? Или это ему кажется? Нервочки...
Может быть, именно поэтому он сегодня особенно строг, пожалуй, даже придирчив.
Сестру Верочку - от нее, как всегда, пахнет и йодом, и эфиром, и духами сразу - холодно отчитывает за беспорядок в шкафу с инструментами.
Санитарке выговаривает: на подоконнике в третьей палате - пыль.
И даже своей "хозяйке", Таисии Никифоровне, жестом показывает: занавески на окне в амбулатории в сальных пятнах.
Все выслушивают его замечания молча. Только Верочка вспыхивает:
- Я собиралась убрать! Но вы же сами велели стерилизовать материал!
- Успевайте! Все успевайте, - обрывает Михаил Николаевич.
Идет осмотр больных. Их немного, всего шестеро. Михаил Николаевич присаживается у каждой кровати, осматривает подробно, проверяет, все ли назначения выполняются, неторопливо расспрашивает о самочувствии.
И у каждого непременно осведомится:
- Ну, а наушники? В порядке?
Наушники сделали лишь несколько дней назад.
Особенно рада этому Таисия Никифоровна. Сколько лет твердила: один репродуктор на целую палату - очень неудобно. Кто-то из больных хочет подремать, другой - читать, а третьему, как назло, приспичит слушать радио. Вечные стычки из-за этого.
Говорили-говорили - все без толку. А Михаил Николаевич всего без году неделя в больнице, и вот уже на каждой тумбочке - наушники.
"Персональные наушники, - шутит сторож. - Как в столице!"
Так, неторопливо, обходит главврач четверых больных.
Потом вдруг его хлестнула мысль: "Пожалуй, я сегодня внимательней, чем всегда. А вдруг больные подметят... Подумают, что я после той операции... Вроде бы оправдаться хочу..."
Сразу пересыхает во рту. Он быстро заканчивает обход.
Весь день у него проходит в хлопотах. Главврач маленькой больницы - это и руководитель, и врач, и администратор, и хозяйственник, и снабженец - все сразу.
Он обдумывает с терапевтом и фельдшером, сколько и каких медикаментов выписать, советуется с сестрой-хозяйкой о белье, идет на кухню и сам пробует овсянку, приготовленную больным на обед.
А главное - дрова. Часа два висит он на телефоне, обзванивая районное начальство. Зима уже на носу. А запас дров в больнице - на неделю.
Дела катятся на него лавиной. Тут и важные заботы, действительно требующие его вмешательства, и мелочи, которые вполне могли бы утрясти без него; тут и срочные нужды, и всякая необязательная чепуха. Но в больнице уж так заведено: все делается только с ведома главврача.
Пока Михаил Николаевич занят - все хорошо. Но вот день кончился - и он один в своей маленькой комнате при больнице.
Опять стоит он возле окна.
По двору лениво бродят две курицы. У них приметные красные круги на хвостах. Это фельдшер чернилами пометил своих кур. Чтобы не спутать с чужими.
Михаил Николаевич глядит на этих кур, а мысли сами невольно возвращаются к операции. К той, о которой он не может не думать.
Сегодня приезжал главный хирург района. Дотошно знакомился со всеми обстоятельствами. Изучил историю болезни умершего тракториста, заключение патологоанатома, беседовал с терапевтом и сестрой.
Вывод: хирург сделал все, что мог. Смерть наступила как следствие запущенного гнойного перитонита.
- ЛКК* не будет, - сказал на прощанье главный хирург.
______________
* ЛКК - лечебно-контрольная комиссия.
И все-таки покоя нет.
И главное - как-то сразу опустились руки.
А ведь, когда ехал на село, думал: вот где простор. Наладить образцовый порядок в больнице. Продолжить свою научную работу. Нести культуру. Он так и сказал Нине перед отъездом - нести культуру. Даже магнитофон с записями привез: хотел устроить что-то вроде лектория. Да, музыкальный лекторий. Знакомить сельских жителей с Чайковским и Прокофьевым, Шаляпиным и Шостаковичем.
А вот теперь - неохота.
И еще эти фельдшерские куры с аккуратными красными кругами на хвостах как опознавательные знаки на самолетах!
Фельдшер Тарас Тихонович - пожилой, опытный, двадцать два года работает в этом поселке, знает всех, и его все знают.