На друзей очень подействовали эти слова. Они будто потеряли что-то важное.
Между тем в доме О. вспыхнул большой скандал: на всю улицу бранились и осыпали друг друга ругательствами его дети, и жена, заламывая руки, упрекала О. за то, что он нищий и не умеет зарабатывать столько, сколько «другие мужики»…
Пан Дыля побелел, как полотно.
— Клянусь честью, эти несчастные даже не подозревают, с кем живут бок о бок и чьими трудами пользуются! — заключил он. — Они, конечно же, ничего не читали, а если и водили глазами по строчкам, то ничего не поняли… Это мне ясно. Но откуда такие силы у О.? Много драм в несовершенном мире, но самая ужасная, на мой взгляд, — полное одиночество человека, который мог бы вывести людей из мрака, если бы они сумели понять его. Но в том-то и проблема, что его не поймут и на поверхности жизни по-прежнему останутся негодяи!
— Знаете что? Давайте поговорим с О.? — предложил Чосек.
— Нет, — пан Дыля покачал головой, — мы недостойны даже обратиться к нему, потому что не узнали его!..
Когда прошел слух, что пан Гымза при смерти, пан Дыля решил проведать его, чтобы побудить простить долги своим рабочим.
Миллионер лежал на высоком ложе, выдвинутом на середину комнаты для удобства врачей. Многочисленные цветные подушки и четыре застывших лакея, не сводивших глаз со своего патрона, напоминали о гробе, цветах и почетном карауле.
Но Гымза был жив.
— Что, сухая репа, — сказал он слабым голосом, едва пан Дыля появился в комнате, — небось и ты ищешь себе прибытка от моей болезни? Вот, выкуси! — высохшая рука его сложила фигу. — Холопы ничего не получат, пока я не поправлюсь. Когда же поправлюсь, накачаю всех брагой до потери пульса, а там поглядим.
— Не сомневаюсь, что мы попьем вашей браги, — сказал пан Дыля, хорошо зная, что Гымза никогда не угощал своих работников не то что брагой, но и пустым чаем.
— Износили сердце заботы, как башмаки асфальт, — со вздохом продолжал пан Гымза. — Обещают заменить моторчик, но ведь, прохвосты, дорого просят, а успеха не гарантируют.
В эту минуту в комнату вошли двое мужчин в белых халатах и респираторах, делавших лица совершенно неузнаваемыми. В том, что это были не врачи, пан Дыля мог бы поклясться своею честью.
— Мы выбрали, шеф, именно то, что нужно, — сказал один из вошедших. — Товар от сорокалетнего спортсмена, которого подвели тормоза новенького «Мерседеса».
— Сколько? — с передышками спросил пан Гымза, глядя в потолок.
— Для вас тридцать.
— Слыхал, Дыля? Они требуют тридцать тысяч долларов. Они совершили прибыльно одно мокрое дело, чтобы совершить и другое? Что ты думаешь по этому поводу?
— Не знаю, шеф, — отозвался пан Дыля. — Что я знаю точно, так это то, что с удовольствием попробовал бы браги в день вашего выздоровления.
— Врешь, — сказал пан Гымза. — Но все равно ты единственный джентльмен в нашем вшивом городе. И если ты не одобряешь сделки, стало быть, она и впрямь грязная… Алло, господа, слышите меня? Двенадцать тысяч и ни цента больше!
— Мы посоветуемся, — после некоторого молчания сказал один из мужчин в марлевой маске. — Но вы теряете время. Что значат для вас тридцать?
— Не суйтесь не в свою тарелку!
Выйдя из дому вместе с незнакомцами, пан Дыля подал условный сигнал прятавшимся неподалеку Чосеку и Гонзасеку: просвистал мелодию песенки «Ах, будьте здоровы, живите богато!..» Его заинтересовали гангстеры в масках, и он решил, что неплохо было бы как-либо «сесть им на хвост».
Его насвистывания не остались незамеченными.
— Эй, ты, вытертая швабра, — угрожающе прикрикнул один из гангстеров, — что это ты тут высвистываешь? Уж не сигналишь ли полицейским?
— Пан Гымза никогда не любил полицейских, господа, — приподняв шляпу, ответил пан Дыля. — Уж кого здесь невозможно встретить, так это полицейских и секретных агентов. Я работал здесь больше трех лет, я знаю.
— Смотри, соломенный чурбан, как бы тебе не превратиться в головешку!..
Пан Дыля не терпел подонков, тем более куражливых. Он промолчал, сунул руки в карманы и, чуть приплясывая на высоких каблуках старых хромовых сапог, пошел своей дорогой, насвистывая прежнюю мелодию.
А пан Гымза, не дождавшись заказанного сердца за приемлемую сумму, скончался в ту же ночь…
После похорон пошли слухи, что при вскрытии трупа миллионера не было обнаружено сердца. Никакого — ни большого, ни маленького, ни здорового, ни больного. Эта сенсация послужила якобы поводом для созыва конференции кардиологов, на которой одним из ученых, родственником Слямзеля, было высказано предположение, что в некоторых случаях функции сердца берет на себя желудок. Никто не посмел возразить родственнику столь могущественного человека, и случай был зафиксирован во всех документах как «Гымза-казус».
После похорон пана Гымзы друзья вновь столкнулись с коварным Шмельцем.
В их отсутствие кто-то сжег сарай, в котором они жили, и полиция объявила поджигателями обитателей сарая.
— Не сомневаюсь, что это происки Шмельца, — сказал пан Дыля. — Он оклеветал нас. Но пытаться доказать правоту тем, кто фактически владеет всей властью, — пустая затея. Надо бежать из города, пока мы не оказались за решеткой.
— Полиция только этого и ждет, — сказал Чосек. — Пока надо затаиться здесь и немного переждать. Самое безопасное место — то, где нас и не подумают искать. — Что же это за место?
— Бывший дом пана Гымзы…
Не теряя времени, друзья потихоньку перебрались в дом, в котором прежде работали, и устроились на одном из балконов, где стояло много всякого хлама.
Но прятаться — это было не в обыкновении пана Дыли.
— Раз мы здесь, — сказал он, — нужно хорошенько разведать замыслы наших противников. Я заметил, что по вечерам Шмельц собирает своих холуев в столовой, где сожрал сердце глупого пана, который мечтал, чтобы его избрали президентом какой-нибудь европейской лиги…
В столовой толпилось и гомонило странное общество. Некоторые были в масках, другие в париках и с накладными бородами и усами.
— Смотри-ка, — удивился пан Дыля, указывая на пузатого коротышку в пышном рыжем парике. — Это же новый мэр города… А вот тот — глава департамента образования. А тот — начальник полиции… Далеко пустил щупальца Шмельц!..
Наконец появился хозяин. Он властно махнул рукою, и тотчас установилась гробовая тишина.
— Наши люди приобрели в России сто тысяч щипчиков для бровей, — сообщил он. — На этой чепухе мы должны получить хорошую прибыль. Завтра в этом вонючем городе мы устроим ажиотажную продажу щипчиков по два доллара за штуку. Ваша задача — обеспечить участие своего актива. Первыми покупателями, как и прежде, будут наши люди. В установленных местах они смогут сдавать щипчики, и те вновь пойдут на продажу. Мы подожжем общественное безумие сразу во всех точках, пустив слух, что щипчики скупают по пять долларов в какой-нибудь Польше или Грузии. Все подготовлено. Я уверен, мы вытряхнем из обывателя последние накопления. Он соблазнится, а когда прочухается, поезд, как всегда, будет уже далеко… Население на этом этапе должно быть совершенно нищим, тогда его поведение можно будет прогнозировать с точностью до отдельного подъезда…
Когда друзья вернулись в свое убежище, Чосек сказал:
— Ничего у них не выйдет. Жители города не такие дураки, чтобы покупать всякую чепуху за валюту, и на что обыватели купят доллары, если им не на что купить еду?
— Именно потому они и будут покупать щипчики для бровей, — задумчиво произнес пан Дыля. — Это еще одна сторона дьявольской науки оболванивания. Тут все просчитано: из несчастных будут высосаны последние гроши, может быть, предназначенные для больных детей или отложенные на похороны.
— Неужели мы бессильны? — подал голос Гонзасек. — Завтра же поставим на ноги всю прессу.
— Если действовать, то только сегодня, сейчас, — сказал пан Дыля. — Кто за?..
К утру выяснилось, что ни одна газета не примет информации о щипчиках. Знакомый журналист, человек лично порядочный, посоветовал больше не стучаться в двери редакций, поскольку все они связаны с полицией.
— Так что же, народ будет подыхать, а мы не сумеем сказать даже о его стонах?
— Увы, — пожал плечами журналист. — Разве вы не знаете, что уже давно удушены газеты, которые пытались говорить правду? Их работников перекупили, а наиболее честные «сами ушли из жизни». И — ни звука об этом…