*
(17 августа)
Габриэль де Ноай, глава Департамента Магических Происшествий и Катастроф Французской Магической Республики, сидел за столом в своём кабинете и готовился к завтрашнему заседанию Директории. За один день события в Берлине поставили перед руководством Франции несколько вызовов, и основным, что занимал сейчас де Ноайя, было отношение с семьёй Абрабанель — именно они пустили на свои земли турок, что взяли на себя ответственность за два берлинских взрыва.
Габриэль сокрушался, что хоть Фавр де Поль и была официально освобождена из под стражи, но приняла решение остаться в Берлине для помощи в расследовании, а также для завершения собственной миссии в Германии. Будь она здесь, всё было бы проще. Ропот поднялся прежде всего в её департаменте, слишком много среди мракоборцев оказалось ястребов, что желают идти предавать справедливому суду Абрабанелей и всех сочувствующих им. Поль Готье пока сдерживает эти голоса, однако ничего не может длиться вечно, особенно когда ты сам готов идти на штурм замка Шармбатон.
Де Ноай устало потёр лицо ладонями, он надеялся только на одно, что за взрывами не стоит хитроумный план Абрабанелей, чтобы отвлечь внимание французов на Берлин, а затем ударить самим по Парижу.
В дверь настойчиво постучали, судя по звуку ногой. Габриэль нахмурился и встал из-за стола:
— Не заперто!
Конвульсивно дёрнулась дверная ручка, было слышно, как в коридоре выругались, потом снова последовал удар в низ двери. Де Ноай вышел из-за стола и тряхнул правой рукой — в его ладонь скользнула палочка, обвитая виноградной лозой.
За дверью снова кто-то выругался и после этого наконец-то справился с ручкой — та повернулась, открыв дверь, и в комнату втолкнули человека в красной мантии. Сам он был, судя по всему, магически связан, так как выглядел, будто его спеленали чем-то невидимым. Упал человек к ногам де Ноайя на бок, при этом не издав никакого возгласа, хотя такое падение ему явно удовольствия не принесло.
А следом в кабинет вошла Кристина Фавр де Поль. Её левая рука висела на перевязи, а правая сжимала волшебную палочку. Девушка недовольно взглянула на пожилого француза, сдунула со лба выбившуюся кудрявую прядь и, не поворачиваясь назад, пяткой закрыла дверь.
— Когда стучат, иногда надо открывать, — француженка выглядела крайне недовольной и уставшей.
— Открывать дверь это дурной тон, — усмехнулся Габриэль и спрятал палочку обратно в рукав, затем опустил взгляд вниз на человека, который попытался извиваться под невидимыми путами, — А это?
— Это Рихард фон Мольтке, — отмахнулась Кристина, сама спрятала палочку и прошла до графина с водой у камина.
— Ты похитила и приволокла сюда бывшего главу мракоборцев Германии? — мужчина смотрел на неё как на разбаловавшегося ребёнка.
— Всё так, — кивнула девушка, налила себе стакан воды и залпом выпила.
— А где ты его взяла, прошу простить мою бестактность?
— В Шарите́.
— Ты взяла пациента лечебницы, бывшего главу мракоборцев, спеленала его и утащила ко мне в кабинет? — Габриэль переводил взгляд полный иронии с Кристины на извивающегося Рихарда и обратно, — А ты не хочешь мне ничего рассказать?
— Так вышло, — мило улыбнулась та, подошла к французу и по-дружески крепко обняла его, тот ответил на её объятья. Так они стояли несколько мгновений, пока у их ног немец пытался уползти, правда, у того из этой затеи ничего не выходило.
— Я тоже рад тебя видеть, — сказал де Ноай, когда они разомкнули объятья, — Но вопросы у меня по-прежнему остаются.
— Мы были в Шарите́, - Кристина отошла к столу и аккуратно присела на его край, — Как посетители, не кривись, — она расплылась в очаровательной улыбке, — А после в коридоре столкнулись с каким-то немцем, который назвался Отто. И этот немец что-то наедине сказал Рихарду.
После этих слов немец затих и уставился на Кристину.
— И ты решила спеленать именно этого представителя немецкого народа и отвезти ко мне? — в голосе и во взгляде Габриэля соседствовала ирония и скепсис.
— Мне его стало жалко, он хоть и дурак, зато беззлобный. А вот этому Отто я не поверила.
— Пора писать в газету, — усмехнулся де Ноай, — Фавр де Поль проявила жалость к незнакомому ей человеку.
— Считай это интуицией, — скривилась девушка.
— Считаю, что если завтра Августа фон Вальдбург не объявит тебя в розыск, то нам сильно повезёт.
— Один раз она уже поблагодарила меня за службу на благо Германии.
— Удиви меня, расскажи, чем это, — он указал на Рихарда, — Послужит благу Германии.
— Проверь его на метки, — Кристина встретилась взглядом с Габриэлем.
— Ну, одну, положим, я вижу уже сейчас, — усмехнулся француз, вытаскивая палочку.
— Ты про то, что ему русские на лбу нарисовали?
— Угу, русская руна на удачу, — он присел на корточки перед немцем.
— Серьёзно? Ты знаешь её? — искренне удивилась Кристина.
— Кто-то рисует некрасивых свиней, а кто-то вот такие руны, — кончик палочки Габриэля загорелся фиолетовым. Кристина цокнула языком и закатила глаза.
Француз несколько мгновений осматривал замершего немца, а затем распрямился и погасил огонёк на палочке:
— Метка есть, но я не знаю, что это.
— Всмысле?
— Вся непростиловка наносит метки на тело жертвы, ты это знаешь, — на эти слова Кристина утвердительно кивнула, — Но это не метка Империо и не метка Круцио. Но она есть.
— Я слышала про прусские чары, которые частично похожи на общепринятые… — задумчиво произнесла Фавр де Поль.
— Я не силён в них, но могу предположить, что если это именно прусское волшебство, то это может быть какой-то аналог Империо. Ты не знаешь, в их департаменте существует утренняя проверка?
— Должна, там же Шваниц за главного теперь, — пожала плечами Кристина.
— Ты что-то слышала про этого Отто? — Габриэль прошёлся до графина и налил себе воды.
— Никогда, но слышала про твоего визави, — на эти слова уже Габриэль насторожился, — Этот Отто говорил про Притвица, он глава Департамента Магических Происшествий и Катастроф. Тихий, спокойный, вроде, — она пожала плечами.
— Притвиц встречался с Абрабанелями, несколько раз.
— Предлагаешь сразу ему оторвать за это голову? — усмехнулась француженка.
— Предлагаю доставить этого несчастного к специалисту по прусскому волшебству, — он кивнул в сторону Рихарда.
— У тебя есть такой знакомый?
— Твой визави, — усмехнулся Габриэль, — Виктор Шваниц.
— Шутишь? Вот так посреди ночи я не ввалюсь в его департамент. Тем более непонятно, кто там инфильтрат Аненербе, а кто нормальный?
— Тебе точно нужен этот немец? — взгляд де Ноайя опустился на затихшего Мольтке.
— Я уже начала, поздно останавливаться на полпути. И мы не знаем, что там вложили в его разум. Может, чтобы он просто слушался маму и зубы чистил.
— Да, ведь именно для этого чаще всего применяют заклинание, ломающее волю.
— Поучаствуешь завтра в заседании Директории? — вкрадчиво произнёс де Ноай.
— Сейчас только мы осознаем, куда деть это тело, — весело ответила Фавр де Поль.
— Выделю специальную комнату для него в поместье, — загадочно произнёс Габриэль.
— Мне лучше выдели, — усмехнулась Кристина, — Я пока не готова ехать домой.
— Предстанешь завтра в таком виде перед всей Директорией?
— А я плохо выгляжу? — картинно удивилась француженка.
Габриэль рассмеялся и стал собирать бумаги:
— В поместье доработаю, и этого болезного уложим там.
— Вот это хорошая идея, — кивнула Кристина.
**
(17 августа)
— То есть ты просто их отпустил? — Якоб фон Притвиц недовольно поморщился и пригладил свои усы. Он стоял возле открытого окна в своём полутёмном кабинете.
— Ты мне ни разу не говорил, что хочешь получить власть, залив Германию кровью, — Отто искренне удивился и откинулся в кресле, — Я мог их двоих сразу убить, но не стал.
— И где теперь Рихард фон Мольтке? — силуэт Притвица чернел в лунном свете, льющемся из окна.
— Надеюсь, что в лучшем мире, — отсветы свечей и огня в камине делало лицо немца похожим на маску.
— Вряд ли, — покачал головой его собеседник, — Твои подопечные проверили его квартиру?
— Мои подопечные проверили и квартиру, и поместье, в котором он уже три дня не появлялся. Мои подопечные вообще сделали всё.
— Угу, кроме того, чтобы найти Мольтке, — Якоб снова пригладил топорщащиеся усы.
— Ну, если эта французская девка решила, что я что-то нехорошее сделал с этим мальчиком, — Отто задумался, переведя взгляд на огонь в камине, — Если она так решила, то скорее всего скоро к тебе будут вопросы.
— Это как? — не понял Притвиц.
— Всё просто, я сообщил, что меня послал твой департамент.
— Дьявол! — дёрнул плечами Якоб, развернулся и ударил ладонью по подоконнику, а после развернулся и закричал, — Ты вообще представляешь, что наделал?! Ты вообще думал, когда говорил?!
— Да, — хищное лицо Отто было непроницаемым.
— И что же ты думал?! Что это шутка такая?! — в крике стали слышны охрипшие нотки.
— Что твоя игра проиграна.
— Что? — Якоб опешил, словно его окатили холодной водой.
Отто пожал плечами и неспеша поднялся на ноги. Он размял шею, прошёлся до камина, встал возле него и стал смотреть в огонь. Притвиц же остался неподвижно стоять в лунном свете с недоумённым лицом.
— Что ты теперь будешь говорить на заседании Бундестага, Якоб? — Отто не поворачивался к собеседнику.
— Ты вообще о чём?
— Августа одновременно уравняла нас в правах с остальными магами Германии и поставила вне закона, — усмехнулся собеседник Притвица, — Может, надо было с ней союз заключать, а? — он повернул голову к Якобу и ехидно прищурился.
— Да пошёл ты! — зашипел тот.
— Так что ты собрался говорить в Бундестаге? Августа призвала турок на нашу землю и сотрудничает с теми, кто их укрывает?
— Вон, — голос Якоба задрожал от сдерживаемой ярости, — Пшёл вон.
— Ты разрываешь с нами союз? — усмехнулся Отто.
Притвиц ничего не ответил, просто вызвал домового эльфа.
— Где мальчики, Якоб? — не меняя насмешливого тона, гость Притвица повернулся к появившемуся эльфу.
— Выведи нашего гостя отсюда, — процедил сквозь зубы хозяин дома, глядя на своего слугу, — И больше никогда не пускай.
— Что, Якоб, ты осознал, что весь твой план пошёл по швам? — рассмеялся Отто, — А теперь обижаешься, словно ребёнок?
— Ты сам угробил весь этот план!! — закричал тот так громко, что даже домовой эльф вздрогнул. Тот медлил, видя, что хозяин всё ещё не закончил со своим гостем, а по правилам, заведённым в этой семье, нельзя мешать хозяину разговаривать с другим человеком, даже если разговор грозит перерасти в драку.
— Да неужели? — тем временем голос гостя был предельно спокоен.
— Ты просто отпустил их! И перед этим объявил им, что от меня пришёл!! — Якоб схватил подсвечник, стоявшей на полке у окна, и метнул в Отто. В него он не попал, подсвечник врезался в стену и с громким звоном отскочил на пол, выронив свечу. От удара её пламя погасло.
— Просто у меня было трое подопечных в Шарите́, - совершенно спокойно отвечал собеседник Притвица, — Я на самом деле их проведать пришёл. А до Рихарда особо дела не было мне.
Якоб жестом показал слуге, что закончил со своим гостем. Эльф сделал буквально шаг в сторону Отто, как тот ловким пируэтом развернулся к нему. В руке у него оказалась волшебная палочка:
— Тотеметайнем ворт! — кабинет осветила зелёная вспышка. Домовой эльф запнулся и бездыханный распластался на полу.
— Ты… — выдохнул Якоб и вытащил свою палочку, но Отто уже подскочил к нему и коснулся его своей палочкой.
— Гебитен, — глаза немца на мгновение стали ярко-синими, затем он склонился к уху Притвица и произнёс несколько фраз. Тот расплылся в благостной улыбке, казалось даже некоторые морщины на его лице разгладились.
Якоб фон Притвиц спрятал палочку обратно, затем улыбнулся Отто и, поманив его за собой, вышел из кабинета, совершенно не обратив внимание на тело домового эльфа. Его гость проследовал за ним следом.
***
(18 августа)
Полутёмная комната, где обычно принимал посетителей Хаким внешне вроде бы осталась прежней, но что-то в ней изменилось, неумолимо стало другим. Вроде бы всё тот же полумрак царит под балдахинами с золотой бахромой, всё те же разноцветные узорчатые подушки были разложены во множестве на полу.
Али Демир, молодой человек лет двадцати пяти от роду, стоял среди этого убранства, утопая ногами в мягком ковровом ворсе. Одет Али был в белую дишдашу[1], голову его покрывала гутра, подпоясанная игалем[2]. И выглядел он скорее как приехавший с Персидского залива араб, чем турецкий подданный.
Где-то снаружи, на два этажа выше них, шумел Берлин, только-только проснувшийся, здесь было тихо, прохладно, пахло сандалом, миррой и чем-то ещё неуловимым, запах чего юноша не мог опознать.
Али нервным движением огладил свою чёрную бороду и осклабился, вглядываясь в полумрак. В прошлый раз где-то там впереди то и дело разгорались угли кальяна, и откуда-то, где сидел Хаким, появлялся белёсый дым. Сейчас полумрак был пуст, по крайней мере, глаза молодого турка не различали там ничего.
— Ты позвал меня, Хаким-бей, чтобы я просто постоял здесь? — произнёс Али Демир с вызовом, уперев руки с свой пояс и выпятив грудь.
— Я позвал тебя, Али-бей, а ты сам не хочешь присаживаться, — раздался бархатный глубокий голос Хакима, раздался сразу отовсюду.
— Ты чем-то недоволен? — голос Демира не менялся, а сам турок пытался рассмотреть, где же всё-таки в полумраке притаился его собеседник. Но нигде не было даже намёка на турецкого волшебника.
— Ты в курсе, что произошло сегодня возле мечети Омара ибн Хаттаба? — интонация голоса Хакима не менялась, и он по-прежнему звучал отовсюду.
— В курсе, — глухо отозвался Али.
— Ты же не был там, да? — голос словно сконцентрировался позади юноши, тот нервно обернулся, но там никого не оказалось, — Ты же не видел последствия собственных дел?
— По твоему я виноват в этом?! — Демир было повысил голос, но вдруг осознал, что окружающая темнота гасит звук, потому фраза, что должна была раскатиться под потолком, оказалась еле слышной.
— Да, — голос Хакима заполнил всю комнату, хотя турок сам не повышал голоса.
— Ты сам просил сделать это, — вновь с вызовом произнёс юноша, но его голос звучал ещё тише, чем раньше.
— Прими последствия своих дел, как мужчина, — бархатный голос сконцентрировался позади Али, тот начал разворачиваться, но тут же позади него появился крепкий черноволосый мужчина с аккуратно подстриженной бородой. Одной рукой он крепко обхватил грудь Демира, а второй приставил клинок к его шее. Кожа под лезвием натянулась, юноша дёрнулся, пытаясь высвободиться, но добился лишь того, что лезвие надрезало кожу. По его шее потекла струйка крови.
— Хаким-бей, ты… попросил… меня… сам… — голос Али Демира звучал зло, однако же становился с каждым словом всё глуше.
— Ты в курсе, что русские сделали с Мустафой? — вкрадчиво произнёс Хаким ему на ухо, юноша осознал, что от этого голоса по его спине пробежал холодок.
— Он был трусливым… жалким… — он не договорил, нож Хакима полоснул ему по шее, неглубоко разрезая кожу, а потом опустился рукоятью на его затылок так, что свет перед глазами известного турецкого террориста померк.
Сколько он пробыл в беспамятстве, Демир не понял, но очнулся от резкой боли в животе и голоса Хакима:
— Вставай, трусливый и жалкий потомок Эртогула, — нога Хакима ещё раз ударила юношу в живот, — Пора отвечать за свои слова.
Али застонал, попытался что-то сказать, но голоса не было, его рот просто беззвучно открывался. В сердце юноши зародился страх, он облизал пересохшие губы и поднял взгляд. Над ним возвышался Хаким, глава Глубинного Государства на немецких землях, волшебник, чьего лица мало кто в жизни видел. Над ним возвышался крупный мужчина во вполне европейской одежде: белой рубашке, серой жилетке и таких же брюках. Демир вспомнил, что кто-то ему рассказывал, что если Хакима поставить в ряд с младотурками[3], то его будет совершенно не отличить от них.
— Вставай, — лакированная туфля турка снова ударила в живот известного террориста, — Отвечай за свои слова.
Демир застонал, дёрнулся и схватил ртом воздух.
Хаким отошёл на пару шагов и посмотрел на свой чёрный изогнутый кинжал, словно удивившись ему.
Али стиснул зубы и медленно поднялся на ноги. Распрямился и осознал, что на голову ниже своего визави.
— Чего ты ждёшь от меня сейчас, Хаким-бей? — он попытался сказать это максимально громко и уверенно, но вдруг осознал, что звучит не громче шёпота.
— Чтобы ты понимал, — его собеседник хищно улыбнулся, — Чтобы понимал, к чему привели твои действия.
— Зачем? — помотал головой юноша.
— Чтобы ты понимал ответственность. Чтобы ты понимал, что мы не просто так хотим эту землю, мы все хотим здесь жить.
— Но ты сам… — Демир не договорил, Хаким выкинул вперёд руку, кончик его кинжала упёрся в окровавленную шею юноши.
— На твоих руках кровь пятерых наших, что убили немцы сегодня у мечети, — голос Хакима был по-прежнему бархатным и обволакивающим, но в нём звучала неприкрытая угроза — На твоих руках кровь троих наших, кого убили русские ночью, ты понимаешь это?
Али Демир сглотнул и кивнул.
— Ты помнишь, что тебе нужно дальше делать?
Али Демир снова кивнул, ощутив, как кончик чёрного кинжала проткнул его кожу.
— Ты сделаешь всё так, чтобы кровь наших людей больше не проливалась на эту землю? — Хаким посмотрел в глаза собеседнику, и тот увидел в них бездонную черноту, страшнее которой никогда в жизни не видел, — Чтобы те, ради кого мы всё это затеяли, больше не страдали?
— Я всё понял, Хаким-бей, — он кивнул, — Я всё сделаю так, как ты говоришь.
— Не стоит недооценивать тех, с кем ведёшь войну, — его собеседник отнял кинжал от шеи юноши.
— Я готов найти всех, кто повинен в этой крови, и отомстить! — выпалил Демир, потрогав себя за шею, отняв руку он увидел на ладони кровь, — Я найду их.
— Они теперь моя забота, занимайся своим делом.
Али Демир утвердительно кивнул.
— Ступай, — махнул рукой Хаким. Тьма сгустилась, а когда чуть рассеялась, перед юношей уже не было никого.
****
(18 августа)
Сегодняшнее утро в Берлине было серым и пасмурным. Стылый северный ветер нагнал откуда-то низкие стальные тучи, потому было поднявшееся в шесть утра над городом яркое солнце, к девяти уже потонуло в них. И в целом берлинцы быстро ощутили, что тёплое лето решило, если не закончится, то хотя бы взять выходной.
В пустом летнем кафе на набережной Шпрее сидели Виктор Шваниц и Михаил Романов. Сидели, пили парящий кофе и пытались закутаться в свои летние плащи после каждого порыва ветра — недобрая погода в Берлин пришла, очень недобрая.
В кафе через один столик сидела парочка: молодая девушка и импозантный мужчина — они более походили на преподавателя и студентку, выбравшихся на свидание. Однако Михаил очень быстро заметил и специфическую манеру держаться и соответствующую выправку, и то, что время от времени то мужчина, то девушка крайне внимательно поглядывали за их с Виктором столиком. Ясное же дело, в наши странные времена Виктор не отправился бы на встречу без сопровождения, даже если эта встреча — с давним знакомым.
— Ещё немного, и я начну считать Берлин живым, — Михаил поёжился под очередным порывом ветра, — И мы ему надоели со всеми разборками.
— Если бы это оказалось правдой, я бы вообще не удивился, — ему вторил Виктор, — Крайне неудобно, что вы отказались снимать хотя бы временный офис.
— Чтобы его нам повторно взорвали? — русский немного удивлённо посмотрел на немца, — Давай так, мне не жалко берлинские постройки, но ещё одна такая акция, и у нас кончатся люди, — после глухо добавил, — И так нам предстоят большие похороны.
— Сколько по итогу?
— Уже семеро, двое не дожило до Шарите́.
— Медики в Шарите́ достойные, они справятся с тем, что было в тех бомбах.
— Вот потому все, кто выжил, теперь у нас на базе, — Михаил отпил кофе и оглянулся на пустую набережную, — В целом, мы и сейчас рискуем, появившись в таком составе в центре города. Кто знает, — он кивнул в сторону миловидной девушки за стойкой с пирожными, — Может, она уже заряжает бомбу?
— Я попрошу для тебя зарядить бомбу, как говорят некоторые кайнцауберы, углеводную, — устало рассмеялся Шваниц, — Если вам в Сен-Тропе ничего не помешало заменить бармена, отчего нам-то в Берлине это помешать может?
Романов кивнул, отпил кофе. Его визави последовал его примеру.
Они некоторое время сидели в тишине, слыша лишь плеск волн о гранит, а также шум теплоходов, снующих по реке.
— Насколько у нас всё плохо? — глухо произнёс Романов.
— Ну, мне нужна помощь, — повёл плечами немец.
— С этим могут быть некоторые проблемы, — устало потёр глаза его собеседник, — В курсе, что произошло ночью?
— Если ты сейчас скажешь, что в гавань Гамбурга вошёл Нагльфар[4], я этому уже не удивлюсь.
— Около полуночи Игнат Кондратьевич Куприянов приехал к Мустафе Озтюрку во главе своего летучего отряда, — Михаил отпил кофе, наблюдая, как устало прикрывает глаза его визави, — После этого он выволок на улицу Мустафу и двух турок, что были с ним…
— Можешь не продолжать, — махнул рукой Шваниц, — Это он сам?
— Да, мы проверили, — кивнул Романов, — Он вернулся и сразу сдался Святу Вениаминовичу. Мы проверили его, он чистый.
— Просто сломался?
— Месть иногда застит глаза, — чуть рассеянно произнёс русский, — Игнат сказал, что последней каплей была фраза Озтюрка, что тот всё знал о готовящихся взрывах.
— Кто ещё в курсе?
— На рассвете мы приказали всем подразделениям, которые находились в теплицах Озтюрка, арестовать весь персонал. Всё готово, у нас теперь в руках три тепличных хозяйства с кучей ближневосточных мигрантов, но мы не знаем, что со всем этим добром делать. Можем твоим кайнцауберам отдать?
— Я лучше пришлю своих специалистов, — помотал головой Шваниц, — А что с Куприяновым сделали?
— Да ничего не сделали, — усмехнулся русский, — Он сдал оружие, и мы решили его направить от греха подальше в этот ваш Байрсброн в Шварцвальде.
Немец удивлённо посмотрел на собеседника:
— Это укрывание преступника, ты же в курсе? — он улыбнулся одними уголками губ.
— Хочешь его арестовать? — улыбка Михаила мигом стала хищной.
— Этого от меня ждут турки, — Виктор отпил уже порядком остывший кофе, — Но с учётом обстоятельств сегодняшнего утра, нет, — он бросил взгляд на пустую набережную, на которую упали первые дождевые капли. По шатру летнего кафе начинал барабанить дождь.
— В общем сейчас мы отстранили главу нашего боевого крыла от несения обязанностей, — Романов внимательно смотрел на собеседника, лицо которого было очень усталым, — Самое боеспособное подразделение, его летучий отряд, получил от Куприянова последний приказ, оборонять базу. Вот этим они и заняты. Пока мы определяемся с тем, кто может заменить Игната, так что временно на активные силовые действия мы не способны.
— Ладно, в Байрсброне тихо, — кивнул немец.
— Твоя очередь рассказывать.
— Есть две новости, тебе с какой?
— Одна плохая, вторая очень плохая?
— Обе не очень, Августа уже думает отменить сбор Бундестага, — Шваниц поднял глаза на шатёр кафе, по которому с силой забарабанили капли.
— Прости, после всей этой заварухи в четыре утра с Куприяновым, я позволил себе немного поспать, так что выкладывай, — Михаил допил свой кофе и подозвал девушку из-за стойки, чтобы она принесла ещё один.
Виктор кивнул ему, потом сказал той же девушке, чтобы и ему принесли новый. Пока она готовила и выносила заказ, они сидели молча, слушая дождь и милую беседу за другим столиком, где двое мракоборцев искренне играли роль профессора и студентки на свидании.
— Сегодня во время утреннего намаза в турецкой мечети Омара ибн Хаттаба случилось происшествие, — начал говорить Шваниц, когда девушка подала им кофе и ушла обратно за стойку, — С этими турками всё сложно с точки зрения европейского Статута, их цауберы с кайнцауберами в прямом смысле живут бок-о-бок.
— Их чародеи решили сделать представление для своей паствы? — Михаил подул на свой кофе и аккуратно отпил из чашки.
— Не их, — голос немца стал на мгновение глуше, — Через минут десять от начала службы в мечеть ворвалось пятеро молодчиков, все как один в длинных плащах и коричневой форме без знаков отличия.
— О, как! — воскликнул его собеседник.
— Узнаешь почерк, да? Но это что, они сразу же убили двоих служителей, бывших около входа, ещё несколько человек были ранены, когда попытались организовать сопротивление.
— Они применяли магию?
— Они атаковали исключительно при помощи чар, — Шваниц поставил ударение на слове “исключительно”, - Им попытались оказать сопротивление те несколько турецких цауберов, что были внутри, — он устало потёр глаза, — Как нам удалось восстановить произошедшее, события развивались так: нападавшие взорвали внешнюю дверь, оглушив тех, кто располагался возле неё. Затем внутрь полыхнуло два Вербранта, превратив входную зону буквально в пекло. Основная масса кайнцауберов ринулась в обратном от входа направлении, не дав турецким цауберам что-то толком сделать, так что напавшие быстро их обнаружили и нейтрализовали. Внутри применялись, кроме того же Вербранта, ещё такие чары как Блитсшлаг [5] и Этринкен[6].
— Прусское чародейство в полный рост, — хмуро отпил кофе Михаил, — Как в плохих американских триллерах, уронили тостер в бассейн.
— Именно так, ну, а после встали мёртвые, — Шваниц смотрел внимательно в глаза собеседника, которые от удивления расширились, — Да, это не фигура речи, трое убитых в первые мгновения нападения встали обгорелыми и кровоточащими фигурами и направились к толпе, которая пыталась вся протиснуться через одну единственную дверь, — немец хладнокровно отпил кофе, — А после они развернулись и спокойно вышли за пределы мечети. На улице их попытался задержать патруль кайнцауберской полиции…
— Твою ж мать, — произнёс Романов, переводя взгляд с собеседника на дождь за границами кафе.
— Лучше не читать кайнцауберскую прессу и не заглядывать в интернет, — хмуро произнёс Виктор, — Сам же понимаешь, что сейчас там творится?
— Если это первая новость, то какая же вторая? — русский внимательно посмотрел на визави.
— Примерно за полчаса до этого всего в поместье Притвицей был найден повешенным в подвале Якоб фон Притвиц, — Виктор подумал, что глаза Михаила не могут быть ещё больше раскрыться от удивления, но оказалось, что могут, — И ладно бы, мне на этого неудавшегося революционера, откровенно говоря, начхать, но есть несколько фактов, — он отпил свой кофе.
— И что же там такое, что ты делаешь такую паузу?
— Во-первых, ты помнишь про мальчиков Мирбахов? Гельмута и Матиаса? — на эти слова русский утвердительно кивнул, — В одной из комнат в подвале поместья были найдены их вещи, судя по всему, мальчики там некоторое время содержались, — Виктор снова отпил кофе, — Во-вторых, Якоб не просто повесился, а на его груди висела табличка, на которой была нарисована кабанья голова и надпись, угадаешь какая?
— Résiste et Mords?
— Именно так, — кивнул Шваниц, — Правда, в отличие от повешенного эмигранта из Аргентины, здесь в этом рисунке есть одна странность.
— Что, свинья красивая? — попытался пошутить Романов.
— Ты не поверишь, но всё так, — кивнул его собеседник и продолжил, — В-третьих, в поместье был найден мёртвый домовой эльф семейства Притвиц. Судя по всему, убили его при помощи Авады.
— Она Лаэзу применяла… — Михаил вопросительно посмотрел на немца, тот пожал плечами и улыбнулся уголками губ.
— А в-четвёртых, на вечерний смотр вчера в департаменте не явился Рихард фон Мольтке, последний раз его видели за примерно час до этого в Шарите́, они с Кристиной Фавр де Поль выходили из приёмного покоя, беседуя.
— На теле Якоба что-то нашли?
— Конечно, — кивнул Шваниц, — А ты думаешь, почему я сказал, что обе новости не очень?
— Ну, это понятно, — кивнул уже Романов, то ли своим мыслям, а то ли словам.
— У нас тут кружок любителей прусской истории вышел на тропу войны, а вы своего лучшего командира отправили отдыхать в провинциальный городок, а своих лучших бойцов заперли на базе.
— И что ты предлагаешь?
— Связаться с Кремлём, запросить возможность помощи в поддержании порядка, — совершенно серьёзно произнёс немец, — Пока что я опасаюсь худшего сценария из возможных, уличных беспорядков. Мигрантские кайнцауберские районы уже бурлят. А Правительство Германии решает вопрос с возможным вводом Бундесвера[7] в город.
— Всмысле настолько всё плохо? Сам-то делать что собираешься?
— У меня после последних событий осталось слишком мало сотрудников, за последние два дня исчезло ещё семеро, не было убито, а просто пропало. Они перестали выходить на связь, их невозможно найти.
— Зато ты получил перепись подданных Густава Хайма. Как я понимаю, теплицы у нас ещё долго никто не примет по описи?
— Я попробую выделить по одному сотруднику для приёмки, но как ты понимаешь, скорее всего сегодня ничего не произойдёт. А там есть, что принимать? И ты это не хочешь кайнцауберам показывать?
— Мне бы не хотелось.
— Везите к себе на базу, самое надёжное.
— На базе-то да, но не по дороге. Особенно учитывая, как наши друзья-историки всех поставили на уши.
— То ли ещё будет, — Шваниц допил свой кофе.
— Ладно, будем решать проблемы по мере поступления. Оборона Шарите́ организована?
— Оборона Шарите́… - в голосе немца появилось волнение, — Пожалуйста, Миша, если можно, направьте туда бойцов. Туда же сейчас повезли тех, кто пострадал в мечети.
— Сколько твоих там? — Романов был максимально серьёзен.
— Трое, но этого недостаточно.
— Ну, не будут же они устраивать бойню в центре города в больнице… — пробормотал Михаил.
— Угу, и в мечети тоже не станут, — хмуро ответил ему немец.
1 — Дишдаша — традиционная мужская долгополая рубаха с длинными рукавами у арабов.
2 — Гутра — мужской головной убор в виде платка у арабов белого, черно белого или красно белого цвета. Гутра придерживается на голове шерстяным шнуром игалем.
3 — Младотурки — политическое и националистическое движение в Османской империи, которое, начиная с 1876 года, пыталось провести либеральные реформы, создать конституционное государственное устройство и выступали против султана Абдул-Хамида II. Младотуркам удалось свергнуть султана и провести реформы внутреннего самоуправления и равенства среди христианских и мусульманских народов, однако после поражения Турции в Первой мировой войне они потеряли власть.
4 — Нагльфар — в германо-скандинавской мифологии корабль, чьё основание целиком сделано из ногтей мертвецов. В Рагнарёк он выплывет из царства мертвых Хель, освобождённый из земного плена потопом. На нём армия ётунов поплывёт на поле Вигрид для последней битвы против асов.
5 — Блитсшлаг — заклинание, порождающее водный поток
6 — Этринкен — заклинание, порождающее сильный разряд молний
7 — Бундесвер — вооружённые силы Федеративной Республики Германия.