События той безумной ночи едва коснулись воспаленного сознания Алана. Он был словно во сне — тяжелом, горячечном бреду, который никак не желал кончаться.
Пилигримы наседали на него с вопросами, то и дело кто-то кричал, ругался, охал, ахал; Алан давал ответы, по возможности точные и краткие, а сам ощущал себя гомункулусом Грейстоунхилла.
Те жуткие минуты, когда его сознание отказывалось поверить в реальность случившегося, канули в небытие. На Алана навалилась апатия; случившееся не умещалось в сознании: неведомый Рыцарь убил на его глазах Эмиля, трех невест и Малого Советника и исчез, и Алан ничего с этим не сделал. Он воспринимал этот факт с пугающей ясностью, и разум по инерции принимался было анализировать произошедшее, выискивать ошибки, что совершил Эмиль и, конечно же, сам Алан. Надо было кричать, звать друзей, и — кто знает? — Пилигримам всем вместе и удалось бы справиться или хотя бы отогнать врага… Да, Эмиль позвал одного лишь Алана; да, Алан не настоял на том, чтобы позвать других, — что толку сейчас об этом думать, ведь никто не ждал нападения?
Постепенно Алан сконцентрировался на этом обстоятельстве: враг напал неожиданно, изначально планируя убить их всех… Покончив с Пракашем, Рыцарь мог бы скрыться, но он спрыгнул во двор с крыши, чтобы принять бой. Ему не нужны были свидетели.
Тогда почему он не убил Алана? В насмешку? Чтобы тот помучился? Если так, то Рыцарь Дебрей — настоящая извращенная тварь, хуже всех Тварей Дебрей вместе взятых. Учитывая Хоу Верден, в этом не приходится сомневаться…
Алану хотелось, чтобы его оставили в покое, но в эту ночь покоя ему было не видать.
— Кто это был, Алан? — вопрошал Матиас. — Рыцарь Дебрей? Ты запомнил, как он выглядел?
— Высокий, широкоплечий, весь в черном. Лицо закрыто маской. Целиком. Я даже глаз не разглядел, — отвечал Алан подробно, неживым голосом.
— Неужели он был один? — наседал позади Матиаса Димитрий. Борода его торчала дыбом, бешеные глаза вращались в орбитах. — Как вы с ним не справились? У него что, оружие мощное?
— Он был очень ловок, настоящий боец. И оружие у него было. Две какие-то палочки, стреляющие пиками. И, наверное, нож…
— Да, нож, — подтвердил Тэн. Он слегка побледнел после осмотра места трагедии, но в целом ничем не выдавал эмоций. — Он горло девушка перерезай.
— Кто из невест? — встрепенулся Алан. — Я рассмотрел только Клэр…
— Миранда и Мария, — сказал Матиас с тяжелым вздохом. — Бедные девчонки… Ехали за счастьем, а нашли смерть…
Алан перевел дух. Жестоко, конечно, чувствовать облегчение, когда погибли три ни в чем не повинные девушки. Но услышь он, что среди погибших Кассия, это добило бы его.
— Надо бы перенести тела, — пробормотал Димитрий. — Чего они на земле будут лежать?
Матиас кивнул, но посмотрел почему-то на Алана. Будто бы ждал его одобрения. Это потому что он выжил в мясорубке?
— Нет, — выдавил Алан. — Нужно позвать Большого Советника… Чтобы он своими глазами увидел… Что сделал его союзник.
— Алан, — мягко сказал Матиас. — Ты прав, толстяк должен посмотреть. Но вряд ли от этого он одумается и отдаст Рыцаря с наши руки или руки здешнего правосудия. Однако он должен понять, что мы тут ни причем.
— Хочешь сказать, он еще и убийство на нас повесит? — взревел Димитрий. — Убили не только его мелкую сошку, но и Пилигрима, и не просто Пилигрима, а лидера каравана! Неслыханная вещь, друг Матиас! Если его тупая башка этого не поймет, я лично поубавлю у него жирок!
Тэн удерживал Кассию и Рене в доме, не позволяя выйти во двор. Матиас отправился звать кого-нибудь, кто знает, где Большой Советник. Димитрий мерил шагами коридор, ругаясь на чем свет стоит и ничуть не смущаясь присутствия невест.
Алан сидел на софе в роскошной гостиной, до слуха его долетали ругательства Димитрия и тихий плач. Кто это, Рене или Кассия? Кассия, кажется, редко плачет. Но сегодня особенный случай.
Через час вернулся Матиас в сопровождении отряда городской стражи. Стражники носили фиолетовые тюрбаны, легкие доспехи и ятаганы на широких поясах. Все как один были бородаты и суровы.
Стражники осмотрели место побоища с профессиональным хладнокровием. Главный стражник постоял над телом Пракаша, Алану почудилось брезгливое выражение на бородатом лице. Затем, негромко побеседовав друг с другом, стражники унесли тело Лагху Салахакара, главный стражник буркнул, что они увидели всё, что нужно, и сейчас они пригласят людей “прибраться”.
— Прибраться? — воскликнул Алан, не веря ушам. — То есть вы закончили? Для вас всё ясно? Эти убийства совершил человек, связанный с Нараяном!
— Вы обвиняете благородного Махана Салахакара Нараяна Прабху? — с угрозой уточнил стражник.
Матиас схватил Алана за локоть, оттаскивая подальше, Алан выдернул руку.
— Возможно! Мы желаем видеть благородного Нараяна! Надеюсь, он уже проснулся?
Стражник постоял, думая, как отреагировать на эту дерзкую реплику, потом, видимо, решив, что не стоит начинать конфликт с Пилигримами, проговорил:
— Махана Салахакара примет вас через час.
Стражники удалились с носилками, на которых лежало накрытое простыней тело.
— Не нужно нарываться, друг мой, — мягко сказал Матиас. — У нас нет доказательств причастности Нараяна, кроме слов уже мертвого Малого Советника…
— Я не оставлю смерть Эмиля без последствий!
— Месть — не решение…
— Это путь потерь, да. Матиас, я знаю это, слышал много раз. Но сейчас речь идет о восстановлении справедливости, — повторил Алан слова Кассии, вовремя пришедшие на ум. — Рыцари уничтожают Оазисы, убивают Пилигримов… Неужели ты думаешь, что они не доберутся до нас рано или поздно? Да и как мы выживем в мире, где бесчинствуют Рыцари?
— Ты прав, Алан, но всё же…
— Это Оседлые зависят от нас, а не мы от них! Если Большой Советник продолжит строить из себя напыщенного индюка, мы занесем Санти в черный список Пилигримов.
Тонкие, четко очерченные брови Матиаса поднялись.
— Алан, это серьезное решение… Оазисы, занесенные в черный список, обречены на медленное вымирание… Если в ближайшие несколько десятилетий Оазис не породит нужное количество собственных Пилигримов. Помимо этого, решение о черном списке принимается на Всеобщем Соборе Пилигримов. Ты должен обосновать его перед старейшинами.
— Думаю, Эмиль имел достаточный вес для того, чтобы старейшины прислушались… — пробормотал Алан в сторону, словно бы и не Матиасу, а размышляя про себя. Он уже передумал настаивать на черном списке. Слишком жесткая мера для тысяч невинных людей, которых вынудят отвечать за прегрешения одного толстого чиновника. — Главное, чтобы Нараян поверил, что мы можем это сделать!
— Вот это уже другое дело, — Матиас кивнул. — Эмиль верил в тебя не зря. Так не обмани его ожидания.
Несмотря на напыщенность и самомнение, Махана Салахакара Нараян Прабху не осмелился затягивать с аудиенцией и принял Пилигримов сразу после завтрака.
— Я понятия не имею, о чем вам говорил перед смертью Лагху Салахакара Пракаш Махендра, — заявил он, с нарочитой безмятежностью поглаживая маленькой ручкой объемный живот. Он, как и вчера, восседал на кресле. Алан заметил признаки некоторой нервозности, проявлявшейся, в частности, в бегающих глазках и несколько ускоренной речи. Вероятно, толстяк не считал Пилигримов людьми, от которых можно просто так отмахнуться. Или, возможно, слышал о черных списках…
— Вы должны понимать, уважаемые Пилигримы, — продолжал он мягким тоном, — у нас в Санти Малые Советники всегда немного… завидуют Большим Советникам и… э-э-э… хотят поменяться местами. Титул значит здесь немало. Поэтому неудивительно, что покойный Пракаш, да позволит Слоноликий его душе благополучно реинкарнировать, наговорил про меня всяких гадостей…
— Любопытно, чего он стремился достичь, клевеща на вас нам, Пилигримам? — спросил Алан.
Нараян развел ручками, круглое лицо умильно вытянулось.
— Кто знает, что творилось у него под тюрбаном? Теперь уже никто не скажет… Чего он хотел достичь, понося мое имя перед Пилигримами? Испортить отношения с вами? Кто знает…
— Рыцарь Дербей назвал его предателем, — вспомнил Алан. Он сжал кулаки, боясь сорваться, заорать на толстяка, вытрясти из него правду… Рядом шевельнулся Матиас. Алан бросил на него косой взгляд: всё в порядке.
— Вполне допускаю, что Пракаш предал своего пособника, — быстро сказал Нараян.
Алан перевел дух. Скользкий этот тип, Нараян! Не зря занимает свой высокий пост. Алана охватило отчаяние. Неужели он не сумеет ничего доказать?
— То есть вы отрицаете…
— Полностью отрицаю. Не знаю, какие темные делишки творил покойный Пракаш Махендра, но, похоже, он поплатился за это, да простит меня Слоноликий за злые — но справедливые — слова.
— Пракаш также говорил, что вы куда-то отослали слуг из здания, — почти выкрикнул Алан. Он хватался за соломинку. — Малый Советник не обладает достаточными полномочиями, чтобы куда-то переводить слуг. Это было сделано по желанию Рыцарей…
Толстощекое лицо Нараяна налилось кровью.
— Ты меня обвиняешь, мальчик? Да, я отправил слуг во дворец к Его величеству, скоро наш повелитель будет праздновать день рождения. Они нужны для подготовки к празднеству. И что? В чем мой проступок? Еще раз заявляю: я ничего не знаю о Рыцарях Дебрей и ничего не замышляю ни против Санти, ни против уважаемых Пилигримов, ни против других Оазисов. Мне очень жаль ваших погибших, и жаль, что это прискорбное событие случилось на земле Оазиса Умиротворения. Я приложу все усилия, чтобы найти убийцу. Но лично я никак не связан с этим. Индра видит!
— Мы пришли на игру без козырей, — прогудел Димитрий тоскливо. — Нечем крыть. Пошли отсюда, парни.
— Нет! — вырвалось у Алана. — Я требую аудиенции у Его величества Царя Санти!
Матиас вздохнул, не пытаясь более помешать упрямому коллеге.
Требование вызвало у Большого Советника неожиданную реакцию. Он не возмутился, не принялся переубеждать Алана, уверять, что Царя нельзя просто так отвлекать от государственных дел. Нараян лишь хитро улыбнулся и медовым голоском произнес:
— Конечно, как пожелаете. Его величество Раджа Двадцать Первый примет вас после обеда.
***
— Ну и чего ты добьешься разговором с царем? — пробурчал Матиас на пути обратно в Дом Лотоса. — Этот старый черт, видно, ничего не решает в этом месте.
— Я должен использовать все возможности, Матиас. — Алан говорил тихо и твердо. Впервые за долгое время он чувствовал каждой клеточкой, что поступает правильно. Откуда явилась эта уверенность, он не знал. Интуиция подсказывала, что речь идет не о банальной мести или восстановлении справедливости. Ставки гораздо выше.
Матиас ничего не ответил. Непонятно было, согласен ли он с Аланом или предпочитает не углубляться в спор. Димитрий и Тэн тоже были непривычно молчаливыми.
В молчании дошли до Дома Лотоса.
Вокруг кипела жизнь Санти. Прогуливались слоны с пассажирами, полуобнаженные бородачи медитировали на тротуарах под пальмами. Все эти вещи едва касались краешка сознания Алана.
Дом Лотоса охранялся стражниками. Пилигримов, впрочем, впустили без разговоров.
Заслышав голоса мужчин, из внутренних покоев выбежали Рене и Кассия.
— Что с нами будет? — крикнула Рене. — Я не хочу здесь оставаться! Ужасное место! Заберите меня домой, пожалуйста! Я хочу в Грейстоунхилл!
У нее началась истерика. Димитрий уверенно обхватил ее за плечи и прижал к могучей груди. Более чем фривольный жест ничуть не возмутил блондинку; наоборот, он прижалась к волосатому, грубому и не всегда приятно пахнущему Пилигриму и горько расплакалась.
Кассия посмотрела на них покрасневшими глазами, потом перевела взгляд на Алана. У того мелькнула мысль обнять ее, как Димитрий Рене, но тело не желало двигаться, и он не тронулся с места.
Впрочем, Кассия вовсе не нуждалась в объятиях.
— Я верну вас домой, — сказал он.
— Я не хочу домой, — тихо, почти шепотом ответила Кассия.
“Почему же ты так не любишь родной Оазис? — хотел спросить Алан. — Ведь больше тебе некуда идти!”
— Тогда… — проговорил Алан с трудом. — Тогда твоя судьба незавидна…
Кассия вздрогнула. Опустила глаза. И, развернувшись, медленно ушла в покои.
Кто-то потянул Алана за рукав. Он обернулся — Тэн.
— Надо думать, Алан, что делать дальше! Эмиль хоронить, девушка-невеста хоронить, мертвые остаться, мы идти живые. Живые идти другой дорога. Какой дорога? Надо думать.
С тяжелым сердцем Алан признал, что старина Тэн прав. У живых и мертвых разные пути.
— Мы решим это после аудиенции с царем, — сказал Алан Тэну.
***
Пилигримов препроводили пред сияющие очи Его величества Раджи Двадцать Первого с помпезностью, свойственной Оазису Санти. Пилигримы прошли по мягчайшему ковру цвета крови по колоссальному коридору. По обеим сторонам стояли охранники, придворные, слуги и прочие личности, все — в разноцветных одеждах, так что пестрело в глазах.
Высокие золотые двери распахнулись перед странниками Дебрей, пропуская в тронный зал.
К удивлению Алана, тронный зал был не больше коридора, ведущего к нему, и людей в нем почти не было. Тем не менее, трон из украшенного искусной резьбой имелся, и стоял, как полагается, в конце зала. С двух сторон от него возвышались два могучего телосложения охранника с большими кривыми саблями наголо.
Алан уверенно пошел вперед, к трону. В десяти метрах замер. Его спутники тоже остановились, растерянно хлопая глазами.
Его величество Раджа Двадцать Первый с любопытством наблюдал за визитерами. Он был одет в белоснежный длиннополый сюртук со стоячим воротничком и широкие шаровары, на голове поблескивал стразами тюрбан с павлиньим пером. Ни усов, ни бороды Его Величество не носил по той простой причине, что в десять лет растительность на лице не появляется.
— А старый маразматик неплохо сохранился, — пробормотал Матиас.
— Что за черт? — вырвалось у Димитрия. Он покосился на каменные физиономии стражников и добавил: — Прошу прощения…
Пилигримы, справившись с оторопью, низко поклонились. Раджа нетерпеливо кивнул, его смуглое лицо буквально светилось от любопытства.
— Всё понятно, — шепнул Алан Матиасу, кланяясь. — Старый царь умер, новый Царь — ребенок, и толстяк этим пользуется…
— Кхм, — Матиас кивнул.
— Пилигримы приветствуют тебя, о, Царь Санти, Раджа Двадцать Первый! — громко и отчетливо сказал Алан. Прозвучало, по его мнению, ужасно фальшиво и напыщенно. — Мы хотели…
— Это же прекрасно! — выкрикнул Раджа тонким голоском. — Надо было сразу требовать аудиенции со мной! Подумать только, Пилигримы! Я обожаю истории о вас. Скажите, а Твари правда душат Оседлых, попавших в Дебри, стальным руками? У них есть детеныши? Как они размножаются?
Пилигримы переглянулись.
Алан понимал теперь, почему Нараян улыбался такой ехидной улыбкой. Знал, жирная сволочь, что толку от аудиенции не будет.
— Ну что, Алан, — прошептал на ухо Димитрий, — ты хотел с царем поболтать, ты получил эту возможность. Давай отвечай, как Твари размножаются…
***
Похороны состоялись на следующий день. Единогласно решили хоронить Эмиля, Клэр, Марию и Миранду в Дебрях, хотя Нараян предлагал организовать похороны в Санти “в соответствии с обычаями усопших”.
Ночью перед похоронами Пилигримы дежурили по очереди, несмотря на усиленную охрану вокруг Дома Лотоса. Но Рыцари Дебрей не вернулись. Алан почему-то и не ждал их. Если бы в их планы входило уничтожение всех Пилигримов из группы Эмиля, они бы сегодня уже не дышали.
Четыре завернутых в белые саваны тела опустили в могилы, засыпали землей, сверху навалили камней, чтобы не добрались стервятники.
— Мне вспомнились слова Эмиля, которые он сказал незадолго перед смертью, — произнес Алан. — Он сказал, что смерть иногда приходит слишком неожиданно. Когда ты не готов… И ты понимаешь, что многого не успел. Не ценил время и жизнь… Эмиль задумывался: правильно ли живет? Ценит ли отпущенное время? Я не могу говорить за всех, поэтому скажу за себя. В детстве я был уверен, что быть Пилигримом — самое великое счастье, которое только может выпасть на долю человека. Жить во всем необъятном мире, а не в узких границах родного Оазиса, разве это не означает “ценить отпущенное время”? Наслаждаться каждым мгновением? Он открыл мне большой мир. Он сделал меня счастливым. Возможно, это и мелочь, но он определил мою жизнь. Я благодарен ему за это… Покойся с миром, друг и учитель.
Вдали каркнула ворона. Пилигримы схватились за оружие. Но это была не Тварь. Долина радовала глаз буйством красок, вдали таяли в дымке горы. Санти сверкал на солнце, как исполинский бриллиант. День выдался на удивление солнечным и безветренным.
— Клэр, Мария, Миранда, — со вздохом продолжил Алан. — Я так и не узнал вас хорошо… Я не знаю, что сказать… Единственное, что я могу сделать сейчас, это пообещать, что ваша гибель не останется безнаказанной. Покойтесь с миром.
Он отошел от могил, на его место встал Димитрий.
— Прощай, Эмиль Ламар, ты был хорошим товарищем… Черт, — Димитрий смахнул слезу и сразу сделал вид, что в глаз попала соринка. — Прощайте, девчонки… Простите, если что не так…
Он уступил место Матиасу.
— Покойтесь с миром, друзья. Эмиль, ты когда-то сказал, что не хотел бы умирать дряхлым и немощным… Не знаю, к лучшему это или к худшему, но твое желание исполнилось… Но как бы мы все желали, чтобы ты побыл с нами еще немного… Прощайте!..
— Эмиль, Мария, Клэр, Миранда, — сказал Тэн. — До встречи. Я надеяться, что встреча еще нескоро, но когда она наступает, мы радоваться встрече…
Алан покосился на Тэна. Он единственный сказал не “Прощай!”, а “До встречи”. А ведь он прав. Все смертны, вот только об этом забывается… Потому что пока ты жив, смерти нет, а когда смерть приходит, нет тебя…
Рене не смогла произнести прощальные слова, рыдания разрывали ее. Алан не мог описать, насколько ему было жаль этих несчастных, ни в чем не повинных девушек.
Тэн затянул ритуальную песню своего Оазиса. Тягучие звуки поплыли над безмятежной землей, Пилигримы стояли нахохлившиеся, умершим было всё равно, а сердце Алана сжалось в грозном предчувствии. Двенадцать лет приключений и путешествий — детский период, пришла пора взросления. Алан впервые столкнулся со смертью близкого человека. Ему вдруг сильно захотелось посетить Галльфран, повидать родных и близких.
Ибо на него снизошло понимание — времени мало.
***
В тот вечер путешественники собрались в гостиной Дома Лотоса. Следовало срочно составить план дальнейших действий. Еще до начала обсуждения Алана посетило подозрение, что к единому мнению они придут не скоро. Если вообще придут.
Он ошибался. Так, по крайней мере, ему представлялось поначалу.
— Девчонок надо вернуть домой, в Грейстоунхилл, — заявил Матиас. — Зэн Секай слишком близко от Санти, есть риск, что Рыцари побывали и там. В Зен Секай будет небезопасно. Кроме того, их культура отличается от культуры Грейстоунхилла сильнее, чем от культуры Санти. Девушки и так настрадались, чтобы еще и мучиться в чуждой среде…
Алан закрыл рот, не произнеся того, что вертелось на языке. Матиас озвучил его соображения гораздо точнее, чем это смог бы сделать сам Алан.
Он с беспокойством посмотрел на коллег. Пилигримы и две злосчастные невесты сидели в креслах вокруг приземистого круглого столика, сделанного в виде бронзовой черепахи с блюдом на панцире. На столе в тарелках были разложены сладости. К ним пока никто не прикоснулся.
— Это самый дерьмовый поход в моей карьере! — Димитрий с чувством грохнул волосатым кулаком. — Никакой выгоды, никаких приятных неожиданностей, зато неприятностей по самое горло! И всё благодаря проклятым Рыцарям! — Димитрий сделал короткую паузу, затем неожиданно добавил: — Я с тобой согласен, Матиас, я иду с тобой назад, в Грейстоунхилл.
Алан чуть не подавился засахаренной долькой неизвестного оранжевого фрукта, которую надумал взять со столика.
— Димитрий, ты… — проговорил он. — Ты молодец. Спасибо.
— То есть до этого дня ты считал меня сволочью? — прорычал тот. — Ладно, я шучу, Алан… Но когда мы вернем невест домой, надо будет серьезно обсудить, как поступить дальше. Нас теперь всего четверо, а минимальное количество Пилигримов в караване должно быть пять, чтобы уверенно надирать задницы Тварям. Или берем новенького Пилигрима, или вливаемся в караван Кровака, он давно уже предлагал объединиться.
Напоминание о переменах в их караване болезненно кольнуло Алана. Со смертью Эмиля много изменилось, и Алан еще не полностью осознал эти последствия. Матиас бросил на него быстрый, но цепкий взгляд. Матиас — единственный, кто догадывался о планах Эмиля передать бразды правления караваном Алану. Уж не думает ли он, что Алан воспротивится идее присоединиться к Кроваку, у которого Алан снова станет рядовым Пилигримом? Если так, то перспектива быть лидером волновала Алана очень мало.
— Куда табун, туда и жеребец, — сообщил Тэн, правильно истолковав выжидающее молчание друзей. Он засмеялся и, похлопав себя по животу, пояснил: — Жеребец — это я!
Вместе с благодарностью Алан ощутил легкое облегчение. Вопреки ожиданиям, разногласий пока не предвиделось…
Вечерние сумерки наполняли помещение, дневной зной сходил на нет, сквозь открытые окна из сада лились птичьи трели. Неслышно зашла служанка, замотанная в единый кусок желтой ткани, зажгла свечи. Димитрий проводил ее откровенным взглядом, который женщина предпочла проигнорировать. Когда она удалилась, Алан сказал:
— Значит, единогласно решено возвращаться в Грейстоунхилл?
— Да, отведите нас домой, пожалуйста! — дрожащим голосом сказала Рене. До сих пор невесты помалкивали, с напряжением следя за разговором.
Кассия сидела вполоборота к Алану, и лицо ее оставалось в темноте. Трудно понять, поддерживает ли она желание подруги.
— Кассия? — позвал Алан.
— Я против, — заявила Кассия. Одновременно с ее негромким голосом в помещение словно ворвался холодный порыв ветра. — Но выбор у меня невелик…
Пилигримы одарили ее любопытными взглядами, но никто не уточнил, почему же она, собственно, против. Алан в очередной раз подавил в себе позыв задать ей этот вопрос. Наверняка она напомнит, что это не его дело.
— Значит, решено, — сказал Матиас. — Возвращаемся в Грейстоунхилл.
А Рыцари, убийцы Эмиля, останутся здесь, в Санти, подумал Алан. Вероятно, на его лице отразилось неудовольствие, потому что внимательный Матиас тут же добавил:
— Сделать с Рыцарями мы ничего не можем. Ты сказал, что Пракаш не договорил, где Нараян спрятал Рыцарей. Я не вижу способа теперь это выяснить.
— Да черт с ними, с Рыцарями, — в сердцах проговорил Алан. — Когда-нибудь всё равно встретимся…
***
Утром следующего дня караван был готов к выступлению. Посланник Нараяна заикнулся было о заключении договора на транспортировку некоего товара до Зэн Секай, но Матиас повернул к нему каменное лицо, и посланник ретировался.
Среди провожающих были лишь стражники пафосных врат. Алан часто оглядывался на Санти, пока караван удалялся вглубь леса у подножия гор. Хотелось увидеть темную фигуру на стене, чтобы немедленно вернуться… С чего он решил, что таинственный Рыцарь пожелает присутствовать при отъезде Пилигримов? Непонятно. Но в глубине души занозой засела эта идея…
К тому времени, когда солнце поднялось в зенит и в лесу разлилась духота, караван вплотную подошел к горам. Выход из леса принес облегчение: духота сменилась приятным прохладным ветерком с гор.
Алан и Матиас сбавили скорость. Нужно было посоветоваться, какой дорогой двигаться. Ни у кого не возникало желания снова посещать колоссальную могилу Хоу-Вердена. Через горы должен пролегать другой путь. Увы, эти места знал хорошо лишь один Эмиль. Матиас поделился с Аланом опасением, что попытка найти другую дорогу самостоятельно грозит вылиться в долгое блуждание в ущельях. Алан согласился, что, по всей видимости, придется идти старым путем.
Разговор, к которому присоединились остальные Пилигримы, прервало отчаянное ржание лошади и женский крик. Алан обернулся одновременно с товарищами. Рене во весь опор неслась к кустам на берегу ручья в двухстах метрах.
— Змея! — крикнула Кассия, пытаясь успокоить своего скакуна. — Лошадь Рене испугалась змеи.
Алан даже успел заметить змею — довольно крупную гадюку, свернувшуюся в траве, — прежде чем рванулся за Рене, которая отчаянно хваталась за гриву погнавшей лошади. Позади загромыхал бас Матиаса. Черный Пилигрим велел Тэну и Димитрию защищать от Тварей Кассию, а сам, судя по всему, последовал за Рене и Аланом.
Алан несся вслед за Рене, сердце колотилось, ноздри раздувались не хуже, чем у коня. Он уже прикидывал, как оттеснит Рене от ручья и схватит животное за узцы.
Вдруг он увидел колодец. Он прятался в тени кустов прямо впереди.
Сердце пропустило удар, потом застучало сильней. Алан нещадно подгонял рыжего Вихря, и тот, подтверждая справедливость своего прозвища, стал быстро нагонять Рене.
Скорее всего, он догнал бы невесту в ближайшие пару минут и встал между ней и колодцем. Но лошадь Рене споткнулась. Невеста не удержалась в седле и с пронзительным воплем покатилась по траве, а лошадь помчалась дальше, немного забирая влево.
Позади слышался топот нескольких лошадей. Алану было некогда оглядываться, чтобы выяснить, что там происходит. Он притормозил и, не дожидаясь полной остановки, спрыгнул на землю.
Рене была жива и вроде бы невредима. Они поднималась на ноги, озираясь на колодец, расположенный в десятке шагов.
Алан не сделал и трех шагов, когда из колодца с визгом вылетело длинное сегментированное тело Твари. Оно изогнулось с поразительной скоростью, блеснули металлические руки. Тварь схватила Рене и взмыло вверх.
Алан выдернул шпагу и принялся наносить удары по панцирю Твари. Рене барахталась и вопила где-то высоко. Откуда-то прилетел камень, затем второй. Они ударялись о Тварь без какого-либо результата. И кому это пришло в голову кидаться камнями? Алан быстро глянул назад. На мгновение удивление затмило страх за Рене и горячку боя. Это была Кассия; она спешилась и швыряла камни.
Подоспевшие Пилигримы скопом навалились на Тварь, и та была вынуждена ретироваться. Рене лежала на траве без признаков жизни. Матиасу не понадобилось много времени, чтобы убедиться в смерти.
Пилигримы сгрудились вокруг тела Рене.
— Мы прокляты, — заявил Димитрий. — И ее не сберегли.
Никто ему не ответил. Алан не верил в проклятия, но найти другую причину их злоключений было сложно. Кассия опустилась перед Рене на колени и провела рукой по исцарапанному лицу подруги.
— Это судьба, — сказала она спокойно. Ее спокойствие поражало. Кассия словно преобразилась. Алан подумал, что горе последних дней изменило их всех. Те, кто не сломался, сделался сильнее. — Больше нет нужды идти в Грейстоунхилл. Мы можем заняться поисками Рыцарей Дебрей.
— Кто это мы? — хмыкнул Димитрий. Он выглядел сбитым с толку. Очевидно, необычная реакция Кассии на неожиданную смерть Рене впечатлила и его.
— Мы, Пилигримы, — сказал Матиас вместо Кассии. — Друзья, нас снова пятеро, к добру это или нет.
— Я не… — начал Алан и умолк. Догадка ударила подобно молнии.
— Тварь излучала Эманацию все время, — продолжил Эмиль в полной тишине. — У бедняжки Рене не было шанса выжить. Но Кассия, как видите, жива. Она Пилигрим.