– Ну, – мямлил он, – вообще-то я ничего определенного не знаю. – Агата смотрела разочарованно, этого он стерпеть не смог, она равнодушно отвернулась от него и стала разглядывать грязных голубей на дорожке.
– Он знает, – сказала Лидка, – они сговаривались с Харей, а про что, я не расслышала. Но сказали «шантаж», это я четко слышала. Макарон давил на Харю шепотом, но у меня слух классный!
– Ничего он не давил, – смутился Харя и закашлялся, чтобы выиграть время и что-нибудь вразумительное придумать. Стыдно человеку, потерявшему лучшего друга Степу, поддаваться на какой-то шантаж. Это надо объяснить, на Харю требовательно и без улыбки смотрит Агата. Оля смотрит ехидно, Сфинкс – сердито, Барбосов – угрожающе, а Леха с большой готовностью разобраться чисто физически.
– Дать тебе, Харя, по шее! – Леха выразил свои мысли вслух. – Этот гад вермишельный тебя, значит, шантажирует, а ты готов Степу в злобных вражеских руках оставить?
– А что поделаешь? – развел руками Харя. – Ничего не поделаешь.
– Клякса! – крикнула Агата.
– Тряпка! – крикнула Надя-Сфинкс.
– Сам парень, а сам каша манная! – крикнула Оля.
– Мочить Макарона! И Харю за компанию, – крикнул Леха.
Но Макарона не было – улизнул Макарон. Издалека кричал:
– Леха! А борьба вольная – это как? – Он остановился на безопасном расстоянии. – Это когда по своей воле борешься, а когда не хочешь – не борешься? А я лично с тобой бороться не мечтаю! – И удрал Макарон.
– Подойди, узнаешь, – крикнул Леха, но Макарон был далеко, за поворотом дорожки. Только конфета «Маска» осталась в кармане у Агаты, сунул ее Макарон незаметно в знак своего макаронского восхищения.
– След ведет к Макарону, – твердо сказал Барбосов, он туго соображает, но тут все же сообразил, – он знает, где спрятан пес.
– Может, знает, а может, нет, – промямлил вдруг Харитон, – откуда ты знаешь, что он знает.
– Сам намекал! – Леха настроен решительно.
– Может, для понта намекал. Вы, значит, ищете и не знаете, а я такой крутой Макарон знаю, – засомневалась Агата.
Но Оля не согласилась:
– Все расстроены, а он вредничает. Значит, что-то знает. Я вранье чувствую за тридцать километров, даже за сорок пять.
Все засмеялись. Оля известная врушка, не зря ее бизнес – продавать вранье.
У Лехи в кармане зазвонил телефон.
– Важный звонок, – сказал Леха и отошел с мобильником в сторону.
– Важный звонок, главное дело, – поморщилась Лидка, – а всего-то-навсего мама беспокоится: «Поел? Не простудился? А суп? Холодный выпил через край кастрюльки? Смотри у меня, Леха». – Лидка передразнила всех мам одновременно, все смеялись, Лидка вдохновенно продолжала: – А Леха, как все нормальные люди, ответит: «Разогрел и ел из тарелки, с хлебом, мама, с хлебом. Разве я маленький, пить холодный суп, какая гадость».
– А на самом деле, – пропела Агата, – он, конечно, выпил суп из кастрюли, и без всякого хлеба.
Леха быстро закончил беседу с мамой и сразу отключил телефон, чтобы избавиться от скучных вопросов про шарф, шапку и тому подобные, никому, кроме мамы, не интересные вещи. Но телефон тут же зазвонил опять. Этот звонок был действительно важный.
– Леха! Звоню, звоню, а у тебя все занято и занято! Мобильник не для пустой болтовни – доллары тратятся быстро!
Это был кот Барс, общий кот Лехи и Агаты.
– Барс! Привет! Я тебе звонил, а у тебя все занято и занято.
– Я вел неотложный разговор. Мне позвонил мой друг.
– Ну друг, – Леха любит спорить, глупая привычка, – а мне мама родная позвонила, и что?
– Ну, Леха, ты даешь! Мама она и есть мама, у всех мамы. А у меня друг неповторимый. Степа-пес, вот кто! – И кот отключился, а перед этим сказал: – Не телефонный разговор. При личной встрече расскажу.
Леха дунул вдоль бульвара, никому ничего не объясняя. Срочно и секретно. Совершенно срочно и совершенно секретно!
Леха ворвался в квартиру:
– Барс! Ты самый умный кот на всем Лунном бульваре! А может, и на всей Тихонькой улице!
– Конечно, самый большой интеллектуал! А Рыжик бабник и придурок! Не отбивал я у него кошку, это был ее свободный выбор!
– Не отвлекайся, расскажи важное, Барс. – Леха сел рядом с котом на его подстилочку.
– Любовь – важное. Или ты так не считаешь, Леха?
– Барс! Где Степа? Можешь сказать? Или не можешь?
– Могу, – Барс моргнул усами и ушами, – но не скажу – тайна. Меня предупредили, и я обещал.
– Ну котяра отстойный! Говори! – Леха взбесился. – Эта тайна все нервы измотала! Целому классу!
– Нервы, главное дело. А бесплатно только этот, как его?
– Ну сыр! – рявкнул Леха. – Не тормози!
– Сыр. В этой, как ее?
– В мышеловке!
– Вот-вот, в мышеловке. Короче, так: плати – скажу. Не заплатишь – не узнаешь, где Степа. Информация стоит всегда дорого.
– Кому платить-то? Мы с ног сбиваемся, Барбосов везде шныряет, а кому платить, не найдем никак. Говори, кому платить?
– Мне, – важно ответил Барс и стал умываться. Он лизал лапу, проводил ею по голове, по усам, по ушам.
Леха смотрел обалдело. А кот Барс добавил:
– Не таращи на меня глупые глаза. Не бабки мне нужны, зачем коту бабки? Нужен сыр тильзитер и еще сыр маасдам. Еще сладкий творожник, я сладкое в последнее время люблю. И еще кошачьи консервы «Мяу-брысь». И еще одна плата: не вопить, когда я стащу из холодильника котлету несчастную или несчастную куриную ножку. Это мои условия. А без меня фиг найдешь, пес укрыт в надежном месте.
А в это самое время пес Степа, живой и здоровый, сытый и веселый, сидел за письменным столом и печатал на пишущей машинке с красивым названием «Эрика». Текст был умный, так считал пес Степа: