«Я нашел ее! Тусуется в клубе, представляете? Не получилось подкинуть ей жучок. Парнишка помешал».
На комлинк моментально потекли свеженькие фото. Яркие огни клуба, Чес с блаженной улыбкой обдолбанной наркоманки, а рядом ее дружок, какой-то панк.
«Я была права, — рассмеялась Лиз. — Она оседлала мужика и поскакала в клуб».
«Ты говорила про концерт дерьмовой группы, — задумчиво поправил Квинт. — Хоурн, ты молодец. Возвращайся, тебе надо отоспаться».
«Надо. И отмыться, я весь пропах какой-то сладкой дрянью».
Они пробили координаты клуба, но вокруг не было ни одной камеры «Полис Корп». Предусмотрительно. Но узнать, в каком из серых моноблоков, ютящихся на краю Бетельгейзе, живет Чес, было несложно. Кейган быстро проанализировал все фото, сделал одному ему известные подсчеты, и вуаля.
Эдриан устремился по следу, поймав вскипающее чувство азарта. То самое чувство, что придавало ему силы для рывка. Наконец-то они обнаружили какую-то весомую зацепку. Аллен, уставший после суток бдения над камерами, спал на матрасе Хоурна. Его близнецы продолжали работать, даже без присмотра. Три полупрозрачных монитора пестрили неоновыми цифрами, и где-то среди них сновали ловкие цифровые призраки. Кейган аккуратно ввел парню несколько кубиков успокоительного, чтобы его нервная система перестала лихорадочно работать, а рядом валялись опустошенный баночки от сигдиса, без которого гений быстро превратится в овощную запеканку. Спящий медиум и три его призрака, ручных духа, Ди, Эн и Эй. Квинт удивлялся, как Аллен различает близнецов между собой. Они были всего лишь строчками самообучающегося машинного кода, и все же они были гибки, умны, адаптивны. Лишенные тела и человеческого облика, они способны были шутить и рассказывать странные истории. Однажды Аллен заставил их написать эссе о своем мироощущении, а затем дал прочитать всей команде. Квинт до сих пор помнил, что один из близнецов написал: «Кто я? Если ответить фактом — я не более чем набор символов. Если ответить, согласно субъективным ощущениям — я центр Вселенной». Очень человечный ответ, ведь каждый человек — одинокая планета со своими законами природы. Лизбет только усмехнулась: «Они копируют самовлюбленность Денни». Может быть, но все же Квинту было интересно размышлять о разнице между имитацией личности и самой личностью.
Эдриан поднял пластиковый цилиндр с логотипом концерна «Индиго», самой крупной и влиятельной корпорации Суверенного. Пилюльки, которые перевернули ход войны и заставили Союз поджать хвост. Единственное лекарство, которое позволяет использовать мозговые импланты без критических для здоровья перегрузок. Нью-Йорк пригрозил уничтожить завод, вместе с формулой, у Союза не было времени на разработку. Погибли бы миллионы… Забавно. Многие корпорации Союза пытались повторить формулу, но вечно не складывалось. То бунт, то война, то несчастный случай на производстве. В общем, Йорк всеми силами сохранял монополию на сигдис.
Квинт заканчивал последние приготовления к вылазке, когда Кейган сказал:
— Я нашел информацию по клейму. Это символ «Тайгасу», местной банды анархистов. Ничего серьезного, это-то и странно…
Кейган протянул неоново-зеленый нож, и Квинт машинально засунул его в одну из петлиц для холодного оружия.
— М?
— Не нашел на них ничего серьезного. Никакой интересной информации, однако «Полис Корп» дал им полный иммунитет.
— Это и есть тот самый «красный билет»?
— Да. Это — своеобразная защита, знак нейтралитета.
Худшие опасения Квинта оправдались. «Полис Корп» действительно сотрудничала с бандами. Как же порой неприятно все знать.
— Ищи дальше, — голос Квинта стал хриплым, как и всегда, когда он злился, — если «Полис Корп» зачем-то покрывает их, значит, они не так просты.
Они выдвинулись вчетвером: Эдриан, Апрентис, Амау и Шпарте. Словно четыре всадника апокалипсиса. Под гражданскими куртками прятались легкие бронежилеты и компактные Хорнеты — автоматические пистолеты, способные стрелять несколькими комплектами дротиков. По карманам прятались запасные обоймы, жучки и маленькие карманные терминалы для взлома электромагнитных замков и подключения к Сети. Без Аллена и его глаз было немного неуютно, но у Квинта было стойкое ощущение, что они не понадобятся. Чес неделю не появлялась возле жилого блока в Бетельгейзе. Должно быть, она уже нашла себе местечко получше.
Огромная коробка, увитая татуировками труб и пожарных лестниц, пестрела от замысловатых граффити. В воздухе сильно пахло испарениями из подземки и пряностями из многочисленных кафе по кромке Бетельгейзе. Огромный улей из маленьких комнатушек, похожих на бумажные соты. Дешевое жилье, люди здесь селились под стать. Торчки, мелкие мошенники, опустившиеся аркадоманы, проигравшие последние кредиты. Муравейник маргиналов, и где-то там жила их девочка.
Было сложно найти нужную ячейку, но для агентов Бюро нет ничего невозможного. Квартира была пуста. Пока Шпарте, Амау и Апрентис допрашивали соседей, Квинт сел на термопеновый матрас, окинул взглядом стены, исписанные баллоном и маркерами. Ни вещей, ни одежды, но в комнате все еще витал густой запах пряностей. Тесно, низкий прокуренный потолок давил на плечи. Интересно, как она жила здесь? Словно жучок, пойманный в спичный коробок.
Квинт откинулся на матрас и еще раз вывел на терминал снимки, приблизил. На всех Чес была совсем одна, без сопровождающих. Ничем не отличалась от толпы таких же хулигански выглядящих панков. Просто еще одна девочка. Это вызывало вопросы. Ее держали силой или она жила здесь добровольно? Почему? Зачем это девочке, родившейся в безупречности корпораций? Такие имеют абсолютно всё, с рождения и до смерти. Это такие, как Квинт, всю жизнь ютятся по казенным клетушкам. Он еще сильней приблизил фото. Ветер из метро разметал неровно подстриженные волосы. Взгляд озорной, на маленьких губах — улыбка. Бунт? Обрезала косу, переоделась в мини-юбку? Пытается доказать богатому папочке, какая уже большая и взрослая? Увидел бы он ее последнее фото в клубе, надрал бы задницу. «Как же хорошо, что у меня нет детей! Презерватив — лучший друг мужчины». Эдриан смахнул фото, потер глаза. Что-то его занесло. Так или иначе, Чес здесь уже не жила.
— Куда же ты запропастилась, а?
Он снова сел, толстый матрас под ним скрипнул. Хм, в таком легко проделать глубокую полость для тайника. Эдриан сомневался, что девочка додумалась бы до такого, это скорее прием пуганного драгдилера, но все же подцепил легкий матрас и оторвал от пола. Под ним нашелся маленький пластиковый квадратик. Квинт поднял его, нажал затертую кнопку на панели. Засветился бледно-серый экран. Очень старый электронный блокнот. Виртуальная клавиатура, допотопный текстовый редактор. На главной панели красовалась небольшая папка под названием «История на века». Ткнув в неё, Эдриан увидел панель с текстовыми документами. Что это? «Слабость сильной женщины», «Остров на двоих», «Азарт и страсть». Чтиво для одиноких домохозяек? Квинт тронул иконку в виде листа бумаги, документ открылся с того места, где владелец остановился в последний раз.
'…— И чем же мы займемся, пока Нова готовит самолет?
Бруклин скинула легкий шелковый халат. Летящий никогда не видел более совершенного тела. Кожа — кофе с молоком, соски — словно спелые черешни. От этого зрелища он моментально почувствовал жар и истому. А еще тесноту в штанах.
— Я всегда хотела заняться сексом на качелях, — сказала Бруклин'.
— Что за херня?
Он вышел из документа, рассмеялся, а затем посмотрел метаданные файлов. О нет, это не книжки. Все до единого — сочинения Чес, многие из которых написаны довольно давно. Девочка с претензией на творчество. Он мотнул папку вниз. Сколько же их тут? Разве можно столько писать? Представив, что ему придется провести незабываемый вечер в компании этих историй, он устало прищурился. С другой стороны, чем не способ проникнуть в голову другого человека, даже не обладая пси-способностями? Квинт положил находку в карман и покинул комнату. По коридору как раз шла его тройка.
— Соседи тут по большей части невменяемые, — отчиталась Апрентис, — но две проститутки сказали, что такая и правда здесь ошивалась. Проблем от неё не было… Скорее, проблем было меньше, чем от… — она многозначительно кивнула за спину.
— Видеонаблюдения здесь нет, — сказал Амау. — Часть линии сгорела, часть вышла из строя, а может кто помог, дом полностью ослеп. Картинок не дождемся.
— Жаль, — протянул Квинт.
— Я спустился вниз, до того кафе, рядом с которым сделана серия фото. Хозяева опознали. Кажется, она уже несколько дней не появлялась.
«Ускользнула прямо из-под носа, — с досадой подумал Квинт. — Ушла водой сквозь пальцы». Досада сменилась азартом. «Всё равно найду. Никуда ты от меня не денешься».
— А как квартира? — спросила Апрентис.
Квинт улыбнулся:
— Я нашел улику, вечером буду изучать.
Эдриан вернулся в зеркальный ад. Вечер он собирался посвятить чтению, но сначала тренировка. Его тело требовало движения, органические части расстраивались, словно гитарные струны. Тренировки стали привычкой, вроде пилюли сигдиса перед завтраком, вроде полуночного чтения профайлов и молитвы. Больше всего ему нравились спарринги с Апрентис и Шпарте.
Альфу было почти шестьдесят, но импланты и инъекции гормонов скидывали ему десяток лет. Он категорически отказывался закрашивать седину. Волевое лицо, испещренное морщинами, серые глаза выцвели как полотно, но смотрели всё так же уверенно и лукаво. Альф был в Бюро еще до перевода Квинта, и, казалось, останется там навечно, чтобы учить следующее поколение молодых агентов. Он был их Смертью. Главный из всадников апокалипсиса.
Излюбленным боевым искусством Шпарте был тайский бокс, но в спаррингах они всегда миксовали приемы, превращая поединок в вольную борьбу. В этот раз они начали с гладкого муай-тай. Шпарте водил, ловко пританцовывал вокруг Эдриана. Когда-то Квинт пропускал много болезненных ударов от этих колен. А потом Эдриан так совершенно сросся с обновленным телом и змеиными мышцами под кожей, что превзошел своего учителя. Они обменялись градом обманных ударов, а затем сошлись в клинче. Шпарте попытался оторвать Квинта от земли и кинуть на татами, вместо этого Эдриан сам увлек его за собой, сделал болевой.
— Все, полегче! — Альф хлопнул ладонью по полу. — Сдаюсь!
Они разошлись. Квинт хлебнул воды из пластиковой бутылки:
— Ты слишком быстро сдался, старик…
Шпарте грустно улыбнулся, разглядывая этикетку на прозрачном пластике.
— Ты сам это сказал. Я старик, и с каждым годом всё сильнее замечаю это. Не угнаться мне за вами, молодыми.
Квинт усмехнулся:
— Брось, ты все еще в очень хорошей форме.
— Старость — это не только тело.
Шпарте отложил бутылку и посмотрел на Квинта.
— Через два года мне будет шестьдесят. Недавно пытался вспомнить, что же я сделал в жизни. Подвести, так сказать, итоги… Понял, что за шестьдесят лет у меня так ничего и не появилось. Нет ни дома, ни семьи, даже гребаного кактуса в горшке.
— В жизни налегке есть своя прелесть. Не привязан к месту. Гуляешь, как ветер.
Шпарте улыбнулся:
— Не скрою, я наслаждался такой жизнью, но люди меняются, Эдриан. Я понял, что могу не успеть пожить нормально.
«Кажется, он действительно постарел, — подумал Эдриан. — Стал сентиментален, склонен к рефлексиям».
— А теперь ты меня анализируешь. — Альф хлопнул его по плечу. — Вижу по глазам. Мне всегда нравилась эта твоя черта. Всегда ищешь, что же у людей под кожей.
— Ты нашел женщину? Хочешь остепениться? Хочешь уйти из Бюро?
— И эта въедливость мне тоже нравится. — Шпарте протер шею полотенцем. — Поэтому ты капитан, а я на подхвате. Нет, Эдриан, я ничего не нашел. Но знаешь, хочу найти. Почему нет? Новые ощущения.
Они посмеялись, но это был невеселый смех и неуютный разговор. Квинт знал, что Шпарте гораздо раньше уйдет из Бюро, если, конечно, Квинта не убьют на очередном задании. И все же, почему сейчас?
«Возможно, удачная охота распалит в нем былой азарт», — подумал он.
Когда Шпарте ушел, наступила очередь Лиз. С ней они обычно сражались долго и с упоением, пока синтетические мышцы не раскалялись от перенапряжения. Глаза у Лиз всегда горели. Квинт подозревал, что у него тоже. Под кожей прятался хищный зверь, что требовал охоты.
— А-а-а-а, я бы сейчас сожрала целого теленка, — простонала Лизбет. — Тебе взять?
— Разумеется.
Пока Апрентис спускалась до кафе, он успел принять душ и расположиться на матрасе вместе с планшетом Чес. Лизбет вошла без стука, шурша пакетами и коробочками.
— Читаешь?
— Улику, — откликнулся Квинт. — Наша жертва любила писать истории о любимой киногероине.
— Да ну. — Лиз поставила пакеты на пол, залезла на матрас и посмотрела на экран. — Наша девочка пишет фанфики? А какой фэндом?
— Лизбет, переходи на человеческий язык.
— Какой же ты иной раз темный. Слушаешь какой-то отстой, словно в диком поле вырос… Жрешь всякую дрянь.
— Да кто бы говорил. — Эдриан покосился на огромное ведро куриных крылышек и батарею соусов. — Так значит, писать истории о киногероях — это нормально?
— Я сама этим в школе баловалась. Капитан Бруклин, значит. Она любит супергеройское мыло.
— Расскажи.
Лизбет вольготно улеглась рядом с ним, подтянув к себе ведро крыльев.
— Ладно, слушай…
В течение нескольких часов они вместе читали фанфики, смеялись и поедали ужин.
— Каждая сцена секса — просто шедевр, — фыркнула Лиз. — Смесь акробатических этюдов и кулинарного шоу… Девочка плохо знает анатомию.
— Разумом она еще незрелый подросток. Хочет, но манифестирует желание через внешнюю вульгарность и пошлые истории, — задумчиво ответил Квинт. — Йорк, должно быть, понравился ей. Столько соблазнов, только протяни руку.
— Ты пытаешься что-то найти в этих бездарных текстах? — Лиз с удивлением на него посмотрела. — Серьезно, что-то помимо веселья?
Квинт задумался. Подход у него был весьма серьезный, и, надо сказать, он нашел много интересного. Вспомнил допрос: девочка находилась в клинике всю свою жизнь, и Митчелл говорил, что у нее своеобразные представления об эмоциях. Эдриан ожидал увидеть несвязный клубок текста с парадоксальными, неправдоподобными эмоциональными реакциями, но нет. Истории были ужасно наивны, местами смешны и неуклюжи, но все же вполне нормальные. Повторяющиеся мотивы. Чес явно ассоциировала себя с супергероиней, Капитаном Бруклин, сильной волевой женщиной со сверхспособностями. Она хотела быть такой же. Гнуть сталь голыми руками, управлять самолетом, уничтожать злодеев и спать с красавчиками-супергероями. Чес видела мир черно-белым, чувствовала себя его центром и безумно хотела выделиться. Хотела управлять ситуацией. Травма? Родители явно мешали ей самовыражаться.
— Я делаю свою работу, — ответил Квинт. — К тому же, я и правда узнал много интересного. Например, что свои истории она кому-то показывала. Некоторые куски выбиваются из стиля. Думаю, Митчелл нам соврал. Они были довольно близки. Может быть, трахались, я бы не удивился.
— Ты думаешь, он помог ей бежать?
— Не исключено. Кто-то из персонала помог Чес протащить в фургон микрозаряд, а затем подобрал ее. Может быть, Митчелл сотрудничал с какой-то йоркской мафиозной группировкой.
Квинт промолчал про другую странность. Герои историй всегда трепетали перед учителями и наставниками. Скорей всего, в клинике с ней плохо обращались. Куда смотрели родители? Или им было все равно? Тогда Чес — одинокий, нелюбимый ребенок, живущий в изоляции, пытающийся познать себя через яркие образы супергероев. На контрасте с белым пластиком вокруг, фильмы казались наполненными красками, эмоциями, впечатлениями. Она мысленно сбегала из палаты и совершала подвиги, а теперь сбежала насовсем, и, вероятно, не захочет вернуться. Однако придется. Без обид, крошка Чес. Нельзя, чтобы ты совершала «подвиги».
— Эй, ты опять меня не слушаешь!
— Я задумался.
— В последнее время ты слишком много думаешь, — пробормотала Лиз. — Ладно, не буду мешать.
Он схватил ее за руку.
— Истории плохо на тебя влияют? Обижаешься, словно маленькая девочка.
Лиз попыталась вывернуться.
— А вот и нет.
Квинт видел ее насквозь. Лизбет снова провоцировала его. Борьба и секс были для нее неразделимы. Достаточно заломить руку за спину, да так, чтобы больно, как она мокрела от желания. Может быть, ей нравилось, когда это делал именно он. Квинт старался не думать об этом. Они не должны слишком сильно привязываться друг к другу. Им хорошо, но это временно, впереди ничего нет. Лизбет и сама должна это понимать.
Они насытились ужином, насытились друг другом, но до утра было еще далеко, а текста еще слишком много. Лиз ушла спать в свой номер, оставив его один на один с бледно-серым светом квадратика перед лицом и множеством его отражений в стенах и потолке. В какой-то момент нить реальности ускользнула, и Квинт провалился в сон.
Мир пах озоном, гарью и спекшейся кровью. Полный рот соленого металлического варева, пленкой стянуло губы. Шлюха в прозрачном платье склонилась над ним, длинные пряди щекотали лицо, а он водил руками по гладкому латексу, расстегивал молнию… Кожа отходила от нее вместе с платьем, обнажая окровавленную плоть. Квинт покрылся испариной от ужаса, но тело уже не принадлежало ему. Оставалось только смотреть, как руки водят по липким ранам. Теперь он в крови, перед глазами все смазывалось, словно перед потерей сознания. Эдриан очнулся на шлюхе, вклинившись между ног в латексных сапогах. Израненная женщина не замечала своих увечий. Ее пальцы рисовали красные знаки на его ребрах, колени сжимались, ловя в горячий замок. Она вызывала желание. Она вызывала отвращение. А все происходящее — липкий ужас. Все продолжалось мучительно долго, под оглушительный треск белого шума. Удовольствие смешалось с болью. Квинту показалось, что он распадается на куски. Женщина запрокинула голову, из ее тела вырвались красные отростки. Они опутали все, что осталось от его тела, поползли по стенам и потолку, покрывая зеркальную комнату узлами алой трепещущей плоти. Они глянцево блестели и сокращались, словно сердечная мышца, и в некоторых местах внезапно обрывались в ярко-красные помехи, вроде тех, что показывает неисправный телевизор. В голову проникла раскаленная игла, и Эдриан проснулся, взмокший от пота, на свернутой в валик простыне. Это зашло слишком далеко. Ему нужно срочно прийти в норму.
Квинт ввалился в номер Кейгана. В темноте раздался щелчок предохранителя, Эдриан машинально отвел от себя дуло Хорнета. Заспанный Одрик с удивлением смотрел на него.
— Какого хрена? Мог застрелить.
— Не мог, — спокойно ответил Квинт, присев на кровать. — Они ж заряжены дротиками. Дай мне транквилизаторы и психостабилизаторы, что ты прописал Аллену.
Кейган потер глаза:
— А зачем? У тебя же психика как скала.
— Поверь, мне надо.
Одрик уронил руку на колено.
— Боевая психотравма?
Пусть будет так. Не придется ничего объяснять. Кейган — не просто медик, но молчаливый блюститель психической стабильности в команде. Штатный мозгоправ. И он прекрасно знает, что Эдриан перенес боевую травму, которая стерла из его памяти четыре года жизни и превратила прошлое в калейдоскоп смутных обрывков.
— Да.
— Ладно, — Одрик лениво выбрался из-под простыни и потянулся к большому чемодану с кодовым замком. — Дам, но в любом случае придется пройти диагностику… — Его пальцы запорхали над кнопками.
Замок щелкнул, чемодан разъехался, обнажая бледно-голубое нутро. Кейган протянул Квинту набор маленьких ампул, похожий на патронташ, пневматический шприц:
— Это, если совсем прижмет. Избавит от хреновых видений, а это, — и достал еще склянку с таблетками, — успокоительное. По одной каждое утро.
Эдриан вернулся к себе, сделал инъекцию и сразу почувствовал себя лучше. Под кожу прокралась усыпляющая прохлада. Как Аллен живет на этом и что чувствует, когда не принимает? Что его медленно растворяет киберпространство, разбивая на сияющие нули и единицы? Его мысль оборвалась в темноту без сновидений.
Еще несколько дней прошло без приключений. Команда успела подготовиться, проверить все оружие и снаряжение, зарядить тактические дроны, отрегулировать костюмы. Нейропризраки сновали в киберпространстве, Квинт изнурял себя тренировками и засыпал без снов после инъекции волшебного эликсира. Он попросил Кейгана провести диагностику психического состояния. Эдриан ожидал самого худшего, но не был готов услышать ответ.
— Я ничего не вижу, — пробормотал Кейган. — Твой разум крепок как дороги Древнего Рима. Бессознательное словно стекло. Видимо, ты сильно устаешь.
— Это нельзя объяснить усталостью.
— Я бы увидел проекции, несоответствия, резкие скачки… Если не веришь мне, поверь аналитической программе. Ты абсолютно здоров. — Одрик повернул к нему монитор. — Пора перестать себя накручивать…
Их прервал крик из соседнего номера:
— Я засек ее! Засек!
Все моментально оторвались от своих дел и собрались вокруг Аллена.
— Она снова появилась в районе Бетельгейзе. Идет прямо…
— В свою квартирку. — Квинт улыбнулся. — Вспомнила, что забыла нечто важное. С ней кто-нибудь есть?
— Никого. — Аллен мгновенно переключался с камеры на камеру. — Одна.
— Отлично. — Квинт улыбнулся еще шире. — Десять минут на сборы. Хоурн, заводи фургон. Аллен, Кейган, вы остаетесь здесь. Шпарте, Апрентис, Амау — вы со мной на охоту.
Квинт скинул повседневную одежду, натянул облегающий нижний слой из кевлара, а затем верхнюю броню. Ничего не сковывало движения и не мешало пользоваться преимуществами синтетических мышц. Он попрыгал на месте, чтобы оценить нагрузку. Нормально. По кармашкам попрятались запасные обоймы с дротиками, пара боевых ножей вместе с трофейной «бабочкой», больше для самоуспокоения. Потом он надел тактически шлем с зеркальным щитком, и тот сразу сцепился с воротом брони, превращая отдельные детали в цельный боевой костюм. Сзади закрепился дрон, выглядывая из-за спины короткими металлическими крыльями. Когда станет жарко, он послужит щитом и огневой поддержкой.
Все готово. По крови растеклось горяченное возбуждение. Азарт гончей, учуявшей добычу. Наконец-то они были у цели. Сегодня они обязательно ее схватят.
— Вперед, — сказал Квинт, и отряд двинулся по коридору.