Следующего воскресенья я едва дождался.
Широко известный в узких кругах трактир «Два сапога» стоял всё там же, на Гороховой улице, и гудел всё так же. Вот только Федота я там не нашёл. А спросив у одного из местных, когда он будет, получил в ответ округлившиеся глаза и сдавленный голос с придыханием:
— Они-с нас больше не балуют визитами-с. Высоко подняться изволили-с.
— Ага, — только и сказал я, прежде чем выйти из злачного заведения.
Федот Комаров — мой давний знакомец — был человеком непростой судьбы. Бандит, поднявшийся с самых низов. Ныне — один из некоронованных королей криминального Петербурга. Весьма уважаемый в Чёрном Городе человек.
В своё время Комарову «повезло» скупить долговые векселя моего отца, и после его смерти он затребовал от рода Барятинских долг. Денег на тот момент не было — о чём Федот, несомненно, знал, — и он предложил уладить дело, взяв в жёны Нину. Таким образом ему бы удалось породниться с дворянским родом, что было его давней мечтой.
Нина Романовна Барятинская, моя двоюродная тетушка и ослепительная красавица, такому жениху, мягко говоря, не обрадовалась. Но и денег на уплату долга у Барятинских не было. Особняк в Петербурге был уже заложен, а для того, чтобы расплатиться с Комаровым, пришлось бы продать ещё и загородное имение. Что случилось бы с родом Барятинских дальше, предсказать не сложно, но тут в мире аристократов случился я.
Не вполне ещё оправившись от стресса, вызванного переносом сознания и смертью прежнего тела, я отправился решать вопрос кардинально. К моему счастью, боевые навыки прошлой жизни сослужили хорошую службу даже в новом вялом, нетренированном теле шестнадцатилетнего Кости Барятинского. Мне удалось взять Федота в оборот и вынести из его дома серьёзную сумму денег. Из этой суммы род и покрыл долги.
Согласен, не слишком-то достойный поступок для белого мага. Но и Федот играл не честно. К тому, чтобы мой отец оказался по уши в долгах, он изрядно приложил руку.
Федот, конечно, быстро догадался, кто обнёс ему хату столь наглым образом, однако и ответку врубать поостерёгся. Даже наоборот — начал активно втираться ко мне в доверие.
Поначалу я на его потуги смотрел настороженно. Потом привык, да и раскусил нехитрую мотивацию. Старому бандиту до смерти надоели детские игры на улицах Чёрного Города. Хотелось спокойной старости в подобающем статусе. Иными словами, Федот Ефимович Комаров до зарезу желал стать дворянином.
Ставку он сделал правильную, не прогадал. Мечта Федота исполнилась — во многом благодаря мне. И теперь Федот, видимо, начал рвать нити, связывающие его с криминальным прошлым. Перестал ходить в свой любимый кабак, например.
Выйдя из кабака, я сел в машину. Побарабанил пальцами по рулевому колесу и задумался. Вот ещё год назад даже думать бы не стал, а теперь — на тебе, приходится.
Федот ведь ныне и правда — дворянин. Пусть светское общество его при жизни и не признает, фыркать за спиной будут ещё не один десяток лет, но вот детей Федота признать — это уже вполне возможно. А к дворянину, по правилам этикета, нельзя просто завалиться в гости, открыв дверь пинком. Нужно передать визитку через прислугу и дождаться приглашения. Или же самому написать письмо с предложением встретиться…
— Чёрт, да нет у меня времени на эти расшаркивания, — буркнул я и завёл автомобиль. — У меня даже на то, чтобы искать телефонную будку, а в ней — нужный номер в справочнике, времени нет! Ладно. Скатаюсь в Чёрный город. Если и там Федота не найду, придётся ломиться к нему в дом без приглашения.
— Государю императору — ура! — подтвердил мои слова Джонатан, который сидел на асфальте рядом с машиной.
В салон фамильяр лезть отказался, и на сердце у меня было паршиво. Не потому что для душевного равновесия требовалась компания говорящей чайки. Просто это его нежелание с высокой долей вероятности означало, что мои линии вероятности складываются хреновым образом. И Джонатан Ливингстон будет пытаться меня защитить.
— Ладно, поехали, — буркнул я и добавил, повысив голос: — Из-под колёс уберись!
Чайка взмыла в небо. Я сдал назад, развернулся и выехал на дорогу. Через полчаса оказался в Чёрном Городе.
Дороги в этом окраинном районе являли собой печальное зрелище. Сильно я не разгонялся, больше маневрировал, объезжая рытвины и, будем уж говорить прямо, конкретные ямы.
— Как будто бомбили, — проворчал я.
Взгляд расфокусировался. Как всегда внезапно накатили воспоминания. Район заброшек, который минувшей ночью посыпали бомбами Концерны. Получили информацию, что мои бойцы должны ночевать там. Спасла нас случайность — досадная задержка в пути. Опоздали на сутки.
Помню, как мы стояли и смотрели на уничтоженные здания и дороги. Сколько там погибло бездомных и прочих маргиналов — даже представить страшно. Но эти смерти не учитывал никто. Ни мы, ни, тем более, Концерны. В моём жестоком мире в счёт шли только те люди, которые могли принести пользу или представляли опасность.
Летящего в лобовую атаку Джонатана я заметил довольно поздно. Но рефлексы не подвели. Руки выкрутили руль раньше, чем мозг вообще сообразил, что происходит.
Автомобиль разминулся с чайкой буквально на сантиметр. Джонатан взмыл в небо, я вылетел на обочину. Затормозил, но машину качнуло в сторону, она приподнялась на двух правых колёсах. Несколько мгновений решала, куда упасть, в конце концов под моим весом начала падать на колёса.
И тут сверкнула вспышка.
К счастью, мой взгляд был направлен внутрь салона. К тому же машина всё ещё была накренена, так что меня отчасти защитил бортик.
А вспышка была чертовски яркая.
И вслед за «молнией» раздался «удар грома».
От грохота заложило уши. В меня полетели осколки стекла — все стёкла в машине разлетелись одновременно.
В моём родном мире автомобильные стёкла изготавливали таким образом, чтобы при повреждении осколки получались не острыми. Здесь до такого пока не додумались, так что рожу и кисти рук мне посекло основательно. Однако это меня тревожило меньше всего.
Я открыл дверь за миг до того, как машина окончательно упала. Выкатился из неё, лёг, закрыв голову руками.
Если бомбят с воздуха — значит, надо валить подальше от машины. Чем меньшего размера мишень ты собой представляешь, тем лучше.
В ушах звенела тишина. Я выругался и не услышал собственного голоса.
Ну вот, опять контузия. Как тогда, когда у меня за спиной взорвался завод. Но тогда я мог позволить себе прикрыться Щитом и вырубиться, сейчас же такой возможности не было. Бомбёжка — это не заминированный завод. Нужно заставлять себя действовать котринтуитивно. Потому что бомбить в этой части Чёрного Города объективно нечего. Заводы и фабрики стоят в другой стороне. Просто так кидать бомбы никто не станет — они денег стоят.
А значит, целью ублюдков был я.
Думать о том, кому такому большому и сильному я мог понадобиться, буду потом. Сейчас нужно заставить себя поднять голову и оценить обстановку.
Машина всё ещё цела — ну, с поправкой на выбитые стёкла. Посреди дороги образовался кратер диаметром метров семь, из него поднимается дым. В окрестных домах повылетали окна. Ещё несколько легковых автомобилей замерли по ту сторону воронки. Рядом с одним из них стоял ошалевший водитель, качаясь из стороны в сторону — видать, тоже накрыло.
Я перевернулся на спину, скользнул взглядом по небу.
Небо как небо. Серое, низкое. Чем глубже уходил город в осень, тем стабильнее становился его цвет. Ну, хоть дождя пока нет — и то ладно.
Как нет и самолётов.
Вдруг в вышине что-то мелькнуло, и я напрягся. Но быстро выдохнул — узнал своего фамильяра.
Джонатан Ливингстон спикировал с неба и приземлился рядом со мной. Открыл клюв. Я ничего не услышал, но по движениям клюва догадался, что Джонатан либо долго и панически орёт, либо опять прославляет государя императора.
Впрочем, больше он не паниковал, а стоял вполне себе спокойно. Вот, прооравшись, даже взялся чистить перья. Как ни в чём не бывало, блин.
Я поднялся. Прихрамывая, подошёл к краю воронки, заглянул вниз. Дым, жар. А вот порохом не пахнет — странно. Хотя, если вспомнить детали, то и вспышка была какая-то странная. Впору подумать о ракетах. Но кто и зачем будет выпускать ракету по и без того насмерть расхреначенной дороге⁈
Я ещё раз огляделся. Люди, высыпавшие из окрестных домов, опасливо приближались к воронке. Магов среди них — ни одного, конечно же. Маги в Чёрном городе не живут. Это — территория бедняков, аристократам тут делать нечего. Обувь — разбитая, одежда — потрепанная, многие навеселе по случаю выходного дня. Наверное, думают, что всё это какой-то глюк.
А в небе — никого. Что за хрень⁈
Объяснить мне никто ничего не мог, да я бы и не услышал объяснений. Помощь моя здесь вроде бы тоже не требовалась, пострадавших в толпе не заметил.
— Ладно, Джонатан, — сказал я. — Планы временно меняются. Поехали, подлечимся.
Подошёл к машине, стряхнул с сиденья осколки. Пока стряхивал, на сиденье начала капать кровь с изрезанного лица. Кисти рук тоже кровоточили. К счастью, в автомобиле полопались все зеркала, так что посмотреть на себя я не мог.
Движок, хвала Свету, запустился без проблем. Джонатан устроился рядом со мной — выполнил свою норму на сегодня и снова принялся чистить перья.
Я развернулся и поехал обратно, наслаждаясь бодрящим ветерком, бьющим в лицо.
— Знаешь, Джонатан, я даже не знаю, ненавижу тебя или наоборот, — сказал я, не слыша себя. — До того, как ты свалился на мою голову, со мной такой дичи не творилось. Другая — творилась, такая — нет.
Наверное, Джонатан что-то ответил, но я этого не услышал. А поворачивать голову не хотелось. Когда у тебя нет ни слуха, ни зеркал, концентрироваться на дороге нужно в три раза сильнее.
Я остановился во дворе знакомой клиники. Выбрался из машины и пошёл к двери. Джонатан смешно семенил рядом со мной.
Внутри на меня чуть не налетела медсестра. Посмотрела широко раскрытыми глазами и что-то сказала.
— Клавдия Тимофеевна на месте? — спросил я.
Медсестра вздрогнула — видимо, я очень громко сказал — и кивнула.
— Передайте, пожалуйста, что её желает видеть Константин Барятинский.
Однако я, похоже, орал слишком уж громко — Клавдия выглянула в коридор сама. Глаза её округлились, рот приоткрылся.
С Клавдией Тимофеевной Вербицкой я тоже познакомился в первые дни в этом мире. Свёл нас мой учитель, Платон, которые относится к ней примерно как к племяннице. При помощи Клавдии я неоднократно обелял свою жемчужину — служил донором энергии при лечении сложных пациентов. Ну и довольно быстро наши отношения с этим белокурым ангелом вышли за рамки профессиональных.
Клавдия была белым магом до мозга костей. Происходившая из древнего и уважаемого аристократического рода, она жила в Чёрном Городе и содержала вот эту самую бесплатную лечебницу для местных. Жители Чёрного Города на неё буквально молились, не говоря уж о бандитах, вроде Федота Комарова.
Клавдия помогала быстро, эффективно и не задавая лишних вопросов. Если она видела человека с пулей в животе — она его просто спасала. В полицию об интересных пациентах не докладывала. Клавдии, наверное, даже в голову не приходило подобное. Ей надо было заниматься своим делом — уж в чём-в чём, а в пациентах бесплатная клиника не испытывала недостатка никогда.
— Доброго дня, Клавдия Тимофеевна! — улыбнулся я. Старался говорить потише, но не очень понимал, насколько хорошо у меня получается. — Простите, что давно не навещал. Вот, случилась оказия…
Клавдия пришла в себя. Схватила меня за руку и решительно потащила к смотровой. На Джонатана она внимания не обратила, и тот прошмыгнул в помещение вслед за нами.
Клавдия заперла дверь, усадила меня на кушетку и осмотрела лицо. Я постепенно начал чувствовать боль от порезов — до того, видимо, адреналин держал.
В руках у Клавдии оказался пинцет. Она принялась вытаскивать осколки у меня из ран, что-то приговаривая.
— Я тебя не слышу, — сообщил я. — Контузия. Как зимой, помнишь? Там… что-то взорвалось на дороге. Честное слово, я не виноват. Просто ехал. И вдруг…
Джонатан запрыгнул на кушетку, разинул клюв. Клавдия подпрыгнула.
— Познакомьтесь. Это Джонатан Ливингстон, — представил я. — Джонатан — это баронесса Клавдия Тимофеевна Вербицкая. Джонатан — мой фамильяр. Так получилось.
Я лениво смотрел в окно. На подоконнике в горделивой позе, свойственной чайкам, стоял Джонатан Ливингстон и всматривался в даль. Он сам, без намёков порхнул на подоконник и отвернулся, когда мы с Клавдией начали использовать кушетку в смотровой не по назначению.
С порезами Клавдия управилась быстро. Чтобы разобраться с пропавшим слухом, ей пришлось поднимать мою астральную проекцию. Так я во второй раз в жизни увидел воочию собственную систему энергетических каналов и чакр.
Ну а когда всё было восстановлено, я по устоявшейся традиции отдал Клавдии часть своей энергии. Было в этом что-то ненормальное, с её точки зрения: я восполнял энергию, которую она потеряла, излечивая меня же. Но внятно сформулировать, что её смущает, Клавдия не могла.
После такого энергообмена Клавдия всегда становилась немного не от мира сего и начинала игнорировать общепринятые нормы и правила. В общем, мы с ней опять оказались без одежды, со всеми вытекающими.
— Я по тебе скучала, — пробормотала Клавдия, уткнувшись лбом мне в плечо.
— Извини, — вздохнул я. — Много дел.
— Знаю. Я ведь прекрасно вижу, что творится. Хотя… — Клавдия отстранилась и посмотрела мне в глаза. — А что творится, Костя? Я чувствую, что с миром снова происходит что-то нехорошее. Пациентов опять стало больше. И больных, и раненых. Вот, вчера вечером привезли пятерых с ножевыми ранениями. Драка… При том, что все хорошо знакомы между собой. Сидели, выпивали — не в первый раз такой компанией, и даже не в десятый! Из-за чего подрались — сказать не могут, недоуменно переглядываются. Единственное объяснение — бес попутал. И болезни тоже какие-то странные. Приходят крепкие, молодые люди, которые никогда прежде ни на что не жаловались… Что происходит, Костя?
Я молча принялся одеваться. Клавдия последовала моему примеру. Грустно спросила:
— Не хочешь говорить?
— Не знаю, что сказать. Порадовать тебя мне нечем.
— Так огорчи чем-нибудь. Лучше уж знать, чем…
— Уверена? — повернул я голову и проследил взглядом за пальцами Клавдии — быстро застёгивающими пуговицы халата. — Знание, которое не приносит пользы, принесёт лишь вред.
— Знание не может принести вреда, — улыбнулась Клавдия. — Это же просто знание.
— Да? Ну, допустим, — усмехнулся я. — Представь, что ты узнала, что эту больницу построили на месте захоронения жертв какого-нибудь массового террора.
— Я бы не удивилась. Это Петербург, — спокойно сказала Клавдия. — Он, как говорят, в принципе стоит на костях.
— Кто говорит?
— Ну… Люди.
— Не думаю, что это люди.
— Хорошо, — легко согласилась Клавдия. — Не буду их слушать. Однако твой пример — не самый удачный. Расскажешь хотя бы, что с тобой самим случилось сегодня?
— Да если бы я сам знал! — вздохнул я. — Честное слово — пока даже предположений нет. Хотя, думаю, Витману о случившемся уже доложили. Может, его люди на месте что-то выяснят… Позвонить разрешишь?
Клавдия сделала приглашающий жест рукой. Я, поцеловав её ещё раз, вышел из смотровой. Джонатан поскакал вслед за мной. Клавдия смотрела на него с улыбкой.
— Боже, Костя, где ты взял эту прелесть?
— Государю императору — ура! — с достоинством доложился Джонатан.
— От всей души надеюсь, что там, где взял, таких больше нету, — буркнул я. — Он один способен всю Императорскую академию с ног на голову перевернуть.