Больше всего Валари не нравились копья. Скайскиф быстро это понял и теперь на каждой новой тренировке давал именно копье. Попробуй, поспорь с ним! А у Валари ладони потели и скользили по древку…
И страшные мысли ползли из памяти.
В нищенской общине всякое бывало. Случался и голод, такой, что нечего даже украсть. Что даже нищим красть стыдно, потому как ни у кого ничего нет. Даже в благословенном Городе-Солнце. Там только вельможам позволялось пользоваться помощью и поддержкой Тарха, а нищим да беднякам, да рядовым горожанам оставалось лишь умирать.
Где богатый сохнет, бедный дохнет…
Тогда и ходили охотиться в пригороды. Людей гибло много, их хоронили в больших общих ямах прямо за старой крепостной стеной. Ночью туда стекалось всякое зверье, от лис до кабанов. Всем было несладко, все хотели поживиться хоть чем-нибудь. Чужая мертвая плоть манила, преображаясь голодным звериным разумом в настоящие деликатесы.
Кабанами промышляли немногие. В основном те, кому что так, что эдак путь предстоял один, в могилу. Ведь когда голодаешь долго, сил особенно нет, а куттанский кабан — противник серьезный. Зато уж коль добудешь его, будешь долго и по-настоящему сыт! И община тут в помощь — никто добытого не отобьет. Нищие, как звери, утягивали тушу в свои подземелья, там резали, разбирали, готовили и хранили. К ним никто не совался.
Валари пошел на охоту с украденным у какого-то беспечного стражника длинным копьем. Другие взяли рогатины и заточенные палки — так безопаснее. За незаконное ношение оружия в Городе-Солнце могли казнить, но голод был сильнее страха смерти.
Кабан им попался особый — здоровенный секач, свирепый и сытый. Он, похоже, пришел из заповедных охотничьих угодий самого Тарха, но алчущих еды подростков это не остановило. Они сделали все, что смогли, и в живых тогда остался лишь Валари.
Хваленое гвардейское копье не помогло. Оно пробило толстую кабанью шкуру и засело в ней, только раззадорив зверя…
— Держи копье! Поднимай! Парируй! Не спи! — рявкнул Скайскиф, тыкая тупым концом своего оружия Валари под ребра.
Нижнее ребро с хрустом согнулось, наполнив все тело болью. Боль породила ярость, поддавшись которой, Валари ударил Скайскифа прямо в лицо. Тот был без шлема, и чудом успел увернуться. Острие рвануло щеку, на секунду сдвинуло капюшон, явив миру звероподобный лик хенке.
— Ах, ты!
Град ударов заставил Валари опомниться и, бросив копье, скрутиться на земле. Против разъяренного хенке он был бессилен, поэтому сделал то, что делал прежде, попадая в неравную уличную драку. Если пинает толпа — бесполезно сражаться. Остается только свернуться, закрывая голенями живот и пах, спрятать за предплечьями лицо, чтобы не выбили глаза и не сломали челюсть…
— Хватит! — Клайф одернул товарища, помог Валари встать на ноги. — Твоя рана, Скайскиф, говорит лишь о том, что ты неплох, как учитель.
— В пекло твои похвалы! — рыкнул в ответ Скайскиф. — Однажды я придушу этого помойного щенка. Он мне не нравится. С каждым днем не нравится все больше.
***
Зато хоть с Хэйей стало проще.
Не то, чтобы сильно проще — немного понятнее. Слепец еще не раз устраивал драку, и получал за нее, но когда рядом был Валари, удавалось усмирить его словами и закончить дело миром.
Валари все понимал.
Когда-то Хэйю приводили в чужое место и оставляли там. Потом появлялись невидимые незнакомцы и сразу начинили бить. Кулаками в лучшем случае. Это если бой намечался без оружия. Его никогда не предупреждали, куда и зачем привели. Зрителям нравилась неожиданность. Именно поэтому, слыша новый голос, Хэйя предпочитал всегда нападать первым.
Так было проще.
Так было надежнее.
Когда Хэйю забрали хенке, жить ему стало гораздо сложнее. Все стало иначе — не разобрать, на кого бросаться, а на кого нет. Кругом было слишком много чужаков, за агрессию к которым наказывали, но Хэйя не мог вести себя иначе. Только сила против силы. Злоба против злобы.
Бей первым, чтобы выжить…
Надо сказать, что Валари озадачил его, проявив сдержанность и дружелюбие и в то же время давая понять, кто тут главный. Это парень с бесшумной походкой и спокойным голосом был самым опасным из всех присутствующих. Хэйя помнил кольцо его рук — беспощадная петля на шее. Страшный враг — беззвучный, как зверь в ночи.
Хэйя привык различать людей по запахам. От большей части полукровок разило ароматическими маслами и дорогими притираниями, которыми они пользовались в той своей жизни, когда у них еще были ванные и дорогие дома, полные слуг. От хенке воняло псиной — смесью животных, мускусных запахов. Один лишь Валари ничем не пах. Или, наоборот, всем.
Городом.
Он пах городом. И почуять это Хэйе удалось лишь там, на заднем дворе. Там, где должен был стоять привычный дух цветущей акации и расположившихся неподалеку животных, но Валари подошел, и в воздухе пахнуло теснотой улиц Города-Солнце. Пылью на горячих камнях мостовой, выпечкой, стираной одеждой, конями и кожей, маслом, углями жаровен, цветами из клумб и садов, людским потом в жару — смесью из тысяч оттенков. Будь они в городе, Валари был бы совершенно неощутим, а Хэйя полностью слеп.
Неощутимый противник — неминуемая погибель, приходящая отовсюду.
В любой момент.
«Не зря они избрали этого парня вожаком. Лучше с ним не ссориться. Если выпадет шанс — убью его потом, если он первым не убьет», — думал Хэйя, почесывая раздраженную шею. Красный след от ошейника проступил ярко и покрылся волдырями. Но Валари никого из полукровок обижать не собирался. Наоборот, пытался сплотить и собрать в одну крепкую, единую стаю. Хэйя успокоился: «Хотел бы убить, убил бы сразу — что ему стоит? Лучше подружусь с ним, глядишь, чего и выйдет из этого дельное».
Он позволил Валари быть своими глазами.
Когда входная дверь открывалась, и кто-то незнакомый проходил в дом, вместо привычной атаки на все и вся слепой поворачивался к своему новому вожаку, спрашивая:
— Кого там принесло? Драться будем?
— Пока не нужно, — отвечал Валари. — Если будет нужно, я сообщу тебе первому.
Так случилось и в тот день, когда в дом явился незнакомый хенке.
Судя по дорогой одежде и роскошной лошади, это был один из особых приближенных Хати-Йоремуне.
Чужой хенке не носил капюшон и не скрывал свою звериную сущность, однако, тонкие черты лица и раскосые, миндалевидные глаза выдавали в нем иную породу, весьма отличную от той, к которой принадлежали Клаф со Скайскифом.
Визитера звали Офу.
Когда он отдал приказ: «Постройте их!», полукровок мгновенно расставили линией во дворе. Офу прошелся перед ними туда-сюда, вгляделся в лицо каждого внимательно, но с нескрываемой брезгливостью.
— Возьму десятерых, — сказал наконец и огласил свой выбор.