Ахайос, 813 год от о. А.И, синтарис
Хреновый вкус, хреновое начало
Караульный Жан Пьер свалился с кинжалом в горле. Напоследок он успел подумать: «Мама, кто позаботится о маме, она же осталась одна, и не ходит…»
Следующим пал от стрелы из скрытого арбалета офицер гарнизона 6-й цитадели Генрих де Сальри. Стрела попала в глаз, мысль пришла короткая: «Долги не придется отдавать…»
С разрубленным кривой саблей лицом рухнул сержант морской пехоты Ник Красавец: «Дождался, не на виселицу, так под нож, ловкий, сучара».
И сразу за ним пехотинец Марк с раной в животе: «Эх, Марта, Марта, не увижу я твоего белого платья. Не будем мы в старости сидеть у бережка и греть косточки. Франсика нашего сиротой родишь. Братья деньги на свадьбу разворуют, и приданое твое уволокут, эх, М-м-марта…»
Убийца шел по коридорам и выглядел неплохо в мундире офицера Тайной Канцелярии Ахайоса. Ладно скроенный сюртук черного сукна блестел серебряными пуговицами, а ботфорты скрипели новой кожей. Под черной треуголкой с белым плюмажем скрывались короткие волосы и чуть загнутые к низу уши. Парик с буклями давно был отброшен. В руке блестел уже успевший обагриться кровью кривой клинок из зачарованной стали.
«Где я ошибся?! Будь проклята моя поспешность. Надо было ждать выезда. Не было же никакого резона лезть в это осиное гнездо! Шестая цитадель, военная администрация, тайная канцелярия, комендатура, склады и, само собой куча, охраны. Затерялся, переоделся, маршруты узнал, олух… Кто-то из посредников стучал наверняка. Чем длиннее цепь, тем больше шанс провала. Ведь знаю это, всегда твержу себе одно и тоже… Хреново, что я не Бэгрис. Влез бы ночью, перерезал бы десяток-другой охранников, как нож сквозь масло. Накрыл бы ублюдка в постели, и дело в шляпе. Вот в этой, блин, треуголке… К слову о Бэгрис, не ее ли это фокусы? Чтобы собрать всех этих ребят, нужно было знать о моем визите заранее… А, стерва…»
За следующим поворотом скрывалась одна из приемных зал цитадели. Там убийцу встретил строй мушкетеров, грянул залп, все заволокло дымом. В чаду на секунду вспыхнуло синим магическое силовое поле. Амулет на шее убийцы — генератор, вспыхнул и сгорел, мощность залпа оказалась чрезмерной. Остался глубокий ожог. Помимо него прошло две пули в правую руку и одна в бок. У многих солдат в патронных сумках имелись одна-две колдовских пули-попадайки, которым магия не страшна. В чаду послышался звон стали и вопли умирающих.
«Дженни!» — свалился на пол сержант взвода, не успевший даже поднять свой палаш против неестественно быстрого убийцы, разогнанного действием алхимического декокта, принятого час назад.
«Гаспар! Сынок. Один остаешься», — медленно осел на землю с раной внизу живота стрелок, неудачно вставший на пути кривой сабли.
«О, Тысячеименный!» — подумал случившийся в зале барабанщик, случайно включенный в строй. Он свалился комом на пол и отправил свою душу прямиком в Пучину.
Реймунд Стург вырвался из затянутого густым сизым дымом зала, правая рука плохо слушалась, левую достали штыком, кинжалом шустрый мушкетер распорол ухо. Это помимо пуль, сидевших в теле свинцовыми шипами. Он на ходу вырвал из-за пазухи небольшой свиток и наспех прочел обезболивающее заклинание. Свиток рассыпался, боль отпустила.
«Еще офицера этого убил, ведь наверняка смерти их штатный гадатель фиксирует или амулет есть… На пароле дополнительном наверняка раскрылся. Глупец! Глупец! Сколько лишних трупов, сколько лишних сил. А, ладно, лишь бы живым выбраться. Ну или сдохнуть наверняка, зря яд забыл на ворот нанести. Впрочем, времени не было. Де Маранзи, гнида. Нет бы по-тихому прикончить. Так до кабинета допустил, пикинеров выставил, мальчиков с пистолями нагнал, побеседовать, тварь, хотел, а вот, кстати, и он…»
Впереди показалось одно из немногих обзорных окон, расположенных во внутренней части цитадели — рама в два человеческих роста и прозрачнейшие стекла. За ним расстилалось безбрежное море и великолепная панорама нижних частей огромного сооружения цитадели, раскинувшихся двадцатью метрами ниже. Путь к окну преградил Реймунду высокий, чуть толстоватый человек среднего возраста, с благодушным округлым лицом, длинным носом и проницательными темными глазами. Он был одет в белый жилет с золотым кантом, плотную рубашку кремового цвета, кюлоты, чулки и невысокие ботфорты того же цвета, что и жилет. На согнутой левой руке он держал крупную треуголку с богатым плюмажем, а правая покоилась на эфесе расцвеченной алмазами шпаги. Справа и слева от франта стояли двое молодых людей в кожаных рединготах. Без команды, но очень слаженно они вскинули руки. У одного из них — блондина — на пальце засветился крупный перстень с большим изумрудом. Второй, миловидный шатен, действовал посредством латной перчатки, украшенной сложным, сияющим синим узором.
От зеленого луча блондина Реймунд уклонился резким прыжком в сторону, бежавший за ним солдат обратился в каменную статую. Шатен же выпустил в Стурга набор вращающихся стальных лезвий. Трех убийца избежал, проделав в воздухе акробатические кульбиты, которым позавидовал бы умелый циркач. Но еще два достигли цели — одно рассекло агенту Альянса левую руку до кости, второе — застряло в черепе, не сумев достигнуть мозга полугетербага.
«Теорему Кригса не доказал», — подумал боевой маг Леонард де Сенси, а его голова, украшенная каштановыми вьющимися волосами, тем временем упала на пол, отделенная от тела кривой саблей.
Послышался звон оконного стекла, а перед ним гром двух разряженных в него пистолей, в дожде прозрачных осколков и ребер рамы Реймунд Стург вылетел из Шестой цитадели Ахайоса. Раздавленный в руке янтарный амулет, стоивший убийце сумму, за которую можно было убрать трех-четырех захолустных губернаторов, активировал заклятье полета, превратив плащ Стурга на короткое время в черные кожистые крылья летучей мыши.
Увернувшись от пары зеленых лучей, пущенных ему вслед, и проигнорировав брань человека в белом, Реймунд забрал к юго-западу и, дугой обойдя твердыню Шестой цитадели, начал заходить на посадку в город…
«Ошибки надо исправлять, мою сегодняшнюю мне придется исправлять очень долго и кропотливо».
Стургу повезло, он свалился в чей-то сарай и там со стонами вытаскивал из себя лезвия и пули, лежа в навозе посреди испуганного мельтешения домашней скотины….
«Ветеран был приветлив не больше обычного, то есть, почти никак, но волнения не выказывал. Телепатический голос, отдавший приказ о цели… был тот же, что и всегда. Неужели нужно столько сложностей, чтобы убрать меня? Никто и никак не проявил утраты доверия. Вряд ли меня стали бы уведомлять, что хотят прикончить. Но новое задание?
Все это пахнет хуже гнилого кракена. Белое Крыло — это кто-то среди наших? Кто-то из тех, у кого есть право приказывать? Или кто-то, хорошо сокрывший себя среди нас? Бэгрис работает на них? Все упирается в кошку.
Это полный бред, но, похоже, меня хочет убить не Альянс. А Белое Крыло. Может, они хотят уничтожить или использовать сам Альянс? И «начальство» не в курсе? И ветеран ушами хлопает? Нет, это бред. Как может Альянс не знать что-то, что знаю я? Впрочем… Кто знает, как у них все устроено. Мы все тут пауки в банке. Значит, я нужен Белому Крылу? Или, наоборот, не нужен, даже вреден, если отказался сотрудничать. Бэгрис не может меня прикончить сама. Решила работать руками моей цели. Не похоже на нее. Еще одно доказательство в пользу заговора в Альянсе. Она действует по чьей-то указке.
Все это весьма печально. Придется действовать очень аккуратно. Я все еще должен убрать цель. Убрать цель и разгадать планы Бэгрис. Придется поработать».
Ловля кошек на живца
Зал был темен и пуст, на своих деревянных постаментах покоились древние фолианты, книги нежно шептали друг другу старинные истории, а книжные шкафы дышали пылью мудрости ушедших поколений. Белый лунный свет озарял шестую Цитадель ровным молочным серебром, но он не проникал в просторы библиотеки. Дабы избежать пламенной смерти при штурме, книги хранили глубоко в темном, каменном чреве крепости.
За столом, небрежно обгрызая яблоко, сидел плотный человек, в одеждах столь белых, как и Лунная Леди за толщей камня снаружи. Специальным пинцетом он переворачивал страницы старинного исторического трактата, вгрызаясь в давний слог пытливым, но равнодушным взглядом. Пара яблочных крошек уже упала на пожелтевший пергамент из кожи нерожденного козленка, но читатель не обратил на это внимания, его интересовала информация, а не внешний лоск ее вместилища.
«Я встретился с ним лишь однажды. Этот человек, взращенный против природы, был обращен в умелое орудие чужой воли. Он был быстр, хитер, дьявольски коварен и почти так же искушен в воинском искусстве, как я сам. Без ложной скромности отмечу, я сумел одолеть врага лишь благодаря помощи Единого и моим несравненным фехтовальным навыкам. Позже брат-тайный раскрыл мне, что этот некто происходил из странного ордена или иного сборища, именуемого Международный Альянс. Сейчас я понимаю суть названия сего, ранее оно казалось нелепым. Убитый единожды, враг вернулся еще трижды, пока в последний раз я не призвал сего несчастного на поединок веры, где окончательно одолел, осененный светом Защитника Человечества. Казалось, он и подобные ему были созданы с единой целью — нести смерть живым. А потому, ни жалости, ни сострадания не испытал я, повергая врага. Жаль лишь, что не найду я сил, способных одолеть все их отродье, дабы изжить столь циничную и гнусную форму попрания человеческих законов, запрещающих отнимать жизнь себе подобных».
— Эбенезер Святой Клинок, волей Господа глава Ордена Бога-Шевалье, — прочел вслух, как и предшествующий текст, сидевший за столом. Два трехсвечных канделябра бросали неясные блики на его полное лицо, улыбка пухлых губ казалась то звериным оскалом, то умильной радостью ребенка. — Как думаешь? — обратился он громко в пустоту темных закоулков книжных стеллажей. — За те несколько сотен лет, что прошли с момента написания книги, что-то изменилось?
Несколько тяжеловесных, как взмах лезвия-маятника, мгновений ничего не происходило.
— Мы научились выживать после священного поединка, — раздалось рокочущее шипение, женский голос был раздражен и зол, зол, скорее, от природы.
— Ничего, придумаю что-то еще. Может, позову демона-душелова, — рассмеялся Гийом де Маранзи.
— Ты упустил его! — повысила голос ночная гостья, она начала медленно, грациозно приближаться к собеседнику, покачивая бедрами, из-под багрового плаща с пелериной и глубоким капюшоном нервно выбивался полосатый хвост. — Тебя предупредили, у тебя были силы, ресурсы, люди. Но ты все равно его упустил!
Высокий плотный мужчина поднялся из-за стола и с наслаждением потянулся, его белый мундир от этого смялся и натянулся на объемном животе.
— Ты сказала взять живым. Не вышло. Я мог бы его убить, но сначала помнил о твоей просьбе, а когда мне стало все равно, он уже разошелся, — голос был добродушным, сладким и не менее зловещим, чем у тигрицы.
Сейчас эти двое — плотный сорокалетний сибарит и поджарая, грациозная тигрица — оба выглядели медленно сближающимися, готовыми для атаки смертельно опасными хищниками. Вернее, приближалась тигрица, Гийом оставался на месте, возле старого, массивного стола, где читал мемуары человека, убившего кого-то из Альянса.
— Теперь он затаится! Реймунд хитер, вряд ли он снова даст тебе шанс схватить его, — последовало медленное покачивание капюшона из стороны в сторону, — он больше не придет сам, скорее, найдет марионетку, кого-то, кто сумеет втереться к тебе в доверие, направит ее, как свою собственную пулю, и нанесет удар тогда, когда ты менее всего будешь этого ожидать!
— Ну, — развел руками толстячок и ухмыльнулся, — я же всегда начеку, такая работа.
Тигрица медленно и грациозно приближалась, незаметным, почти незримым движением она перехватила что-то под плащом.
— Но есть одна загвоздка, — казалось, зверь под капюшоном тоже ухмыляется, — Реймунд к тебе больше не придет, поймать его ты не сможешь, значит, для меня бесполезен.
Картинным жестом де Маранзи накрыл лицо рукой, чуть склонив голову к груди и выставив вторую руку перед собой.
— Ах, моя дорогая, наша любовь так недолго длилась, а все ведь могло быть иначе, — протянул он скорбно.
Тут же, за секунду до броска хищницы, рядом с противником Бэгрис из воздуха соткались две фигуры. Справа сгустились тени, и из них появился человек, затянутый в бесшумный черный шелк, облаченный в легкие кожаные доспехи, он сжимал рукояти коротких, чуть скривленных клинков, а лицо скрывал под маской из нескольких слоев ткани, в прорезь которой выглядывали умные, внимательные глаза.
Слева же, заставив тигрицу застыть на месте, появился, медленно обретая очертания из облика бестелесного призрака, высокий мускулистый тигрин, могучий воин с лицом, сочетающим множество звериных черт и немного человеческих. Он оскалился, показав мощные клыки, и оправил золотистый плащ, скрывавший его торс, положив руку на древко узкой секиры.
Разогнав пыль древних томов, между книжных шкафов выступил худощавый мужчина с изможденным лицом, единственной его одеждой была набедренная повязка из грубой ткани. Рассеченная ударами плети плоть свисала с него клочьями, истекающими гноем и сукровицей, худое лицо излучало торжественное спокойствие, то тут, то там по телу были развешаны молитвенные свитки на торчавших из плоти штырях. В руках, увитых острыми терниями, человек держал две плети-девятихвостки. Весь он, от макушки грязной головы со свисающими лохмами черных волос до запыленных ступней с вырванными ногтями, сиял легким, золотистым светом.
Из-за книжного стола поднялся ранее незаметный из-за темно-серой формы и какого-то колдовства сухощавый юноша. Его одежды напоминали мундир непонятного, но стильного двубортного покроя. Красивое лицо было отрешенным и спокойным. Он держал в левой руке короткую, охваченную сероватым огнем саблю, а правую опустил на кобуру, где лежал шестизарядный длинноствольный гартарудский паровой пистолет в деревянной «оправе».
Сзади, негромко скрипнув дверью, в зал вошла некрупная девушка в мешковатой нищенской робе, тонкими пальцами левой руки она сжимала длинный посох, покрытый мистическими письменами, а правой придерживала расшитую бисером повязку на глазах, украшенную в центре рубиновым, перечеркнутым глазом, по плечам девочки прыгала обезьянка с деревянной плошкой для подаяния.
Бэгрис приняла горделивую позу, готовясь уже не актаковать, а обороняться, биться за свою жизнь.
— Знакомься, это мои друзья. Помощь от товарищей из банд, — проговорил Гийом, самодовольно улыбаясь. — К встрече с тобой я подготовился лучше, ты непредсказуемей дружка.
— Это гость из Банды Темных, — указал Гийом налево от себя.
— Это — из Банды Призраков, как ты догадалась, — указал он на тигрина.
— Это мой добрый и праведный товарищ из блаженной секты Грешников, — указал он на сияющего аскета.
— Это хранитель баланса города из Банды Серых, — ткнул толстый палец в отрешенного юношу.
— А это гостья из Банды Слепых, — представил де Маранзи последнюю.
Немного помолчав, но не дождавшись реакции тигрицы, хозяин положения продолжил.
— С кем желаешь развлечься? Есть, что противопоставить теням? А призракам, атакующим незримо? А вере? Энергии порядка? Незрячему самоотречению? Нет? Я так и думал, — он кивнул поочередно двум бойцам, стоявшим рядом.
Призрак и темный двинулись к загнанной тигрице. Она, сдерживая внутреннюю ярость, силой более могучего инстинкта — желания жить, позволила им приблизиться. Мгновение… и на сильных руках Бэгрис болтались испещренные нечестивыми демонологическими знаками кандалы.
— А это подарок от Демониц города, я бы, конечно, поостерегся брать тебя в плен, опасаясь расплаты Альянса, — Гийом немелодично заржал, — но вы ведь на меня и так охотитесь. В цепях ты ценней — сможем вести долгие беседы. Какая твоя любимая тема? Реймунд? Вот о нем и поговорим. А убей я тебя — вдруг ты опять вернешься. Как в книге. Нет, обойдусь.
Тигрица молчала, позволяя словесному поносу течь, на середине речи Гийома она внезапно вскинула руки и ударом сильных ног оттолкнула от себя темного и призрака. Затем она попыталась набросить цепи на шею тигрина, но тот растворился в воздухе.
Бэгрис бросилась бежать. Путь ей преградил завывающий молитву грешник, лицо ожег удар плети, она подставила кандалы, противопоставив ад святости, отразила следующий удар и, увернувшись, бросилась прочь.
Наперерез ей бросился серый, нанося удар саблей и стреляя, саблю тигрица приняла на скрещенные руки в кандалах, пулю «пустила» в плечо, с силой ударила парня ногой в челюсть и метнулась дальше.
Сзади возник призрак, она пригнулась, пропустив удар топора, и в следующий миг резко отшатнулась назад, на волосок разминувшись с клинком вакидзаси, выскочившим прямо из тени шкафа. Впереди оставалась лишь девочка.
Слепая молча стояла на месте, озверевшая Бэгрис отвела руки, сцепленные замком, в сторону и набрала инерцию для удара. На повязке слепой открылся глаз, туманное око внутренней силы, и тут же вся девушка окуталась ползучим мороком, она просто шагнула вперед, навстречу удару, и вышла через Бэгрис.
Одну из лучших бойцов Альянса скрутило, она упала на старый ковер библиотеки и шумно извергла содержимое живота, куда затем рухнула сама, судорожно подергиваясь и сжавшись в клубок. У тигрицы был инфаркт.
— Ну, так вот, о чем я, — как бы игнорируя произошедшую сцену, длившуюся не более пятнадцати секунд, продолжил Гийом, — эти кандалы — подарок демониц, они не дадут тебе умереть и разрушить их ты не сможешь. Если я проживу еще год, — он достал часы в золотой оправе и, прищурившись от недостатка света, посмотрел на циферблат, — вот с этого самого момента, ты умрешь. Но если этот твой несравненный Реймунд пришлет кого-то, достаточно толкового, чтобы грохнуть меня, — Гийом пожал плечами. — Что ж, будешь свободна.
Пират — ценный кадр для любой грязной работенки
Начальные периоды колонизации подчас были связаны с крупными конфликтами на почве желания урвать себе больше выгодных и стратегически удачно расположенных территорий. Как это относилось к Ахайосу — сказать сложно, однако когда-то кому-то из светлых умов в правящих кругах Ригельвандо и Шваркараса пришло в голову, что Город Банд — это очень важный стратегический пункт, всенепременно долженствующий находиться под крылом державы. В результате произошла война, в которой отметились даже техноманьяки-гартаруды, как дети обманутые алчными ригельвандцами и пустившие всю мощь своих паровых крейсеров и угольных гаргантур на борьбу со шваркарасцами, крепко засевшими в городе.
Происходившая на протяжении трех лет бойня унесла у колониальных администраций столько ресурсов, что даже самые обнадеживающие прогнозы не давали уверенности в том, что аннексия города окупится в ближайшие пятьдесят лет. Ахайос остался в руках Шваркараса, и через некоторое время, во многом стараниями местных Банд, о нем забыли.
Однако после войны осталась цепь береговых укреплений и крепостей, прикрывающих город с суши. Настоящий шедевр инженерной мысли, протянувшийся на огромное расстояние от берега до берега, на всей длине города. Эти укрепления носят название Шести Цитаделей. И обеспечивают отменную защиту для Города Банд за счет небогатой, в общем, колониальной администрации Шваркараса.
Среди Цитаделей выделяется Шестая. Это циклопические сооружение грозно высится на скале, знаменующей северную оконечность Ахайоса. Оно постоянно перестраивается, переоборудуется и совершенствуется в соответствии с последними достижениями инженерной мысли. А также поддерживается специальной бригадой магов в состоянии высокой магической защиты, готовое отразить любую атаку с моря или с суши… Здесь располагается большая часть военной администрации города — военная комендатура, управляющая огромным гарнизоном города, ставка коммандера эскадры прикрытия данного региона, администрация маго-военной службы, резиденция интенданта города и множество прочих служб. В том числе, среди прочих, не выделяясь на общем фоне, но фактически не имея над собой хозяев, в недрах Шестой Цитадели угнездилась штаб-квартира Тайной Канцелярии Ахайоса. Которая, пожалуй, единственная из всех служб города, находящихся в ведении короны, работает как надо. И более того, наводит если не ужас, то хотя бы оторопь на большинство Банд города. Что само по себе говорит о ее эффективности.
К караульному одного из малых входов в Шестую Цитадель подошел невысокий сутулый человек. Он был одет в кожаный редингот без рукавов на голое тело, широкие хлопковые брюки и обут в ботфорты, которые так плотно усеяли металлические клепки, цепи и украшения, что не видно было старой кожи. Поверх одежды на нём висело громадное количество оружия на ремнях и портупеях, которого хватило бы на небольшой отряд.
— Здорово, служивый! — голос посетителя был хриплый, скрежещущий, несомненно испорченный большими объемами рома и табака, которые регулярно принимала его зловонная глотка. Зубов не хватало, но некоторые были заменены на золотые, был даже один магический протез.
— И тебе не болеть, пиратик, — отвечал караульный, вяло размышлявший о том, что если его не сменят через пару часов, он так и сварится в своем песочном мундире на посту, как рак.
— А скажи, тут в шпионы принимают? — в голосе звучал искренний неподдельный интерес, с далеко не сразу выдаваемой иронией.
— Шутить изволишь? — солдат внутренне содрогнулся и подобрался.
— Да не, как можно шутить с человеком, у которого тааакое большое ружье в руках, — тут же голос незнакомца с весело-развязного без перехода стал очень серьезным, смертельно прямо-таки серьезным. — У меня письмо для Гийома де Маранзи, знаешь такого?
— Так точно! — солдат явственно побледнел.
— Ну так веди! — паскудная улыбка играла на тонких, пересеченных старым шрамом губах посетителя.
— Никак не могу. Пост. Не положено, — голос караульного неявно дрожал.
— Как тебя зовут?
— Колин, сударь!
— Ну так вот, Колин, — человек, названный пиратом, заговорил жестко и очень громко, — заканчивай тупить и позови уже кого-нибудь, кто проводит меня к де Маранзи!
Солдат заторможено кивнул и уже собрался куда-то идти, потом все же, к его чести, вспомнил, что он на посту, и позвонил в колокольчик, расположенный в помещении караулки и проведенный в комнату дежурного офицера.
Дежурный офицер, толстый, лоснящийся здоровяк оказался много более труслив, чем его подчиненный, он, чуть ли не лебезя перед посетителем, провел того до одной из внутренних комнат цитадели.
В кабинете с большим количеством бумаг и небольшим количеством предметов мебели или декора мрачный чиновник с невыразительным лицом, в форменном сюртуке тайной канцелярии, подробно допросил гостя. Выяснил его имя, род занятий, некоторые детали прошлого и причину визита, проверил письмо на наличие скрытых опасностей — яда, лезвий, магии или колдовства. Заставил избавиться от всего оружия, включая маникюрные ножнички из сапога. И надел амулет, которым де Маранзи мог при необходимости простым кодовым словом парализовать посетителя.
— Итак, ты у нас… — Гийом де Маранзи, на этот раз облаченный в форменный сюртук, при этом однако белый и с большим количеством золотого канта, аксельбантов, блестящих крупным жемчугом пуговиц, принимал гостя в своем кабинете. Помещение, со вкусом обставленное мебелью из ценных пород дерева, было декорировано набором безделушек, значимых только для самого владельца помещения — обрывками старых писем в рамках, поеденными черной коростой кинжалами, колдовскими гримуарами в металлической оплетке, изящными карнавальными масками и прочим.
Посетитель молчал — его предупредили, что говорить он может только после того как начальник Тайной Канцелярии Ахайоса даст ему разрешение.
— Фредерик Вангли, — чиновник гулко рассмеялся, — Стервец, хорошая кликуха. Я слышал, у вас, пиратов, прозванья дают весьма метко, значит, ты нам пригодишься! К тому же, рекомендация у тебя отменная, сам Альберт Меченый поручился за тебя! Это славный капитан, немало полезного он свершил для моей дорогой Короны, да и пить, помню, умеет не хуже, чем топить корабли и трахать девок. Но не могу взять в толк — почему ты решил расстаться с ремеслом?
Мысленно пират усмехнулся, Альберт Меченый был продажной, трусливой сукой, а его «подвиги» во всем братстве вызывали дружный смех или холодное презрение. Начальник был прав только насчет девок и выпивки. Ну и кораблей — самых неповоротливых и беззащитных. Таково, во всяком случае, было мнение Фредерика о своем «патроне», а вот толстяк начинал ему нравиться — он внушал оторопь и уважение.
Получив разрешение говорить, Фредерик Стервец закинул ноги в звенящих сапогах на стол, чуть было не опрокинув чернильницу в виде обнаженной суккубары, и рассудительно начал:
— С ремеслом нельзя расстаться, монсеньор, но в жизни каждого джентльмена приходит момент, когда он понимает, что шальное ядро или пуля наемного мушкетера с купеческого судна — это не лучшая смерть, а жесткая пенька корабельных канатов уже не так, как прежде, ласкает кожу.
— Но ты вроде еще молод?
— Скорее, хорошо сохранился, и хотел бы, чтоб так было и впредь…
— И убери, пожалуйста, ноги с моего стола, — Гийом широко улыбнулся полными своими губами, — пока я не приказал их повыдергивать, сустав за суставом.
Пират медленно, с достоинством убрал ноги со стола и спокойно продолжил:
— Но у меня осталась одна страсть, которую я с лихвой утолял в море, и хочу, чтобы так было и впредь.
— Не томи, — в голосе начальника Тайной Канцелярии чувствовался некоторый интерес, — а то начну иглы под ноги загонять, чисто по привычке.
— Я люблю страх, — резко завершил свою фразу Фредерик, — люблю, когда меня боятся, причем боятся все, вне зависимости от звания и состояния, и, похоже, мы с вами в этом схожи…
— Не пори горячку, — голос де Маранзи стал скучен, — я лишь делаю свою работу.
— Я был бы рад, если бы это стало и моей работой тоже. Вы, ребята, крутые перцы, даже отморозки из банд уважают вас. Да и работка при этом непыльная, как я слышал.
— Избавь меня от досужих размышлений. Наша работа отнюдь не безопасна, — Гийом выдержал паузу, — но мы наводим страх. Обоснованный, серьезный и доводящий до дрожи и рвотных позывов страх. И такой сукин сын, как ты, нам пригодится.
Фредерик Вангли усмехнулся, опять скорее про себя, чем «вслух». Все снова начиналось как на корабле — есть ублюдок, который невообразимо бесит, и в то же время вызывает уважение. И этот ублюдок — вожак стаи, он знает, куда вести и путь этот неизменно приводит к добыче. Вожак — сумел выжить среди прочих, он оказался сильнее, хитрее, злобнее и подлее прочих. А значит, оглядываясь вокруг, ты понимаешь — лучше быть с ним, чем против него, и уж тем более с ним быть много выгоднее, чем в одиночку.
Вангли и сам не знал, насколько он прав. Гийом де Маранзи был вожаком, как и большинство подобных людей — одиноким и надежным. Он начал свой путь третьим сыном небогатого, но древнего, а потому гордого, рода. Без денег, без связей, без особого образования де Маранзи в 14 лет поступил на государственную службу в далеком Шваркарасе. В 15 он поймал своего первого разбойника, в течение года Гийом «подкармливал» местную молодежную банду, работая секретарем начальника стражи небольшого городка. Сливал горстке плохо вооруженных отморозков информацию о местах, где стражники редко появляются, о маршрутах патрулей, о добыче и местах хранения оружия с минимальной охраной. Гийом любил уже тогда действовать наверняка. Он превратил горстку шпаны в хорошо экипированную и очень успешную банду. А потом, когда происходящим в городе и его окрестностях заинтересовалась герцогская администрация, он лично, с небольшим отрядом особо заинтересованных им стражников, возглавил облаву, когда его подопечные были максимально уязвимы.
Все, знавшие о «вкладе» Гийома в успешность банды, погибли при задержании, остальных повесили, предварительно устроив показательный процесс. Он сохранил жизнь лишь двум особо смышленым бандитам, которых намеревался впредь использовать. Тогда они стали первыми жертвами его коварства — ненавидящими де Маранзи, но восхищенные его беспристрастной эффективностью. По завершении громкого дела Гийом попал на герцогскую службу, в секретный отдел. А очень скоро возглавил его, подсидев прежнего начальника на связях с Тайной Канцелярией Шваркараса. А чуточку позже он «сдал» все секретные операции герцога той же Канцелярии. И получил в свое распоряжение отдел в одном из крупных городов королевства.
В колонии де Маранзи попал не совсем по своей воле — министру требовался кто-то достаточно злобный и жесткий, чтобы действовать в Новом Свете. А потому наверх всплыли некоторые дела Гийома, сразу прибавившие ему противников среди герцогов, маркизов и церковных иерархов. Так что пришлось соглашаться на поездку, оставив министру практически в залог свою молодую жену и дочь.
Новый Свет встретил Гийома необъятным полем деятельности. Никого не любя, кроме тех, кто остался далеко, не воспринимая людей больше чем шестеренками в своей машине, да и себя до срока считая просто большим зловещим механизмом, Гийом поставил под контроль своего управления на Экваторе огромные территории, став самым эффективным организатором Тайной Канцелярии в этой области. С годами он развил какой-то инфернальный талант к обольщению. Умея быть приятным и обходительным, Гийом умудрялся даже совершенно презирающих его людей делать лояльными, а также он, как и большинство таких людей, умел держать в памяти множество мелких подробностей о сотрудниках и операциях. Для своих людей Гийом, не испытывая к ним особой любви, умел оставаться другом и отцом, а для врагов он был неизменной, почти непреодолимой угрозой, всегда знающей, когда нанести удар. Гийом был тем самым вожаком, в котором нуждался Вангли, он никого не любил за конкретным исключением. Но, как и пиратские капитаны, считал свою работу частью своей жизни. В отличие от «сухарей», считавших, что у них нет врагов, кроме врагов Шваркараса, и целей, кроме целей страны, де Маранзи воспринимал каждую операцию как предмет личного интереса, а каждый провал как плевок себе в лицо. Если враг переходил дорогу государству на территории Гийома — он становился личным врагом дейцмастера, а значит, человеком совершенно обреченным.
Для Вангли, пирата с малых лет, человека жесткого и даже кровожадного, Гийом де Маранзи был примером идеального лидера — жесткий, принципиальный лишь когда это выгодно, подлый и эффективный, Гийом обладал средствами вести свою «стаю» к добыче. И Фредерик был готов идти за этим лидером, давая волю собственным полезным, но порочным качествам. Пират не был моралистом, он ожидал, что служба Гийому будет полезной, интересной и приятной, ведь нет ничего веселее, чем узаконенное насилие. Для Вангли у Гийома была и еще одна важнейшая черта — если возникнет потребность, пират без сожалений и угрызений совести предаст начальника, и это грело, об обратном варианте Вангли предпочитал не думать.