Толстяк Гийом не был больше страшным, зловещим, даже серьезным не был. Он пытался зубами открыть флакончик с зельем-регенератором, а по толстым щекам его катились крупные слезы. Из обрубка хлестала кровь. «Как из свиньи на бойне». Он должен быть уже почти мертв, но магичекие зелья и амулеты, которых не пожелал на себя дейцмастер, все еще продлевали его жизнь, уходящую через смертельную, слишком тяжелую для упреждающей магии и колдовства рану.
— Ааа, Фред, — де Маранзи через силу улыбнулся, откуда-то издалека доносились звуки боя. — Помоги мне — никак не могу открыть, — дрожащая левая рука протянула сейцверу флакончик.
— Он тебе не поможет, — покачал головой бывший пират, — ты умрешь раньше, чем он подействует. Надо бы руку перетянуть.
— Да, ты прав, — согласился большой и страшный начальник Тайной Канцелярии, сдерживая слезы. — Поможешь?
— Ни к чему, — очень медленно произнес Вангли, — тебе это ни к чему.
— Да, — согласился толстяк, — и все же это приятно. Быть убитым кем-то из Альянса, а перед этим раненым какой-то неведомой тварью. Красивая смерть.
— Каким еще Альянсом? — опешил Стервец.
— Смешная шутка, — Гийом посерьезнел, слезы высохли. — Ну же, я сейчас умру, спасение из ниоткуда не придет, да и я не герой сказаний, скорее уж злодей, мог бы и поделиться с толстячком напоследок своим торжеством.
— Я не понимаю, о чем ты, — раздельно, очень зло, проговорил бывший пират.
— Да брось, — слова давались дейцмастеру все с большим трудом. — Кто же ты тогда, если не агент Международного Альянса?
— Я Фредерик Вангли Стервец! — заорал в ярости сейцвер. — Бывший пират и твой прихлебатель! Шавка, выполнявшая твои поручения, приносившая тебе как палочку людские души, плясавшая под твою черную дудку, кусавшая за пятки твоих врагов и лизавшая для тебя руки другим, чтобы ты потом мог незаметно воткнуть им в спину нож. Вот кто я.
— Как все запущено, — грустно проговорил де Маранзи, — Фредерик Вангли, по прозвищу Стервец умер пять лет назад. Он был мелким внештатным агентом, переметнулся к алмарцам, попал в наши застенки, я тогда еще не был дейцмастером и не я его сажал. Но вспомнил о нем довольно давно — когда ты обхаживал Оксану Череп, и совершенно случайно — парень так орал в застенках, что я как-то спросил даже у палачей, кто это там, думал певец или актер. И мне ответили — Вангли.
— Что ты несешь?! — Фредерик медленно терял почву под ногами. — Это был другой Стервец.
— Да, — покачал головой дейцмастер, — но у тебя его внешность. Его голос. Думаю, даже шрамы сходятся. А он умер. А ты — Реймунд Стург, агент Альянса. Меня предупреждали о тебе, но тогда, при нашей первой встрече, я не смог тебя взять. Твоя подруга оказалась не до конца права, ты снова пришел сам, не посылал никого взамен, неужто я так важен?
— Но если я этот Стург, — подземная твердь качалась под ногами бывшего пирата как палуба корабля в шторм, — почему ты доверял мне, почему давал такие важные задания, почему не убил? — последнее было почти воплем.
— У тебя все так хорошо получалось, ты немало пользы принес короне: убийства, расследования, блестящие операции. Очень неплохо, — толстяк слабо улыбался, кровь сочилась из его руки. Так, что ему пришлось зажимать правую левой, прикладывая к ране полу белого жюстокора. — Ты знаешь, кто тебя нанял?
— Я даже не знаю, кто я, — устало проговорил бывший сейцвер,
— Я тоже не знаю. Но это кто-то богатый. Могущественный. Кто-то, для кого моя смерть — лишь винтик в механизме какого-то большого плана. Нет никого, кто ненавидел бы меня столь сильно лично, чтобы нанимать агента Альянса, — де Маранзи продолжал ухмыляться.
— А если это не так? Если я просто пират, который пришел к тебе работать, и увидевший всю вашу гнусную подноготную? Все эти заговоры, всю эту грязь. Все загубленные жизни, ставшие винтиками в ТВОЕМ огромном механизме? Что если Фредерик Вангли выжил тогда? — почти рыча, спросил нынешний никто.
— Это будет значить, что всю свою жизнь я делал все неправильно — надеясь на рассудок, разум, планирование, анализ и взаимосвязь всех элементов во вселенской системе, — улыбка толстых губ была грустной. — Это будет значить, что чудеса бывают.
— И ты не боишься умирать? — только и смог спросить человек с саблей руке.
— Я не говорил тебе? Мне письмо пришло, недели две назад — дочка умерла. Жена меня давно уже не любит, и я не виню ее — сложно любить ублюдка, живущего по другую сторону океана. И к тому же. Если все это чей-то большой план — они прикончат меня так или иначе. Но эта смерть хотя бы принесет мне налет романтизма, — голос звучал совсем тихо, — вот я и смерть свою спланировал, и опять тебя использовал. По полной, — он посмотрел в глаза бывшего Фредерика. Взгляд рассудочный, тусклый, угасающий встретил живой огонь гнева, обиды, непонимания. — Делай, что желаешь.
Сабельное острие прошло через белый, замызганный кровью жюстокор, карман камзола и лежавшую в нем флягу с вином, пробило шелковую рубашку и точно нашло сердце, бившееся все медленнее, рассекло красную плоть, провернулось, задержалось на миг и вышло. Освобожденная сталь рухнула на каменные плиты, а бывший Вангли свалился на плиты, содрогаясь в конвульсиях.
«Интересно — обо мне напишут книгу?» — подумал дейцмастер Тайной Канцелярии Ахайоса Гийом де Маранзи, сын офицера и придворной дамы. Подумал и умер.
Колдовская сексуальность
Ведьма была красива. Ее обнаженная плоть красновато светилась даже во тьме плотно завешенного багровыми шторами помещения спальни. Она была молода — крупная грудь, пухлые чувственные губы, грациозные изгибы созданного для поцелуев, касаний, любви тела. Водопад медно-рыжих волос, сиявших чистотой и силой. Крутой изгиб тонкой талии, ей не было и двадцати, расцвет сил, расцвет страсти. И черные, антрацитовые глаза, наполненные мудростью, старостью, жестокостью и коварством. Ей могло быть и пятьдесят, и сто, и двести лет, она ведьма. И питается чужими душами, чужими надеждами, чужой мечтой. Она ведьма. Ведьма в Квартале Мистиков и продает свое молодое тело и свое древнее искусство тем, у кого есть в кармане казна небольшого города.
Покачивая крутыми бедрами, она медленно, возбуждающе медленно подошла к Алтарю — огромному ложу, затянутому красным шелком с мистическим шитьем. Туда, где лежал он — так же прекрасный в своей наготе. Прекрасный и грубый — идеальная мускулатура атлета, вернее, полугетербага, точеный профиль с излишне крупными чертами, темные волосы и такая же щетина на щеках с ямочками. Волос не больше, чем надо, жира практически нет, что, впрочем, делало его плотскую привлекательность почти неестественной. Но оно и понятно — эти мускулы предназначались не для любви, а для смерти.
Но сейчас он был готов именно для любви. Ведьма взяла со столика рядом с кроватью флакон, вернее, простую стеклянную колбу, заткнутую пробкой. Схватив пробку крупными клыками, она откупорила ее и жадно припала к краю колбы, вдыхая в себя пустоту, находившуюся внутри. Ее крупные алые соски напряглись, кожа засветилась еще сильнее, на ней проступили горящие оранжевым огнем змеистые татуировки, сплетавшиеся в узор страсти и ярости.
Она накинулась на него как дикий зверь, оседлав напряженное мужское естество. Всезатопляющая страсть обуяла двоих людей, или не совсем людей, которых привел на это ложе лишь долг. Любовь, запретная, плотская, такая, какой живущие предавались с самых начал мироздания, простая как воздух вокруг, горячая как пламя в жаровнях, стоявших по краям пятиугольного помещения спальни. Звериная, со стонами, рычанием, рассекаемой когтями плотью и влажная, как дождь за окном. Пляска внутреннего огня, извечно сжигавшего ведьму изнутри и давно клокочущая в теле ее любовника, на этот краткий миг превратила их в единое существо, живущее одной секундой, утопающее в истоме, пожирающее наслаждение.
Но время — вечный враг удовольствий, — серпом жнеца отсекая мгновения, минуты, часы, привело их к неизбежному финалу. Исторгая в нее горячую влагу, он взревел как зверь. И она, содрогаясь всем телом, запечатала его губы — тонкие и бледные, своими — полными и темными как плоды вишни.
Покинув ее тело с медленно гаснущими татуировками, в него проник последний вздох Фредерика Вангли Стервеца. Человека, способного, в отличие от Реймунда Стурга, пришедшего на это ложе, добраться до Гийома де Маранзи, втереться к нему в доверие, возненавидеть его за то, чем является Гийом, и убить. Тем самым завершив свою семилетнюю месть Тайной Канцелярии.
Он принял последний вздох давно умершего человека, заботливо сохраненный палачом, подрабатывавшим на ведьму. Он принял его мысли и память, его мечты и его характер. Он заменил свою плоть на его плоть, много менее совершенную. Свой высокий рост на его рост. Свои бесподобные навыки на его пиратское ремесло. И вложил свою миссию, косу смерти, предназначенную для Гийома де Маранзи, в его руки, не столь умелые, но такие же опытные в этом ремесле.
Он стал другим человеком, преобразившись, но сохранив внутри и толику себя истинного, чтобы направлять, предостерегать и оберегать Фредерика Вангли, ведь если бы он умер в его шкуре — то так бы и остался мертв. И амулет в оплетке из черного серебра не воскресил бы Реймунда Стурга. Ибо теперь он был бывшим пиратом по кличке Стервец, человеком, о котором никто не помнил. И человеком, за последний вздох которого он заплатил почти все деньги, которые у него остались с оплаты за жизнь дейцмастера, работая уже не за деньги, а за честь. Честь лучшего в мире наемного убийцы, у которого неизвестные эту честь пытались отобрать. Фредерик Вангли убьет Гийома де Маранзи, а Реймунд Стург, исполнив заказ, расквитается с обидчиками.
Выходя из спальни ведьмы, Фредерик, само собой, даже не узнал девчонку с радужными волосами, которая нашла для него это место и стойко караулила несколько часов, пока шел ритуал. Девчонку с радужными волосами, которая укрыла для него до срока амулет тигрицы. Он не обратил внимания на злую ревность в ее глазах.
Еще живой враг или беседа о запретных землях
Это было полгода назад, даже чуть больше, когда он прошел ритуал, потерял свою память и приобрел чужую. Фредерик Вангли медленно корчился на полу возле тела умершего начальника Тайной Канцелярии Ахайоса. Его руки и ноги вытягивались, обрастая новыми мускулами и жилами. Грудь становилась шире, а пластины мышц на ней разорвали сюртук сейцвера, раскидав вокруг серебряные пуговицы. Сапоги тоже пришлось скинуть — ноги Реймунда в них не вмещались. Белые перчатки треснули на могучих руках, черные волосы посветлели, но остались темными, вытянулись, достигнув середины спины.
И он восстал от долгого сна. Высокий полугетербаг в разорванной одежде, залитой кровью. Но Стервец все еще вопил внутри него. Вопил о незавершенном деле.
***
— Отпусти ее, — густой бас вызвал эхо под сводами секретной лаборатории — круглого трехъярусного помещения, заставленного столами с алхимическими приборами, кузнечными принадлежностями, механическими устройствами, картами звездного неба, магическими конструкциями и самыми разнообразными элементами доступной человеку технологии.
А в центре, возле трехметрового контейнера, наполненного зеленовато-бурой жидкостью, окованного металлическими пластинами и испещренного рунами на странном языке — технологии, недоступной для человека, — стоял высокий, с обсидиановой кожей гартаруд. Его балахон был изорван и сброшен им за ненадобностью, из многочисленных ран на теле сочилась темная кровь, а доспехи и сложные боевые приспособления, питаемые силой пара, были сильно повреждены. Повсюду — на галереях, у столов и приборов, а особенно вокруг гартаруда валялись тела сотрудников Канцелярии, работавших тут или приведенных Гийомом.
Гартаруды были одной из малых рас, добившиеся успеха при помощи своих врожденных способностей к изобретательству, а также какого-то природного дефекта, благодаря которому их тела не отторгали вживленные в них механизмы и даже живые органы других существ. В Гольвадии гартаруды Гартарудокия создали империю разума и пара. Почти никогда не вмешиваясь в дела других рас, лишь иногда выступали они послами мира и терпимости, предотвращая самые страшные конфликты. А их превосходящие технологии делали их непобедимым противником для любого, кто намеревался бы с ними воевать. Они имели серую кожу, четыре руки, почти человеческое лицо с большими глазами на четверть лица, шесть некрупных рогов на голове и ноги с тремя суставами, последние из которых были развернуты назад, делая гартарудов чем-то похожими на кузнечиков или, например, собак. Другие жили в Хмааларском Султанате и являлись подданными Султана в составе гартарудского ханства. Эти предпочитали технологии магию, были не столь сильны и опасны, как первые, зато злее, и умели создавать лучшие в мире магические артефакты на любой вкус. Они имели темную, шоколадного оттенка кожу и более крупные рога, но были мельче своих собратьев из Гольвадии.
Этот отличался от обоих видов — его кожа была обсидианового цвета, рога огромными — в два-три раза больше, чем у собратьев. На руках острые когти, а размерами он был с мелкого гетербага. Его зеленые глаза оказались круглыми очками с кожаным ремнем и светящимися зелеными линзами, так что настоящих не было видно. Но сразу было ясно — это очень злобный сукин сын.
И этот злобный сукин сын держал на вытянутой левой верхней руке, правая была отсечена чьим-то метким ударом и слабо кровоточила, еще живую Миранду, дергавшую ногами, и вцепившуюся в его худую, но мощную, жилистую руку ногтями. Вангли внутри Реймунда вопил: «Спаси ее!!!»
— Отпусти ее, — произнес Реймунд, встав в тридцати шагах от гартаруда, в правой и левой руках у него были сабли Фредерика.
— Эту? — гартаруд почти удивленно спросил хриплым, слабым голосом, глядя на сыщицу, как в первый раз. — Изволь, — мощная длань резко дернулась, послышался хруст, Миранда обмякла, рука разжалась, тело грохнулось на землю.
«Гнида!», — возопил Стервец в голове Реймунда, обращаясь то ли к убийце, то ли к гартаруду.
— Вот теперь ты очень мертвый, — Реймунд никогда не любил бессмысленной жестокости.
— Посмотрим, — сказал трехрукий крепыш и двинулся к Стургу по кругу, переступая через раскромсанные, изломанные тела. Из браслета на его целой руке выдвинулся клинок, трубки, идущие к разным точкам тела от резервуара на спине существа, несли желтую жижу, похоже, заживлявшую раны рогатого.
— Как ты думаешь, многие удивятся, узнав, что вы не миф горстки горячечных моряков, чудом вернувшихся с востока, а настоящая угроза? — злым голосом поинтересовался Реймунд, включаясь в танец.
— Ты знаешь, кто я, — он констатировал факт, и в его словах была угроза гибели.
— Есть такое место — Текарод, там такие как ты объединили магию и технологию и вынашивают планы захвата мира, — он кивнул на контейнер. — Это ведь оттуда?
— Ты слишком осведомлен для человека, — зеленые очки на крупном лице сверкнули. — Осведомленность губит.
— Убей меня. И я унесу твою тайну в могилу, — улыбка Реймунда не предвещала такого исхода.
— У меня есть выбор? — гартаруд улыбнулся, показав две ровные костяные пластины с чуть выпирающими частями на месте клыков — эти штуки заменяли им зубы.
В тот же момент у него из-за спины выросло еще две дополнительных конечности, те самые пышущие парами руки, увенчанные бритвенными иглами лезвий, в двух нижних появились ножи. Танец миновал прелюдию и перешел в активную часть.
Столкновение, взмах клинков, отход, несколько быстрых шагов, смена позиции, скрежет стали о сталь. Гартаруд был бы быстрее, но он устал, и раны все еще беспокоили его, впрочем, это не сказывалось на скорости движения его паровых частей, а вот контролировал он их слабо.
Выпад, железная конечность вогнала иглу в плечо Реймунда. Он тут же со скрежетом отсек ее. Вторая промахнулась. Выпад верхней руки противника он отразил второй саблей. Уходя от нижних, увеличил дистанцию.
Все оружие гартаруда было предназначено для быстрого убийства, он рассчитывал на скорость, внезапность, технические фокусы. Встретив же равного, к тому же свежего противника, сражавшегося более длинным оружием — начал проигрывать.
С влажным шлепком отлетела на плитки лаборатории отсеченная правая нижняя рука. Гартаруд сражался молча. Стург тоже не любил треп в бою. Это был опасный противник — лезвие левой верхней конечности рассекло кожу и мышцы на груди агента Альянса. Он не остался в долгу и отсек противнику вторую металлическую руку.
Отчаяние толкнуло гартаруда на крайность, он рванулся с места и попытался свалить противника, навалившись на него всем телом, и, конечно, насадившись брюхом и грудью на сабли. Но Реймунд был готов к такому повороту, он выпустил сабли, сделал шаг назад, позволив противнику достать его в плечо клинком левой руки, схватил нападающего за шею и за оставшуюся нижнюю руку, с полуоборота швырнул того на стену.
Не успев сгруппироваться, гартаруд налетел на стену и, судя по всему, повредил себе хребет, затем на нем сломался какой-то механизм, последовал небольшой взрыв, разбросавший металл, плоть и раскаленное масло.
Гартаруд остался лежать, все еще живой, но уже неопасный.
— Подожди, человек, — прохрипел он, — взгляни в контейнер.
Реймунд подошел к прозрачному стеклу, в жиже плавало какое-то крупное тело, все сплошь в трубках, проводах, спящих механизмах. Глаза на человеческом лице были закрыты.
— Видишь, там справа, на столе, — Стург взглянул на стол, — это бомба. Мощная. Уничтожь его. Иначе он уничтожит ваш город, все на своем пути.
Реймунд подошел к указанному столу. Там лежала бомба, наподобие той, которой он пользовался для убийства магната, но действительно много мощнее. Он положил бомбу у подножия контейнера. И запустил механизм на две минуты.
— Хорошо, — гартаруд устало откинулся головой на стену, обнажив жилистую шею.
Перед уходом Реймунд оказал ему последнюю милость, мощным ударом сабли оставив на черной шее красную улыбку.
Он уже был довольно далеко, когда услышал гул и грохот. Его обдала волна пыли — сначала обычной, потом каменной. «Некоторые секреты лучше зарывать как можно глубже. Покойтесь с миром, Гийом, Миранда. Это хорошая гробница».