Снаружи выла буря, свистел ветер, там и тут слышались порой громкие удары, — казалось, что ломались и падали с треском огромные деревья.
Бесстрашные мальчики хотели бежать в лес, взглянуть на это зрелище, но старик удержал их строгим взглядом и окриком.
— Никому не советую высовывать носа, — добавил он. — Кто сейчас выйдет из дому, назад не вернётся! Сегодня Голландец-Михель вырубает себе в лесу весло.
Мальчики с любопытством уставились на деда. Они, конечно, не раз уже слышали рассказы о Михеле, но сейчас опять попросили деда рассказать какую-нибудь историю. Петер тоже спросил:
— Кто же он есть, этот самый Михель?
— Он хозяин здешнего леса, — начал старик, — и если вы в ваши годы этого не знаете, то я заключаю, что вы не из наших мест. Я расскажу вам о Михеле всё, что знаю, вернее, так, как о том повествует предание…
Старик раскурил свою трубку и задумался.
— Сто лет тому назад или больше, — начал он, — жил в этих местах один богатый сплавщик, у которого много было работников. Он вёл свою торговлю по далёким путям, вниз по всему Рейну, и дело его шло хорошо. Один раз постучался в его дверь человек, каких он раньше не видывал. Парень был одет, как все сплавщики, но был на несколько голов выше, — трудно было поверить, что существуют подобные великаны!
Он пришёл наниматься на работу. Хозяин, видя, что это человек сильный, годный поднимать тяжести, сговорился с ним о цене, и они ударили по рукам. И действительно, таких работяг, как этот Михель — а это был он, — у хозяина ещё никогда не было. На валке деревьев он работал за четверых, а когда шестеро работников поднимали бревно с одного конца, он один поднимал с другого. Поработав, однако, с полгода, Михель опять пришёл к хозяину. «Я уже достаточно порубил здесь деревьев! — сказал он. — Хочу теперь посмотреть, куда мои стволы уплывают… Пустите-ка меня на плоты!»
«Пусть будет по-твоему», — ответил хозяин.
Сказано — сделано: плот, на котором Михель должен был отбыть по реке, состоял из восьми звеньев и связан был из самых больших брёвен. И что же вы думаете? Накануне вечером Михель притащил к воде ещё восемь стволов, таких длинных и толстых, каких никто никогда не видывал. Каждое дерево он нёс как пушинку! Все просто ахнули! Никто до сих пор не знает, где он их срубил. У хозяина сердце радовалось, когда он на это смотрел, ибо он тотчас подсчитал в уме, сколько эти брёвна будут стоить. Михель же сказал: «На этих брёвнах поплыву я. Потому что ваши прутики меня не выдержат». Хозяин хотел было подарить ему пару новых сапог, но Михель отшвырнул их в сторону и вытащил свои — такие огромные, каких ещё никто не видывал. Мой дедушка говорил, что они весили по сто фунтов каждый!
Плот отчалил. И если раньше удивлялись дровосеки, то теперь пришла очередь изумляться плотогонам. Все думали, что тяжёлый плот Михеля будет ползти еле-еле. Но как только вышли в большую реку, плот Михеля полетел как стрела! Так плотогоны быстро доплыли до города Кёльна на Рейне, где они обычно продавали свои плоты. И тут Михель сказал: «Хорошие же вы купцы! Вы думаете, что кёльнцам самим нужен весь ваш лес? Как бы не так! Они покупают у вас по дешёвке, чтобы продать втридорога в Голландию. Нам надо быть похитрее: сбудем здесь всю мелочь, а на больших брёвнах поплывём дальше. В Голландии мы продадим их намного дороже и лишние деньги положим в карман».
Так говорил коварный Михель, и всем эти слова понравились. Одним потому, что они хотели попасть в Голландию, другим — из-за денег.
И поплыли они дальше вниз по Рейну, и Михель правил плотом и быстро привёл их в Роттердам — главный город Голландии. Здесь им предложили за брёвна вчетверо больше, чем обычно, и особенно много денег отвалили за огромные деревья Михеля. Когда шварцвадьдцы увидели столько золота, они от радости совсем растерялись. Делил добычу Михель: одну часть он отложил для хозяина, а три четверти поделил поровну среди всех сплавщиков. Так продолжалось несколько лет.
Когда все эти хитрости раскрылись, Михель куда-то исчез! Никто не мог его разыскать, хотя все знали, что он жив и здоров. Вот уже сто с лишним лет справляет он в лесу свою чёрную работу. Многие с его помощью страшно разбогатели… Но больше я вам ничего не скажу! А в такие вот ненастные ночи, как эта, бродит он по лесу и выбирает себе самые лучшие деревья. Толстенную ель он перешибает топором, как тростинку! Мой отец это сам видел. В полночь стаскивает он деревья к реке, строит из них плот и плывёт со своими людьми в Голландию.
Вот это и есть сказание о Голландце-Михеле. Всё это сущая правда. Правда и то, что всё зло в Шварцвальде идёт о, т него. О! — вздохнул старик. — Этот Михель может сделать вас богатым! Но я не хотел бы иметь с ним ничего общего. Ни за какие деньги не захотел бы я оказаться в шкуре Толстого Езехиля или Долговязого Шаркуна… Говорят, что Король Танцев тоже продался Михелю…
Старик замолчал. Буря тем временем улеглась, и девушки робко вышли.
Хозяин бросил Петеру на печь мешок сухих листьев вместо подушки и пожелал ему спокойной ночи.
Никогда не видал Петер таких тяжёлых снов, как в эту ночь. То ему снилось, что мрачный великан с грохотом растворяет окно и протягивает Петеру мешок золотых монет. То ему снился маленький Стеклянный гном верхом на зелёной бутылке. Опять слышался Петеру хриплый смешок, раздававшийся в лесу под деревом. То он слышал, как кто-то нашёптывает ему в левое ухо: «Золото, золото, в Голландии много золота!» То звенела в правом ухе песенка о Стеклянном гноме, и нежный голос шептал: «Глупый угольщик! Глупый Петер! Не можешь найти рифму к слову „корнями“! Ты же родился в воскресенье, ровно в двенадцать! Ищи рифму, глупый Петер, ищи рифму!»
Утром, когда Петер проснулся с первым лучом солнца, сон показался ему знаменательным. Петер присел к столу и задумался. Ночные голоса всё ещё звучали у него в ушах. «Ищи рифму, глупый Петер, ищи рифму!» — повторял он про себя и тёр пальцами лоб, но рифма не приходила.
Так он сидел и думал, мрачно глядя перед собой. Вдруг он увидел в окне трёх парней. Они шли мимо хижины, направляясь в лес, и один из них напевал:
Песня молнией ударила Петеру в уши. Он резко вскочил и бросился наружу, потому что плохо расслышал последнее слово.
Догнав парней, он грубо схватил одного из них за руку:
— Стой, друг! Какая у вас там рифма на слово «корнями»? Повтори-ка, что ты пел?
— А тебе-то что за дело? — ответил шварцвальдец. — Пою, что мне нравится! Пусти руку, а не то…
— Нет, ты должен повторить мне последнее слово! — вне себя крикнул Петер, схватив парня ещё крепче.
Двое других кинулись на Петера с кулаками. Они так намяли ему бока, что он упал.
— Ну, получил своё? — рассмеялись юноши. — Не попадайся нам больше на этой дороге!
— Ах! Постараюсь! — вздохнул Петер. — Но раз уж вы поколотили меня, скажите, будьте добры, что пел этот парень!
Юноши опять засмеялись, подтрунивая над Петером. А тот, который пел песню, повторил её, и они пошли дальше, смеясь и напевая.
— Ага! Так, значит, «глазами»! — прошептал побитый бедняк, с трудом поднимаясь на ноги. — «Корнями — глазами»! Теперь-то я с тобой поговорю, маленький гном!
Петер вернулся в хижину, разыскал свою шляпу и палку, простился с хозяевами и пустился в обратный путь — к Еловому Холму. Медленно и задумчиво шёл он своей дорогой, бормоча заклинание и стараясь вспомнить последнюю строчку.
Тут Петер запинался.
— Та-та-та-та-та… глазами! — шептал он. — Что там было вместо «та-та»? Рифму я нашёл, теперь осталось вспомнить всю строчку.
И Петер опять начинал сначала.
Лес вокруг становился всё гуще и гуще. Петер опять подходил к заколдованному месту…
И вдруг он подпрыгнул от радости! Вспомнил! Он вспомнил всё заклинание до конца!
Как раз в этот момент перед Петером вырос громадный человек в одежде сплавщика. В руках у него была дубина величиной с корабельную мачту!
Петер Мунк съёжился.
— Голландец-Михель! — прошептал он, глядя на великана, безмолвно шагавшего рядом.
Петер в страхе покосился на огромную фигуру. Но великан молчал. На Михеле были высокие сапоги поверх кожаных штанов и полотняная куртка — всё это было знакомо Петеру по рассказам старика.
— Петер Мунк, что ты делаешь тут, на Холме? — спросил наконец великан глухим грозным голосом.
— Доброе утро, земляк! — ответил Петер, стараясь казаться спокойным, хотя сам весь дрожал. — Иду домой через этот вот лес…
— Петер Мунк! — повысил голос великан, взглянув на Пе тера колючим взглядом, — Твоя дорога проходит совсем не здесь!
— Ну, не совсем здесь, — ответил, робея, Петер, — но сегодня жарко, вот я и подумал, что в этой роще идти будет прохладней…
— Не ври, угольщик! — прорычал Голландец-Михель грохочущим басом. — Ты думаешь, я не видел, как ты клянчил милостыню у гнома? Глупо это было с твоей стороны, — добавил он мягко. — Хорошо, что ты забыл заклинание. Он скряга, этот малютка гном, и много тебе не даст. А если что и получишь, сам не обрадуешься! Такой красивый парень, как ты, мог бы заняться чем-нибудь поинтересней, нежели возиться с углями. Другие вон сорят деньгами, а у тебя небось и гроша нет! Нищенская жизнь!
— Это так! — вздохнул Петер.:—Ваша правда: жизнь у меня нищенская!
— Ну, а мне ничего не стоит человеку помочь! Я уже многих вызволял из беды — не ты первый, не ты последний! Скажи: сколько тебе надо на первый случай? Говори, не стесняйся!
И с этими словами Михель тряхнул свой огромный карман — монеты зазвенели, как во сне, который снился Петеру ночью. Сердце у Петера замерло, ему стало и жарко и холодно — вряд ли Михель предлагал ему деньги просто так, из сострадания. Петеру вспомнились таинственные намёки старика.