Наше путешествие длилось уже несколько дней.
Джастер почти не разговаривал. Хотя стена между нами исчезла, и он не грубил в разговоре, серые глаза отливали сталью, и я не обманывалась его улыбкой. Больше всего он походил сейчас на того Шута, с каким я познакомилась две луны назад.
Только теперь было намного страшнее, потому что Джастер не выдавал себя за юного бродячего менестреля, и даже за «пса», а я знала, на что он способен на самом деле.
С короткой бородой и усами, одетый как наёмник, с Живым мечом на поясе и фламбергом у седла, молчаливый, хмурый, сосредоточенный и погружённый в себя — это был матёрый «волк»-одиночка, которому любые разбойники на один зуб. С таким типом даже Холисса бы связываться не стала.
По нему же видно, что сначала убьёт, а потом разговаривать будет. Помятуя Чернецы и его «мёртвые не врут», это даже не шутка.
Если он в таком виде к тому ювелиру нанимался, не удивительно, что его жена сразу согласилась, а ювелир десять «роз» без возражений заплатил. А я-то, глупая, удивлялась, почему они молодого «пса» в дурацком наряде слушают беспрекословно…
А такого попробуй, не послушай… Так посмотрит, что со страху сам себе язык прикусишь.
До встречи с наставницей я бы попыталась растормошить Шута, но теперь боялась лишний раз рот открыть.
Джастер не вернул мне оберег с браслетом, словно их никогда и не было. Это пугало меня больше всего остального.
Сначала я думала, что он снова нанижет бусины на нити и завяжет браслет двух судеб на моём запястье, но этого не произошло ни в первый день нашего путешествия, ни в остальные.
Видимо, опять Шут прав. Разбитое не станет целым, даже если осколки найти и склеить…
Если бы он хоть оберег вернул — я бы надеялась, что и браслет снова появится на моем запястье. А так…
Сама разорвала, сама всё испортила.
Думать о деле, а не о постели… Он ведь больше ко мне и не прикоснулся ни разу…
Неужели… Неужели Джастер простил меня и остался только из-за нашего договора? Потому что «по судьбе». Поможет глупой ведьме разобраться с соперницей, так как за ней его враг стоит, а затем уйдёт Играть дальше. Зная, что может не вернутся.
Да и захочет ли?
Бессмысленно жить и бессмысленно умирать… «Я потерял себя…» «От твоей руки умереть не судьба…»
Ага, аж два раза старался, бедненький! Я сама от переживаний чуть не померла тогда, а ему хоть бы хны! Отлежался, и всё! Вон как обрадовался и улыбался счастливо, когда про эту свою Игру узнал! От руки врага помереть в какой-то Игре — вот счастье-то!
Эх, Янига, Янига… Если бы сама не испортила всё с Холиссой, может быть, он бы меня и послушал. А так…
А так останусь одна в Кронтуше, с Микаем, не зная, как мне вообще жить без Джастера…
Помогла, Янига, молодец… Так помогла, что к его старому ещё и от себя с горкой не один раз добавила…
Думать о том, что я сама разорвала нашу связь, было невыносимо и мучительно больно.
Но и без этого хватало поводов для беспокойства.
С каждым днём во мне крепло чувство, что мы уходим от Сурайи, а не приближаемся к ней. Мы шли на восход, а не на юг, сосны мешались с незнакомыми кустами и деревьями, становились ниже, шире в обхвате и раскидистей над головой, воздух становился всё прохладней, а земля всё более каменистой. Всё чаще я видела не просто каменное крошево под ногами, а огромные валуны и даже небольшие скальные уступы. Вот и сейчас подковы Ласточки цокали по мелким камням, скрытым в низкой траве.
Кроме того, уже второй день я чувствовала едва уловимый странный запах. Это было похоже на запах большой реки, но только похоже, потому что река не пахнет солью. А ещё над головой постоянно шумел ветер. Этот приятный и ненавязчивый шум меня немного успокаивал.
Джастер шёл впереди меня, ведя Огонька в поводу, и я видела только лошадиный круп и светлую шевелюру, мелькавшую из-за холки. Из-за лошадей Шут выбирал дорогу дольше и тщательней, а не шёл напрямую через непролазные заросли, как обычно.
Я опасалась, что лошади в глухом лесу будут всего бояться, но видимо, у домэров они и в самом деле были особой породы. Ласточка и Огонёк спокойно и послушно шли за нами, лишь изредка фыркая или прядая ушами.
— Джастер…
— Чего тебе, ведьма? — отозвался Шут.
— Мы далеко от людей?
Джастер посмотрел вверх, а затем кивнул. В самом деле, у Шанака спрашивает, что ли?
— Да, достаточно.
— Достаточно это сколько?
Воин хмыкнул в ответ.
— Какая разница, Янига? Ты по людям соскучилась?
Опять отвечает вопросом на вопрос! Но я на эту уловку уже не попадусь!
— По-моему, мы идём в другую сторону.
— Почему?
— Сурайя на юге, а ты идёшь в горы. Разве нет?
— Ты была в горах?
Я пожала плечами.
— Нет. А что там делать-то? Там же не живёт никто. Только на севере рудники есть, там золото и драгоценности преступники добывают. Мне Хо… Все это знают! — торопливо поправилась я. Говорить о бывшей наставнице совсем не хотелось.
— Вот как… Что ж, тогда считай, что у тебя познавательная прогулка, — отозвался он, сделав вид, что не заметил моей оговорки. — В мире много таких вещей, которые надо увидеть, Янига. Горы — одна из них.
— И море тоже? — вспомнила я про обещанную невидаль.
— И море тоже.
— А зачем их нужно увидеть?
— Дойдём — поймёшь.
Как обычно, одни отговорки…
— Ты же говорил, что времени мало, а дел много. До праздника урожая меньше луны осталось! А теперь говоришь, что нам надо…
Джастер оглянулся на меня. Улыбка пряталась в короткой светлой бороде и усах.
Я так и не могла решить, каким он мне больше нравится: юным шутом в пёстрой рубахе или вот таким матёрым воином, в одежде наёмника.
— Не всегда самая прямая дорога — самая короткая, ведьма. Если я прав, мы всё успеем.
Опять он загадками говорит. Но как же интересно всё это!
— Зачем мы на самом деле идём в Сурайю?
— Поговорить надо кое с кем, — ответил Джастер после короткого молчания. — И, предупреждая твой следующий вопрос: да, я мог бы сделать это здесь, но легче и проще прийти в замок к этой карге и поорать под воротами, что мы пришли. Ещё вопросы?
— Поняла, — пробурчала я себе под нос.
— Не переживай, Янига, — негромко рассмеялся он. — Тебе понравится. Сурайя — страна суровых обычаев, зато какие там сладости… В жизни таких больше нигде не ел! А какие наряды у женщин…Мммм! Песня, а не наряды!
Сладости ему… лакомка…
— Ты не шутишь? — подозрительно поинтересовалась я. — Они, правда, такие красивые?
— В таких нарядах любая женщина сказочно выглядит. Глаз не оторвать. Век бы смотрел и смотрел…
Судя по голосу, он мечтательно улыбался, но это только усилило мои подозрения. Любая женщина сказочно выглядит…Век бы смотрел…
Да он издевается надо мной!
И ведь после того, что натворила, даже сказать в ответ нечего…
А если он… Если он и в самом деле найдёт себе другую⁈ Нет, нет, нет! Выброси это из головы, Янига! Как будто мало поводов для волнения.
В своих переживаниях я не заметила, как лес закончился, и мы вышли на открытое всем ветрам место.
Невысокая трава стелилась под ноги, вздыбливалась вверх и резко исчезала в нескольких десятках шагов впереди. По бокам лес наступал на открытое место и растрёпанной зелёной щёткой вздымался в небо, понимаясь по склонам огромного холма. Справа в ложбинке поблёскивало крохотное озерцо.
Очень сильно пахло водой, солью и этот шум… Словно кто-то огромный мерно дышит…
Я замерла и осторожно попятилась назад, под кроны деревьев.
— Ты что, испугалась, ведьма?
Джастер подошёл ко мне и протянул руку за поводом Ласточки. Говорил он спокойно и чуть насмешливо, и я торопливо покачала головой. Вовсе я не испугалась. Он же рядом и чем-то довольный даже…Просто мне не по себе здесь.
— Странное место. Оно похоже на огромную миску.
— Интересное сравнение. — Джастер привязал Ласточку к стволу рядом с Огоньком. — Ну что, готова, ведьма?
— К чему? — я испуганно схватилась за рукоять меча, настороженно оглядываясь по сторонам, а Джастер вскинул брови вверх и весело рассмеялся.
— Ничего смешного! — я сердито оправляла руками платье, делая вид, что именно это и хотела. — К чему я должна быть готова?
— Неужели ты мне всё ещё не доверяешь, Янига?
Джастер смотрел серьёзно и без улыбки. Его взгляд и вопрос настолько ошеломили меня, что весь запал разом погас.
Я ему всё ещё не доверяю? Разве… Разве это так? Разве я всё ещё сомневаюсь в нём? Конечно, нет! Или… д-да?
Ох, Янига, да что с тобой опять не так?
Это же Джастер! Как ты можешь ему не доверять⁈
— Доверяю, — буркнула я в ответ, смутившись и отведя глаза.
— Тогда идём, — он с доброжелательной улыбкой протянул мне руку, словно не заметил моей заминки с ответом.
Я, внезапно робея от неожиданных сомнений, протянула ему ладонь. А в следующее мгновение с души словно упал тяжёлый камень, когда его тёплые пальцы бережно и уверенно сжали мои.
— Идём, — снова улыбнулся он, потянув меня за руку.
— А что это за шум? — я шла за ним туда, где край травяного поля поднимался в небо.
— Увидишь, — Джастер не переставал довольно улыбаться. — Только держись рядом. И смотри под ноги.
— Хорошо.
Я подобрала подол истрёпанного и окончательно погубленного платья, выполняя его просьбу. Подниматься в горку было не сложно, я смотрела под ноги и наслаждалась тем, что Джастер держал меня за руку впервые за несколько дней. Может, он теперь и на ночь меня к себе позовёт? Конечно, шатёр очень удобный и спать в нём теплее, но я бы с радостью его отдала, чтобы спать с Джастером под его плащом…
— Ну вот, смотри.
Увлечённая мечтами, я подняла голову и не сразу поняла, что земля под ногами закончилась.
Всего в шаге впереди меня была пустота.
А вместо земли…
— Великие боги… что это⁈
— Море, — улыбнулся Джастер. Он смотрел вдаль из-под руки и довольно щурился от ярких бликов, играющих на воде. — Красиво, правда?
Я кивнула, не в силах произнести ни слова.
Огромная бескрайняя синяя вода, от нашего обрыва и до дальней дали, насколько хватало глаз, где вода встречалась с таким же безграничным и бездонным небом.
Никогда я не видела ничего подобного.
Я осторожно заглянула вниз и судорожно вцепилась в руку Шута, потому что от такой высоты закружилась голова. Джастер покосился на меня, но ничего не сказал, и я немного успокоилась. Волны накатывались на острые зубья скал и ударяли в каменную стену обрыва очень далеко внизу. То, что я приняла за шум или дыхание, оказалось голосом волн. И запах… это был запах моря. Соль. Лёгкая горечь. Ветер.
И огромный, бесконечный синий и голубой простор под ногами и над головой.
Море и небо.
Они пугали и восхищали меня своей красотой, мощью и безграничностью.
Вот он, Великий Шанак, Отец-Небо. Вот она, Великая Датри, Мать — Море.
Шанак тепло смотрел на меня огненным глазом. Датри ласково улыбалась сотнями солнечных бликов. Ветер, первое дыхание Шанака, друг Датри, их сводник, весело играл солёными брызгами, сверкающими, словно россыпи стеклянного бисера и драгоценных камней.
Старая легенда, прочитанная однажды у ночного костра, вдруг ожила, перевернув мою душу.
Я-то думала, что после всего случившегося уже знаю их силу. Глупая Янига, ничего-то я не знала…
Потрясённая до глубины души, я вдруг очень остро ощутила себя крохотной песчинкой на краю обрыва. Настолько крохотной, что порыв ветра легко может сдуть её в пропасть, а волны навсегда скроют на дне…
Только в следующий миг мне на плечи опустился чёрный плащ, и сразу стало тепло и спокойно.
Волны далеко внизу ударили в камень, вскипели белой пеной, и мне показалось, что я слышу дрожь земли от этого удара.
Ветер доносил снизу солёные брызги, гнал в небе облака и шумел в кронах деревьев. А я понимала, что никогда прежде не чувствовала, насколько мир полон божественной силы…
Удивительным образом на этом обрыве сплетались мощь и величие Божественной Пары.
— Пойдём?
Я покачала головой, закутываясь в надёжное и привычное тепло Шутовского плаща. Мимолётный страх прошёл. И мне хотелось ещё полюбоваться этой красотой и напитаться огромной силой Родителей Мира.
— Хорошо. Как устанешь — возвращайся.
Я кивнула, не в силах оторвать взгляда от игры солнечных бликов на бесконечной водной глади и огромного бездонного неба с редкими белыми облаками. Теперь я понимала, зачем Джастер привёл меня сюда.
«Мир намного больше, чем вы привыкли о нём думать».
Ты прав, Джастер, мир огромен. Невообразимо огромен.
Как же много мы забыли на самом деле… Как вообще люди могли забыть такое величие и мощь⁈ Как мы могли отказаться от даров Отца и Матери? Почему даже ведьмы и волшебники забыли про это⁈
«Нужно вернуть в мир магию. А для этого вернуть богам силу. А для этого вернуть людям память».
«Кто, если не мы, ведьма».
Ты прав, Джастер.
Кто, если не мы, сможет вернуть людям магию и память⁈
— Отец, Матушка! — в порыве чувств я сложила ладони вместе, прижимая руки к груди и стараясь не упустить на ветер плащ Джастера. — Обещаю вам, клянусь, я всё сделаю, чтобы магия вернулась в мир!
Ответом был ласковый поток солнечного света, вырвавшийся из-за облака, и новый порыв ветра, принёсший солёные брызги мне в лицо. Две луны назад я бы решила, что это случайность. Но теперь знала, чувствовала всей собой, что моя клятва услышана и принята Божественной Парой.
Преисполненная решимости, я отошла от обрыва и огляделась в поисках Шута.
Джастер обустраивал лагерь на границе с лесом. Лошадей он пустил пастись у озерца, а сам натягивал верёвки для шатра.
Опять мне спать одной… Я оглянулась на сверкающее в лучах солнца море и закусила губу от неожиданного понимания.
«Неужели ты всё ещё мне не доверяешь…»
Доверяю ли я ему? Сколько раз я уже натыкалась на этот вопрос? Сколько раз сомневалась в нём и переступала через сомнения, чтобы потом снова сомневаться, но уже по другому поводу?
Нельзя быть с тем, кому не веришь и не доверяешь, да?
Не будет удерживать, если… точнее, когда я захочу уйти.
И ведь не стал. Дважды, в Пеггивилле и Шемроке, разозлившись, по своей глупости, я прогнала его по-настоящему. И он действительно уходил. Только вот я, осознав свою ошибку, догоняла его, прося дать мне шанс начать всё снова, потому что…
Потому что…
Потому что верила и не верила ему.
Датри решала, хочет ли она быть с Шанаком, а он ждал её решения. Она решала, довериться ему или нет.
Значит… Значит, я в самом деле не доверяю Джастеру, и из-за этого он опять отстранился от меня? Поэтому не вернул мне оберег и браслет? Но почему? Почему я ему не доверяю⁈ Он же столько для меня сделал! Я же хочу быть с ним! Хочу, чтобы он остался со мной! Я же его…люблю⁈
Шанак, Датри, я же его люблю⁈ Правда⁈
Отец и Мать молчали, только ветер насмешливо бросил мне в лицо прядь моих волос.
«Нужно вернуть в мир магию…»
Может, дело в этом? Я нужна ему только для этого? А когда он это сделает, то всё… Всё закончится?
Я решительно сжала кулаки, намереваясь выяснить истину немедленно.
— Джастер!
— М? — он даже головы не повернул, расправляя полог.
— Что нужно сделать, чтобы вернуть людям магию?
Шут отвлёкся и с прищуром посмотрел на меня.
— Ты что, ведьма, на солнце перегрелась? Так здесь родник есть, сходи…
— Джастер, я не шучу! Ты говорил, что мы должны вернуть в мир магию! Или ты соврал?
— Говорил, — хмуро ответил он, снова вернувшись к своему занятию. — Я много чего говорил. Почему ты именно это вспомнила?
— Потому что я хочу это сделать. — Я решительно сложила руки на груди. — И я хочу знать, что для этого нужно.
— Ишь ты, какая… — он отошёл от готового шатра к сложенным у сосны вещам. — Если бы я знал, давно б сделал, тебя бы не ждал.
— То есть как… — я ошеломлённо смотрела на него. — Ты… не знаешь?
— Если ты думала, что память людям можно вернуть по щелчку, одним заклинанием, то ты глубоко ошибаешься, ведьма, — хмуро ответил он, доставая котелок. — Это тебе не сказка, где пойди туда, не знаю куда, найди волшебную вещь, и всё сразу — хоп! — и расколдуется. Ломать — не строить, знаешь ли. Это дело долгое. Что ты так на меня смотришь? Люди живут мало, и у них очень короткая память. Самая короткая из всех разумных, кто жил в этом мире. Люди умеют забывать даже самые ужасные или прекрасные вещи в своей жизни. Через несколько поколений они уже наполовину забывают то, что знали их предки. С Битвы богов прошла тысяча лет. Честно говоря, я удивлён, что люди вообще про неё ещё помнят.
— Но… как же тогда… — я растерянно смотрела на Шута. — Ты же говорил, что мы должны…
— Делай, что можешь, Янига, — он ответил без улыбки. — Ты уже идёшь по своей судьбе. Значит, всё сложится, как надо. А теперь не стой столбом, принеси хвороста для костра. Сегодня переночуем здесь, а завтра будем на месте.
Он взял котелок и зашагал к озерцу, где паслись лошади. Мне ничего не оставалось, как оставить его плащ и отправиться в лес.
Не всегда самая прямая дорога — самая короткая? Завтра будем на месте?
Опять одни вопросы и никаких ответов.
И ведь бесполезно спрашивать, снова отговорится загадками или вовсе отвечать откажется.
Как я должна ему доверять⁈
Шанак, Датри, как мне ему доверять⁈
Ответом мне был только шелест листвы над головой.
Когда я вернулась с охапкой хвороста, Джастер стоял на краю обрыва и разговаривал с Игвилем. Дракса прижимал крылья к спине и смущённо упирался чешуйчатым лбом в бок Шуту. Длинный хвост метался из стороны в сторону, острым концом срезая и без того низкую траву. Я бросила хворост возле шатра и подошла к ним.
— Ну, давай, попробуй. Тебе понравится, обещаю. Чего ты боишься? — Джастер ласково гладил Игвиля по шее. — Глядишь, ещё и нам ужин поймаешь.
Дракса жалобно заскулил и спрятал голову за спину хозяина.
— Что ты делаешь? — я остановилась в нескольких шагах от них.
— Уговариваю, как видишь, — Джастер всё также ласково гладил Игвиля по шее. — Раз уж у него крылья выросли, надо учиться летать. А он боится.
Я понимающе кивнула, а Шут улыбнулся.
— Иди сюда.
Жестом свободной руки он предложил встать с другой стороны от него. Я подошла, старясь не смотреть вниз и держаться подальше от края, а Джастер неожиданно обнял меня за талию, притянув к себе.
Далеко внизу волны с шумом накатывались на торчащие из воды скалы, и бессильно опадали, омывая их пеной. Жуть-то какая… И зачем он на самом краю встал?
От огромной высоты голова кружилась, и было страшно упасть в кипящие волны. Хорошо, что Джастер меня держит…
— А ты бы хотела летать, Янига? — Шут смотрел в небо и мечтательно улыбался. — Подняться до самых облаков и даже выше, навстречу солнцу, ветру… Почувствовать настоящую свободу… Испытать ни с чем несравнимое чувство полёта…
Я перевела взгляд с лица Джастера на небо. Нежная голубизна над головой переходила в невероятную синь, и мне вдруг показалось, что в такое небо можно упасть, как в… в море. Захлебнуться с головой и утонуть в неведомой глубине.
«Конь коню — рознь, а этому только крыльев не достаёт…»
Не равна птица по полёту, да?
— Я не птица, — сердито нахохлилась я, обидевшись на давно сказанное Даэ Нану. — У меня нет крыльев.
— А я бы хотел, — Шут по-прежнему крепко обнимая меня, мечтательно улыбался, не обратив внимания на мою обиду. — А вот Игвиль может, но не хочет.
Дракса виновато выглянул из-под хозяйской руки, а кончик хвоста заметался ещё быстрее, вырывая траву и раскидывая мелкие камни. Часть из них перелетела за край обрыва, и я ухватилась за Шута обеими руками, проследив их полёт в пенное море.
Летать как птица… Да разве человеку такое по силам⁈ Вот так вот, камнем на дно только.
— Экие вы оба, — вздохнул Джастер. — Ладно, пойдём кашу варить, раз летать не хотите.
Я не успела ничего ответить, как он развернулся в сторону драксы, по-прежнему не отпуская меня. В следующий миг я поняла, что земли под моими ногами нет. Ужас от разверзнувшейся под ногами пустоты и утопающих в пене скал пронзил насквозь, дыхание перехватило, я вцепилась в Шута ещё крепче…
И Джастер не удержался.
В одно короткое мгновение всё опрокинулось навзничь, и мы полетели в пропасть. В безмолвном ужасе я только смотрела, как удаляется от нас край обрыва, где жалобно закричал дракса. Спиной я чуяла, что вода и скалы всё ближе и ближе…
— ИГВИЛЬ!
Джастер призывно вскинул к нему руку, и дракса не выдержал.
Голубое пламя метнулось с обрыва за нами. В следующий миг я ощутила под собой чешуйчатую спину, сверху придавил Шут, выбив из меня дыхание, а падение прекратилось.
— Всё, всё, не бойся, ты молодец, всё хорошо. Сейчас поможем.
Джастер обращался не ко мне, а к драксе, который неровно, рывками поднимался вверх и снова проваливался вниз. Перепончатые крылья с заметным усилием били воздух, а Шут посмотрел на меня.
— Д-джа… — ко мне вернулся дар речи.
— Мы не там сидим, поэтому ему тяжело и неудобно. — Он не улыбался и не шутил. — Давай, перевернись на живот и доберись до его шеи. И быстрее, ведьма, а то все упадём, а под нами море.
Я испуганно моргнула, сглотнула комок в горле, и, осторожно перевернувшись на живот, поняла, что Шут прав.
Море было близко. Прямо говоря — Игвиль едва ли не брюхом волны задевал. Я могла бы опустить руку и коснуться воды.
— Не спи, ведьма!
Не сплю я, не сплю! Вот, уже ползу… Великие боги, как же неудобно это делать в платье!
— Дальше! — снова поторопил меня окриком Джастер.
— Да куда дальше⁈ Я и так почти на шее!
— Ещё немного, я же за тобой сяду.
Так бы и сказал сразу…
Обхватив шею драксы руками, я боязливо опустила ноги вниз, надеясь, что туфли с меня не свалятся.
— Садись прямо, Янига, — насмешливый голос привёл меня в чувство. — Не бойся, я тебя подержу.
Угу, не бойся… Подержит он…
— Сядь, ведьма. Хватит трястись как заячий хвост.
Рассердившись, я выпрямилась, собираясь высказать ему всё, что думаю, и ахнула, забыв обо всём.
Мы летели.
Даже не так.
ЛЕТЕЛИ!
Игвиль уверенно поднимался всё выше и выше, волны становились мелкой рябью, а море под нами всё не кончалось.
Насколько хватало глаз, вокруг было небо и море.
Солнце, ветер, простор и… удивительное, ошеломительное чувство детского восторга, от которого сладко щемило под ложечкой, потому что это было…
Неописуемо прекрасно!
Летать как птица? Да! Я хочу стать птицей! Раскинуть руки, расправить крылья и!..
— Лучше держись, ведьма. Навернёшься же.
Горячие ладони легли мне на бока, и я тут же опустила руки и испуганно ухватилась за шею драксы. До воды было намного дальше, чем на краю обрыва. Джастер за моей спиной даже не хмыкнул.
— Игвиль, давай обратно. На первый раз хватит.
В следующий миг небо накренилось, сердце и желудок ухнули куда-то вниз, к горлу подкатил удушающий комок, и я даже вздохнуть не могла от испуга. Если бы Джастер меня не держал, точно бы навернулась. Но почти сразу дракса выровнялся, и я увидела, что море и небо теперь разделяет тонкая тёмная черта. Фух, слава Богам…
— Это берег? Мы так далеко?
— Да, — Шут по-прежнему говорил немногословно. — А справа горы. Видишь?
Я пригляделась и поняла, что странные тёмные облака далеко впереди и в самом деле не двигаются, в отличие от своих белых собратьев.
Игвиль уверенно держался в воздухе, Джастер удерживал меня за талию, и я уже без страха смотрела, как быстро приближалась тонкая полоска берега, открывая моим глазам невиданное прежде зрелище.
Деревья казались не выше скошенной травы. Обрыв и скалы под ним — обычной ступенькой. Наши лошади возле крохотного сверкнувшего пятнышка воды — меньше мышей.
Но не только это поразило меня.
Земля впереди напоминала огромный живой ковёр, который чем дальше, тем больше бугрился холмами, пока далеко справа не превращался в огромные каменные горы, внизу покрытые зеленью, а наверху сверкающие белым. Влево стена обрыва тянулась, насколько хватало глаз. Неровные пятна леса, где-то темнее, где-то светлее покрывали всё обозримое пространство, и ничего похожего на Сурайю или то место, куда мы должны завтра прийти, я не видела.
Дракса начал снижаться, и я с сожалением подумала, что чудеса закончились. Вряд ли ещё когда мне придётся прокатиться на Игвиле. Это сейчас всё так сложилось, что он меня вместе с Джастером спас. А если бы не это…
Игвиль завис над травой, поднимая крыльями ветер, а затем разом приземлился на обе лапы. Сидя на его шее, я почти доставала ногами до земли.
— Слезай, ведьма, — холодно поторопил меня Шут. — Дай ему отдохнуть.
Я торопливо спрыгнула и, оглянувшись, поняла, что Джастер прав. Игвиль лёг на траву, распластал крылья и выглядел заметно уставшим. Шут сел рядом с ним на землю, дракса положил голову ему на колени и закрыл глаза, пока хозяин ласково гладил его по чешуйчатой шкуре.
— Займись ужином, ведьма, — не глядя на меня, бросил Шут. — Не стой без дела.
Я сердито поджала губы, но мне ничего не оставалось, как отправится к нашему лагерю, а Джастер что-то негромко и неразборчиво говорил драксе.
Пока я варила кашу, Шут так и сидел в обнимку с Игвилем, наглаживая Живой меч.
«Маленький он ещё, испугался…»
Испугался… Опять испугался из-за одной глупой ведьмы, которая чуть дважды… Нет, теперь уже трижды едва не отправила его хозяина в сады Датри. И не важно, то Джастер тогда сам хотел умереть. Сейчас-то он умирать не собирался…
Хотя Игвиль и подрос, но, наверное, по своим волшебным меркам по-прежнему оставался маленьким. Вон как он боялся летать и Джастер его уговаривал… Если бы Шут не упал с обрыва, кто знает, захотел бы дракса полететь спасать глупую ведьму… Это за своего хозяина он в огонь и в воду, а я…
Игвиль ведь так и не простил меня за Шемрок. А теперь к моим проступкам добавился ещё один…
И что я запаниковала? Не уронил бы меня Джастер, в самом деле. У него силы хватит меня одной рукой удержать…
Только в тот момент я об этом совсем забыла. Потому что решила, что сейчас упаду вниз.
По-прежнему не доверяю я им, так выходит…
Но почему? Почему⁈
Когда каша сварилась, я наполнила наши миски и отнесла Шуту, так и сидевшему в обнимку с драксой. Игвиль спал, положив голову на колени хозяина, а сам Джастер смотрел на разливающийся над морем закат и о чём-то думал.
Миску с кашей он взял не глядя и ел молча. Я села в нескольких шагах от них и, пока ела, тоже любовалась удивительной красотой вечерней зари над бесконечным и изменчивым морем, частенько забывая донести ложку до рта.
Хотя каша остывала на ветру, это было не важно. Завтра мы уйдём отсюда, и навряд ли я когда-то снова увижу подобное. Как Джастер мне сказал на нашей прогулке: очень красиво, хочу запомнить…
Теперь я понимала его. Я тоже хочу запомнить эту удивительную, божественную красоту…
Когда последние лучи солнца погасли, почти сразу вокруг сгустилась тьма. Только над головой сверкали бесчисленные звёзды, да теплился вдалеке наш костёр.
Край обрыва исчез в этой черноте, и я теперь боялась встать и пойти обратно, чтобы случайно не навернуться, как выразился Шут. Хотя я не на краю сидела, да и костёр видно, но всё равно боязно…
— Пойдём.
Перед моим лицом появилась ладонь, и я благодарно ухватилась за неё, как за спасение. Игвиль по-прежнему спал. Кажется, полёт с нами и в самом деле не простое занятие…
В молчании мы дошли до костра, и, пока Джастер ходил к озерцу мыть наши миски и проверить лошадей, я думала, что же мне делать.
Потому что дальше так жить я не могла.
Когда Шут вернулся и достал из сумки очередную веточку для игрушки, я не выдержала.
— Джастер… Почему ты сказал, что я тебе не доверяю?
— А разве это не так? — он придирчиво рассматривал веточку. — Ты не доверяешь сама себе. Как ты можешь доверять кому-то другому?
Не доверяю себе⁈ Что за глупости⁈ Конечно, я себе доверяю!
— С чего ты⁈…
— Ты помнишь своего отца и свою мать? — невозмутимо перебил он меня. — Любишь их? Уважаешь? Что ты вообще знаешь про них?
Люблю? Уважаю? Тех, кого не помню, и в сознательной жизни никогда не видела?
— При чём здесь это⁈ — я изумлённо уставилась на него. — Какое отношение…
— Самое прямое, ведьма. — Спокойно ответил он, обстругивая кору. — Отец и мать — это врата, через которые душа приходит в мир. Они — главная опора в жизни каждого человека, через них ты получаешь силу и поддержку от своего рода. Как родник наполняет ямку в земле, чтобы потом течь дальше ручьём и рекой, так и род наполняет человека, чтобы через него продолжиться в будущем. Глядя на мать и отца, девочка учится быть женщиной и доверять мужчинам, а мальчик учится быть мужчиной и доверять женщинам. Это основа, краеугольный камень, чтобы построить свою жизнь. Не веря в себя, не веря другим не создать семьи, не вырастить детей. Можно, конечно, только получаться будет плохо, и счастливыми в такой семье никто не будет. У ведьм и вовсе не принято заводить семью. Вспомни, когда мы встретились, ты не верила в себя как женщина и как ведьма. Ты постоянно сравнивала себя со своей наставницей и во всём стремилась ей подражать. Сейчас ты немного узнала о своей силе и стала уверенней в своём даре, но не в том, что можешь быть интересна как женщина, а не как ведьма. Мужчины для тебя по-прежнему всего лишь развлечение, прислуга и любовники, которых легко прогнать и легко вернуть. И ко мне ты относишься так же. Но я — не все, ведьма. Моё терпение кончилось. Дважды я прощал тебя. В третий — не стану. Можешь потом хоть со скалы с разбегу прыгать, дело твоё.
Я только молча тискала юбку, потому что сказать на справедливые упрёки было нечего. Стыдно, горько и очень больно… От последних слов в душе и вовсе вдруг поднялся такой глухой комок неожиданной обиды и страха, что даже дыхание перехватило, а в глазах стало мокро.
— А как же тогда эта самая твоя судьба⁈ Ты же го…
— Моя судьба — не твоя забота, ведьма. — холодно срезал Шут. — Лучше думай о своей. Я предупредил.
Я молча глотала слёзы, понимая, что всё. Никакие мои уговоры на него больше не подействуют. Он не лгал. Никогда не лгал. И всегда исполнял обещанное. Значит, мне больше нельзя так ошибиться.
— П…прости…
Джастер даже бровью не повёл. Что ему от моих извинений…
Сидит вон и игрушку вырезает, как ни в чём не бывало… А я опять реву, как девчонка…
— Кто тебя воспитывал до того, как тебя забрала твоя ненаглядная Холисса? Кто тебя любил и баловал? — внезапно спросил Шут, перебивая моё настроение.
Я вытерла мокрое лицо рукавом, задумавшись над неожиданным вопросом. Кто меня любил и баловал…
Холисса заменила мне мать, но никогда не была ей. Она воспитывала меня, растила, кормила и учила, и всегда говорила, что я — будущая ведьма и её ученица. Она учила меня быть ведьмой, а не женщиной. И обходится с мужчинами учила как… как ведьма. Напоила зельями, развлеклась и бросила ненужное. И я… я старательно повторяла это за ней. Повторяла, даже понимая, что так делать не стоит. Уж не с Джастером точно.
Любила ли она меня…
После случившегося в Шемроке я уже не была уверена ни в чём.
«Помните, вы говорили, что она вам как матушка почти»…
— Я никогда не думала об этом, — тихо пробормотала я, не поднимая головы. — Я не помню родителей. А теперь даже не знаю, любила ли меня Холисса…
— Любила и любит, — негромко ответил он. — Можешь не сомневаться. Она за тебя даже мне голову оторвёт. По крайней мере, попытается.
Я невольно улыбнулась, вспомнив «обидишь мою девочку — прокляну так, что ни одна ведьма не поможет».
— Значит, она для меня стала матерью? Мне надо делать, как она? Но ты же говорил…
— Ты очень много твердила мне о традициях, ведьма. Но ничего не знаешь про то, как они появились. Дар ведьмы передаётся по праву крови, от матери к дочери. Так сохранялась и приумножалась сила рода и сила дара, так передавались и приумножались знания. Здоровое дерево даёт обильные урожаи. Но когда дереву обрубают ветви — оно истощается и однажды умирает. После Битвы богов ведьмы встали на защиту людей от демонов и прочих тварей, выживших после битвы. Ведьмы погибали в сражениях, а их дети, если выживали, оставались необученными сиротами, чей дар не помогал людям, а вредил. Это породило ненависть среди простых людей, во многом утерявших свой дар. Детей с тёмным даром начали преследовать и убивать, а их отцов клеймили и изгоняли из деревень и городов. Тогда ведьмы решили поступать иначе. Ради безопасности близких и сохранения дара они отказались от мужей и семьи, и стали отдавать своих детей на воспитание чужим людям. А чтобы ребёнка не убили и не обижали за ведьмовскую кровь — оставляли ещё и деньги. Когда у ребёнка прорезался дар — его забирала в обучение любая ведьма, оказавшаяся поблизости, и учила тому, что умела сама, невзирая на способности ученика. Но отрезанная ветвь плохо приживается на чужом дереве. Ребёнок, не знающий своих корней и своих предков, вырастал слабее, чем мог бы. Дар мельчал. Знания терялись. Демоны были побеждены, но традиция уже прижилась и осталась. Так вырождались сила и магия. Ради сиюминутной выгоды ведьмы отказались от поддержки своего рода, но в итоге сделали только хуже. Это традиции, которые ты так ценишь и защищаешь. Твоя Холисса учила тебя быть ведьмой, как учили её. И ты шла по её стопам, пыталась ей во всём подражать, имея совсем другой дар. Вспомни, куда это тебя привело, ведьма.
Я молча глотала горькие слёзы. Мне и так было скверно от всего услышанного, а от последних слов я и вовсе вздрогнула, невольно обняв себя руками. Помню. Очень хорошо помню все его «не по своей судьбе идёшь»…
Срезанная ветвь плохо приживается на чужом дереве… И в самом деле — плохо. За примером даже ходить далеко не надо, вот она я, ведьма не любовной магии…
Магия вырождается…
«Сколько у вас наделов?»
Двенадцать. Или тринадцать. Было до того, как появилась Вахала. А теперь ещё меньше. И если я не остановлю эту каргу, то она всех оставшихся ведьм перебьёт. С ней даже Холисса не справится, потому что… потому что дар другой.
— И что теперь делать? — я подняла хмурый взгляд на Шута. — Предлагаешь мне начать ненавидеть Холиссу?
Джастер крутил в руках обструганную веточку и смотрел в огонь. Он не улыбался, в тёмных глазах плясали язычки костра.
— Предлагаю простить. У тебя есть настоящие родители, ведьма. Через них ты можешь наладить свою связь с родом. Это поможет тебе укрепить веру в себя и научиться доверять другим людям.
Другим людям… Доверять тебе, так бы и сказал!
— Ты предлагаешь поехать их искать? Это глупо! Я даже не знаю, где они живут и живы ли вообще!
— Нет, — он качнул головой, не сводя взгляда с огня. — Ехать никуда не нужно. Связь с родом и родителями у человека всегда в крови и в сердце. Достаточно открыть его для любви.
Открыть сердце для любви к тем, кого не знаю и не помню? Странно это.
— Я не понимаю, Джастер.
— Для начала прости свою наставницу. — Он по-прежнему не смотрел на меня. — Очисти своё сердце от того, что ты накопила, ведьма.
— И… и как мне это сделать? — не стала отпираться я.
— Очень просто. — Шут убрал недоделанную игрушку в торбу и взял лютню. — Я буду играть, а ты говори всё, что у тебя на сердце, не думая ни о чём. И не бойся. Она об этом не узнает, я не услышу. Начни со слов: а ещё я хочу тебе сказать.
— То есть я должна говорить это… тебе? Но…
Вместо ответа Джастер застучал пальцами по лютне, всё громче и громче. Струны загудели, а быстрый и ритмичный бой настолько не был похож на всё привычное, что мои возражения пропали сами собой. Вместо этого внутри поднималась какая-то тревога, словно что-то опасное приближалось, и надо было спешить…
— Если не знаешь с чего начать, говори «а ещё я хочу тебе сказать, Холисса», — мельком взглянул на меня Шут. — И держи ритм.
— А ещё я хочу тебе сказать, Холисса, — послушно и торопливо повторила я, чувствуя, что под гулкий и тревожный ритмичный бой мысли начинают куда-то исчезать, а вместо этого поднимается что-то очень глубокое, тёмное и неведомое. В следующий миг раскатистый бой заполнил собой всё вокруг. Гул струн напоминал рёв бури, тревога на душе становилась всё сильнее, а Шут не смотрел на меня, продолжая играть…
— А ещё я хочу тебе сказать… — повторила я, чувствуя, что и в самом деле хочу высказать наболевшее, и радуясь, что никто меня не услышит. — Я хочу тебе сказать… Зачем ты это сделала, Холисса⁈ Зачем ты так поступила со мной⁈ Зачем⁈…
Я бы не смогла сказать, сколько длилось это безумие. Ритмичный гулкий грохот держал меня в напряжении. Я кричала, рыдала, обвиняла, жаловалась, вспоминала детские обиды и радости, просила прощения…
Дважды Джастер вырывал меня из этого безумия, протягивая чашку с водой, и снова возвращал назад, давая выплеснуть всё, что мне так давно хотелось сказать…
А затем в какой-то момент тревожная гроза сменилась плавной и нежной мелодией, уносящей тревоги и ласкающей душу.
— Обними себя за плечи, Янига, — мягко сказал Шут, — как если бы она обнимала тебя. Почувствуй любовь к ней в своём сердце.
Я обняла себя за плечи и покачивалась из стороны в сторону, чувствуя не любовь, а внезапную усталость и опустошение. Что-то во мне очень сильно изменилось. А Джастер перебирал струны и тихо напевал странную песню:
— Верните каждому своё, отдайте каждому своё, пусть все идут своим путём, приобретя утраты…
Верните каждому своё… Пусть все идут своим путём…
Грустно такое слышать, и в то же время… это было правильно. Каждый должен думать о своей судьбе и идти своим путём.
Джастер молча играл, а я не осмеливалась нарушить эту тишину и внутреннее удивительное ощущение внезапной пустоты. Эта пустота не пугала, наоборот, у меня было чувство, что я избавилась от чего-то давно ненужного, и внутри сразу стало просторно и легче дышать…
Я не заметила, как Шут перестал играть и просто сидел, глядя на огонь. Мне очень хотелось подойти и сесть рядом, но я не осмелилась на это.
— Джастер… — негромко окликнула я его. — А ты… Ты любишь своих родителей?
Струны под пальцами Шута жалобно звякнули.
— У меня нет родителей, ведьма. Говорил уже. — Он холодно и мрачно взглянул на меня. — И дома у меня тоже нет. Я наёмник и бродяга. Доброй ночи, ведьма.
С этими словами он поднялся и пошёл туда, где спал Игвиль. Мне оставалось только смотреть, как Джастер уселся на краю обрыва, а затем ветер донёс музыку.
Быстрая, неровная мелодия напоминала бегущий по камням ручей. Я обняла колени руками и смотрела на тёмный силуэт, заметный на фоне неба только потому, что он закрыл собой звёзды. Лишь долетавшие звуки музыки да Игвиль, разделявший с хозяином его одиночество, показывали, что Джастер ещё здесь.
Меня разбудил холод. Костёр погас, а я поняла, что так и уснула возле него, убаюканная мелодиями Шута. Оглядевшись в темноте в поисках Джастера, я не сразу поняла, что в шум прибоя по-прежнему вплетается музыка. Совсем не похожая ни на что, прежде слышанное мной, словно играло множество разных инструментов. Даже не думала, что лютня может издавать такие звуки.
Я посмотрела в сторону обрыва и тихо ахнула. В небе, там, где оно встречалось с морем, словно текла звёздная река. Выше неё, среди крупных, бесчисленных звёзд сиял месяц. И мне вдруг показалось, что это сама Датри ласково улыбается музыканту, играющему на обрыве.
Нет родителей и нет дома… Поэтому так и живёт, один, без семьи и без друзей. Надеясь только сам на себя и не доверяя никому, кроме…
Кроме глупой ведьмы, дважды не сумевшей оправдать его доверие. И тех, для кого он сейчас играл.
Я закуталась в плащ и забралась в шатёр.
Доверяю ли я ему? В ответ на эту мысль из глубины души пришло не сомнение, а удивительное спокойствие. И даже мысль о Холиссе не принесла знакомых страхов и переживаний. Это перестало меня волновать. К бывшей наставнице я чувствовала только тепло и благодарность за моё воспитание.
Вместо всех прежних тревог и сомнений в душе появился невидимый стержень и теперь надёжно поддерживал меня изнутри.
Хватит сомневаться, Янига. И в себе, и в нём.
— Я доверяю тебе, Джастер, — негромко прошептала я, закрывая глаза. — И себе я теперь тоже доверяю.
Под голос моря и удивительную музыку Шута, с чувством удивительного освобождения и умиротворения на душе я и уснула.