Когда мы выехали за ворота, Джастер негромко сказал найти на дороге развилку и свернуть туда, а заодно попросил пришпорить лошадей.
— Нужно найти спокойное место для ночлега подальше от города, — пояснил он. — Через реку лучше переходить днём, но сегодня мы не успеем добраться до переправы. Если увидишь впереди караван — скажи мне.
— Хорошо, сын мой, — кивнула Сновидица и пришпорила Пламя, переходя с шага на рысь.
Скоро мы ехали по довольно узкой ухабистой дороге среди каменистых пригорков, поросших цепким кустарником и невысокими деревьями. Огонёк, недовольная короткой пробежкой, фыркала и махала хвостом, но Бахира решила, что разумнее поберечь лошадям ноги, а нам шеи, и рыжая лошадь снова перешла на шаг. Джастер больше ничего не говорил, а я смотрела порхающих над кустами мелких белых бабочек, слушала прерывистые резкие трели незнакомых птиц, глядела на облака, и пыталась думать о том, что вечером может пойти дождь.
Думать о том, что случилось в Арсанисе, совсем не хотелось, но случившееся во дворце эмира не выходило у меня из головы.
Джастер снова всех перехитрил.
Вот почему он согласился пойти во дворец эмира. Он знал, что Взывающий непременно скажет эмиру, что перед ним Ашу Сирай, и тот нас отпустит, потому что побоится идти против воли Сурта. И когда Шут не услышал своего прозвища, то вынудил самозванца провести ритуал и сам вызвал тёмного бога.
А разгневанный Сурт не только раскрыл тайну маски Джастера, но и покарал тех, кто нарушил его волю…
«Я мог бы объяснить сам, но это твои преданные…»
Это он пошутил, конечно. Кто бы поверил какому-то «духу пустыни», да ещё и слепому, что он посланец самой Датри? Уж точно не эмир, и его послушная игрушка Байруз, не способный даже увидеть великий дар Ашу Сирая…
«Великий дар тех, кого ты собрался судить…» — внезапно прогремело у меня в голове. — «Говорящая с матерью…»
Дар тех, кого… говорящая с… ма…
Но ведь там был только Шут и… я⁈ Это у меня великий дар? Это я — говорящая с… с ДАТРИ⁈
Ошеломлённая внезапным пониманием, я натянула поводья так резко, что Ласточка чуть не споткнулась и недовольно фыркнула.
— Что случилось, Янига? — спросил Шут, едва повернув голову в мою сторону.
— Джастер… — я сглотнула, набираясь решимости для вопроса. — Это… это правда⁈
— Что именно, ведьма? — он приподнял бровь. Бахира за его плечом смотрела на меня с недоумением.
— Что я… что у меня великий дар и я голос Датри⁈
Джастер оглянулся, лунные глаза в обрамлении тёмно-синей ткани смерили меня невидящим задумчивым взглядом. Но я не успела ничего сказать.
— Ты только что это поняла? — неожиданно хмуро сказал он в ответ. — Твой дар, каким бы он ни был, зависит от тебя. Кому много дано — с того много и спросится. Если ты к этому готова — то бери свою жизнь в свои руки, смело иди по своему пути и всё узнаешь сама. Если нет — пеняй на себя.
Он отвернулся, давая понять, что разговор окончен.
Дальше наш путь проходил в молчании. Бахира вела нас вперёд, Джастер молчал, а размышляла о том, как Шут в очередной раз перевернул мой мир.
Конечно, я не думала, что он скажет «твой дар высотой с иву», или «с яблоню», «ты избрана Великой Матерью», но и такого ответа тоже не ожидала.
Изнутри толкнулась ласковая волна силы, а по спине пробежал холодок, и меня в который раз за короткое время накрыло пониманием.
Всё, что было сказано во дворце эмира — правда.
У меня великий дар и я говорящая с Датри…
Я не могла уложить это в голове и в то же время знала, что это так. Джастер мог о многом промолчать или шутить надо мной, но Сурт Тёмноокий не считал тайной ни маску Ашу Сирая, ни мой дар. И у него не было причин скрывать это от… своих преданных.
Боги уважали, берегли и ценили свои Голоса.
«Говорящий с богом или богиней — это особенный человек… он должен быть посвящён в силу и служение своему богу… в моменты призыва он добровольно становится сосудом для своего божества, отдавая свою свободную волю и своё тело в его руки…»
«Датри подсказала тебе ответ».
«Какая сила — такое и посвящение, ведьма…»
«Чем чаще ты обращаешься к ним — тем чаще тебе отвечают…»
Сколько раз я обращалась в своих молитвах к Датри, прося о несбыточном? Сколько раз просила её помочь мне или помочь Джастеру?
И Великая Мать откликалась. Откликалась каждый раз, когда это было действительно важно. И тогда я открывала рот и говорила что-то такое, что остужало гнев Шута, и он соглашался выполнить мою просьбу.
«Жаль, что ты не служишь мне…»
«Я служу Великой Матери…»
Но он никогда, ни разу, не…
В один миг я вдруг вспомнила, как Шут вставал и уходил в лес играть по ночам, когда на небе была полная луна. Как рассказывал мне о Великих Богах и знакомил с их силой на берегу лесного озера. Как пел людям песни про сотворение мира и Божественную Пару. Как смотрел в небо и словно прислушивался к кому-то. Как играл на берегу моря, а мне казалось тогда, что Датри улыбается одинокому музыканту…
Он делал и говорил всё это на моих глазах, но мне и в голову не приходило назвать это служением Матери Мира!
И он никогда не спорил, когда я открывала рот и говорила неожиданные для себя вещи. Он умел слышать голос Датри в моих словах, даже когда я сама подозревала этого.
Великие боги, как много я не понимала! Точнее, не хотела понимать, принимая все его слова и действия как… как сказку, как отговорку, как просто слова, не желая вникать в суть…
'Когда ты понял, что это серьёзно?
— Когда Датри через тебя сказала, что я знаю, что должен делать…'
Он ведь этого не скрывал. Никогда не скрывал, а я… Я не слышала и не видела того, что было у меня прямо под носом.
Судьбы наши связаны иначе…
Вот почему он со мной. Вот почему не прогнал, терпел все мои выходки и согласился помогать во всех делах.
Я — Голос Датри, которой он служит.
Он принял меня, так же как принял Бахиру, только из-за воли Великой Матери.
Ох, глупая ты Янига, глупая…
Мне стало горько, больно и обидно. Слёзы сами потекли по щекам, но под парном этого не видно, да я и не хотела, чтобы это заметили. Я поспешно вытерла глаза кончиками пальцев, чтобы не размазать краску.
Хватит реветь. Я не маленькая девочка, а взрослая ведьма.
«Бери свою жизнь в свои руки и смело иди по своему пути…»
Никогда прежде он не говорил таких слов.
Бери свою жизнь в свои руки… А разве сейчас это не так? Разве моя жизнь не зависит от меня?
«А разве зависит, ведьма?» — тут же услышала я в голове насмешливый голос.
Вопрос прозвучал так явно, что я вздрогнула и посмотрела на Шута. Но Джастер ехал впереди, и, судя по всему, был глубоко погружён в свои мысли. Ему и без меня есть над чем подумать.
Бери жизнь в свои руки… Хмм… А в чьих руках моя жизнь сейчас?
«А кому ты её отдала, ведьма?» — снова спросил ехидный голос, и я опять дёрнула поводья Ласточки от неожиданности. Лошадь фыркнула, Бахира оглянулась, но я покачала головой, давая понять, что всё в порядке и она снова обратила внимание на дорогу. Джастер даже ухом не повёл, настолько глубоко задумался.
А я ехала следом за ним, потрясённо открыв рот от осознания, что и в самом деле вручила Шуту свою жизнь. Точнее, очень хотела это сделать и никак не понимала, почему он отказывается принять меня как…
Как обузу.
Он сам решал, что и как будет делать, сам выбирал себе друзей, сам спорил с правителями и богами, и сам принимал их гнев, не подставляя за себя других. Даже потеряв зрение, он не стал слабее духом. Наоборот, даже нуждаясь в нашей помощи, Джастер оставался… вождём нашего крохотного отряда. В безвыходной ситуации он сумел не только защитить нас с Бахирой, но и победить своего врага. Он знал, куда и зачем идёт, и не сомневался в том, что сможет исполнить задуманное.
А я… Я по-прежнему не хотела решать за себя сама. Я была готова делать, как он скажет, быть ему самозваной сестрой, любовницей, кем угодно, лишь бы быть рядом с ним. За его спиной, под его защитой, с его заботой.
Я пыталась отдать свою жизнь в его руки, но Шут желал видеть рядом с собой…
Нет, не сестру и не мать. Мы с Бахирой играли эти роли лишь потому, что он их выбрал для своего плана. Бахира искренне могла считать его своим «сыном», но сам Джастер видел в ней не мать, а Сновидицу и одну из Лунного Круга. Он принял Бахиру, только подчиняясь воле Датри.
И уж точно он не желал видеть рядом с собой глупую ведьму, которая при каждом шорохе бежит к нему за помощью и защитой, как маленькая девочка к отцу. Да и любовница из меня, положа руку на сердце…
Ашу Сирай мог завести себе целый харем из красавиц куда опытнее и умнее меня, обученных не только любовным утехам, но и танцам, музыке и разным наукам. Машнун-Мают был вождём маджан, спас целый народ, и наверняка покорил сердца многих девушек этого племени. Бахира точно любила его.
Да и без того красавец-музыкант не остался бы без женской ласки, стоило ему взять лютню в руки и улыбнутся.
Но Шуту всё это было не нужно.
«Сын великой Матери открыл своё сердце людям, но не желает открыть его человеческим дочерям…»
Потому что где-то была та, что отвергла его любовь и выбрала другого мужчину. Женщина, которая взяла свою судьбу в свои руки и смело пошла по своему пути.
А он теперь шёл по своему. Исполнять волю Датри.
Каждый из них сделал свой выбор.
А я… Я всё это время так хотела получить Джастера, хотела вручить ему свою жизнь, но даже не думала, что могла дать ему в ответ? Постель? Любовь?
Но он всё это легко мог получить от любой другой женщины, если бы захотел.
«Верь в меня» — вдруг вспомнилось мне. — «Верь в меня, как верила всегда».
«Неужели ты по-прежнему мне не веришь, ведьма?»
«Янига сомневается во мне, ами…»
Ошеломлённая очередным озарением я вновь натянула поводья недовольно фыркнувшей Ласточки и посмотрела на широкую спину Джастера.
Верить. Он просил просто верить в него.
Шут верил мне и Бахире, и он ждал от нас такой же веры.
В неведомой мне Игре, Джастер уже потерял не только свою маску Ашу Сирая, но и зрение, а ведь он только вступил на этот путь.
«Верь в меня…»
Я… я верю тебе, Джастер. Верю, что в твоих руках моя жизнь была бы… в безопасности. Потому что ты себя не пожалеешь, чтобы защитить меня или Бахиру. И простых людей ты тоже будешь защищать от любого зла до последней капли крови.
Но я не хочу, чтобы ты погиб из-за глупой ведьмы, не пожелавшей взять свою жизнь в свои руки! Потому что Бахира… Она верила тебе и верила в себя. Она могла за себя постоять и была готова пожертвовать собой, защищая меня и своего названного «сына». Её жизнь была в её руках.
Но как мне поверить в себя?
Как взять свою жизнь в свои руки? Ведь не от умения владеть оружием это зависит…
Ответов на эти вопросы я не знала.
Солнце перевалило за полдень, когда Джастер решил сделать привал. Ещё немного и я сама попросила бы его об этом, так как живот все громче напоминал о себе. Бахира нашла небольшую ложбинку между холмистыми пригорками, и мы свернули с дороги.
Лошади и мул жевали невысокую траву, а мы ели мягкие лепёшки со свежими фруктами, запивая водой. Джастер привычно молчал, но от его утренней безмятежности не осталось и следа. Наоборот, он выглядел таким мрачным, каким я его не видела уже давно. Бахира кидала на нас внимательные и заинтересованные взгляды, и когда Шут отряхнул руки, она решилась спросить.
— Что случилось во дворце эмира, сын мой?
Джастер вздохнул, отпил воды и вытер губы.
— Тёмноокий явился и покарал эмира за ложь и обман. Садир тоже заплатит за всё, завтра его казнят за смерть эмира. Нас никто не станет преследовать, не волнуйся.
— Вот как, — Бахира опустила голову и стиснула руки. — Надеюсь, его смерть будет мучительной.
— Каждый получит то, что заслуживает, ами, — хмуро ответил Джастер. — Это непреложный закон мира, которому подчиняются даже боги.
— А разве ты заслужил свою слепоту⁈ — я не успела прикусить язык и под укоризненным взглядом Бахиры виновато опустила голову. — Прости…
— Не за что, ведьма. — Джастер, как и я, перешёл на язык Эрикии. — Я уже всё сказал по этому поводу, повторять не буду.
Он не смотрел на меня, но голос… Голос принадлежал Ашу Сираю. И хотя белой маски не было, я очень хорошо представила, как сверкнули бы изумрудным узкие прорези глаз.
Только вот носить удивительную маску Джастеру больше не придётся. Не в Сурайе точно.
— Если ты недоволен тем, что Сурт всем открыл твою тайну, я-то тут причём? — тихо пробурчала я себе под нос. — Мог бы его и не вызывать…
— А ты предпочла бы отплатить бедняге Назараиду кровью за его гостеприимство?
Шут повернул голову в мою сторону, и я невольно вздрогнула, потому что его глаза были черны и холодны, как осенняя вода. Даже лунное отражение зрачков не смягчало, а только подчёркивало внезапный холод.
— Или ты жаждала утопить город в крови, пробиваясь к воротам?
Он вдруг подался вперёд, и его лицо исказилось от внезапного гнева.
— Хочешь увидеть реки крови⁈ Хочешь пройти по трупам, убивая всех подряд⁈ Сколько людей ты убила, ведьма, напомни-ка мне⁈ Сама, своими руками, а не с помощью своих проклятий! Сколько людей умерло на твоих руках⁈ Сколько друзей ты похоронила, ведьма⁈ Сколько⁈ Что важного ты теряла в своей жизни⁈ Ну⁈ Скажи, ведьма!
Я испуганно отшатнулась, не понимая его внезапной вспышки ярости. А вот Бахира нахмурилась, подошла к Шуту, села рядом и неожиданно обняла его за плечи, притягивая к себе.
— Успокойся, сын мой, — она прижала его к себе и гладила по плечам и голове. — Я понимаю твою боль и гнев. Но ты сам учил нас, что пески времени легко утекают сквозь пальцы и ветер стирает старые письмена, чтобы написать новые. Прошлое — прошло, и ветер перемен давно перелистнул те страницы.
— Но я всё помню, ами, — неожиданно тихо ответил Джастер, пока я ошеломлённо смотрела на невиданное зрелище. — Помню, словно это было вчера.
— Я скорблю по ушедшим вместе с тобой, Джасир. — По щеке Бахиры прокатилась слеза, но она не перестала ласково обнимать мужчину и гладить широкую спину. — Но они по доброй воле согласились пойти с тобой. Для них было честью отдать свою жизнь ради спасения нашего народа. Ты исполнил свой долг, как и они.
— Я знаю, ами.
Джастер осторожно повёл плечом, освобождаясь от объятий. Ярость с его лица исчезла и сейчас я впервые видела на нём глубокую скорбь.
— Но какой ценой…
— Ты спас мой народ, Джасир, — Бахира ласково погладила его по руке. — И каждый из них знал, за что сражался и умирал. Мы помним каждого и почитаем их подвиг. Ты сам говорил, что они стали хранителями нашего народа.
Воин кивнул и несколько минут они просто сидели молча: хмурый и мрачный Шут, опустивший голову, и Сновидица народа маджан, с печальной и в то же время удивительно ласковой улыбкой, бережно держащая грозного Ашу Сирая за руку, как мать ребёнка.
Я не смела нарушить это молчание, впервые поняв, что в Арсанисе за внешним спокойствием и безмятежностью Джастер скрывал очень тяжёлые воспоминания. Победа на неведомом мне Раймадане отнюдь не была лёгкой расправой «ведьминого пса» над разбойниками, а давняя битва объединила Шута и Бахиру куда сильнее, чем путешествие с одной ведьмой, пусть даже она была Голосом Датри.
И сколько же сил ему потребовалось, чтобы не выдать этому Садиру всё то, что до сих пор болело у него в душе…
— Не сердись на Янию, сын мой, — Бахира посмотрела на меня. — Она ещё юна, её сердце и мысли чисты. Она не хотела причинить тебе боль.
Джастер кивнул, знакомым жестом потерев лицо.
— Да, ами. Ты права. Извини, Янига. Ты ни в чём не виновата. Я… я сам. Это тебя не касается.
Я только молча и потрясённо кивнула в ответ, а Бахира мягко улыбнулась мне, подбадривая и давая понять, что нежданная гроза миновала.
— Куда теперь лежит наш путь, Джасир? — спросила она. — По какой тропе мы пойдём?
Шут поднял лицо к солнцу, задумчиво сощурился, подставляя лучам то одну, то другую щёку. Хмурое выражение сменялось на обычное, спокойное.
— Ничего не поменялось, ами. Мы идём в Эрикию. Я верну все свои долги.
— Но ведь мы так и не нашли караван, — негромко сказала я, настороженно косясь в его сторону: вдруг опять вспылит? — И играть тебе тоже не на чем…
К моему облегчению, Джастер спокойно кивнул в ответ.
— Да, ты права. Всё идёт не так, как я думал. Что ж, значит так нужно. Скажи, ами, как далеко мы от Белой реки?
Сновидица поднялась, и, прикрыв глаза, глубоко вздохнула, медленно поворачивая голову из стороны в сторону.
— Небесный отец опустит свой щит на пол-локтя прежде, чем мы достигнем берега, — ответила она. — Но земля под ногами наших лошадей суха, как камень, а тропа неровная и избита. Она не похожа на дорогу, излюбленную путниками, сын мой.
Джастер согласно кивал, слушая ответ.
— Так и должно быть. Это караванная тропа, которая ведёт к мосту на тот берег Белой реки, — сказал он. — Пойдём по ней, перейдём мост и окажемся в стране Яниги.
— Ты уверен? — Я недоверчиво посмотрела на дорогу, которую он выбрал. — Это не похоже на дорогу для каравана, сплошные кочки, ямы и камни. Здесь даже две лошади рядом с трудом идут, а телега никогда не проедет.
— Поэтому телеги здесь и не ездят, — усмехнулся в ответ Джастер, беря в руки посох и поднимаясь на ноги. — Они остаются на той стороне. Когда ты увидишь мост, то поймёшь сама. Мы заночуем недалеко от него.
До самого вечера Шут больше не разговаривал. Бахира привычно ехала впереди и тоже молчала, а я опять замыкала наш отряд и поговорить могла только с мулом, идущим в поводу следом за Ласточкой.
Но говорить не хотелось. Небо стало пасмурным, хотя не капало, но настроение и без того было испорчено. Как я не старалась, но не могла выкинуть из головы скорбное лицо Джастера и то, как Бахира, совершенно по-матерински, утешала его.
Мой мир, не успев утвердиться в открывшихся истинах, снова перевернулся.
Машнун-Мают, Безумная Смерть, Безликий Ашу Сирай вовсе не был настолько хладнокровным убийцей, как я думала до сих пор. Сколько раз я удивлялась его словам и поступкам, когда он всего лишь пугал других людей, даже разбойников, хотя легко мог убить их?
Теперь я получила ответ на эту загадку. После битвы на берегах Раймадана Джастер не хотел убивать. Даже разбойников он щадил, когда мог. Руки он марать не хочет, как же… Чистоплюй…
Хочу ли я увидеть реки крови…
Нет, спасибо, мне Гнилушки хватило. Даже вспоминать не хочу.
Сколько я убила своими руками…
Ни одного. Ни одного человека я не убила сама. Моё проклятие не в счёт, Джастер прав. Тогда я была глупой и перепуганной до смерти ведьмой, которая от страха ничего не соображала и хотела только одного: покарать насильников. Я не отдавала себе отчёта в том, что говорю, и какие последствия будут от моих слов.
А вот Джастер всегда знал, что делал. Он сначала пугал и предупреждал, и только потом убивал, но уже без жалости и без пощады.
Сколько умерло у меня на руках…
Тоже ни одного. А вот у Джастера… Я вдруг вспомнила, как он колдовал, спасая бездыханную Фелисию, как выносил ребятишек из сгоревших домов в Чернецах, и наверняка тоже колдовал, возвращая им жизнь и наплевав на опасность быть обнаруженным трёхглазым чудищем. Он не хотел, чтобы дети умерли у него на руках, потому что знал, как это бывает.
«…это было важнее…»
Чужая жизнь для него важнее собственной.
'- Они исполнили свой долг…
— Но какой ценой…'
Какой, Джастер? Что там произошло, что сам Ашу Сирай, безжалостно расправляющийся с разбойниками, до их пор не может это забыть⁈
Сколько друзей я похоронила…
" — Кто тебя так назвал?
— Один давний друг…'
«Друг у меня был из домэров…»
Я вздрогнула, представив как это должно быть страшно — когда у тебя на руках умирает дорогой для тебя человек, а ты ничего не можешь сделать, даже будь ты хоть трижды Взывающим Тёмноокого, потому что каждая жизнь однажды заканчивается. И тебе остаётся только похоронить того, кто был тебе другом и близким человеком.
«Никогда не прощу за своего отца и своего мужа…»
Бахира тоже пережила подобное. И не только она.
«Моя девочка была чёрненькая…»
«Отец?.. Матушка?…»
«Как нету Чернецов? У меня там сестра…»
Я никогда не хоронила ни друзей, ни родных. И даже не представляла, как это тяжело. Великие Боги, да я даже за Джастера не особо переживала, когда он умирал на поляне от моего кинжала! Только о себе и думала, самовлюблённая девчонка…
Что важного я теряла в жизни, да? Х-ха…
Я покачала головой, отвечая сама себе.
Ничего я не теряла, кроме своего самомнения, гордыни и глупости. Эрдорик потерял жену и дочь. Абрациус — любимую, Михай — родителей и всю свою деревню. Бахира — отца и мужа.
Джастер…
Он потерял всё, кроме жизни. И даже её он был готов отдать за других. Потому что…
Поставил на кон больше, чем жизнь. И зрение было лишь незначительной частью этой неведомой ставки.
Да как вообще можно жить с таким грузом⁈ Как можно улыбаться, шутить, радоваться жизни, изображать дурачка госпожи ведьмы и петь похабные песенки, когда на душе такие раны⁈ Откуда он находил в себе силы…
А ведь ещё была женщина, которая его отвергла. И об этой ране он молчал также упрямо, как обо всех остальных.
Ох, Янига-Янига… Какой самонадеянной и глупой я была, когда решила что смогу легко и просто исцелить его сердце!
Но что же случилось тогда, много лет назад, на берегах Раймадана, что Джастер до сих пор не может это забыть? За что его прозвали Безумной Смертью?
Широкие плечи, скрытые плащом, даже не дрогнули от моего взгляда. Шут ехал впереди, но мыслями наверняка снова был где-то там, в прошлом, о котором я ничего не знала, но хотела узнать.
Не только ради него, но и ради себя.
Место для ночлега Бахира стала искать, когда солнце своим краем почти касалось макушек холмов. Караванная тропа пересекала узкие ручейки, петляла между каменистых склонов, поросших густым кустарником с мелкими жёсткими листьями, и невысоким разнотравьем. Все растения были мне незнакомы, но спрашивать у Джастера, есть ли среди них полезные для моих зелий, я не решилась. А он сам явно был занят совсем другими мыслями.
Лагерь мы разбили в стороне от дороги, укрывшись от поднявшегося ветра за склоном холма. Дождь так и не пошёл, хотя небо оставалось затянутым тучами. Глядя на них, я вспомнила грозу, которую вызвал Шут, когда мы впервые с ним поругались.
Значит, с обеда его настроение ничуть не улучшилось…
Пока я собирала хворост для костра, Бахира стреножила лошадей и мула, а затем мы с ней принесли воды. Джастер сидел у огня, обняв колени. В лунных зрачках плясали отблески пламени. Время от времени длинные пальцы вздрагивали, и мне казалось, что Джастер очень хотел бы сейчас снова вырезать игрушки из веточек…
Короткий ужин прошёл в молчании. У Шута явно не было настроения разговаривать, и после еды он сразу лёг спать, завернувшись в свой плащ.
Мы же с Бахирой постелили на землю свёрнутый шатёр и взяли покрывала, чтобы было теплее и мягче.
Я лежала с закрытыми глазами и пыталась уснуть, когда услышала, как Бахира встала и подошла к Джастеру.
Осторожно приоткрыв глаза, я увидела, что Шут сидит, обняв колени и закутавшись в плащ. Костёр ещё не потух и Сновидица подбросила туда веток, а затем села рядом с Джастром и заглянула в хмурое лицо. Синий тал-лисам лежал на земле и короткие тёмные волосы Шута непривычно топорщились.
— Что тебя тревожит, сын мой? — донёсся до меня тихий голос. — Почему ты не спишь?
— Скажи, ами, среди той еды, что дал в дорогу Назараид, есть вино?
— Вино? Почему…
— Дай мне. Хотя нет. От того вина толку не будет. Где моя торба? Она должна быть где-то здесь…
Шут шарил рукой вокруг себя, а у меня сердце обливалось кровью от того, насколько беспомощным он стал.
— Вот, она, Джасир. — Бахира подала Джастеру его торбу.
Шут кивнул в благодарность и выудил из полупустой торбы тёмную бутыль. Зубами он выдернул пробку и под неодобрительный взгляд Бахиры приложился к горлышку.
— Что случилось, сын мой? — Бахира дождалась, пока Джастер оторвался от выпивки.
Вместо ответа Шут вытер губы и поболтал бутылку, прислушиваясь к бульканью. Над поляной разливался резкий запах. Он был похож на запах «огненной воды», но в то же время приятнее.
— Я хочу всё забыть, — сказал Джастер, не дожидаясь нового вопроса. — И ни о чём не думать. Хотя бы сейчас.
Он снова приложился к бутылке, а когда оторвался, судя по всему, содержимого оставалось на донышке.
— Ветер времени стирает…
— Я помню всё, Бахира. — негромко ответил Джастер. — Помню, словно это было вчера.
— Джасир…
— Я устал, ами, — тихо ответил Шут. — Очень устал.
— Сон вернёт силы моему сыну. Утром…
— Нет, ты не понимаешь! — внезапно перебил Джастер. — С того дня, как я… ослеп, всё… всё пошло не так! Я… я знаю, что узор складывается как должно, и всё же… Шакрасс ат шша! — внезапно выругался он на незнакомом языке. — Я чувствую себя сломанной веткой, которую несёт бурная река! Я как беспомощный младенец, который сам не может ничего сделать! Это невыносимо!
Бутылка с размаху опустилась на землю, и стекло глухо звякнуло о мелкие камешки в траве.
Джастер снова прошипел ругательство, встряхнул уцелевшую бутылку и в один присест допил остатки.
— Джасир…
— Ты не понимаешь, ами, — снова заговорил он, пока Бахира встревоженно смотрела на него. — Ты ничего не знаешь. Никто из вас ничего не знает! Датри не открыла вам правды и, демоны меня побери, я ей за это благодарен! И слава ей и Шанаку, что Сурт тоже держит свой болтливый язык за зубами, даже от своего ненаглядного Ёзефа… Хоть что-то хорошее в этой жизни…
Я слушала, затаив дыхание. Что на него нашло? О чём он хочет забыть? Какую правду нам не открыла Датри? О чём молчит даже Сурт?
Джастер неожиданно глухо рассмеялся, но этот смех не был весёлым. Наоборот, он был… горьким.
— Вы, люди, живёте в таком неведении… — он оставил бутылку и снова обхватил колени. — Вы забываете всё хорошее, но и плохое тоже… Вы даже не понимаете, как вам с этим повезло…
Бахира смотрела на Шута и явно ничего не понимала, как и я.
— О чём ты говоришь, Джасир? — осторожноспросила она. — Я не понимаю тебя.
— Неважно, ами, — отмахнулся Джастер. — Неважно. Я просто хочу ненадолго всё забыть.
Он протянул руку к торбе, пошарил в ней, хмурясь и что-то невнятное бормоча под нос, а затем выудил ещё одну бутыль, на этот раз глиняную.
— Вот ведь шкссса… — пробормотал он, пытаясь наощупь снять печать с горлышка. — Ничего не вижу… Как же меня это бесит…
— Думаю, Джасиру не стоит…
— Я не ребёнок! — грозно рыкнул Шут. — Не указывай мне!
— Ты разбудишь Янию, Джасир, — ответила Бахира, явно обескураженная такой резкостью.
Шут досадливо цокнул языком и зажал глиняную бутыль между ног. В его руках появился нож, и он наощупь начал срезать печать с горлышка.
— Неужели, мы настолько в тягость тебе, Джасир? — с неожиданной горечью тихо сказала Бахира. — Мы с Янией рады помочь тебе, но ты…
Джастер вздохнул и удачно подковырнул печать кончиком ножа. Звонко чпокнув, она упала в траву. До меня донёсся пряный запах, словно от свежего сена.
— Ты не понимаешь, ами. — Шут убрал нож, но пить не спешил. — Дело не в вас. Вы с Янигой ничего не знаете обо мне, и никто не знает. И я не хочу, чтобы вы это знали.
— Почему, Джасир? — Бахира осторожно коснулась его руки. — Ты попросил стать тебе матерью, и я приняла тебя своим сыном, а между матерью и её детьми нет тайн и недомолвок. Яния любит тебя. Неужели она настолько неприятна тебе…
Джастеркриво ухмыльнулся и приложился к глиняному горлышку.
— Ты так и не оставила свою мечту женить меня? — усмехнулся он, опустив бутыль. — Думаешь, я откажусь от своих слов?
Что? Женить его? На ком⁈ Я еле сдержалась, чтобы не вскочить и не спросить, что это ещё за история с женитьбой.
Тихо, Янига, спокойно. Ты уже опытная ведьма, лежи в «тени» и слушай внимательно! Когда ещё Джастер так разоткровенничается…
Бахира только вздохнула, огорчённо покачивая головой.
— Неужели на всём свете нет женщины, способной разжечь твоё сердце, Джасир?
Шут криво усмехнулся.
— Я не желаю говорить на эту тему, Бахира. Это понятно?
Он снова приложился к выпивке, а Сновидица тяжело вздохнула.
— Джасир безжалостен к любящим его сердцам, словно они его враги, — грустно сказала она. — Ты учил нас, что каждый получает то, что заслуживает и в этом есть высшая справедливость, ибо этому закону подчиняются даже боги. Ответь мне, сын мой, чем же Яния заслужила своё разбитое сердце? Почему твоё милосердие щадит людей, забывших законы Матери, но отворачивается от любви той, что служит ей?
Шут замер, а затем опустил руку с бутылью. Я же затаила дыхание в ожидании его ответа.
Наконец-то я узнаю, почему он всё время отталкивает меня.
— Потому что у Яниги своя судьба, а у меня — своя, — негромко сказал Джастер, глядя куда-то перед собой. — И она об этом знает. Я её не обманываю и не обманывал, Бахира. Не моя вина, что она придумывает себе то, чего нет, и обманывает сама себя. Я не разбиваю ей сердце, это её заблуждения разбиваются о реальность. Я обещал ей только то, что могу дать, не больше.
Безжалостен к любящим его сердцам… Вот уж точно! Никогда он моих чувств не щадил! И даже сейчас не пожалел, хоть и не знает, что я всё слышу!
Мои заблуждения разбиваются о реальность… Сама себе придумываю то, чего нет… И опять он эту свою судьбу приплёл! Хоть бы уж рассказал, что у меня там за судьба такая, что он от меня, как от заразы какой, отмахивается…
Но Шут ещё не закончил.
— Не волнуйся за неё, ами. Вы обе служите Датри, и она вас не оставит без своего покровительства. У тебя и у неё всё будет хорошо. А я… — он снова криво усмехнулся и взболтал остатки вина. — Я ей должен. И не только ей. И должен столько, что…
Он резко замолчал и махнул рукой.
— Это вас не касается. Забудь.
Джастер снова приложился к бутыли, пока Бахира молчала и задумчиво хмурила брови, глядя на Шута. И я в вдруг поняла, что такой откровенный разговор у них состоялся впервые, не смотря на всё, что их связывало. Джастер и в самом деле никому ничего не говорил о своём прошлом.
Только прошлое его не отпускало, и дело здесь было явно не в любовной истории. Не служит Датри, а должен ей… И не только ей…
«Не хочу, чтобы вы об этом знали»…
«Ты думаешь, кто-то из нас способен забыть, что ты натворил, Ашу Сирай⁈» — вдруг вспомнились мне слова Сурта. — «Иди и исполни, что обещал!»
По спине прокатилась настоящая волна холода от внезапного понимания. Джастер действительно должен не только Датри, но и Сурту. А может и не только им, но и другим богам.
До этого момента я не осознавала, насколько всё серьёзно на самом деле. Моя любовь и желание быть рядом с Джастером настолько затмили мне глаза, что Вахала и неизвестный враг Шута казались самыми страшными преградами на пути к моему счастью.
На самом деле, для Джастера всё намного сложнее, чем я думала.
Что бы он ни скрывал, это наверняка была очень тёмная и страшная история. Оказаться должником у богов — я даже не знаю, что такое нужно натворить, чтобы…
Чтобы Датри потребовала от него невозможное: вернуть в мир магию.
Великие боги! Неужели Джастер умудрился прогневать богов в той самой битве при Раймадане, о которой я ничего не знаю⁈
Поэтому он и не хочет ничего говорить Бахире? Чтобы она не считала себя виноватой в этом его долге?
— Джасир… — Бахира осмелилась нарушить затянувшееся молчание. — Ты можешьдоверить мне…
Шут покачал головой, прерывая Сновидицу.
— Нет, ами. — он снова был мрачен и хмур. — Это мой личный долг, вас он не касается. Достаточно того, что вы здесь, а я беспомощен и полностью завишу от вас обоих. Это и так невыносимо. Не делай мою жизнь ещё тяжелее.
Он снова пригубил вино, а Бахира протянула руку, но не коснулась его плеча. Джастер явно был не в том настроении, чтобы принять её сочувствие.
Невыносимо быть зависимым от нас… Горько-то как такое слышать. Словно мы с Бахирой виновны в том, что случилось…
Безжалостен к любящим… Ещё бы. Когда от тебя боги требуют невозможного, где уж тут любовные истории заводить…
— Янига считает, что я силён… — неожиданно заговорил Шут. — Но это не так. Совсем не так. Я слаб и беспомощен, как никогда прежде. Я не могу исцелять свои раны, не могу избавиться от этой слепоты, не могу использовать свою силу, не могу… Скашрассаа! Да я ничего не могу сделать, как раньше! Я связан, скован, заточён в этих проклятых ограничениях, как в крохотной клетке! От моей прежней силы остались жалкие капли! А теперь ещё и ослеп! Это я то! Я⁈ — он негромко и горько рассмеялся. — Видят боги, если бы он узнал — вот бы посмеялся надо мной! Хотя он не умеет…
Он? Кто такой — он? Тот самый враг Шута?
— Я — жалкая тень себя прежнего. — Джастер потряс пустой бутылкой и горько скривился. — Я пуст, как этот кувшин. Я совершенно бессилен, ами. Просто жалкое ничтожество.
Я закусила кулак, чтобы не выдать себя ни звуком. Что бы Джастер не пил, это вино явно на него подействовало, раз он так с Бахирой разоткровенничался и решил поделиться с ней своими переживаниями. Мне бы такого он и даже на пьяную голову не сказал…
Жалкая тень себя настоящего… жалкое ничтожество…
Это он-то? Он⁈ Который в храм самого Сурта с ноги заходит, с Тёмным богом на равных спорит, а его прислужника-лича, как сухую траву, чуть не спалил? Про всякую болотную нечисть и лесных разбойников с ведьмами я уже даже не заикаюсь…
Великие боги, это какая же сила у него была, что он сейчас себя младенцем чувствует? С гору⁈
И как же сильно он переживает своё увечье на самом деле…
— Садир, эта мразь… — Джастер сжал кулак на глиняном горлышке. — Видит Шанак, будь я в силе, от этого жалкого самонадеянного червя и мокрого места не осталось бы! И ничего этого не было бы…
Он раздражённо махнул рукой, приложился к горлышку, и в очередной раз прошипев какие-то ругательство отбросил пустую бутыль.
Бахира кончиками пальцев вытирала бегущие по щекам слёзы.
— Всё идёт не совсем так, как я планировал, но… Не знаю, кто из вас молился Датри, но это помогло. Вы остались невредимы. Невинные не погибли. А цена… что ж, оно того стоило, наверное.
Я поражённо молчала, поняв, что удивительное спокойствие Джастера было навеяно исполнением воли Великой Матери. Выходит, мои молитвы о помощи снова были услышаны…
— Джасир… — Бахира осторожно коснулась его руки. — Скажи мне, какую цену ты заплатил за смерть Гадюки? Что произошло во дворце эмира?
— Всего лишь позволил людям увидеть лицо Ашу Сирая. — Джастер мрачно смотрел в огонь невидящим взглядом. — Позволил своим врагам узнать о своём… своей слабости, — он провёл ладонью перед глазами. Позволил людям услышать то, что их не касалось. Я больше не смогу появляться в Сурайе под этим именем и спокойно заниматься своими делами, и меня это не радует. А Янига… Янига узнала, что она Голос Датри.
«Ты поставил больше, чем свою жизнь, Ашу Сирай…»
В неведомой Игре сошлось куда больше концов, чем я думала.
Дажстер уже заплатил зрением, заплатил своей репутацией и тайной Ашу Сирая, которые тщательно берёг. А ведь с момента разговора в храме Сурта прошло всего несколько дней…
Ох, Датри, я не знаю, чем Джастер тебя прогневал, но прошу: не сердись на него больше и помоги всем нам. Я верю, что он исполнит свой долг, но умоляю тебя — не увеличивай его ношу новыми страданиями…
— Яния — голос Великой Матери? — ахнула Бахира. — Как такое возможно, Джасир⁈
Шут пожал плечами, нашарил торбу и под укоризненным взглядом Сновидицы достал новую бутыль.
— Спроси Великую Мать, Бахира. Она выбрала эту ведьму и наградила таким даром, не я. — криво усмехнулся он. — Я только знаю, что Датри надоело ждать, и она решила больше не оставлять меня без присмотра. Вот и послала сначала её, а потом и тебя. А чтобы наверняка никуда от вас не сбежал, устроила мне это…
Онснова покачал перед лицом ладонью с растопыренными пальцами и горько рассмеялся.
— Знаешь, сколько раз я надеялся, что избавлюсь от этой ведьмы, а, Бахира? Трижды! Или четырежды? Тьфу ты, сбился со счёта… А, неважно! Она каждый раз снова за мной увязывалась! Тьма побери, пару раз я даже надеялся, что Датри настолько надоело ждать, что она послала эту ведьму меня убить! Я ей даже не мешал! Но нет… Всё не так…
Я только тихо дышала в покрывало и молча вытирала слёзы. Не мешал он… Я в первый раз чуть со страху не померла, вся измучилась, как ему в глаза смотреть буду, а он… Избавится от меня хотел. Да и сейчас бы избавился, если бы мог.
Это я, глупая, про любовь грезила и мечтала. А на самом деле была и осталась для него чужой, ведьмой-посланницей Датри. И какая разница, что я до вчерашнего дня и не подозревала о своём высоком статусе в глазах богов?
Для Джастера это было очевидно с момента нашего разговора в Пеггивилле. А может и раньше. Он же много раз говорил, что у меня особенный дар. А про эту самую судьбу вообще сразу сказал…
«Таких, как ты, мир не видел очень давно».
Вот, увидел. Знать бы ещё, что с этим даром делать. Пока всё, что я могу, просить Датри о помощи и надеяться, что она откликнется на мои просьбы.
Убить его меня послали. Скажет ведь тоже, шут…
Джастер снова горько рассмеялся.
— Твой народ называл меня пардом пустыни… Но я больше не пард, Бахира. Я слабый слепой кутёнок, который только и может что жалко мявкать, призывая на помощь свою мать…
— Джасир… — Сновидица скорбно вскинула брови. — Как ты можешь так говорить⁈ Мы с Янией искренне любим тебя и хотим помочь!
— Я знаю, ами, — Джастер протянул руку и наощупь нашёл ладонь Сновидицы. — Я знаю. Прости, я наговорил всякого и обидел тебя. Я… я очень благодарен вам за всё. Я… я сам виноват, что так случилось. Слишком долго не хотел делать то, что должен. Вот у Датри и кончилось терпение. Но, демоны меня побери, как же эта слепота мне мешает! И ведь ничего с этим не поделать…
Что⁈ Как это: ничего не поделать⁈ Неужели… неужели он останется таким навсегда⁈Шанак, Датри, не верю… Он же говорил, что его глаза можно вылечить⁈
— Джасир…
— У меня не осталось выбора, ами. Как не было его на берегу Раймадана, так нет его и сейчас. Но тогда я был уверен в победе. А сейчас… Я не знаю, чем всё закончится, от меня это скрыто. Я могу только идти до конца и постараться сделать всё, что от меня зависит, чтобы вы не пострадали в той буре, которая очень скоро поднимется вокруг нас. К сожалению, защитник из меня сейчас… чуть больше, чем ничего.
Бахира вздохнула, а затем грустно улыбнулась.
— Сын Великой Матери настолько силён и горд, что отказывается принимать помощь в своих делах, — негромко сказала она. — Наши мужчины тоже были сильны и гордились своей силой. Джасир сказал, что помнит всё, словно это было вчера. Тогда он должен помнить те слова, что сказал моему народу на берегу Раймадана.
Шут, который до этого нахмурил брови, расслабился и понимающе хмыкнул.
— Помню, ами. Я сказал, что только глупец отказывается принять руку помощи, которую ему протягивают боги через других людей. А ещё сказал, что принятие своей слабости — первый шаг на пути обретения своей истинной силы. Благодарю, что вернула мне эти слова.
— Ты открыл своё сердце для людей, но держишь его закрытым для любви женщины, — Сновидица подвинулась ближе к Шуту, который снова нахмурился. — Ты боишься, что твой долг и правда о твоём прошлом оттолкнёт от тебя тех, кто тебя любит, и потому держишь нас с Янией за недругов. Твоя скорбь и увечье пошатнули твой дух и твою веру, Джасир
— Я не…
— Не перебивай меня, сын!
Бахира повелительно вскинула руку, и Джастер послушно замолчал, хоть и не мог видеть этого жеста.
— Я не знаю, что хранили о тебе страницы песков времён. Но я знаю, что ветер давно стёр те письмена, и то прошлое — осталось в прошлом. Я не знаю, кем ты был и что делал до того, как пришёл к моему народу по воле Великой Матери. Но я знаю, что Джасир — пард пустыни, перед чьим именем трепетали наши враги, и никто не сравнится с ним в уме, доблести и смелости. Ты спас мою дочь, ты спас мой народ. Чтобы ты не решил и куда бы не лежал твой путь, моё сердце и мои мысли всегда будут с тобой, сын мой. Я в тебя верю, Джасир. Ты справишься, как справлялся всегда. Ноша, что досталась тебе по воле Великой матери, очень велика, и ты не можешь разделить её с другими. Ты устал, твои глаза не служат тебе, как прежде, и потому ты сомневаешься в себе и видишь себя слабым. Но это не так. Кара Великой Матери не сломила тебя. Твой дух всё также силён и неукротим. Ты учил нас верить в себя и не сдаваться перед лицом опасности. Ты говорил нам, что все испытания даются по силам. Теперь я возвращаю тебе эти слова тоже. Ты спас нас от Гадюки, ты идёшь к своей цели, ты намерен сразиться со своим врагом и помочь Янии, не смотря ни на что. Даже не видя, ты сражаешься, как прекрасный воин. Ты всё также умён, хитёр и силён, Джасир. Я, Бахира, дочь Малуны, руятон маджан, верю в тебя, сын мой. Мать Матерей верит в тебя. Яния верит в тебя. И ты поверь в себя и поверь во всех нас.
Я тихонько вытерла мокрые глаза, поражаясь этим словам, тронувшим меня до глубины души. Бахира не переставала меня удивлять.
— Спасибо, ами, — Шут грустно и благодарно улыбнулся. — Спасибо за твою мудрую речь. Айшу должна гордиться такой матерью.
— Позволь мне сейчас побыть матерью и для тебя, Джасир. — Бахира ласково коснулась его лица ладонью. — Хочешь, я спою тебе колыбельную?
К моему удивлению, Шут кивнул и лёг, положив голову на колени Бахире. А она тихонько запела, успокаивающе поглаживая его по плечу.
Я не могла разобрать слов, но это была другая песня, не та, что она пела мне и своей настоящей дочери. Спокойная и ласковая мелодия сплеталась с потрескиванием веток в костре. Я слушала напев, и даже не заметила, как мои тревога и беспокойство сменились тихим умиротворением.
Песня затихла. Джастер спал, а Бахира осторожно и ласково гладила тёмные короткие волосы.
Я закрыла глаза, чтобы не видеть эту сцену нежности. Сновидица народа маджан легко и просто делала то, что я никогда не позволяла себе. Сколько раз в такие непростые моменты мне хотелось также подойти к Джастеру и просто обнять его, побыть рядом, провести рукой по мягким непокорным волосам… Но я всегда боялась, что это рассердит его ещё больше. А Бахира…
В который раз она поразила меня своей удивительной мудростью. Она недаром была одной из Матерей Лунного круга. Она нашла нужные слова, чтобы успокоить и поддержать Шута. Мне же не хватало для этого ни опыта, ни понимания…
Ох, Янига, Янига… Сколько всего успела узнать и увидеть, а вот понять, что у Джастера на душе — не смогла. Он сказал, что всё нормально, а я и поверила. Ещё бы он на меня, глупую, смотрел.
Боится, что правда о его прошлом заставит отвернуться тех, кто его любит… А ещё его долг богам… Вот почему он никого к себе не подпускает.
Потому что уже терял близких и любимых. Любимая женщина выбрала другого. Друг… Это я решила, что друг из домеров у него на руках умер. А теперь не знаю, что и думать…
Всё у нас с Бахирой будет хорошо. А у него самого? Почему он не думает о себе? Неужели он всё-таки знает, чем всё закончится, просто нам говорит другое, чтобы не волновались?
Ох, Матушка, прошу тебя, пусть Джастер останется жив! Ты же веришь в него, поэтому помогаешь, хотя он и не всегда тебя слушает, правда⁈
Бахира же в него верит. И я… верю. Это он сам в себе засомневался ненадолго. Хотя любой на его месте засомневался бы, потеряв зрение и оказавшись лицом к лицу со старым врагом…
Ох, Джастер, сколько же всего ты скрываешь и насколько тяжёл груз в твоей душе, что даже тебе хочется хоть немного облегчить свою ношу и поделиться своими переживаниями хоть с кем-то, кому ты доверяешь…
И пусть этот кто-то не я, а Бахира, так ведь и связывает вас намного больше, чем…
Рядом раздались мягкие шаги и тихий голос произнёс:
— Мы с Джасиром разбудили тебя, Яния?
Я вздохнула и открыла глаза. Бесполезно притворятся, да и стоит ли?
Сновидица смотрела на меня с беспокойством. Джастер спал, подложив руку под голову. Сверху его укрывал плащ, накинутый заботливыми руками Бахиры. Две пустые бутылки — стеклянная и глиняная, — лежали в стороне от костра. Третья так и осталась нетронутой.
— Спеть тебе, Яния? — Бахира ласково улыбнулась, но я села и покачала головой.
— Ами… — я посмотрела на спящего Шута, лицо которого даже во сне отражало глубокую усталость, и решилась задать вопрос, который тревожил меня весь день.
— Расскажи мне что случилось на Раймадане?