К моему сожалению, наслаждаться объятиями Шута пришлось недолго.
— Верно ли я поняла, что Яния хочет быть твоей спутницей жизни, Джасир? — поинтересовалась результатом моего решения Бахира.
Джастер разжал руки, обратив невидящий взгляд в сторону Бахиры.
— Верно, ами, — невозмутимо подтвердил он, пока я устраивалась рядом с ним.
Женщина довольно улыбнулась, а я поняла, что опять краснею от смущения. Как хорошо, что он этого не видит!
— Верно ли я поняла, что Джасир согласен принять Янию как…
— Нет, ами, — так же спокойно ответил Шут, а я невольно закусила губу от неожиданной горечи. Опять он за своё…
— Янига, — обратился он ко мне, глядя поверх моей головы. — Я рад слышать, что ты веришь в меня, но всё же попрошу тебя называться сестрой. Не сердись и не обижайся. Это для твоей и нашей общей безопасности. Пока не разберёмся с твоей каргой, так будет лучше. Дальше посмотрим.
Для безопасности, как же… Посмотрит он…
— О твоём решении мы поговорим, когда всё закончится. Это я тебе обещаю.
Я только вздохнула, понимая, что он опять умудрился за несколько мгновений как расстроить меня, так и дать надежду.
Когда всё закончится, мы поговорим… Значит… Значит, он не принял окончательного решения. И значит… моё желание…
— Моё желание исполнимо? — я сама не заметила, как сказала вслух и сразу испуганно вздрогнула, увидев, как Джастер резко закаменел.
— Знаешь, как говорили древние мудрецы, ведьма? — Его лицо застыло холодной маской. — Бойтесь просить у богов желаемое, ибо они могут захотеть дать вам это.
— И что плохого-то?
— Ничего, — Джастер холодно улыбнулся. — Но люди обычно почему-то очень не рады исполнению своих желаний.
Всё-таки, он мне не верит. Ничего, я ему докажу, что он ошибается и что я не пожалею о своём выборе.
— О, Джасир, — Бахира с легкой укоризной смотрела на Шута. — Зачем ты пугаешь мою Янию?
— Я не пугаю, ами, — смягчился он. — Просто предупреждаю. Но верно ли я понял из твоих слов, что ами согласна принять Янигу своей дочерью, пока всё не закончится?
— Верно, мой сын. — Бахира мягко улыбнулась. — Я оставила свой народ и свою семью, но Мать Матерей взамен подарила мне сына, которым будет гордиться любая мать, и ещё одну прекрасную дочь. Разве я могу отказаться от такого подарка Великой Матери?
Ох, мне… Я вдруг вспомнила, как Бахира пела мне колыбельную, и отвернулась, потому что в глазах резко защипало.
— Хорошо, ами, — Джастер обернулся в сторону Бахиры. — В таком случае, научи Янигу твоему языку и обычаям маджан.
— С радостью и удовольствием, сын мой, — улыбнулась в ответ Бахира. — А что ты скажешь, Яния?
— Со… согласна, — я постаралась взять себя в руки, чтобы голос не дрожал. Слишком много неожиданностей на меня опять свалилось за один день.
Выбор, мама…
Великие боги… Бахира теперь — моя… мама?
Но я не успела осознать случившееся, как Джастер вернул меня из переживаний обратно в реальность.
— Скажи, ами, видела ли ты Улыбку Матери этой ночью?
— Нет, сын мой.
— И сейчас её тоже нет?
Бахира посмотрела вверх, и я тоже окинула взглядом голубое небо. Тонкий, едва заметный молодой месяц, словно белый след от ногтя, висел над макушками деревьев.
— Я вижу месяц…
— Яния говорит правду, Джасир. Великая Мать снова улыбается людям.
— Хорошо, — Джастер тоже улыбнулся. — Значит, чёрная луна Сильных Гроз закончилась.
Чёрная луна Сильных гроз… Я невольно поёжилась и обхватила себя руками, потому что стало не по себе от пробравшего внезапного понимания.
Мы встретились во время луны Цветущих садов. В чёрную луну Сильных трав я поругалась с Джастером в Пеггивилле и вызвалась спасать деревню от проклятия Вахалы. В полную луну Сильных трав раскрылся мой дар на Гнилушке.
А теперь началась луна Сильных гроз… И началась она с настоящей грозы-несчастья для Шута, которое случилось из-за моей беспечности.
Значит… Значит, Этелле не приняла мой дар и не услышала мою просьбу. Иначе она бы уберегла Джастера от этой змеи.
Великие боги, и он собрался со своим врагом разбираться в такое время⁈ Он же и в самом деле не бессмертный!
«Любая нить может оборваться. Даже твоя. Особенно сейчас».
От этого воспоминания о пророчестве самого Сурта стало совсем не по себе. Нет, не нравится мне такая луна! Совсем не нравится!
У Джастера и без того было непростое положение в этой Игре, а теперь всё стало ещё хуже! Не важно, что он там поставил, но сейчас ему нельзя никуда вмешиваться! Как он будет сражаться, если ничего не видит и даже боги против него⁈
Но я не успела предложить переждать эту луну где-нибудь в спокойном и безопасном месте.
— Что это за слова, Джасир? — поинтересовалась Бахира. — Я никогда прежде не слышала такого красивого имени Улыбки Матери.
— Это старые имена лунных месяцев, ами. — ответил Шут. — У Яниги есть книга, где про это написано. И сейчас наступило очень хорошее время, чтобы завершить все важные дела. Всё складывается очень удачно. Янига, ты всё ещё намерена разобраться с Вахалой или мы сразу отправимся в столицу?
Я вздохнула, обняв колени, разом понимая, что отговаривать Джастера бесполезно. Книга у меня есть, но почитать я её не успела. Очень удачно у него складывается…
Шутит, что ли?
Вахала…
Вот же ядовитая заноза! Сейчас, когда я решила, что быть с Джастером для меня важнее, чем получить свой надел ведьмы, можно было бы отказаться от встречи с ней. Но ведь это не просто старая и злопамятная ведьма. Мало того, что она просто так, для удовольствия, вредит простым людям. Она связалась с демонологом, да и во дворце ей наверняка помогает тот, чья жизнь нужна Джастеру. И уж конечно, эта троица, или сколько их там, не откажется от своих планов на войну за власть, даже если не будет меня и Шута.
А учитывая, сколько раз я испортила её планы… Да эта Вахала теперь наверняка землю носом роет, чтобы меня найти. Триста золотых за мою голову… Х-ха… Не сомневаюсь, что эта цена уже стала намного больше.
Как ни крути, Джастер прав. Быть сестрой слепого музыканта из другой страны сейчас намного безопаснее, чем его женой или невестой. Если ведьму Янигу ещё могли заподозрить в любовных связях с «псом» или бродячим «балаболом», то в слепом музыканте, который путешествует с матерью и сестрой, никто не станет подозревать известную ведьму и её «пса» или шута.
Нет, Вахалу и её подельников нельзя оставлять безнаказанными. С герцогом королевский наместник и король сами пусть разбираются, но от Вахалы и её помощника нужно избавиться. А на пустой надел желающие ведьмы найдутся. Хоть Холисса пускай себе забирает, это уже не важно.
— Да, — я кивнула в подтверждение своих слов. — Намерена. Ты сам знаешь, что её нельзя оставлять безнаказанной. И тех, кто ей помогает, тоже. Они же сами не остановятся.
— Согласен, — Джастер довольно улыбнулся. — Тогда направляемся в Салаксхем. Слепой музыкант, его сестра и мать из другой страны должны заинтересовать герцога и не вызовут подозрений у твоей карги.
— А у разбойников на дорогах?
— Зайдём в Арсанис и прибьёмся к большому каравану, — спокойно ответил Джастер. — Я теперь не могу идти короткими тропами, а на ваших дорогах наверняка беспокойно. Даже без твоей карги мы сейчас слишком привлекательная добыча для разбойников. С большим караваном будет проще. Заодно выясним, что произошло, пока нас не было.
Не может ходить короткими тропами… Ох, Джастер… Чтобы ты не говорил, но в этом несчастье есть и моя вина.
— Думаешь, нас ищут не только в моём наделе?
— Даже не сомневаюсь, — усмехнулся он. — Она уже наверняка знает о том, что случилось на болоте и в Шемроке. А с учётом того, что ты оттяпала часть её герцогства… Думаю, цена за твою голову хорошо выросла. Поэтому сейчас с караваном самый безопасный способ добраться до её гнезда. Надеюсь, мы успеем закончить с этим делом к празднику Урожая.
Цена за мою голову… Когда я впервые услышала об этом, то сильно напугалась. А теперь… Великие боги, мне кажется, что Гнилушка и Шемрок были так давно…
— А если она всех так запугала, что праздника не будет? — Я вспомнила рассказы Даэ Нану о бэнгах, которые по ночам похищали людей.
— Может быть, но не думаю, что она до этого дойдёт. В конце концов, она не настолько глупа, как бы хотелось. В праздник Урожая совершаются самые крупные торговые сделки. Если она и её прихвостень своими выходками распугают всех торговцев, то город на зиму останется ни с чем. Этого герцог не допустит даже под влиянием волшебства. Они вынуждены с ним мириться, потому что он их прикрывает от взгляда короля, и его руками они хотят получить трон. С учётом того, что герцог готовится к войне, нужно как можно больше запасов, чтобы было чем по весне кормить армию. Но нам следует поспешить, чтобы попасть в Арсанис до закрытия ворот.
Джастер поднял голову, подставляя лицо солнцу.
— Всё, хватит разговоров, нужно ещё многое сделать.
Все приготовления мы закончили, когда солнце достигло полудня.
Бахира помогла мне и Джастеру покрасить волосы густой и чёрной краской, которую она сделала в отдельной миске. Пока я наносила краску на волосы, она достала небольшие ножницы и, к моему изумлению, взялась за шевелюру Шута.
Пшеничные пряди золотыми нитями падали на землю и блестели на солнце, пока лицо Джастера преображалось прямо на глазах. Короткие, не длиннее, чем на два пальца, волосы больше не скрывали широкий и высокий лоб, обнажили уши, на мочках которых, в самом деле, были заросшие точки от проколов. Чёрная краска ещё больше подчеркнула резкие и твёрдые черты лица и лунные глаза под прямыми бровями. Даже кожа стала смуглее, а может, он просто успел загореть под жарким солнцем, а я и не заметила.
Ему только бороды и усов не хватало, но я не сомневалась, что и они появятся.
В любом случае, принять этого опытного мужчину за юного шута и трубадура мог только…кхм, слепой.
— Сохранил ли Джасир подарок моего народа? — спросила Бахира, разглядывая его уши.
— Сохранил, ами. И буду благодарен тебе за помощь.
В подтверждение своих слов он достал из торбы две серебряные серьги в виде небольших широких колец с крупным тёмно-синим камнем в каждой. Бахира накалила большую иглу, проколола ему уши и серьги заняли своё место.
Смуглый и черноволосый слепой музыкант Джасир с серебряными серьгами в ушах не имел ничего общего с «бешеным псом» или наивным шутом-полудурком, которые путешествовали с госпожой Янигой. Зато очень походил на «осу». А ещё он был очень красив в таком наряде. Даже серьги не только не смущали, а напротив, подчёркивали мужественную красоту воина.
— Теперь нужно заняться твоей причёской, Яния, — сказала Бахира, направляясь ко мне. — Я тебе помогу.
Я кивнула, позволяя ей делать с моими волосами, что нужно, и слушая её негромкий рассказ об обычаях маджан.
Когда мы с Шутом помыли головы от излишков краски, Бахира снова села заниматься моей причёской, заставляя меня повторять правила поведения и слова на её языке и поправляя, когда я говорила неправильно.
От её краски мои волосы стали чёрными и мне казалось, что это не я, а кто-то другой. Когда Джастер из меня травницу делал, такого тёмного цвета не было.
— Это надолго?
Я смотрела на блестевшие под солнцем многочисленные тонкие косички. Бахира не стала ждать, когда моя голова высохнет и села заплетать сразу, как только вода перестала капать с кончиков волос, сказав, что так даже лучше.
Шут не спешил прятать голову от солнца, давая своей короткой шевелюре высохнуть.
— О чём ты, дочка?
— Цвет, — я покосилась на Бахиру. — Он надолго?
— Это хорошая краска, Яния, — та довольно улыбнулась. — Не волнуйся, никто не подумает, что это не твой настоящий цвет.
Я только вздохнула, понимая, что черноволосой мне придётся ходить неизвестно сколько. Интересно, ему бы понравился такой цвет?
Пока Бахира делала из меня девушку народа маджан, Джастер всё же взял нож и занялся своим новым посохом. Осторожно и не спеша, иногда пользуясь нашими советами, он счищал кору, обрезал выпирающие сучки и сломанный у комля ствол. В итоге получилось вполне неплохо, на мой взгляд. По крайней мере, теперь шест в его руках теперь куда больше походил на посох, а не на дерево из леса.
— Не переживай, Янига, — отозвался Шут, словно услышав мои мысли. — Когда всё закончится, тогда и отмоемся. Хотя я бы посмотрел, как ты теперь выглядишь.
Вот как он так опять меня смутить и обрадовать умудрился?
Джастер же встал, убрал нож и спросил, далеко ли мы сидим.
— Чтобы не прилетело, — пояснил он.
— В трёх шагах справа от тебя, Джасир, — ответила Бахира, заплетая мне очередную тонкую косичку. Около двух десятков таких я уже держала в руках, следя, чтобы они не распускались.
Воин кивнул в ответ, отступил на несколько шагов левее, повёл вокруг себя посохом, проверяя, что ему ничего не мешает, а затем я тихо ахнула, зажав рот рукой. Потому что впервые увидела, как легко и ловко летает посох в руках Джастера, раздавая удары невидимым противникам.
— Мой сын — великий воин, — Бахира смотрела с гордостью. — В его руках даже палка может стать оружием.
— Сойдёт, — подтвердил Шут, опуская посох. — А то слепого каждый обидеть норовит.
Я только фыркнула, подумав, что уж кто-кто, а Джастер даже в таком состоянии сумеет ответить так, что обидчику мало не покажется.
Когда Бахира закончила с моей причёской, уложив все косички в нечто невообразимое и нацепляв на них разных украшений, она снова принесла эльтимун — нарядно вышитую сумочку, в которой хранила красивую серебряную шкатулку с небольшим зеркалом, красками для волос и лица, а также украшениями и чем-то ещё, мне неведомым.
— Каждая девушка должна уметь украшать себя, чтобы её вид доставлял радость и наслаждение её мужчине, — сказала она, открыв передо мной свою сокровищницу. — Как так вышло, что Яния не подводит глаза, не красит губы, не наносит благовония и не украшает себя, как девушка? Неужели в твоей стране женщины скрывают свою красоту?
Я только покачала непривычно тяжёлой от новой причёски головой, и вздохнула, покосившись в сторону Шута, который снова что-то делал со своим новым посохом. Украшать себя…
Когда-то я считала, что ведьмы не должны этого делать, а теперь… Теперь он этого не увидит.
Про духи я и вовсе забыла давным-давно. Не в лесу же ими мазаться? А в Сурайе от меня требовалось быть «бездушной», а не благоухать как цветущий сад…
— Не переживай, дочка, — Бахира погладила меня по руке. — Он будет знать, что ты красива и выглядишь достойно, это тоже важно, поверь мне. Давай, я покажу тебе, как правильно украшать себя.
Пока она подводила мне глаза тонкой кисточкой и красила губы, я думала, что очень хочу, чтобы Джастер увидел меня такой. Вдруг такая я ему бы понравилась больше?
— Джасир, — Бахира закончила раскрашивать мне лицо и обратилась к Шуту, — Янии нужны украшения. Моя дочь не может ходить как…
— Посмотри здесь, ами, — он отложил нож и посох и нашарил торбу. — Вот.
На землю легла большая и плоская золотая шкатулка, украшенная разноцветными камнями. Бахира открыла её, и я услышала вздох восхищения.
— Эти украшения достойны самой прекраснейшей из женщин!
«Драгоценности и пряности я уже нашёл», — вспомнилось мне. — «Это дом Ашу Сирая, а не Сафара».
— Прошу, ами, — Джастер обратил невидящий взор на Бахиру. — Выбери что-нибудь не слишком… заметное. Я не хочу давать лишнего повода для разбоя разному отребью. Хватит и моей… слепоты. И найди себе и Яниге по кольцу. Лучше из серебра.
— Я услышала тебя, Джасир.
Бахира и в самом деле выбрала небольшое ожерелье и, к моему внезапному ужасу, серьги. Только что я была готова к любым украшениям, но ведь чтобы носить серьги, надо… иглой…
— А мне обязательно это делать? — Голос сам собой получился слишком жалобный. — Может, лучше без них?
— Яния… — Бахира смотрела на меня с изумлением и неверием. — Неужели ты боишься? Дочери маджан с детства украшают себя. Разве в твоей стране женщины так не поступают?
Богатые, разве что… Ведьмы точно так не делают.
— Я… не боюсь, просто… потом же следы так и останутся!
— Неужели ты не хочешь быть красивой? — Ещё больше изумилась Бахира. — Зачем тебе снимать серьги?
— Ну… я…
— Не бойся, ведьма, это не так страшно, как ты думаешь. — Внезапно вмешался Шут, который внимательно прислушивался к происходящему. — Палец уколоть больнее.
Фух, успокоил…
— Теперь ты согласна, Яния? — улыбнулась Бахира, подойдя ко мне и вложив в ладони серебряные серьги и изящное ожерелье с прозрачными вишнёвыми камнями.
Я посмотрела на украшения и кивнула, закрыв глаза, чтобы наверняка не видеть большую иглу, которую Бахира достала из шкатулки и нагревала над костром.
— Ой! Всё?
— Не спеши, Яния. Сейчас наденем вторую…
— Ой… Теперь всё?
— Да, Яния. Вот, полюбуйся, какая ты теперь красавица!
Я открыла глаза, привыкая к затихающей в мочках боли и непривычному ощущению того, что там теперь что-то есть. На груди было новое ожерелье. Сейраз я уже привыкла прятать под одеждой, и он ничем не выдавал себя.
Бахира протягивала мне открытую шкатулку, а я вспомнила о своём зеркальце и гребне, который подарил мне Джастер. Когда теперь я снова смогу им воспользоваться…
Уж не с этой причёской точно. Все мои волосы были заплетены во множество мелких косичек, украшенных разными бусинами и подвесками.
Из зеркала на меня смотрел кто угодно, только не госпожа ведьма Янига.
Оказалось, что я тоже загорела за эти несколько дней. Веснушки на коже стали почти незаметными, а чёрные волосы с многочисленными украшениями и косичками и вовсе отвлекали от них взгляд. К тому же Бахира вычернила мне брови и нарисовала такие же красные точки на скулах, какие были у неё. Но голубой полумесяц — знак сновидицы, — она рисовала только себе.
— Великие боги… — невольно выдохнула я, разглядывая отражение. — Удивительно…
— Как получилось, ами?
— Яния просто красавица! — с гордостью ответила Бахира. — Ты можешь ей гордиться, Джасир. С одного взгляда она сразит сердце любого мужчины!
— Хорошо, — негромко отозвался Шут, доставая из торбы свёрток тёмно-синей ткани. — Тогда можно ехать. Но сначала я попрошу тебя помочь мне тоже.
— Конечно, сын мой.
Пока я разглядывала себя в зеркало и жалела, что Джастер не может оценить мой новый облик, Бахира помогла ему завязать вокруг головы тёмно-синий тал-лисам, как назывался этот убор. На плечи Шута лёг такого же цвета плащ.
— Мои дети прекрасны, — сказала она, довольно оглядев меня и Джастера.
Не знаю, насколько я была похожа на девушку народа маджан, а вот Шут от любого из воинов Альмахаима отличался только цветом одежды и глаз.
Так ведь и Бахира не настолько темнокожая, как те наложницы… А глаза у неё вообще голубые.
Они и в самом деле могли сойти за мать и сына.
А вот мои глаза совсем другого цвета. Не знаю, что стало причиной: цвет волос или разноцветная подводка, но сейчас их жёлтый цвет стал ещё ярче и заметнее.
Сестра… Как же…
Бахира с гордостью и любовью смотрела на преобразившегося Шута, и я вдруг подумала, что теперь знаю, как выглядел «пард пустыни», когда не носил наряд и маску Ашу Сирая.
А ещё я вдруг поняла, почему он решил выдавать нас за маджан. В обычаях этого народа было почитание не только самой Датри, но и женщин, как её дочерей. Женщины владели имуществом и заведовали хозяйством, обучались письму и грамоте, принимали важные решения, сами выбирали себе мужчин и мужей, и сами могли выгнать негодного, отказав ему в праве называться мужем. Когда я слушала это, то подумала, что Холиссе, да и любой ведьме или женщине, у маджан бы очень понравилось.
Бахира, благодаря своему дару сновидицы, была одной из Матерей, входящих в Лунный Круг и решавших все важные дела маджан.
Поэтому кто кому оказал честь в неожиданной «семье»: Джастер Бахире или она ему — тот ещё вопрос. Я-то точно оказалась удостоена чести называть одну из правительниц гордого и сильного народа своей «матушкой».
Мужчины маджан слыли великолепными воинами и ювелирами, кроме того они охотились, торговали, пасли скот, сочиняли стихи и песни, защищали женщин и детей и всегда скрывали свои лица вне домашних стен.
Джастер снова прятался на виду.
— Ты нашла для вас кольца, ами? Браслеты тоже подойдут. Главное, там должен быть камень.
— Сейчас, Джасир. — Бахира перебирала украшения в шкатулке.
Хоть я и успела увидеть и узнать совсем немного, обычай здешних мужчин и женщин богато украшать себя, сложно было не заметить. Все носили кольца и перстни, цепи и подвески с камнями, при этом мужчины не стеснялись носить даже большие и вычурные серьги. А вот «осы» носили в ушах серьги, похожие на те, что надел Шут. Только золотые и без камней.
" — Ты был в Сурайе? — Я же наёмник… обычная работа…" — вспомнился мне давний разговор.
— Ты был «осой»?
— Я много кем был, — улыбнулся он. — Но это в прошлом. Теперь я всего лишь слепой музыкант.
— Я нашла несколько колец и браслетов, сын мой.
Джастер протянул ладонь, и Бахира сложила туда пригоршню украшений. Шут спокойно брал каждое в руку и задумчиво держал в пальцах, откладывая в итоге в две разные кучки.
— Что из этого вам нравится больше, ами? — он указал на одну из кучек. Бахира склонилась посмотреть, и я тоже подошла и села с другой стороны.
Там лежало три тонких узорных браслета и четыре кольца с разноцветными камнями. В другой — пять браслетов и три кольца. На мой взгляд, все были одинаково красивые и ничем не отличались друг от друга. Хотя нет. В отобранных Шутом украшениях все камни были очень тёмные.
— Всё очень красивое, Джасир, — подтвердила мои мысли Бахира. — Что ты выберешь, Яния?
Я задумчиво взяла одно из колец. Тонкое и узорное, оно было украшено тёмным полупрозрачным камнем со множеством сверкающих граней. В самый раз мне на средний палец.
— Это.
Бахира выбрала себе большой перстень тоже на средний палец. Камень там был почти чёрный, выпуклый, гладкий и ненавязчиво блестящий.
Джастер протянул ладонь, и мы положили наши кольца. Он поднёс их к губам и что-то зашептал на незнакомом языке. Когда кольца слабо засветились и погасли, он опустил руку.
— Берите и не снимайте. Они скроют ваш дар от любых глаз.
Я с трепетом надела на средний палец левой руки волшебное кольцо. Так вот как он этот самый «непрогляд» колдует. Спрятать дар от любых глаз…
Значит, на сейразе такого заклинания нет, поэтому те Взывающие видели мой дар. И даже сейчас из всех сокровищ не каждое украшение для этого подошло…
Почему он выбрал именно эти украшения? Что это за заклинание, что даже сейраз не помог мне разобрать смысл слов? Как он прячет свой дар? Он же не носит никаких украшений. Даже серьги только сейчас надел.
Вопросы рвались с языка, но я промолчала, потому что спрашивать о таком точно не время.
— Благодарю, сын мой. — Бахира тоже любовалась подарком. — Можем ли мы с Янией взять другие украшения, Джасир?
— Да, конечно, ами, — он легко улыбнулся. — Берите, что нравится.
Пользуясь разрешением, я с удовольствием выбрала себе ещё пару колец с розовым и синим камнями, а Бахира надела мне на запястья несколько тонко звенящих браслетов.
Я любовалась этой красотой, пока Бахира выбирала кольца и браслеты для себя. Не так уж и плохо быть девушкой из народа маджан. Ведьмы такое не носят, а я теперь могу. И мне это очень нравится. Ещё бы Джастер мог сейчас меня видеть…
Когда украшения были выбраны, шкатулка исчезла в торбе, а Джастер повесил на широкий пояс мой меч в потрёпаных ножнах. Посох он держал в правой руке.
— Джастер… Может, ты возьмёшь Игвиля?
— Нет, — он качнул головой, подтверждая ответ. — Я справлюсь, а тебе он пригодится больше. Вам с Бахирой теперь придётся держаться настороже. И заодно учись называть меня Джасир или брат. А я буду звать тебя сестрой.
— А по имени звать не хочешь? — обиделась я. — Или у тебя язык отвалится назвать меня Янией?
— Не начинай, ведьма, — Шут ответил так холодно, что я невольно вздрогнула. — Надо будет — позову. Всё, поехали. И так долго провозились, теперь только к вечеру до города доберемся.
— Мы будем там ночевать?
— Придётся, — хмуро ответил он. — Все караваны отправляются в дорогу утром. Договариваться буду я, но вам придётся помочь мне найти этих людей. И будьте осторожны. Мы ещё в Сурайе.
— Я помню, — ответила я, поправляя обруч парна на новой причёске.
Бахира же без лишних слов вложила в руку Джастера повод Огонька и подержала стремя, пока он садился в седло.
Но прежде, чем мы отправились, мул был привязан к моему седлу, а Огонёк — к седлу Бахиры.
— Езжайте так, чтобы солнце держалось над левым плечом, — объяснил Джастер. — И не сворачивайте. Тракт прямо перед нами. Можно ехать и вдоль берега реки, но она сильно петляет, и мы даже к ночи не доберемся до места.
— Хорошо, Джасир, — Бахира тронула свою лошадь с места, и рыжая красотка пошла вперёд ходкой уверенной рысью.
Огонёк легко следовала за ней, явно недовольная таким положением. Джастер невозмутимо устроил свой посох на коленях через седло, и ласково похлопал лошадь по шее, успокаивая её. Мне оставалось только следить за дорогой и думать о том, что наше путешествие становится всё опаснее.
Луна Сильных гроз началась.
Бахира уверенно выбирала дорогу среди редких рощиц и деревьев, но через некоторое время Джастер попросил её сбавить скорость.
— Что-то случилось, Джасир? — встревоженно обернулась женщина, натягивая поводья Пламени. Рыжая лошадь послушно перешла на шаг, и Огонёк поравнялась с ней.
— Всё в порядке, — Шут умиротворяюще улыбнулся. — Просто забыл кое-что рассказать. Отун, ты слушаешь?
Отун? А, сестра…
— Да. — Я навострила уши, подьехав поближе и не испытывая восторга от этого обращения. Даже его насмешливое «ведьма» так не резало слух, как это спокойное «сестра».
— Вы обе были в Онферине, — Шут смотрел вдаль невидящим взглядом. — Но Онферин — это особенный город. Он принадлежит самому Тёмноокому Сурту и Ёзефу, как настоятелю его храма. Это единственный город в Сурайе, который не подчиняется султану
— Султан? Это кто, ахун? — Я переспросила на языке маджан, так как Шут рассказывал именно на нём. Значит, он хочет проверить, насколько я усвоила то, чему учила меня Бахира. Хотя называть Джастера братом было очень… странно, придётся привыкать.
А ещё надо учиться называть Бахиру ами, матушка…
— В Эрикии его бы называли королём, отун, — спокойно пояснил Джастер, возвращая меня на землю. — Только в отличие от вашего короля, который вынужден делить власть и доходы с герцогами, султан владеет всей страной без ограничений. У него есть мусташи — советники по разным делам и вазири — главные управляющие делами страны.
— Для чего нам это знать, сын мой? — спросила Бахира, недоумённо сведя брови. — Ты сказал, что мы очень скоро покинем эту страну.
— Мы не должны нарушить законы Сурайи, пока мы здесь, ами. Султан, как любой из преданных, не хочет нарушить волю Сурта и лишиться посмертия. Поэтому в каждом городе есть храм Тёмноокого и Взывающие, которые рассматривают вопросы нарушения закона наравне с обычными судьями. Мне сейчас с ними лучше не встречаться.
«Никто из них не станет помогать мне и нарушать волю Сурта».
— Что ты имеешь в виду? Ты боишься, что Сурт узнает… — растерявшись, я спросила на своём языке и Бахира тут же одёрнула меня.
— Яния, дочка! Не забывай, кто ты! — Она поднесла палец к губам, и я виновато кивнула.
Да уж, эта роль куда сложнее, чем быть «бездушной». Ну почему, почему это случилось⁈ Я бы проходила в белом парне сколько угодно, лишь бы Джастер снова смог видеть!
— Ами права, отун, — спокойно сказал Шут. — Любое неосторожное слово может погубить всех нас. Не забывай об этом.
— Хорошо, — тихо ответила я на языке маджан. — Прошу тебя, продолжай… ахун.
Джастер протянул руку и нашёл мою.
— Я в тебя верю, Яния, — с мягкой улыбкой сказал он, легко сжав пальцы на моём плече. — Ты с этим справишься.
Ну, вот как он так опять⁈ У меня щёки под парном полыхают так, что жарко стало.
Он в меня верит… И он назвал меня Яния…
Великие боги, да я за одно это имя для него всё сделаю!
— Сурт всё знает, он не только бог, но и сын Датри, не забывай. Но я не хочу, чтобы это стало достоянием людей. Слухи легко пустить и сложно пресечь. И такие слухи мне сейчас точно не нужны. — Джастер убрал руку с моего плеча.
— Но как Взывающие узнают, кто ты?
— Они умеют видеть одарённых. Сколько мужчин, рождённых в Сурайе с тёмным даром, по-твоему, не служат Сурту, притом, что это не просто честь, а обязанность для любого одарённого?
— Хочешь сказать…
— Я не рассказывал, как становятся Взываюшими? — Джастер не нуждался в моём ответе, а я приготовилась внимательно слушать. — До Великой Войны дар был обычным явлением среди людей, и каждый человек выбирал себе бога или богиню, или демона, которому хочет служить. Взывающих было не много по сравнению с другими темными магами, и они жили, в основном, в Онферине. Сурт изначально сделал этот город своим, хотя тогда страны были другие. Обучение было довольно сложным, а испытание ещё сложнее. Мало уметь приносить жертвы и петь гимны. Чтобы стать Взывающим, ученик должен был сам стать жертвой своему богу на алтаре. И тогда Сурт решал, чего достоин ученик: смерти или служения. Прошедший ритуал получал доступ к тайным знаниям и мог просить силу и поддержку своего бога для проведения ритуалов поднятия мёртвых или становления личем. Знаком Взывающих был след от его копыта в форме полумесяца на груди. Ёзеф последний, кто носит такой знак и последний, кто прикасался к истинной силе своего бога. Став Говорящим с Суртом, он смог отомстить за предательство и восстановить город заново, подняв целую армию мертвецов. После появления Завесы Сурту пришлось отказаться от этого испытания, чтобы сохранить и приумножить число своих преданных, и не дать погаснуть искре ослабевшего тёмного дара. Тоже случилось с целителями. Этелле не могла больше помогать им своей силой, но это частично смог сделать Сурт через искусство Взывающих. Взывающие, как никто другой знают и умеют работать с телом человека. С болезнями и повреждениями тела они умеют справляться очень хорошо. Взывающие передали часть своих знаний бывшим преданным Этелле, а Сурт прислушивается к светлым молитвам об исцелении. Конечно, это не те целители, что были раньше, но лучше такие, чем никаких вообще. Поэтому в этой стране любой мужчина с даром служит Сурту.
Вот оно что… Теперь понятно, почему он советовал книжнику отправиться в Сурайю и найти целителя. И понятно, почему все Взывающие носят полумесяц. Но умереть на алтаре, чтобы бог решил достоин ли человек ему служить? Сурт, конечно, очень грозный и тёмный бог, но неужели это правда? Хотя… если взамен можно обрести силу, чтобы поднять целую армию мертвецов…
«Вы очень тихо и богато живёте… Сурайе пока не до вашей милой страны, они с другими соседями воюют… ваш король и дня бы не продержался…»
И тут я вздрогнула от ужасного озарения.
В Сурайе наверняка не меньше нескольких сотен Взывающих! А значит… Значит…
— Они могут напасть на нас с армией мертвецов⁈ — испуганно выпалила я, ухватив Джастера за рукав.
— А разве на вас мертвецы нападали хоть раз, ведьма? — хмуро ответил он, покосившись на мои пальцы, судорожно сжавшие его руку. Я торопливо отвела взгляд и с трудом разжала пальцы под едва заметное укоризненное качание головы Бахиры.
— Нет, но…
— Взывающие служат Сурту, а не султану, ведьма. А Сурт — повелитель жизни и смерти людей. Ему не нужны войны, он сам мог карать, кого хотел. Хоть мор нашлёт, хоть болезнь или ещё что придумает. Кроме того, раньше каждый человек служил кому-то из богов или демонов и после смерти его душа отправлялась к ним. А чтобы поднять мертвеца, душу нужно задержать в мёртвом теле. И, как понимаешь, другим богам или демонам это не очень нравилось, потому что душа при этом теряет свои силы. Сурт бы не стал ссориться из-за такой ерунды, как армия мертвецов, с другими богами.
— А как же тогда Ёзеф…
— Взывающих предали жители Онферина, решившие служить не Сурту, а богу, которого придумали другие люди. Но такого бога не было на самом деле и душам после смерти некуда было уйти. Поэтому Ёзеф получил над ними полную власть, а затем Сурт забрал эти души себе. Думаю, он потом вернул их на перерождение в Сурайю и они не посмели снова предать его. Но это было до того, как Завеса окончательно окрепла. Сейчас даже Ёзефу придётся очень постараться, чтобы поднять хоть одного мертвеца. Остальным это не по силам.
Я с недоверием посмотрела на Джастера, но, судя по всему, он не шутил. Но ведь в Чернецах я сама видела как он вызывал души убитых. И то, что он сделал с Сафаром… и это его «мертвого допросим»…
— А тебе?
— А я не всё, Янига. Мне не нужна сила Сурта.
Опять отговорился. Как же он не хочет ничего рассказывать о себе…
— Тогда почему ты снова не скроешь свой дар? Ты же умеешь это делать!
— У дара много граней, — спокойно сказал он. — И одна из них теперь мне понадобиться. Поэтому я не буду его скрывать. Зато могу скрыть лицо по обычаю маджан и, как они, служить Великой Матери.
В подтверждение своих слов, он, в самом деле, закрыл лицо свисающим концом тал-лисама, оставляя лишь глаза. Я только вздохнула, подумав, что этим он не только не скрыл своей красоты, а стал ещё загадочней и привлекательней. Серые удивительные глаза с лунными зрачками не смотрели на меня, но, казалось, всё равно проникали в самую душу.
— Какие законы мы можем нарушить по незнанию, Джасир? — Бахира, внимательно выслушав наш разговор, не забыла о главном.
— Это против обычаев маджан, ами, но прошу: ни с кем из мужчин не разговаривайте без меня и закрывайте лица, пока мы не покинем пределы Сурайи. — Без тени улыбки сказал Джастер. — Никуда в городе не ходите без меня, чтобы вас не похитили и не сделали джихайен. Я пока не знаю, где мы найдём комнату для ночлега, но если вам выделят женскую половину, держитесь вместе и помните, что я вам сказал. Это приграничный город, и стража, а также местный эмбе могут закрывать глаза на нарушения закона и порядка. Деньги для них намного важнее, чем обычаи пришлых маджан.
— Неужели по законам этой страны мать не имеет права голоса, Джасир?
— Имеет, но только внутри своего дома, ами. За его пределами всё разговоры с другими мужчинами ведут только мужчины. Только если они сами обратятся к вам — вы можете ответить. Но, прошу вас, не забывайте добавлять «господин».
— Ужасные законы, — тихо пробурчала я под нос, но Шут услышал.
— Это законы Сурта и если никто из нас не хочет попасть в зин-зан, их лучше соблюдать. К тому же, это совсем ненадолго. Ко мне вы можете обращаться в любое время, но не когда я с кем-то говорю. Если нужно что-то сказать — троньте меня выше локтя. Ами, я прошу тебя быть справа от меня. Хоть это и противоречит здешним правилам приличия, но в моём положении допустимо. Яния, тебя я попрошу быть по левую руку. И держитесь не дальше шага. Ближе можно, дальше — не желательно.
— Хорошо. — Мы с Бахирой ответили почти одновременно.
Шут кивнул и поднял лицо к солнцу.
— На сколько локтей опустил Отец свой золотой щит, ами?
— На один локоть, мой сын.
— Тогда нам нужно поспешить. Ворота в город запирают на закате.
Бахира вместо ответа звонко прищёлкнула языком, и её Пламя снова перешла на ходкую рысь. Джастер спокойно держал руки на луке седла Огонька, а я с Ласточкой и мулом замыкала наш небольшой караван.
К тракту мы выехали довольно скоро. Как и говорил Джастер, это была широкая и утоптанная дорога среди просторного поля, и по ней на север брёл большой караван из мулов и тех самых горбатых животных, которых я приняла за безрогих лосей. Я не успела ничего сказать, как Бахира натянула поводья, останавливая свою лошадь и не спеша покидать рощицу.
— Я вижу дорогу и караван на ней, Джасир, — сказала она, не дожидаясь вопроса Шута. — Что нам делать?
— Караван большой?
— Дважды по десять мулов и трижды по пять гаминов.
О, так вот как называют этих горбатых зверей…
— Охрана?
— Я вижу много воинов, Джасир.
— Хорошо. Поедем следом за ними. Не приближайтесь к ним слишком близко, достаточно просто следовать в полусотне шагов. Они сами к нам обратятся.
— Почему мы не можем сразу к ним подъехать? — спросила я, помятуя встречу с Альмахаимом.
— Потому что сейчас я слепой музыкант из народа маджан, — спокойно ответил Джастер. — То есть для этих людей я наполовину разбойник, наполовину бродяга. Прости меня за эти грубые слова, ами.
— Я не оскорблена, мой сын, — с достоинством ответила Бахира. — Шакалы всегда лают на пустынных пардов, потому что боятся их силы. Эти люди знают и помнят силу и дух наших воинов.
— Помнят, ами. — кивнул Джастер. — Едем.
Джастер оказался прав. Едва мы выехали из рощи, как нас заметили «осы». Один из чёрно-жёлтых всадников отделился от каравана, помчался нам навстречу, но скоро повернул обратно, помчавшись галопом к самому началу длинной вереницы животных. Скоро я увидела, что караван замедляет движение, а «осы» явно готовятся к сражению.
Неужели трое маджан, из которых двое — женщины, и в самом деле настолько грозная сила, что даже такой большой караван с многочисленной охраной всерьёз напуган?
Бахира же спокойным шагом ехала к дороге, не стремясь обогнать караван или приблизиться к нему. Я нервно прикусывала губу, и украдкой вытерла взмокшие ладони о парн, стараясь убедить себя, что всё будет хорошо, а вот Джастер смотрел вперед так безмятежно, что я невольно начинала переживать за его душевное состояние.
Слишком спокоен он был всё это время. Слишком легко принял случившееся. Слишком бесстрашно и уверенно отправился навстречу всем нашим врагам. Слишком…
— К нам едут всадники, мой сын, — негромко сказала Бахира, натягивая повод Пламени и возвращая меня в реальность. — Пятеро воинов и с ними богато одетый человек.
— Хорошо, ами, — Джастер по-прежнему безмятежно смотрел куда-то вдаль. — Я поговорю с ними. И помните, что я вам сказал.
— Да, Джасир, — в один голос ответили мы с Бахирой.
Шестеро всадников остановили лошадей, когда до нас оставалось не больше десяти шагов. «Осы» без слов рассыпались полукругом, держа свои копья наготове, пока богато одетый мужчина с короткой густой бородой и в белом тал-лисаме, украшенном золотой брошью с алым камнем, рассматривал нас. В его ушах качались крупные золотые серьги с голубыми, как чистое небо, камнями.
— Приветствую вас, почтенный, — Джастер сложил ладони перед грудью по обычаю маджан и с достоинством склонил голову в вежливом поклоне, едва затих топот коней. На его лице по-прежнему была безмятежность, а серые глаза стали светлыми, как воды Этелле. — Да будет Мать Матерей благосклонна к вашей жизни и к жизням ваших спутников.
— Мне сказали о появлении «песчаных духов», я не поверил словам и решил убедиться в этом сам, своими глазами! Но что я вижу⁈ Две женщины и слепец⁈ — удивлённо вскинул брови бородач. — Что ты делаешь так далеко от ваших песков? Кто эти женщины возле тебя⁈ И почему ты один?
— Я поэт и певец, о достойнейший Назараид, сын Басмана, — снова почтительно склонился голову Шут. — Со мной моя мать и моя сестра. По воле Великой матери мы следуем туда, где каждую ночь встаёт звезда Альк.
— Откуда ты узнал моё имя⁈ — Брови бородача взлетели вверх. — Кто сказал тебе его⁈
— Воля Великой Матери забрала у меня обычные глаза, но взамен Мать Матерей подарила мне возможность видеть людские судьбы, почтенный Назараид, — ничуть не смутившись, также спокойно и безмятежно ответил Шут, а я открыла рот от изумления, радуясь, что Джастер велел при разговоре не поднимать глаз, а парн скрывает лицо.
Возможность видеть людские судьбы⁈ Он это серьёзно⁈ Поэтому он свой дар прятать не захотел? А просто оставаться музыкантом, чем ему плохо было⁈
«Осы» взволнованно запереглядывались, да и сам хозяин каравана выглядел встревоженным и озабоченным.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что ты стал провидцем по воле той, кому вы поклоняетесь?
— Именно так, о мудрейший Назараид. Ты всё понял верно. И в подтверждение своих слов я открою тебе, что среди тех, кому ты доверяешь, скрывается нечестный человек, который хочет обмануть тебя.
Хозяин каравана сначала нахмурился, а затем заулыбался и погрозил Джастеру пальцем.
— А-а-а-й, это ты хочешь обмануть меня, коварный «дух»! Я наслышан о вашем безумстве в битвах, но ты, видно, вместе с глазами потерял и свой разум! Твой язык зол и жалит беспощадно! Такие слова западают в душу острой колючкой и отравляют её ядом подозрений, но я не стану их слушать и сомневаться в тех, кто заслужил моё доверие!
— Воля твоя, почтенный, — с прежним миролюбием ответил Шут, ничуть не утратив своей безмятежности. — Ты везёшь на продажу жгучий альфуль, но прежде, чем продавать его, проверь, не подменили ли его на обычный уголь и золу из костра.
Смуглое лицо Назараида сначала побледнело, а затем покраснело. Он судорожно натянул повод, и его конь недовольно зафыркал и загарцевал, почуяв волнение хозяина.
— Стой здесь, слепец! — воскликнул караванщик, грозя Джастеру пальцем. — Мои люди будут охранять тебя, пока я не вернусь и не прикажу им привязать тебя к хвостам лошадей и тащить до самого Арсаниса за твой лживый язык! А твоих женщин я заберу себе, а когда они мне надоедят, я продам их на рынке!
— А если я прав, почтенный Назараид?
— Тогда я приму тебя и твою семью, как дорогих гостей, слепой сын песков, и помогу тебе в твоих делах! Клянусь самим Тёмнооким!
— Да будет так, — негромко сказал Шут, пока караванщик гнал коня обратно к дороге. — Да будет так.
Пятеро «ос» хмуро переглядывались, не ожидая от нас опасности, но копья не опускали. Я украдкой скосила глаза. Бахира сидела в седле, слегка опустив голову, но я заметила, как она сжимает повод Пламени, чтобы скрыть своё волнение. Выходит, она не знала об этом даре Джастера и теперь волнуется, сказал ли он правду или понадеялся на свой опыт и случай? Ведь в торговле не обходится без такого обмана, это я уже успела понять из наставлений, которые давал Альмахаиму Ашу Сирай.
Я не сомневалась в правдивости слов Шута: сколько раз уже убеждалась, что всё будет так, как он сказал. Но даже то, что Джастер в самом деле видел судьбы других не объясняло, как он узнал имя караванщика. Неужели у него настоящий дар провидца? Но разве это грань тёмного дара, а не светлого?
И почему он сразу не предупредил нас об этом?
Что он задумал?
Сам виновник нашего с Бахирой волнения держал на коленях свежеоструганный посох, смотрел вдаль невидящим взглядом, и вся его фигура излучала такое спокойствие и безмятежность, словно никаких «ос» не было и в помине, а мы наслаждались мирной и безопасной прогулкой.
Тем временем караванщик добрался до дороги. Люди вокруг него засуетились, а через некоторое время от дороги донеслись крики. «Осы» не выдержали и обернулись, стараясь при этом не упускать нас из виду. Я же забыв про предупреждение Джастера, подняла голову и смотрела, как один из людей вскочил верхом на мула и помчался прочь от дороги, прячась от охраны за горбатыми спинами и гружёными мулами.
Но «осы» не зря носили свои копья.
Несколько росчерков мелькнуло в воздухе, и всадник вместе с мулом упал в густую траву, окончательно исчезнув за спинами животных. Я не видела, жив он или нет, но трое чёрно-жёлтых всадников отправились к месту падения и, судя по тому, что они не спешили, я поняла, что обманщик поплатился за свой обман.
— Что там произошло, отун? — негромко спросил Джастер, слегка повернув голову в мою сторону и прислушиваясь к возбуждённым голосам со стороны каравана.
Наша охрана тут же схватилась за копья, а я поспешно опустила голову, пряча глаза. Хватит того, что Джастер догадался, что я подсматривала.
— Они… убили того, о ком ты говорил. Он хотел сбежать, — также негромко ответила я на языке маджан.
— Ясно. — Спокойно сказал Джастер, а к нам уже мчался хозяин каравана. Полы его ярких одежд развевались на ветру.
«Осы» расступились, освобождая место, и караванщик, с потемневшим лицом и сверкающими глазами осадил коня так, что тотнедовольно заржал.
— Верно ли я понял, что ты убедился в правдивости моих слов, почтенный Назараид? — Джастер повернул голову на топот.
Караванщик несколько раз шумно вздохнул, успокаиваясь, и ответил.
— Ты оказался прав, сын песка. Но всё же я не…
— В таком случае, что ты хочешь узнать ещё, почтенный Назараид? — не теряя спокойствия, спросил Шут. — Какие тайны твоего прошлого я должен поведать тебе, чтобы ты внял открывшейся тебе истине и исполнил данную тобой клятву?
— Разве ты не можешь открыть мне будущее? — удивился караванщик. — Почему ты говоришь о моём прошлом?
— Я могу предсказать твоё будущее, почтенный Назараид. Но как ты сможешь проверить мои слова о грядущем сейчас, стоя здесь, а не двигаясь вперёд по своему пути?
Брови караванщика взлетели вверх, а затем он рассмеялся и снова погрозил Джастеру пальцем.
— А ты хитёр, сын песка и солнца! Ты играешь со словами так ловко, что я еле успеваю следить за ними! Так и быть, если ты скажешь мне…
В следующий миг от Джастера повеяло таким холодом, что я не выдержала и посмотрела на него. И едва не ахнула от изумления: всю фигуру Шута окутывал столб света, а глаза словно стали живым серебром.
— Ты думаешь о том, что твоя новая наложница родит тебе сына, и ты сделаешь её своей женой, — звучно, холодно и отстранённо произнёс Джастер. — Но этого не случится. Ребёнок, которого она носит, не твой. Его отец — предыдущий хозяин. Он взял её перед тем, как отдать тебе. Ты узнаешь это по родимому пятну на щеке младенца. Оно такое же, как у его отца.
— Ты, — Джастер повернул голову в сторону крайнего воина, пока изумлённый караванщик беззвучно открывал и закрывал рот, поражённый услышанным, — хороший воин, но путь твоего сына — не твой путь. Не мешай ему делать то, что он хочет и стать тем, кем он был рождён. Ты, — серебряный взгляд переместился на следующего испуганного воина, — оставь те мысли, что отравляют твой разум и тогда твоя нить жизни не оборвётся прежде срока. Ты — вернись домой и окажи должное почтение своим родителям, тогда удача не оставит тебя. Ты — выбрал себе не ту женщину. Она не подарит тебе счастья, но наградит страданиями. Твоё счастье рядом, открой глаза и увидишь. Ты — сделай то, что задумал и не сомневайся, это верное решение.
С каждым словом смуглые лица заметно бледнели и люди уже с неприкрытым ужасом смотрели на слепого прорицателя. Кто-то из них едва слышно бормотал молитвы Сурту. К концу речи Назараид вытер рукой заметно посеревшее лицо и взирал на Шута с откровенным почтением и страхом.
Даже Бахира смотрела на Джастера с таким изумлением, что я не сомневалась — она не знала об этом его умении и не ожидала ничего подобного.
Джастер медленно закрыл глаза, и столб светапогас, словно его и не было. Солнечное тепло снова коснулось кожи, но внутри по-прежнему пробирала дрожь от этого внезапного откровения и той божественной силы, которой коснулся Шут. Конечно, он часто говорил про судьбу, но я сначала отмахивалась от его слов, а потом настолько привыкла к этому, что воспринимала их как…Как ещё одну сказку про старые времена. Ведь многое из того, что он говорил, я и сама могла бы заметить и понять при должном внимании и усердии, поэтому не относилась к разговорам о судьбе серьёзно, воспринимая как очередную отговорку.
Но то, что было сейчас…
Это не было игрой или представлением. Как никогда не были шуткой его слова про богов и мёртвых.
У него, в самом деле, был дар провидца.
— Воистину… Это не обман, а дар богов… — хрипло пробормотал потрясённый караванщик. — Никому не открывал я этих мыслей и своих надежд… Да простит Тёмноокий мои сомнения и промедление в исполнении данной клятвы!
В следующий миг он сделал то, чего я не ожидала: спешился, упал на колени, сплёл перед собой пальцы в уважительном жесте, совсем как Альмахаим, и вежливо поклонился, хотя Джастер и не мог этого видеть. «Осы» чуть помедлив, оставили копья и тоже вежливо поклонились, хоть и не стали спешиваться.
— Я прошу тебя: назови своё имя, о досточтимый элрари, возлюбленный сын песка и солнца, дабы я мог оказать должные почести тебе и твоей семье и принять как дорогих гостей в моём доме!
— Моё имя Джасир, сын Бахиры, — с едва заметной усталостью ответил Шут, снова сложив ладони перед грудью и вежливо склонив голову. Глаза снова стали серыми с лунными зрачками. — Я с благодарностью принимаю твоё гостеприимство, почтенный Назараид, сын Басмана, да благословит Мать Матерей тебя и твоих родных.