Мать радовалась не меньше сына. Присев на диван, она медленно осмотрела весь свой нехитрый скарб, от которого в прежней квартире, казалось, и повернуться негде было, и вздохнула:
- Что ни говори, а мебель придется менять. Так что, отец, готовь деньги.
И действительно, на фоне матово-сизых стен, ослепительно-белых оконных рам и подоконников, зеркального пола их старая мебель выглядела убогой и бедной. Даже купленный недавно сервант не смотрелся, выпирал и лез в глаза. А про обтрепанные стулья и тяжеленный дубовый стол овальной старомодной формы с витыми выгнутыми ногами и вообще говорить не приходилось. Мама была права: сюда так и просилось все новое - свежее и чистое, светлое и красивое, как и сама квартира.
- Конечно, - согласился папа. - Но не все сразу. Приобретем и гарнитур, и холодильник, и торшер купим. И к "Амбассадору" твоему разные причиндалы... Правильно я говорю, Казик?
Папа остановился посреди комнаты, коренастый, сильный, с такой же симпатичной ямочкой на подбородке, как и у сына, и хитровато поглядывал на маму. Та в ответ улыбнулась:
- С фотолабораторией подождете.
- Можно и подождать, - поддержал ее папа. - Казик парень уже взрослый, понимает, что и Москва не сразу строилась. - И пошутил: - Вот только с чубом никак не сладит: торчит, как у ежа! Ты мылом попробуй. А затем расческой пригладь.
Папа снова начал расхаживать по комнате, вымерять, где что разместить.
- Диван как раз станет напротив окна. Смотри, и проход в боковушку остается. Ну-ка, сынок, помоги!
Вдвоем они легко переставили диван, приставили вплотную к стене.
- Смотрите осторожней, - предупреждала их мама, - а то еще мне пол испортите.
Где-то в середине дня, когда, в основном, в квартире уже был наведен порядок и папа начал собираться на завод, Казик спохватился:
- А мне ведь в школу надо было!
Мама взглянула на пузатые часики, временно стоящие на сундучке, и покачала головой:
- Какая там уже школа, сынок. Половина второго...
- Ничего, Алису Николаевну еще успею застать, - настаивал Казик.
Как же иначе: назавтра у них намечена прогулка на Комсомольское озеро, а он за нее в отряде ответственный. Надо узнать у вожатой, не отменили ли по какой-либо причине это мероприятие. Да и вообще, если не в школу, то к Шурке надо забежать обязательно.
И только теперь Казик вспомнил об Агее Михайловиче. Он стал рассказывать отцу об уроке, на котором учитель пообещал показать им самую древнюю счетную машину. Это же как раз сегодня и должен был Агей Михайлович принести ее.
- А ты, папа, видел такую машину?
- Как тебе сказать, - загадочно улыбнулся отец, отрезая ножом толстую краюху хлеба и накладывая на нее кружочки колбасы. - Такая счетная машина и у тебя есть.
- Что? - подался вперед Казик. - И у меня-а? - Ему показалось, что отец пошутил. - Где же она у меня? Где?.. Покажи!..
Отец очень спешил, чтобы не опоздать на работу. Уже на ходу, заталкивая в карман пакет с едой, он вытянул перед собой свободную руку с растопыренными пальцами и сказал:
- Вот она, первая счетная машина человека. Самая древняя.
- Рука? - с удивлением переспросил Казик.
- Да, сынок! Обыкновенная рука с пятью пальцами. Мы с тобой еще поговорим об этом. - И он помахал на прощание Казику и маме. Уже открыв дверь, приостановился и, прежде чем выйти, сказал: - Вернусь как обычно, так что не ждите, ложитесь спать.
До Казика не дошел смысл последних слов отца. Он стоял у стены, взволнованный только что услышанным, и с удивлением разглядывал свои пальцы.
- Рука... Пальцы... Руки... - бормотал он. - И правда, не их ли имел в виду Агей Михайлович?
Вскоре, наспех пообедав, Казик выскользнул за двери.
- Смотри долго не задерживайся! - бросила вдогонку мама.
"И здесь дисциплина! - невольно отметил Казик. - Посмотрим... А сейчас - быстрее к Шурке! Он наверняка знает, и о чем говорил Агей Михайлович на уроке, и о завтрашней прогулке".
Да и про квартиру, про свое седьмое небо хотелось как можно скорей рассказать другу. Пусть знает, какой у него сегодня счастливый день!
Чем ниже спускался Казик со своего этажа, тем чаще ему приходилось замедлять шаги, приостанавливаться и даже по нескольку минут стоять на лестничных площадках, давая возможность пройти тем, кто с разными домашними вещами поднимался навстречу.
Новоселы, сгибаясь, несли на спинах матрасы, тащили узлы с бельем и одеждой, осторожно ступая, несли, держа перед собой, коробки с посудой. Люди не чувствовали усталости: только бы поскорее к дверям новой квартиры! Где воздух и свет, простор и уют... Лица их светились радостью, такой близкой и понятной Казику.
И только какой-то очень важный с виду толстяк сердито командовал носильщиками, которые тащили на плечах причудливый трехстворчатый шифоньер, и недовольно бурчал:
- А почему это лифт не работает? Что мы - лошади? Где начальство?
- Здравствуйте! - поздоровался Казик с сердитым новоселом, как и с каждым, кто шел ему навстречу или кого он обгонял. И объяснил: - Умышленно не включили, чтобы не перегружали, не сожгли ненароком мотор.
- Я не у вас спрашиваю, молодой человек!
- Салют! - взял под козырек Казик и ловко нырнул под шифоньер, протискиваясь вниз.
- Уши надрать надо! - понеслось ему вдогонку, и сразу же послышалось испуганное: - Осторожней, ребята! Гарнитур импортный! Полировку обдерете пиши пропало!.. Ни за какие деньги не реставрируешь.
- Здравствуйте!.. Здравствуйте!.. - здоровался Казик этажом ниже.
Он приветливо улыбался незнакомым мальчишкам, новым соседям, будущим друзьям. Он, как и отец, не любил ни с кем ссориться. Да и как можно ссориться, недовольно бурчать в такой день! Потому и не придал значения неуместному поведению того сердитого, важного с виду новосела, который так рьяно руководил подъемом своего импортного шифоньера.
Казик спускался все ниже и ниже...
"Гу-гу-у!.." - полнилась лестничная клетка над головой разными звуками.
Слышался топот ног, шарканье, звяканье банок, ведер...
Среди новоселов Казик замечал и таких, кто свою жизнь на новом месте начинал с просверливания в дверях отверстий для разных хитроумных замков.
Засучив рукава, они с усердием налегали грудью на стамески и буравчики, натужно сопели, лихорадочно лупили молотками и ни на кого не обращали внимания.
"И чего торопятся?" - не понимал Казик и почему-то старался не наступать на стружки и опилки, устилавшие площадки перед дверьми.
Он радовался, что для них внутренний замок, как сказала мама, дело десятое, успеется, и вообще, что весь этот кавардак переселения для него уже кончился.
Как хорошо, что они приехали рано утром!