- Книги дают мне возможность быть там и с теми, с кем я не могу быть в действительности.
А я не могу быть в действительности с ней, и книги мне не помогут. Я и читаю, чтобы там, в книгах, найти подтверждение своим переживаниям.
- Ты сейчас читай "Войну и мир", заранее, чтобы к тому времени, как мы подойдем к Толстому, у тебя было все прочитано. Потом "Преступление и наказание". Читай русскую классику.
- А я еду на несколько дней в Новгород, - неожиданно говорю я. Маленькое путешествие.
- Один? - удивилась она.
- Ас кем же? Конечно, один.
- Ну что ж, счастливо. Расскажешь потом, как путешествовал.
Подошел ее автобус. Она уехала.
Оказывается, на улице теплынь. Я увидел все вокруг. Кирпичный дом, деревья в зарешеченных лунках на асфальте.
Я положил руку на ствол. Деревья живые, тепла и эластична кора, шелковисты листья, пористая древесина дышит.
Я шел домой и наслаждался зрением. С ней я слепну. Тысячу раз перебирал наш с ней разговор. Путешествие. Вот ведь вылетело. Теперь придется ехать обязательно и срочно.
Я давно задумал путешествие. И деньги есть - тридцать рублей, отложенные на зимние ботинки. Далеко не уедешь. В Таллин нельзя: Капусов подумает - обезьянничаю. По дороге домой зашел в библиотеку - взять путеводитель.
Мама, конечно, не захочет меня отпустить.
14
Двадцать пятое сентября.
Провожающие стояли по ту сторону автобуса и напряженно смотрели в лица отъезжающим через тусклые, в подтеках стекла. И хотя лично меня никто не провожал, я устал от этих гипнотических взглядов.
Наконец тронулись, провожающие поплыли назад, а пассажиры облегченно откинулись на спинки сидений.
Все-таки странное это чувство - уезжать. Завтра все здесь будет по-прежнему. Те же улицы, дома, люди.
Знакомые пойдут в школу и на работу. А у тебя все станет другим, новым и интересным.
У меня в портфеле подробный путеводитель. Я ехал осматривать достопримечательности и дышать воздухом путешествия.
За городом потянулись поля и леса. В селах подбирали пассажиров. Свободных мест не было. Какая-то бабка сидела прямо передо мной, на ступеньках у двери, подстелив голубую трикотажную майку. Каждый раз, когда нужно было впустить людей, она поднималась, забирала свою майку, потом стелила ее и опять садилась. У нее было коричневое заплывшее лицо и чистые глаза, как два озерца. Каждый раз, когда она, кряхтя, вставала, мне было стыдно. Вообще-то полагалось уступить ей место, но место у меня было нумерованное. Я мучился и продолжал сидеть. А она снова вставала и снова опускалась на ступеньки. Я имел право на свое место, я заплатил за него и должен был ехать пять часов, а бабка вышла через час. С другой стороны, я отравил себе жизнь.
Впереди все застило тучей. От этой синей тучи до горизонта протянулись тонкие, почти пунктирные линии, какие бывают на гравюрах, когда японцы изображают дождь. Где-то впереди, наверно в Новгороде, лило.
Туча шлепнулась за горизонт, слилась с асфальтом, и в природе осталось два цвета: серый - неба и дороги и серо-розовый - полей по сторонам. Потом пошли серо-розовые деревни, и вдруг впереди все распахнулось и вылился, искрясь, поток золота. Золото солнца и золото куполов. Кремль. Мы въехали в Новгород.
Честно говоря, я уже не знал, зачем приехал. В самом деле, сорвался, школу прогулял, не ради же достопримечательностей и возможности потом обмолвиться Тонине в двух словах - ездил, мол, видел памятники архитектуры, нюхал.
В гостинице для транзитных места были. Комендантша, не глядя на меня, сказала:
- Паспорт.
Я опешил. У меня даже комсомольского с собой не было. Я его дома храню.
Она посмотрела из-за своей перегородки и сразу все поняла.
- Где твои родители?
- Мама в Ленинграде.
- А что ты здесь делаешь один?
Я сразу понял, что про путешествие нельзя говорить ни слова. Будто кто подтолкнул меня, научил.
- К папе приехал.
- Ну и отправляйся к папе.
- Мне туда нельзя. У него новая жена. И мама не знает, что я здесь. Она думает, я к товарищу на дачу поехал, на воскресенье.
Комендантша заинтересовалась, даже взволновалась. Я попал в точку.
- А давно они разошлись? - сочувственно спросила она.
- Год уже.
- Ах ты бедолага! Как же ты повидаешься с ним?
- Я его подкараулю, я дежурить у дома буду.
- А ты прямо к нему иди. Не съест же тебя его жена?
- Нет, не могу.
- Ну селись. Тебе одну ночь? Две? Давай два рубля. И чтобы все было в порядке. Завтра утром сама проверю.
Я посмотрел, где моя койка, и пошел в город.
Солнце, приветливо встретившее меня, пропало. День снова серый, и дождит.
Без всякого энтузиазма завернул в кремль и попал в картинную галерею.
Смеркалось, а в залах света еще не зажгли. Там было и так светло - от картин. Хорошо все-таки: за окном дождь, а перед тобой радужный мир красок.
Я влюбился в одну картину и не отходил от нее. Ромашки и маки в траве, а трава так сочна, что кажется - испачкает зеленью одежду. Я сел перед картиной на диванчик и сидел. Будто бы сидел. На самом же деле упал навзничь в эту траву, цветы и кричал:
"Тонина! Тони-на!!"